ие высшее. То-се, песни, танцы, провожанье,  ночеванье.
Утром  Дрюмов  отдирает голову от расшитой подушки, в дверях  родители  этой
девушки,  одеты в национальные костюмы, в руках блюдо, покрытое национальным
орнаментом, на блюде национальные кушанья и напитки. Дрюмов ей шепчет:  "Это
маскарад?",  она ему отвечает: "Не маскарад, а обычай утреннего поздравления
молодых".  Звучит национальная музыка, говорят на своем языке,  она  Дрюмову
переводит:  "Дорогой зятек, откушай, не погнушайся". А башка у него  трещит.
Взял  долбленый,  национальный  ковш, ошарашил,  потом  еще  засадил,  ожил,
побежал  по  делам.  Вечером ему уезжать, она заявляет:  нельзя,  мы  должны
нанести  визиты  всей  родне, а это полтора-два  месяца.  "Какой  родне?"  -
"Нашей,  мы  женаты,  прошли все обычаи, все ритуалы  соблюдены,  ты  принял
утреннее  угощение, если уедешь - навек опозоришь, аксакалы  скажут:  смерть
ему!"
  Вот  как  бывает, товарищи. Спросите: женился ли Дрюмов? Отвечаю: нет.  Он
запил, только тем и спасся. Но с головой что-то случилось. Теперь вот у  нас
сидит,  разучивает  на  гармошке танец падеспань.  У  него  три  мечты,  три
навязчивые  идеи: выучить падеспань, победить на турнире акынов  Томского  и
изобрести  атомную  бомбу, чтобы бросить ее на родню той местной  поволжской
девицы. Только и слышно в отделении звуки гармони "отвори-затвори" и  текст,
под который легче разучить танец падеспань.

  Вначале проигрыш:

                         Ираздва, ираздва, ираздва,
                         Ираздва, ираздва, ираздва.

  Далее слова:

                         По аллеям петровского парка
                         С пионером гуляла вдова.
                         Пионера вдове стало жалко,
                         И вдова тра-та-та, тра-та-та.

  Это "тра-та-та" оставляло много места для домысла.
  Вторая  идея - победить Томского - Дрюмовым тоже постоянно осуществлялась,
он оглашал наши сборища непрерывно, прямо надоедал:

                         Когда ты смерть ласкаешь песнью,
                         Угодно то бесов вертенью.

  Ну что это? Или того чище - залетел к демонам Кришны:

                         В телесных усладах и жаждах
                         Прими ликования взгляд.
                         В душе навсегда однажды
                         Ом тат сат.

                         Весь в тучах воды духотворной,
                         Багряный от молнии свет,
                         Цвет Кришны в любови проворный,
                         Как сказано шлоками вед...

  Или:

                         Книги Веды и Торы
                         Заучи, рабий скот.
                         Дрессировка и шоры
                         Твой удел в род и род.

  Были у Дрюмова и остросоциальные:

                         Зеленит Россию доллар,
                         Это все проделки Боннар...

  Ну и так далее.
  Третью   мечту,  про  атомную  бомбу,  Дрюмову  не  осуществить   никогда:
лаборатории у нас нет. А если б была лаборатория, тогда пришлось  бы  лишать
Дрюмова лаборатории.


