- Несчастная мать. Стань в угол коровой.
   Вторая корова, третья, четвертая, и Ахилл тут с разорванной тетрадкой
на второй год в коровы попал.
   - Раз это так водится, - подумал Курымушка, - то с этим ничего не по-
делаешь, я тут не виноват, так и маме скажу, не виноват и - кончено, она
это поймет.
   - Теперь, брат Алпатов, - сказал после урока Ахилл, - можешь не учить
правила совсем, выучишь, не выучишь, на весь год пойдет единица: ты  те-
перь корова.
   И правда, на другой день у Курымушки было опять то же,  только  очень
коротко и легко, на третий, на четвертый, в субботу выдали  "кондуит"  и
единицы в нем стояли, как ружья.
   С легким сердцем возвращался домой Курымушка, решив твердо, что он не
виноват, только эта  легкость  была  совершенно  особенная,  не  прежняя
птичья, а вот как полетчик в цирке на канате: можно и оборваться.  Но  и
это все прошло, как только увидел он на дворе Сокола, все забыл  и  бро-
сился по лестнице наверх и на ходу уже чуял носом: яблоки, яблоки, ябло-
ки. Мать тоже услыхала его и тоже бросилась к лестнице, тут они и встре-
тились и слились, как два светлых луча.
   Только скоро набежала тучка на солнышко.
   - Как твои дела? - спросила мать.
   - Ничего, - ответил Курымушка, - дела как дела.
   - Кондуит отдали?
   - Отдали.
   - Покажи!
   Тучка растет, растет, и вот они единицы, как ружья, стоят.
   - Что же это такое?
   - Я не виноват, - сказал Курымушка, - учителя несправедливые.
   Мать заплакала. Курымушка бросился к ней и вместе заплакал.
   - Мама милая, ты не на меня это, не на меня, это они  несправедливые,
я не виноват.
   И этого она понять не могла; как она не могла этого понять!  Ее  лицо
говорило: может быть, это и правда, ты не виноват, но  мне-то  что,  мне
нужно, чтобы у тебя выходило.
   Сразу она стала будто чужая, так и уехала будто чужая. Сухими глазами
провожал ее из окна Курымушка на Чернослободскую гору: предчувствие тог-
да не обмануло его, маму он теперь совсем потерял.
   Грустно качала головой добрая Вильгельмина.

   КОЗЕЛ.

   В актовом зале, где каждый день в без четверти девять вся гимназия от
приготовишек до восьмиклассников выстраивалась на  молитву  амфитеатром,
большое огорчение Зайцу доставляло параллельное отделение первого  клас-
са: великаны этого класса каким-то островом торчали среди  всей  мелюзги
первых рядов, и на острове этом Рюриков был еще головой выше всех.  Слу-
чилось, кто-то при постройке колонны задел этого Рюрика, тот ударил  от-
ветно и нечаянно сильно задел Курымушку. В этот самый  момент  проходила
колонна восьмиклассников, и Курымушке при них особенно стыдно показалось
спустить Рюрику свою горячую затрещину. Маленький Курымушка разбежался и
со всего маху ударил Рюрику в ноги; тот хлопнулся плашмя - лицом в  пол,
а Курымушка сел на него верхом и лупил по щекам: вот тебе, вот тебе!..
   - Молодец, свалил Голиафа! - одобрил весь восьмой класс.
   В это время звякнул камертон инспектора  и  запели:  "Царю  небесный,
утешителю душе истины...".
   - Иже везде сый! - подхватил Курымушка, стараясь как бы спрятаться от
инспектора громким пением.
   Но это было напрасно. Как  только  певчие  дотянули:  "Твое  сохраняя
крестом твоим жительство", Обезьян обернулся и сказал:
   - Рюриков и Алпатов за драку на молитве отправляются в карцер, -  там
они могут драться весь день.
   Сказав это, Обезьян сам первый засмеялся, а  за  ним,  доставляя  ему
удовольствие, засмеялась и вся гимназия, и у Зайца по всему  лицу  пошли
мелкие бороздки, будто лицо его было полем, по которому  неумелой  рукой
пахарь накривил Бог знает сколько борозд и огрехов.
