и рукопись своей пьесы.
     - Я  был на  служебном подъезде.  Вот,  тебе  два  письма, - сказал он,
протягивая  их Полине, -  а  эти все  мне, в основном вздорные. С той сценой
теперь все в порядке. Мы  сделали крошечную купюрку.  Минуты через  две тебя
позовут, Полина.
     В  нише возле двери стоял небольшой письменный стол, и  Чиверел положил
на него свою корреспонденцию.
     Полина медлила.
     - Я  уже  иду. Мартин,  здесь одна  девушка  из  местного  театра.  Она
потратила целый день и приехала сюда только ради встречи с тобой.
     Чиверел раздраженно передернул плечами и сел.
     -  Отли незачем было  впускать  ее. - Он  вскрыл письмо и пробежал  его
глазами.  Его нисколько  не  интересовала  эта  девушка, но он понимал,  что
говорить  с Полиной, повернувшись к ней спиной, - просто  свинство. Но  даже
несколько  минут  работы на сцене вымотали его,  и он  мечтал,  чтобы Полина
поскорее ушла и оставила его одного.
     - Отли пытался задержать  ее, но не смог,  -  объяснила  Полина.  - Это
очень  решительная  девушка,  и  я  не  удивлюсь,  если она окажется  совсем
неплохой актрисой. А теперь, раз уж она здесь, ты поговоришь с нею?
     Не оборачиваясь, он резко ответил:
     - Нет.
     - Не злись, Мартин...
     На этот раз он обернулся и взглянул на нее.
     - Она не  имела права  врываться сюда. И я могу  только сказать ей, что
мне до нее нет ровно никакого дела. Прости, Полина, но если даже она молодая
Дузе или Сара  Бернар,  мне  это  совершенно безразлично.  Меня это  уже  не
интересует. И слава богу, мне больше не нужно  искать многообещающих молодых
актрис. Чего ради я должен отдавать себя на растерзание?
     -  Мартин, ты  неправ, -  укоризненно сказала Полина.  -  Зачем  ты так
говоришь?
     - Мисс Фрэзер, на сцену, - позвал кто-то снизу.
     Уже с порога Полина крикнула ему:
     -  Хоть  бы  с тобой  что-нибудь  случилось,  Мартин! Не  знаю что,  но
что-нибудь  такое  удивительное,  чего  нельзя  объяснить,  а  можно  только
почувствовать. - И она хлопнула дверью.
     Просматривая письма, Чиверел услышал, что  другая дверь отворяется,  но
не обернулся.
     Затем молодой голосок произнес:
     - Я актриса, мистер Чиверел. Меня зовут Энн Сьюард.
     Он даже не взглянул на нее.
     - Вы не имели права входить сюда. Прошу вас уйти.
     - Я играла во многих ваших пьесах... и я люблю их.
     Чиверел  торопливо порвал два конверта и письмо  от женщины, приславшей
ему пространную идиотскую заявку на пьесу о переселении душ.
     - Но тем не менее я занят и не желаю вас видеть.
     - И даже взглянуть на меня не желаете? - недоверчиво спросила девушка.
     - Нет, -  ответил он сердито, не оборачиваясь.  - Прошу  вас немедленно
уйти.
     Последовала пауза - странная, недолгая пауза.
     -  Вы  пожалеете, что сказали  это,  и  очень скоро. -  Она  говорила с
необъяснимой  уверенностью.  Чудная девица; голос как будто неплохой;  но он
все же не собирался замечать ее существование. Он слышал, как она  ходит  по
комнате,  и не мог понять, что она собирается  делать.  Потом она сказала, к
его изумлению:
     -  Смотрите,  перчатка  опять  на  полу.  Даже   привидения  за   меня.
Берегитесь!
     Он услышал звук закрывшейся за ней двери, но  еще некоторое время сидел
неподвижно. А когда встал, то обнаружил, что она взяла фехтовальную перчатку
из шкафа, дверца которого была открыта, и швырнула ее на пол,  словно бросая
вызов.  Какая-нибудь давным-давно почившая  и позабытая Розалинда носила эту
перчатку, и  он рассматривал  и  разглаживал ее с меланхолической нежностью.
Когда там внизу, на  сцене,  впервые надели  эту перчатку,  зеленую с  алым,
Арденнский лес, где "время они  проводили беззаботно, как, бывало, в золотом
веке"{1}, не казался таким далеким, таким  безвозвратно потерянным, каким он
кажется  сейчас ему,  равнодушному, утомленному человеку  в  полуразрушенном
мире. В этой нелепой перчатке было что-то бесконечно женственное, она словно
светилась  отраженным  светом того  Театра, который некогда  очаровал его, а
теперь казался унылой площадкой для игр. Он собирался отнести  ее на  место,
туда, где ей полагалось быть, но вместо этого неожиданно для себя положил на
стол, а  сам  дочитал письма, написал короткую записку приятелю  и  длинное,
нудное  письмо своему  агенту; часть писем он отложил в сторону, а остальные
порвал  и выбросил.  Перчатка снова и  снова притягивала его взор,  и  в  ее
ало-зеленом великолепии ему чудилась какая-то насмешка.