Ночной разговор

  Страшным шепотом разбудил меня иностранец, вывел из отделения и долго  вел
по  направлению  к шоссе. Когда шум тяжелых грузовиков почти  заглушал  наши
голоса, иностранец сказал:
  - Я должен вам сообщить тайные знаки масонов.
  -  Господи  Боже мой, Боже милостивый! - воскликнул я, - и  ты  сюда  меня
тащил? Да мы их все и так знаем.
  Потрясению иностранца не было предела. Он расспрашивал и про шпагу, и  про
мастерок, про различные степени посвящения, про всякую ритуальность, эмблемы
и символы масонства, я все зшл.
  -  Ты  больше  не  мучайся  и с ума не сходи, - посоветовал  я,  -  пойдем
обратно.  Чего  и  кого ты испугался? Сейчас на каждом  углу  продают  любую
литературу: про кровь, ритуальные убийства, про все ордена и ложи масонства,
ну  кто  же  это не знает? И не мучайся. Хочешь, я скажу тебе главную  тайну
русских?  Она  проста: жизнь для нас на земле - временна, в этом  все  дело.
Верящих  в  жизнь вечную ничто не увлечет и никто не купит. Говорят,  мы  не
работаем,  а зачем и на кого? Говорят, наши пространства для бродяжничества,
нет,  они для выхода в космос. Не дорожим мы здешней жизнью, вот и вся  наша
хитромудрия.  Тут даже и секрет запоев. Пропади все пропадом, на  все  рукой
махнем  и  жизнь губим. Идет польза в руки, ну ее на хрен, и  так  далее.  А
вспомни  наши здравицы (долой это навязанное кавказское слово - тост),  наши
здравицы, ведь бывал в застольях?
  -  Бывал,  -  говорил  иностранец. Бедный, он  впал  в  прострацию,  когда
обнаружил, что главные его секреты давно известны. А он-то хотел спасти, он-
то хотел предупредить. - Бывал. - Он спотыкался на ровном месте. - И знаете,
что  молоток, серп и молот, циркуль, треугольник, кинжал - все это масонские
символы?
  - Знаем.
  - Знаете и живете?
  -  Еще  как!  Вспомни наши здравицы: давайте выпьем за то, чтоб  пилось  и
елось,  да  чтоб работа на ум не шла! Над собой смеемся! Нам, русским,  мало
одного состояния, мы постоянно знаем, что есть и другие, мы не жалеем губить
время,  так  как постоянно кажется, что это не та жизнь. Немец  думает,  что
живет,  американцы там, англичане, им что дано, что внушено, тем и живут,  а
мы нет. У них смысл жизни в прибавлении данного или унаследованного, для них
доходная  работа (любая!) становится любимой. Для нас легко  швырнуть  любую
зарплату,  если работать неинтересно. Ну и так далее. Оттого с нами  трудно,
оттого мы непонятны, оттого на нас сердятся, злятся даже. Ненавидят: как это
вдруг  в  таком  расчетливом  мире да вдруг такой  безалаберный  народ?  Они
сплочены,  мы  разобщены, почему? У них палка закона,  закон  стада,  у  нас
богатство мыслей и личностей. Ты же ходишь в курилку, ты же слышишь сто  раз
на  дню  самое различное, а назавтра опять и опять новое, где еще  такое?  У
наших  врагов  единый фронт, у нас постоянные расколы и разобщения,  это  от
наших достоинств. Вот и поднимается против нас хаёж, потому что ютятся  люди
команды,  люди насильственной солидарности, ненавидят друг друга и вынуждены
быть сплоченными.
  Плохо  меня  слушал иностранец. Он потрясенно сообщил мне,  хоть  я  и  не
просил,  о  некоторых  событиях  в отделении.  Ему  предложили  драться  по-
иностранному. Он согласился. А как по-иностранному? Рессорами от "тойоты".


Силен стукачества синдром

  Конечно, это опять стихи, куда от них деваться, только цитированием  можно
избавиться.  На  сей  раз поэт Колымский (псевдоним, конечно);  "Наш  бардак
затмил  Ирак. Нас - тьма и у нас тьма холуев - холопов куска около  кормушки
цека.  Бункера в центре мира. Раствор в створ дорог. Кроссворд. Кросс Форда.
Морда  фермера, на ферме корма, сильна теорема Ферма. Лорды,  монтеры  угла,
архитекторы  проходного двора. Мельтешит мишура с утра, заначка  зоны  шизо,
замочная  скважина мира, мирно приимем мирро принципов трех: вредно  курить,
пить противно, целоваться стыдно..." Тут Колымский срывался на публицистику.
О,  если  б я всех поэтов цитировал, места бы ни в каком журнале не хватило.
Поэты  отделения  нашего  обрекли  себя на бессмертие.  Расходясь  в  темах,
размерах,   взглядах   особенно,  они  сходились  в  одном,   выраженном   в
коллективном четверостишии:

                         Я очень-разочень приличный,
                         Я сам для себя, я вполне!
                         Я самый-рассамый отличный,
                         Я с веком любым наравне!

  Что с них взять, кроме анализов!