   Карцер был просто пустой класс. Рюрик и Курымушка сначала  сели,  как
враги, в разные концы. Однако молчание в пустом классе было  непереноси-
мо.
   - Ты за что меня ударил? - спросил Курымушка.
   - Я нечаянно, - ответил Рюрик, - а ты меня за что?
   - За то, что ты меня нечаянно.
   - Ну, давай мириться.
   - Давай!
   Враги помирились и сели рядом.
   - Ну-ка, посмотри эту штуку, - сказал Рюрик.
   И вынул из кармана настоящий шестизарядный револьвер.
   Мало того, он сказал, что отец его - офицер и дома у них еще есть три
револьвера, четыре охотничьих ружья, три сабли.
   Из того же кармана, где был револьвер, Рюрик  вынул  жареную  навагу,
очень пострадавшую от падения. Пощелкали револьвером, закусили  навагой.
Курымушка, достав из ранца любимую  свою  книгу  "Всадник  без  головы",
спросил:
   - Не читал?
   - Нет, не читал.
   - Ну, брат, что теперь с тобой будет!
   И зачитал ему.
   Прошел и час и два. Читали на переменку и так, будто сами там в  Аме-
рике, все и переживали, без отрыву на все пять часов, не  слыхали  звон-
ков, не заметили, как Заяц ключ повернул в двери: им бы хоть бы и совсем
не выпускали, хоть бы так и всегда жить.
   - Знаешь что, - сказал на улице Рюрик, - давай-ка завтра  на  молитве
опять подеремся.
   - Рано, - ответил Курымушка, - дня два поучимся, а то выгонят.
   - Нас с тобой все равно выгонят.
   - Ну?! - удивился Курымушка.
   Эта мысль ему еще не приходила в голову, и он про себя решил этим за-
няться, но сейчас из осторожности сказал:
   - Все-таки, брат, лучше денька два погодим.
   Дома он засел учить географию, задано было нарисовать границы  Амери-
ки. И вот, когда он рисовал по атласу и заучивал названия,  вдруг  такие
же названия пришли ему из "Всадника без головы", и стало представляться,
будто он продолжает путешествовать с Майн-Ридом.
   Долго он провозился над этим приятным занятием и сам  даже  не  знал,
выучил он урок или не выучил.
   На другой день, как всегда, очень странный,  пришел  в  класс  Козел,
весь он был лицом ровно-розовый с торчащими в разные стороны рыжими  во-
лосами, глаза маленькие, зеленые и острые, зубы совсем черные  и  далеко
брызгаются слюной, нога всегда заложена за ногу, и  кончик  нижней  ноги
дрожит, под ней дрожит кафедра, под кафедрой дрожит половица. Курымушки-
на парта как раз приходилась на линии этой дрожащей  половицы,  и  очень
ему было неприятно всегда вместе с Козлом дрожать весь час.
   - Почему он Козел? - спросил Курымушка.
   Ахилл ответил:
   - Сам видишь почему: козел.
   - А географию он, должно быть, знает?
   - Ну, еще бы, это самый ученый: у него есть своя книга.
   - Про Америку?
   - Нет, какая-то о понимании и так, что никто не понимает  и  говорят,
он сумасшедший.
   - Правда, какой-то чудной. А что не понимают, мне это нравится, милый
Саша, - ты это не замечал, как тебе иногда хочется сказать что-нибудь, и
знаешь, ни за что тебя никто не поймет; вот бы хорошо иметь такую  книгу
для понимания.
   Ахилл на это ничего не сказал, верно ему не приходилось страдать  бо-
лезнью непонимания, а Козел обвел своими зелеными глазками класс пронзи-
тельно и как раз встретился с глазами Курымушки, так у него всегда выхо-
дило, встретится глазами и тут же непременно вызовет.
   Ни имен, ни фамилий он не помнил, ткнет пальцем по глазу и выходи.
   Курымушка вышел к доске.
   - Нарисовал карту? - спросил Козел.
   - Сейчас нарисую, - ответил Курымушка.
   Взял мел и в один миг на доске изобразил обе Америки.