     4

     Чиверел опять услышал звук отворяемой двери и на этот  раз стремительно
обернулся, готовый растерзать наглую девчонку. Но это был Отли.
     - Пришел доктор Кейв, мистер Чиверел.
     -  Отлично! Зовите  его  сюда.  -  Чиверел  встал из-за  стола.  -  Да,
постойте,  если  после  приема  у  вас  осталась  капля  спиртного, спросите
доктора, что он выпьет.
     Отли ухмыльнулся.
     -  Само  собой разумеется. Он не  откажется  от виски с  содовой. А вы,
мистер Чиверел?
     - Нет, увольте. Но стакан воды мне может понадобиться, так что если вам
не трудно...
     Быстро вошел доктор Кейв, крупный, добродушный человек.
     -  Я подумал, что  мне надо бы заглянуть  сюда и  потолковать  с  вами,
прежде чем вы примете это лекарство. - И он достал небольшой флакончик белых
таблеток с тем торжествующим видом, который многие доктора напускают на себя
в таких  случаях,  словно они сию минуту сотворили чудодейственное лекарство
прямо из воздуха.
     - Очень вам признателен. Садитесь, пожалуйста, доктор, выкурите со мной
сигарету и выпейте чего-нибудь.
     Доктор Кейв хлопнул себя по колену и улыбнулся.
     - Я сказал Отли, что, пожалуй, рискну выпить стаканчик виски с содовой.
- Он  взял предложенную  сигарету и  закурил.  - Я бы хотел,  чтобы вы, если
можете, посидели в этом чудном большом кресле еще часок-другой.
     Отли принес виски с содовой и стакан воды.
     - Прошу вас, джентльмены. Я послежу, чтобы вам не мешали.
     - Спасибо, - сказал Чиверел. - А потом загляните сюда ненадолго - после
того, как доктор уйдет.
     - А  это будет очень  скоро, -  сказал  доктор  Кейв. -  Ведь я занятой
человек. - Он подождал, пока Отли выйдет из комнаты, и поднял свой стакан. -
За успех вашей пьесы!  Хм,  это,  пожалуй,  лучше  того виски,  которое  мне
удается добывать - правда, не часто.  Вы, театральные люди, знаете, где  его
берут. Славный малый этот Отли, верно? Иногда я его вижу в здешнем маленьком
клубе. Он лихо управляется с нашим старым театром, как вы находите?
     Чиверел сказал, что и он того же мнения. Потом он откинулся назад и  на
секунду   закрыл  глаза,   неожиданно  почувствовав  себя   опустошенным   и
измученным; это сразу же снова превратило его посетителя во врача.
     -  Итак, мистер Чиверел, - заговорил  он  профессиональным  тоном,  - я
помню  ваши  слова  о  том, что в  течение ближайших  нескольких дней вы  не
сможете отдыхать столько, сколько  полагается. У вас очень низкое  давление.
Не хочу сказать  - опасно  низкое, я  недостаточно  хорошо  вас  знаю, чтобы
говорить  так;  но все  же  оно  съехало  порядком,  и  вот  вам  результат:
депрессия, упадок сил. Впрочем, тут могут быть и другие факторы...
     - Какие именно?
     -  Нервные  или  психические,  -  ответил  доктор. -  Потеря энергии  -
любопытная штука. Но  я  не психолог,  - поспешно добавил он.  - Все,  что я
действительно  знаю,  -  это  то,  что  переутомление  может  вызвать у  вас
серьезное нервное расстройство. Вы  ведь уже не молоды, и стоит  ли убеждать
самого себя, что это не так?
     -  Я и  не убеждаю, -  честно  сказал  Чиверел  и нетерпеливо заерзал в
кресле.
     Доктор Кейв показал ему таблетки.
     - Я вам уже  говорил утром, что это средство новое. Не буду делать вид,
что я много о нем знаю. Но я думаю так: вам сейчас надо принять две таблетки
и тихо посидеть часок в этом кресле; расслабьтесь, ни о чем не беспокойтесь,
и увидите, как спокойно  пройдет  у  вас вечерняя репетиция. А утром примете
еще парочку.
     - Хорошо, - сказал Чиверел, вытряхивая из флакончика две таблетки.
     - Ну вот. Запейте - они скорее растворятся у вас внутри. - Он отхлебнул
виски.  - И если  в  течение  получаса  у  вас  будут какие-нибудь  странные
ощущения, не тревожьтесь. Сидите смирно и отдыхайте - вот и все.
     Проглотив таблетки, Чиверел задумчиво посмотрел на доктора и спросил:
     - Скажите, доктор, ведь вам приходится видеть много страданий?
     -  Да.  Вот  уже  после  того, как  мы  расстались, я повидал несколько
прескверных случаев. А что?
     -  Я  только  что  поспорил с одной  актрисой, моим старым  другом. Она
осуждала меня за цинизм и  желчность, за то, что мне все наскучило. И она не
понимает, что это происходит потому,  что  я вижу,  как тяжела и безрадостна
жизнь для других людей. По ее мнению,  причина в том, что у меня был большой
успех, который  достался слишком легко, и мне не за что было бороться, и так
далее...
     - Может быть, она и права, - сказал доктор Кейв. - Но при чем тут я?