Мое выступление в клубе

  Передаю  его без комментариев. Честно говоря, я предназначал стой труд  об
органах  человеческих чувств для журнала "Психиатрия", но журнал  выпускался
где-то  далеко,  выпускали его явно ненормальные люди,  ни  одного  слова  в
журнале  нельзя  было  понять. Хотя это могло делаться  и  специально,  чтоб
понимали  только свои, а остальные чтоб башку сломали. Это ж  тоже  делается
специально, вся эта головоломная наука, все шарады и лабиринты. Неужели кто-
то  падает до уровня разгадывания кроссвордов? Это в поезде куда ни  шло,  в
самолете, там, кстати, и детективы не во вред, там поневоле пленник  времен,
которое  уходит  на преодоление пространства, но ведь есть люди,  которые  и
журнал без чайнворда не купят, нормально ли это?
  Итак: Высокое собрание! Звуки мира, его краски, впечатления, запахи,  вкус
приходят  к нам через органы чувств. Органы эти суть мы сами, и для познания
себя  не  надо сразу устремляться в подкорку, надо понять, что не мы  делаем
мир, а он нас, и именно через наши чувства.
  Начнем  со  слуха.  Так  как  цель сообщения -  выявить  способы  проверки
органов  чувств,  то проверка слуха наиболее доступна. Слух  проверяется  не
шепотом  в  кабинете  врача, а откликом на звуки мира.  Для  этого  надлежит
разработать  вопросник  для  проверяемых с учетом  их  места  жительства.  С
городских  спрашивать знания звуков вдвое меньше, чем  с  деревенских.  Слух
внутренний  проверяется  особо.  Бывшие деревенские  в  городе  проверке  не
подлежат.  Звуки  естественного  мира и звуки  мира  механического  стоят  в
различных  вопросниках,  подлежат  сравнению  через  коэффициент.   Кваканье
лягушек идентично звукам заводимого подростком мотоцикла, но несоизмеримо по
воздействию  на  естественный  мир.  И так  далее.  Я  говорю  конспективно.
Графики,   построенные  мною,  выявляют  движения  звуков   естественных   к
затуханию,  а звуков искусственных - к росту. Однако на графиках  заметно  и
то,  что  звуки землетрясений, извержений, оползней и тому подобные способны
заглушить любые другие и даже лишить нас слуха.
  Зрение.  Проверка  его  вульгарным способом делит людей  на  дальнозорких,
близоруких и слепых, мы же предлагаем тип зрения, которым обладают  все,  но
не все пользуются, он в том, чтобы видеть в предметах и явлениях невидимое и
наоборот.  Для  вас, друзья, это не требует дополнительного объяснения,  для
остальных  скажу пример: слепой чувствует опасность быстрее  и  острее,  чем
зрячий.  Чем  это  объяснить? Он не мог, как зрячие, видеть,  но  он  раньше
зрячих  ее  ощутил.  Значит,  это чувство, нам  неизвестное.  Хотя  не  надо
пытаться для достижения этого чувства ходить в темных очках, тут дело  не  в
слепоте.
  Осязание.  В  переводе на язык медицины - пальпация. Осязание посторонними
пальцами  нам неприятно, значит, не надо осязать. Осязание излучает  энергию
без прикосновения не только на биологическое, но и на минералогическое тело.
При нажатии на тело трупа - в месте нажатия возникают голубые пятна. Так  же
прикосновение  приучает  нас  к  вещам,  потеря  их  осязания  действует  на
сознание.  Из детства: бабушка расстраивались, когда теряла ухват, привычный
к  рукам,  дедушка  - топор. Тут примеры взаимной любви,  то  есть  осязание
влияет на меру и оценку вещей.
  Обоняние  запахов.  Исключая случаи аллергии, особенно  весенне-летней  на
какие-то  цветы и деревья, люди в основном сходятся в оценке  запахов.  Всем
невыносим  запах  вокзальных туалетов, перегонки  нефтепродуктов,  а  запахи
полыни, моря, леса, гречишных полей, любимых цветов действуют терапевтически
и  неврологически очень положительно. Тут прибавляется действие памяти: кому
что это напоминает. Черемуха - первый поцелуй, и так далее.
  Вкусовые  качества.  Ко вкусу во всех нас есть чувство  недоверия,  ибо  в
пищу  подсылают  лекарства,  а  лекарства  не  свойственны  организму.   Для
организма  сама  пища  есть  лекарство, она -  источник  жизненной  энергии.
Загадка  в  том,  что люди с изощренным вкусом, гурманы,  переевшие  все  на
свете:  черепах  и лангустов, любые деликатесы, именно они  умирают  гораздо
раньше,  гораздо  раньше теряют жизненную энергию, нежели те,  кто  питается
одним  хлебом  и  водой,  изредка овощами.  То  есть  вкус  пищи  -  понятие
малоизученное.
  Перечисленные  пять чувств - привычные чувства. Но есть еще  пред-чувства,
это  предчувствия,  предшествующие реакции  организма  на  что-то.  Законный
довод:  если есть пред-чувствия, значит, должны быть после-чувства, то  есть
оценка уже прочувствованного. Именно после-чувствием определяется дальнейшее
поведение, его адекватность миру чувств. Поясним примером.
  В  нашем  отделении есть люди, есть они и среди внимающих сейчас мне,  те,
кто  знает  ответы  на  все вопросы, мыслит просто и  доступно.  Мы  с  вами
изобрели  все,  что  нужно  народному и  частному  хозяйствам,  соединили  в
проектах материки, определили границы терпению народа, и почему же мы здесь?
Там,  в  диком мире разных демократий, пишут гимны на срезе рисового  зерна,
катят  носом горошину через всю Италию, запечатываются в бочку и прыгают  по
водопадам,  и  это  считается  нормальным?  Ведь  ясно,  что   в   них   нет
предчувствий,  что  это  глупость, а послечувствие  одно  -  книга  Гиннеса,
которая  уж  вовсе для свихнутых. Но изучать предчувствия на примере  рыбок,
которые  в  Японии чувствуют землетрясения, обманчиво. И собака чует  смерть
хозяина, и ворона не путает палку с ружьем, но нет широты инстинктов, как  у
человека.  Хотя  есть  попытка сближения, например: я  уходил  из  отделения
иногда  на  три-четыре дня и каждый раз такое умнейшее существо,  как  паук,
оплетало  паутиной заварной чайник между крышкой и носиком. Паук должен  был
предчувствовать, что я вынужденно уничтожу его труд, или же он надеялся, что
я заведу новый чайник?
  И  последнее. Человек слабее природы в том, что сам убивает свои  чувства,
а  не  развивает.  Курение глушит чувство приближения опасности,  но  многие
курят.  Почему?  Развивают  смелость?  Напротив,  развивается  трусость.  Но
трусость и смелость не чувства, а качества.