   Козел очень удивился. А Курымушка отчего-то стал смел: у него из  го-
ловы не выходило "все равно  выгонят".  И  он  это  не  серьезно,  а  из
озорства стал рассказывать про Америку какую-то смесь Майн-Рида и  учеб-
ника.
   Козел удивлялся все больше и больше, и глаз его стал такой, будто ви-
дит свое, а ухо может быть и не слышит. Курымушке отчего-то страшно даже
стало, - он остановился, покраснел.
   - Ну, ну! - сказал Козел.
   Курымушка молчал.
   - Ты, брат, молодец.
   А Курымушка сильней покраснел и рассердился на это.
   - Знаешь, - продолжал Козел, - из тебя что-то выйдет.
   Тут и случилось с Курымушкой его обыкновенное:  вдруг  самая  ходячая
фраза явится ему в своем первом смысле, а то  обычное  значение  куда-то
скроется.
   - Как же это из меня выйдет? - спросил он, все гуще и  гуще  краснея,
представляя себе приблизительно, как няня ему говорила,  будто  у  одной
барыни в животе развелись лягушки и потом вышли через рот.
   - Как же это выйдет? - спросил он, краснея и ширя глаза.
   - Через верх, конечно, - ответил Козел, - то каждый  день  через  низ
выходит, а то через верх.
   - "Не вырвет ли?" - про себя подумал Курымушка и хорошо еще вслух  не
сказал, а то и так в классе все засмеялись; но Козел, как все,  не  умел
смеяться, у него на лице вместо смеха делалось так, будто он ест  что-то
очень вкусное, сладкое и облизывается, - это и был его смех.
   Козел облизнулся и сказал:
   - Вот, вот, выйдет из тебя, и будешь знаменитым  путешественником,  -
садись, очень хорошо.
   И поставил пять.
   - Ну и счастливец, - сказал Ахилл, - в тебя, кажется, Козел втюрился.
   - Вот, Саша, - сказал Курымушка, - я тебе говорил  насчет  понимания,
как это трудно взять и понять, по-моему - это у него хорошая книга о по-
нимании, и вовсе он не сумасшедший.
   - Кому как, - ответил Ахилл, - тебе вот выпало счастье, тебя  он  по-
нял, а меня не понимает и все единицы жарит, -  одному  хорошо,  другому
плохо, это, брат, тоже непонимание.

   ЗАБЫТЫЕ СТРАНЫ.

   Занимаясь теперь с большим удовольствием и даже  наслаждением  картой
Америки, Курымушка все раздумывал, что это значит быть знаменитым  путе-
шественником. Явилась перед ним какая-то страна еще без имени и без тер-
ритории; вот там, в этой стране, думал он, и есть настоящая жизнь, а тут
у нас жить не стоит, тут - не настоящее.
   Он стал догадываться, где находится такая страна, и  вспомнились  ему
голубые бобры, что они в Азии. Не в Азии ли и эта его страна?  По  карте
он стал искать себе путь в Азию и, пока разыскивал, совершенно уверился,
что желанная страна без имени и без территории находится  в  Азии.  Путь
туда он установил простой: по реке Быстрой Сосне в Дон, из Дона в Азовс-
кое море, в Черное и потом уже и начнется Малая Азия, большую часть пути
можно совершить даже просто на лодке; и хорошо, если к  лодке  приделать
колесо, как у речных пароходов, и вертеть его с  кем-нибудь  поочередно;
оружие можно достать у Рюрика.
   Вот это и значит быть знаменитым путешественником.
   В эту ночь Курымушка уснул очень поздно, все рисовал берега Азии, об-
водил лазурью море Индии и Китая, вырезал из бумаги рельефы гор, окраши-
вал их коричневой краской. Ему казалось все уже готовым  в  себе  самом,
только непременно надо было с кем-нибудь поделиться, и тогда все это бу-
дет ясно, как в  обыкновенной  жизни,  только  для  этого  поделиться  с
кем-нибудь планом надо непременно. И он решил встать и пойти в  гимназию
как можно пораньше, там сговориться с Рюриком, подраться перед  молитвой
и в карцере все рассказать. С этим он уснул поздно ночью, и виделась ему
одна из золотых березок такая же, как в кладбищенской  роще,  но  только
действительно золотая, и чудесно звенит она своими нежными  тонкими  ле-
песточками. "Не сон ли это?" думает он во сне и  берет  себе  за  пазуху
несколько золотых листиков.