     Чиверел ответил ему откровенно:
     - Я подумал, что вы являетесь доводом скорее  в ее пользу, чем в мою. В
вас нет ни скуки, ни цинизма, ни желчности.
     - Конечно, нет.  Но  я - другое дело.  Когда  люди страдают, я стараюсь
избавить их от страданий. Такая уж  у  меня работа: Я борюсь за жизнь, и это
меня поддерживает.
     - Может быть, и мой долг - бороться за жизнь, - сказал Чиверел.
     - Это долг каждого. - Доктор Кейв встал.
     - Если бы только верить, что жизнь стоит этого.
     - Еще бы  не стоит. Ваша беда в том - и тут вам труднее, чем мне, - что
писательская  работа  зависит  от воображения,  а  оно  у  вас, должно быть,
преувеличивает несчастья других людей и  все страдания, существующие в мире.
Особенно вот  это  нужно  запомнить  -  когда  падает давление и  начинается
депрессия, и  все вам  кажется  таким трудным.  - Он взял свой  чемоданчик и
шляпу.
     - Возможно, вы и правы,  -  вздохнул  Чиверел.  - Хотя тот факт,  что я
всего-навсего клубок артерий да насос для перекачивания крови, не вызывает у
меня прилива радости.
     - Ну вот! - живо вскричал доктор Кейв. - Опять вы преувеличиваете. Я же
не сказал, что вы состоите только из этого, но я действительно говорю, что и
это имеет значение. Поэтому просто  надо быть осторожным. Не забудьте, что я
сказал.  И  позвоните  мне  утром.  Ну,  теперь  устраивайтесь  поудобнее  и
постарайтесь расслабиться. -  Он  шагнул к двери, и как раз в  этот момент в
комнату заглянул  Отли. -  Отли, смотрите, чтобы мистера  Чиверела в течение
часа никто  не  тревожил.  Ему нужен покой.  И  убавьте  немного  свет. Нет,
ничего, я найду выход. Спасибо за угощение. Всего!
     Удивительно, как изменилась  Зеленая Комната, когда Отли выключил почти
весь свет. Осталась только маленькая лампа на столике позади Чиверела да бра
с тремя  желтоватыми лампочками на  стене,  недалеко от его  кресла. Комната
стала  казаться вдвое  больше. Отли,  замешкавшийся  у  двери, потерялся  во
мраке.
     - Вы сказали, чтобы я зашел после доктора.
     - Да. Присядьте на минуту.
     Толстенький коротышка Отли взгромоздился на стул, на котором только что
сидел доктор Кейв, совсем рядом с Чиверелом.
     - У нас все очень ценят доктора Кейва, - заметил он. - Правда, сам я  у
него  не лечился, я  человек здоровый. Он вам дал что-нибудь принять, мистер
Чиверел?
     -  Да, эти  таблетки, - вяло сказал Чиверел и вытряхнул две таблетки на
ладонь. - Кстати, через полчаса мне, вероятно, будет звонить из  Лондона сэр
Джордж Гэвин, и поскольку разговор важный, переведите  его сюда, пожалуйста.
Больше никаких звонков. И, если сможете, не пускайте  никого. Мне предписано
отдохнуть перед репетицией.
     Отли пристально посмотрел на него.
     - Ну, конечно, мистер Чиверел. Я буду у себя в кабинете. А вам бы лучше
принять таблетки, а?
     Чиверел  смутно  чувствовал,  что  здесь  что-то  не  так,  но  не  мог
сообразить, что именно.
     - Да, пожалуй, приму.
     Отли  подал ему  стакан  воды запить  лекарство, и когда  он  возвращал
стакан Отли, тот заметил на столе перчатку.
     - Э-э, как это она сюда попала?
     - Вы о чем?
     Отли показал ему перчатку.
     - А-а, я нашел ее на полу. А в чем дело?
     Отли снова сел, все еще держа перчатку в руке.
     -  Занятные истории тут рассказывают о  двух-трех вещицах, -  сказал он
негромко. -  В том  числе  и об этой перчатке. Вы же знаете, эти россказни -
одно суеверие.
     - Я не суеверен. - Чиверел  зевнул. Он не  ощущал сонливости  в обычном
смысле слова,  но чувствовал, что  в любой момент может медленно выплыть  из
своего кресла.
     -  Я  тоже,  мистер  Чиверел,  -  слишком  поспешно  отозвался Отли.  -
Нисколько  не суеверен.  Но  знаете, в таком месте  иногда приходят в голову
странные мысли. Я положу ее обратно в тот шкаф.
     - А кому она принадлежала? - лениво спросил Чиверел.
     -  Это никакая  не знаменитость. Но лет сто  назад она произвела  здесь
сенсацию и была любимицей местной публики, а умерла совсем молоденькой. Вы о
ней, наверное, никогда не слыхали. Ее звали Дженни Вильерс.
     Чиверел с удивлением взглянул на него.
     - Дженни Вильерс, - повторил он медленно. - Странно. Очень странно.
     - Почему, мистер Чиверел?
     -  Я  как раз думал  о  ней на  днях,  -  произнес Чиверел  по-прежнему
медленно. -  Вот как это было. Я искал какую-то фамилию в старом справочнике
"Кто  есть  кто  на  театре", а потом  от нечего делать  начал перелистывать