И что вы думаете?

  Думаете,  такое блестящее выступление прошло на ура? Увы и горе мне,  и  в
нашем клубе не без завистников, хотя и очень тонких. Стали говорить, что мой
доклад  тянет на уровень открытия, но что открытие должно быть не  целью,  а
потребностью,  что в открытии моем, если это и открытие,  не  пройдено  пять
этапов,  а  этапы эти не испытаны разумом и подсознанием. Этапы же  открытия
суть  таковы:  подготовка,  инкубация мысли,  формирование  ее,  озарение  и
завершение. Так вот, подготовка мысли и ее завершение поверяются разумом,  а
инкубация и озарение подчиняются бессознательному помимо нас, и что  в  моем
докладе того и этого было не без этого.
  Вот  и  пойми.  Другой выскочил и тоже вроде бы не опровергал  ценностного
уровня  моей работы, но тоже, подлец, говорил так, что все поняли: вот  если
бы  он  взялся за чувства, то да, а так - это пока нащупывание  темы,  схема
тезиса.
  -  Есть  четыре  момента любого явления, - говорил он, - это:  притяжение,
отталкивание,  скручивание  и  совокупность.  Проверим  бесспорность   этого
положения на сообщении. Что есть чувство: отталкивание или скручивание? И то
и другое идут вслед за притяжением, но где же совокупность?
  Словом, замотали. Да и ладно.