   - Auf, auf! Пора в гимназию итти! - услыхал он над собой голос доброй
Вильгельмины, - hallo, hallo! - и схватился за пазуху, стал  искать  там
золотые листики, посмотрел на простыню, под подушкой,  нигде  ничего  не
было.
   - Что ты ищешь, милый мой? - спросила хозяйка.
   - Ах, это было во сне, - догадался он.
   И потом со страхом подумал, не во сне ли была ему и  та  удивительная
страна без имени и территории.
   - Nun nun, и карту нарисовал, - вот это мастер. Wunderschon! - сказа-
ла немка, и Курымушка очень обрадовался: неизвестная страна не была сно-
видением. Одно было плохо, что проспал. Он попал в гимназию,  когда  уже
пели "Сокровище благих и жизни подателю", невозможно было без предупреж-
дения подраться с Рюриком и попасть в карцер. Тогда мелькнул ему  другой
план, взять и вызваться на уроке географии, а потом вместо Америки пока-
зать карту Азии, рассказать путь туда, и, если  Козел  одобрит,  значит,
верно, а после на большой перемене можно и с Рюриком подраться, и в кар-
цер попасть. Для первой пробы он показал свою карту в классе, там  сразу
все задивились и, когда Козел пришел, стали ему показывать: им  хотелось
оттянуть время и заговорить его.
   - Почему ты себе выбрал Азию, а не Америку? - спросил очень  удивлен-
ный картой учитель.
   - Америка открыта, - ответил Курымушка, - а в Азии, мне кажется, мно-
го неоткрытого, правда это?
   - Нет, в Азии все открыто, - сказал Козел, - но там много  забыто,  и
это надо вновь открывать.
   Тогда Курымушка про себя стал вспоминать, когда это он видал сон  про
забытые страны, и так это его обрадовало, что все исполняется на-яву.
   - Нельзя ли начать открывать забытые страны с  Малой  Азии?  -  робко
спросил Курымушка.
   - Можно, только почему же именно с Малой Азии?
   - Потому что туда легче всего проехать по реке Быстрой Сосне в  Тихий
Дон, в Черное море и там прямо и будет Малая Азия.
   - Отлично, можно начать с Палестины и, как делали рыцари, поклониться
сначала там Гробу Господню.
   Козел увлекся, забылся и стал рассказывать о тайнах Азии, что там на-
ходится колыбель человеческого рода, исторические ворота,  чрез  которые
проходили все народы. Неузнаваем был Козел, и так выходило из его  расс-
казов, что Гроб Господень и есть как бы могила человечества, а  колыбель
его где-то в глубине Азии, что все это забыто и нужно все  вновь  откры-
вать.
   - Вот вам пример, - сказал он в похвалу Курымушке, - как нужно  учить
географию, вы занимайтесь, как он, вообразите себе, будто путешествуете,
вам все ново вокруг в неизвестной стране, вы открываете, и будет  всегда
интересно.
   - А почему бы и не поехать? - чуть-чуть не сорвалось с языка у  Куры-
мушки, едва-едва он успел удержаться и прикусил язык.
   - Садись, - сказал Козел, - я тебе еще пятерку поставлю, очень уж  ты
хорошо занимаешься.
   - Ну, и счастливец! - приветствовал его на задней скамейке Ахилл.
   Не знал только Ахилл, чем был счастлив Курымушка, так  был  счастлив,
что больно становилось, и так непременно нужно было, чтобы и  Ахилл  был
счастливым.
   - Почему ты не хочешь быть счастливым? - спросил он.
   - Не могу.
   - Почему ты не можешь, откройся мне, милый Саша, скажи, ну...
   - Ну, я скажу: она меня не любит.
   - Вера Соколова?
   - Она!
   - Ну, вот что я тебе посоветую, если она тебя не  любит,  тебе  нужно
уехать в другую страну, поедем с тобой в Азию открывать забытые страны.
