ьзя  оправдать  то  выпрашивание  похвал  и  статей,
которыми занимаются современные авторы. Это тоже нищенство, пауперизм  духа.
Нет шедевров, погибших в  забвении.  Ложь  и  угодничество  писак  не  могут
поддержать жизнь дрянной книги.
     За мужеством  критики  должно  следовать  мужество  похвалы.  Поистине,
настало время воздать должное достоинствам г-на Бейля. Наша эпоха многим ему
обязана: не он ли первый открыл нам Россини, прекраснейшего гения музыки? Он
постоянно защищал его славу, которую Франция не сумела сделать своей славой.
Выступим же и мы в защиту писателя, который лучше всех знает Италию, который
мстит ее захватчикам за клевету на нее, который так хорошо выразил ее дух  и
гений.
     До того как я взял  на  себя  смелость  похвалить  "Пармскую  обитель",
встретив г-на Бейля на Итальянском бульваре, я видел его в обществе раза два
за двенадцать лет. Всякий раз наша беседа только подтверждала мое  мнение  о
нем, составленное на основании его произведений. Он рассказывает с тем  умом
и изяществом, которыми в высокой степени обладают Шарль Нодье и де Латуш. Он
даже напоминает последнего прелестью своей  речи,  хотя  его  внешность  (он
очень тучен) на первый взгляд противоречит тонкости ума и  изяществу  манер;
но сейчас же он заставляет забывать о ней, как доктор Корев, друг Гофмана. У
него прекрасный лоб, живой, пронзительный взгляд и сардонический рот - одним
словом, черты, очень соответствующие  его  таланту.  Он  вносит  в  разговор
какую-то загадочность, какую-то странность; она, видно, и побуждает  его  не
подписываться уже прославленным именем Бейль, а называться  то  Котонне,  то
Фредериком.  Он  приходится,  как  мне  говорили,  племянником   знаменитому
труженику Дарю, одному из сподвижников Наполеона. Естественно, что император
пользовался услугами г-на Бейля. 1814 год, разумеется, прервал его  карьеру,
он переехал из Берлина в Милан, и вот контрасту между жизнью Севера  и  Юга,
поразившему его, мы обязаны появлением этогo писателя. Г-н Бейль -  один  из
выдающихся людей нашего времени.  Трудно  объяснить,  почему  этот  глубокий
наблюдатель, этот искусный дипломат, доказавший и  своими  произведениями  и
высказываниями возвышенность своих идей и  обширность  практических  знаний,
остается  только  консулом  в  Чивита-Веккье.  Никто  не  мог  бы  достойнее
представлять Францию в Риме. Г-н Мериме давно знает г-на Бейля  и  похож  на
него; но учитель изящнее и проще.  Произведения  г-на  Бейля  многочисленны,
отличаются тонкой наблюдательностью и обилием идей. Почти все они  описывают
Италию. Он первый дал точные сведения об ужасном судебном деле Ченчи; но  он
недостаточно  объяснил  причины  казни,  которая  произошла  независимо   от
процесса и была вызвана заговором, продиктованным алчностью.  Его  книга  "О
любви" выше книги г-на Сенанкура и приближается к великим учениям Кабаниса и
Парижской школы, хотя грешит отсутствием  систематичности,  которым,  как  я
сказал уже, отмечена и "Пармская обитель". Он  отважился  в  этом  маленьком
трактате  на  слово  кристаллизация,  чтобы  определить  явление  зарождения
чувства, и словом эти пользуются сейчас,  посмеиваясь,  но  оно  будет  жить
благодаря его глубокой точности. Г-н Бейль пишет с 1817 года. Вначале у него
заметны были некоторые проявления либерализма; но я сомневаюсь,  чтобы  этот
трезвый ум дал провести себя пустяками двухпалатной  системы  управления.  В
"Пармской обители" заложен глубокий смысл, который, конечно, не противоречит
монархии. Автор смеется над тем, что любит, он - француз.
     Господин  Шатобриан  говорил  в  предисловии  к  одиннадцатому  изданию
"Атала", что эта книга ничуть не похожа на предыдущие издания, настолько  он
выправил ее. Граф де  Местр  признавался,  что  семнадцать  раз  переписывал
"Прокаженного из долины Аосты". Я пожелал бы, чтобы г-н Бейль также принялся
за  переработку,  за  шлифовку  "Пармской  обители",  и  тогда  роман   этот
приобретет тот блеск безупречной красоты, который гг. Шатобриан и  де  Местр
придали своим любимым книгам.