Сеня Ганза пришел

  Тем  более  вся  дискуссия кончилась, начались валютные  дела.  Этот  Сеня
завел  игру  по  палатам. В одной палате объявлялось одна денежная  система,
бумажки  рвали из газетной бумаги, в другой палате ходили деньги, нарезанные
из тетрадных листков, в третьей - какие-то тряпочки, в четвертой - кружки из
жести  консервных банок, и тому подобное. Сеня Ганза закабалил всех. Он  для
начала  приватизировал туалет. Правда, что есть, то есть, туалет Сеня вымыл,
повесил  полотенца, вставил стекла вместо фанеры, под окном посадил  мальвы.
Но за этот туалет стал брать изобретенными им деньгами, завел курсы обменной
валюты.  В этих курсах разбирался только сам Сеня. По палатам постоянно  шли
обмены  бумажек, тряпочек, жестянок, как дети, право. Но скоро народ  взвыл,
когда не только за туалет, а и за другие виды услуг надо было платить Сене и
его  агентам,  такие  нашлись. Умыться без предоплаты стало  нельзя.  Туалет
вообще стал недоступен, бегали за угол удобрять Сенины мальвы.
  Мудрецы  из нашей курилки (курилку отстояли, пока была бесплатной) решили,
что все наши беды оттого, что мы лишились единого денежного пространства. Но
оказалось,  что  и единое юридическое пространство кончилось,  нельзя  стало
обиженным  и  оскорбленным от Сени найти у кого-то правду.  Всюду  были  его
шестерки.  Вербовал  он  их  из пятой колонны,  так  он  называл  творческую
интеллигенцию. Когда было надо, они устраивали Сене оппозицию,  и  отделению
казалось, что время Сени прошло; когда было не надо, оппозиция переходила  к
политике  поддержки  Сени  (Сеня за это бросал на съедение  одного-двух-трех
своих   шестерок).  Пятая  колонна  легко  была  управляема  Сеней,  он   ее
подкармливал, присваивал какие-то звания, учредил систему орденов и  знаков,
сам  же их и делал из алюминиевых ложек. Прикармливал и буквально, ибо повар
был  у Сени в неоплатном долгу. Сеня внушал своей пятой колонне, что они все
знают,  знают и концы и начала, умеют все, и толково вводил интеллигентов  в
гордыню  всезнайства. Сам-то Сеня отлично знал (Платона  он,  в  отличие  от
Петь,  почитывал), что демократия и тирания - близнецы-братья, Сеня  отлично
сработал  на том, что превратил отделение в сплошной Гайд-парк,  где  каждый
кричал любую глупость, дикость или что-то умное, тем самым Сеня свел к  нулю
действие  любых  высказываний. Сеню интеллигенты прекрасно обслуживали.  Они
ужасно  сердились на глупую массу, которая не понимала своего счастья  и  не
носила  Сеню на руках, а тихо ненавидела. Темные, что с них взять. Выражаясь
научно,  теория  в  нашем отделении присвоила себе права  диктата.  То  есть
теоретически всем внушалось, что власть Сени законна и безгранична, что Сеня
конституционен и непогрешим, а раз такая теория, то Сеню может снять  только
Господь.
  Вот на этом я и поймал Сеню, "Теория, - сказал я ему, - это созерцание,  а
не  мародерство.  Ты так всех замордовал своими играми,  что  вот  тебе  мой
приказ: прекрати".
  И  Сеня прекратил. Ради правды скажу, что чистота в туалете быстро улетела
в  разряд  воспоминаний.  Этот  факт Сеня Ганза  всегда  напоминал  в  своих
выступлениях.
  Мудрецы  же  наши  говорили, что на этом Сене можно  изучать  все  попытки
закабаления  России  завезенными влияниями. Вспоминали Сенины  экономические
санкции против палат, его умение ссорить людей, и так далее. Вспоминали, как
он  громче всех кричал, что у него ничего нет, вызывал к себе жалость,  хотя
именно  у него все было. "Именно такие и кричат, - говорил Намыленный,  -  я
тоже, как только разживусь, сразу начинаю прибедняться".
  Сеня стих.


Пошехонский народ

  Палатная  моя  публика  была  всякая, в  основном  пассионарная,  то  есть
взвинченная, вспыльчивая, как порох, нервная, короче - серьезная. Поддавшись
общему  психозу  и  насмотревшись конфликтов,  решили  завести  свои  армии.
Вводили  свои же звания: бугор - полковник, шиш - генерал, пупок - ефрейтор.
А  кто  вспоминал  ваше превосходительство, вашескородие,  кто  склонялся  к
мысли,  что  хватит  и  нашивок. Вводили новые команды, заменители  прежних.
Например,  команда  "На караул!" звучала так: "Железяку на  пузяку  -  гэп!"
Команда  "Смирно!" - так: "Кажу: не вертухайсь!" Но вскоре эти игры  надоели
да  и стали накладны - солдаты перестали работать, а кормежки требовали  как
авиадиспетчеры. Очень дорог стал суверенитет. "Ще мы з глузду не зъихалы,  -
рассуждали местные политики, - чтоб еще и забор городить да паспорта менять.
Ни бетона, ни бумаги, да и в гости охота наведываться".
  Так  и  эти игры в суверенитет забылись, как забылись и денежные  системы,
Сенины  Ганзины  валютные игры, только долго еще по  палатам  и  в  коридоре
валялись  редко  подметаемые бумажные и тряпочные  ассигнации,  да  кое-кто,
выдумав себе праздник, надевал по его случаю жестяные ордена.
  А  была  у  меня палата, моя любимая, которую не могли поколебать  никакие
новов