страницы и дошел до последнего раздела под названием "Театрально-музыкальный
некрополь".
     - Я  знаю,  -  сказал Отли. -  Там  указывается дата  смерти  и возраст
каждого умершего.
     - Вот-вот. И это повторение слов "умер", "умерла" после  каждого имени,
- продолжал он задумчиво, - звучит, точно похоронный звон...
     Он замолчал.
     - И вам случайно попалось на глаза ее имя, - подсказал Отли.
     Чиверел кивнул.
     - "Дженни  Вильерс, актриса,  умерла  пятнадцатого ноября 1846  года  в
возрасте двадцати четырех лет". Видите,  я запомнил  даже эти подробности. И
она  заинтересовала  меня.  -  Чиверел  надолго  замолчал,  потом  продолжал
медленно,  с усилием: -  Она, видно, добилась какого-то успеха,  несмотря на
свою молодость,  если  ее включили в  этот список. И  все же  ей было только
двадцать  четыре  года, когда она умерла.  Все у нее  шло хорошо...  наконец
успех... а потом погасла, как свеча... - Он  опять умолк и посмотрел на Отли
с сонной виноватой  улыбкой. - Дженни Вильерс.  Прелестное имя.  Наверно, не
настоящее.
     -  Я  тоже  так  думаю, -  сказал  Отли.  -  Слишком  уж  красивое  для
настоящего, я бы сказал.
     -  Дженни,  - продолжал Чиверел медленно и  мечтательно, как  он обычно
никогда не говорил, - это что-то такое молодое и женственное, светлое, почти
дерзкое.  А  Вильерс  -  такое величественное,  аристократичное  и  немножко
мишурное,  как все старинные  театральные  имена. Я пытался представить себе
эту девушку на ее коротком пути, освещенном огнями масляных  фонарей рампы и
газовых рожков этого странного, далекого, чопорного старого Театра сороковых
годов... Я был очарован... и странно растроган... словно...
     - Словно что, мистер Чиверел? - поинтересовался Отли.
     Чиверел выдавил из себя смешок:
     - Нет, не будем фантазировать. Но я думал о ней, почти уже начал видеть
ее. И тут мне  пришлось остановиться. Что-то случилось. А-а, кто-то позвонил
мне...  -  Он  осекся, словно  почувствовав  прикосновение  чьих-то  ледяных
пальцев, и уставился на Отли, как на привидение. - Да это же были вы.
     - Верно, я звонил вам однажды вечером, мистер Чиверел, - сказал Отли. -
Насчет обкатки у нас вашей новой пьесы. Это было тогда?
     - Да, именно тогда. И я согласился на эти гастроли.
     -  Какое совпадение, что вы раскрыли  этот справочник! - вскричал Отли,
которого явно не задели ничьи ледяные пальцы. - Вы думали о ней и, сами того
не подозревая,  согласились приехать в тот  самый театр, где она в последний
раз выступала, ведь так?
     Чиверел овладел собой и заметил с деланной торжественностью:
     -   Если  б   наши   жизни  следовали  таинственным,   скрытым  от  нас
предначертаниям, то вот вам хороший пример...
     Отли не знал, как реагировать.
     - Да, пожалуй, - сказал он нерешительно.
     - Но наши жизни  не  следуют никаким предначертаниям, вот в  чем штука.
Потому-то я и сказал, что это странно, очень странно.
     Отли улыбнулся, кивнул, затем встал со своего стула.
     - Я положу этот сувенир на место. - Он засеменил к стеклянному шкафу. -
А если вы хотите узнать побольше о Дженни Вильерс, так тут кое-что  могло бы
вас заинтересовать.
     - Нет, - резко остановил его Чиверел. - Это ни к чему.
     Его тон озадачил  Отли, как, впрочем, и самого Чиверела, который не мог
понять, почему он так сказал.
     - А-а, ну, конечно, мистер Чиверел,  если вы хотите отдохнуть... Вам не
стоит утруждать себя...
     -  Нет-нет,  простите.  Сам не  знаю, что со мной вдруг...  Может быть,
из-за этого  лекарства, которое я принял... Я с удовольствием  посмотрю все,
что вы там отыщете.
     - Вот тут есть книжечка о ней, -  сказал Отли,  роясь в шкафу, - просто
дань уважения ее  таланту, написал  кто-то из здешних жителей  в то время. И
еще вот этот маленький акварельный набросок, вы его, может быть, не заметили
- это она в роли Виолы.
     - Спасибо, - сказал Чиверел  и, взяв акварель, стал ее рассматривать. -
Гм. Так вот какова она была, бедняжка Дженни Вильерс.
     - У вас руки дрожат, мистер Чиверел. Вы хорошо себя чувствуете?
     - Да, это  все из-за лекарства. Доктор  сказал, что  у меня  могут быть
странные ощущения.  Словно  плывешь. - Он  взглянул  на  книжечку  и  прочел
надпись  на  титульном листе:  _"Дженни  Вильерс: дань  уважения  и  памяти.
Составил   Огастес  Понсонби,  эсквайр,  почетный  секретарь  Шекспировского
общества  Бартон-Спа..."_  Сначала  страница  цитат,   разумеется,   все  из
Бессмертного Барда...

     Готовься к смерти, а тогда и смерть
     И жизнь - что б ни было - приятней будет{2}.

Готовься к смерти? Странная мысль, правда, Отли? Что дальше?

     Когда на суд безмолвных, тайных дум
     Я вызываю голоса былого...{3}

Понятный выбор. А вот другое. Послушайте:

            У вашей двери
     Шалаш я сплел бы, чтобы из него
     Взывать к возлюбленной...{4}

     - Я это, кажется, знаю, - сказал Отли, снова усаживаясь. - "Двенадцатая
ночь", Виола - да?
     - Да, - рассеянно ответил Чиверел.
     - В этой роли  ее,  как видно, здесь больше всего любили. Только навряд
ли  книжечка  стоит вашего  внимания,  мистер  Чиверел. Обычная  старомодная
болтовня. А  ее  история очень простая.  В то  время  здесь  была постоянная
труппа под руководством актера Эдмунда Ладлоу. Дженни  Вильерс приехала сюда
из  Норфолка и  стала  играть  главные  роли. Влюбилась  в первого любовника
Джулиана Напье, но тот внезапно оставил труппу ради  ангажемента  в  Лондон.
Она заболела  и умерла.  Напье ненамного  пережил ее.  Он  уехал в Нью-Йорк,
запил и вскоре покончил с собой. Вот, собственно, что там сказано.
     - Почти ничего, - медленно произнес Чиверел. - И почти все. - Помолчав,
он прошептал, обращаясь больше к самому себе, чем к Отли:

     Готовься к смерти, а тогда и смерть
     И жизнь - что б ни было - приятней будет.

     Отли собрался уходить.
     - Я не забыл, что вы сказали, мистер Чиверел, - вы подойдете к телефону
только на тот звонок из Лондона.
     -  Да, благодарю  вас, -  сказал Чиверел  вяло.  И  затем,  когда  Отли
удалился, он  услышал свое собственное бормотание: _"Шалаш я сплел бы, чтобы
из него взывать к  возлюбленной..."_ Словно он  впервые в жизни  прочел  эти
строки, словно  это  был какой-то  неизвестный шедевр.  _"...Чтобы  из  него
взывать к  возлюбленной..."_  И  слов