   - Я бы поехал, но как же уедешь?
   - А вот подумаем.
   На большой перемене Алпатов, Ахилл и Рюрик сговорились, спрятались  в
шинелях под  вешалками  против  учительской  и,  выждав,  когда  Заяц  с
Обезьяном по звонку вышли оттуда, бросились и вцепились друг другу в во-
лосы. Конечно, инспектор с надзирателем не могли догадаться, что так на-
чинается экспедиция в забытые страны, и прямо же всех  троих  заперли  в
карцер.
   Счастливо все шло необыкновенно, было так удивительно Курымушке,  что
Рюрик и Ахилл сразу все поняли, как только он сказал  про  экспедицию  в
Азию через Иерусалим в забытые страны за голубыми бобрами, Рюрик ответил
коротко:
   - Это можно!
   Ахилл еще короче:
   - Ну, что ж.
   Курымушка даже опешил и спросил:
   - А как же оружие, лодка, съестные припасы?
   - Оружие, - ответил Рюрик, - у меня есть на всех  троих;  три  ружья,
три сабли, три револьвера; у отца я стащу золотые часы, на это  дело  не
грех и стащить, - сегодня же я их продам, куплю лодку, припасы.
   - Только надо делать как можно скорее, - сказал Курымушка, - чтоб ус-
петь до замерзания рек пробраться в южные теплые моря.
   - Завтра поедем! - сказал Ахилл.
   Рюрик остановил:
   - Не успеем завтра, послезавтра.
   - Я напишу прощальные стихи, - сказал Ахилл.
   - Я составлю подробный план путешествия, - вызвался Курымушка.
   - Тогда за работу немедленно, - распорядился Рюрик,  -  ты,  Алпатов,
черти план, ты, Ахилл, пиши стихи, я буду считать, что  взять  с  собой:
послезавтра едем.

   КУМ.

   Как чудесно бывает, пока что-то заманивает в свою судьбу  перейти,  в
то святое святых, где я сам с собой и, значит,  весь  мир  со  мной.  Но
сколько людей останавливаются в страхе у порога своей судьбы, у  росста-
ни, где все три пути заказаны. Тут, у росстани, впереди хоть и  остается
приманка, а уже дает себя знать за спиною котомка своей судьбы. Это сра-
зу почувствовал Курымушка, едва  только  состоялось  неизменное  решение
ехать открывать забытые страны. Начались заботы, и открылся  чей-то  го-
лос, неизменно день и ночь в глубине души повторяющий: "не надо, не  на-
до, нельзя, так не бывает, этого никто не делает".
   Так одному, а другой, как Сережа Астахов, со своими прекрасными  бар-
хатными глазами в длинных черных ресницах,  ждет  и  мечтает,  что  своя
судьба тихим гостем придет и ласково, как невесту, поведет его к  своему
алтарю. Вот тоже и Сережа Астахов -  чем  не  путешественник  в  забытые
страны? - он знает время прилета и отлета  каждой  птички,  знает,  куда
они, прилетев, деваются, как живут, где можно  разыскать  их  гнездышко;
облюбовал себе в полях и лесах все цветки и хворостинки,  -  ему  ли  не
ехать! А вот и в голову никому не пришло предложить ему  путешествие  и,
напротив, избрали его хранителем тайн: он передаст письмо  Вере  Соколо-
вой, он обойдет дома путешественников и скажет хозяевам, что их  заперли
в карцер на двадцать четыре часа и они бы о них не  тревожились.  Стоило
бы Сереже сказать: - "я с вами!" - и он тоже бы поехал в Азию за голубы-
ми бобрами. Но Сережа проплакал всю ночь и сказать не решился, и так  по
своей застенчивости пропустил случай еще в детстве заглянуть в лицо сво-
ей судьбы. В назначенный час, перед уроками, Сережа  спустился  к  реке,
перешел деревянный на бочках лежащий мост, от него  завернул  по  берегу
влево и тут увидел, как путешественники уже сдвигали с берега лодку. Ка-
кой-то мещанин в синей поддевке полюбопытствовал, куда  едут  ребята  на
лодке.
   - В деревню на мельницу.
   - Кто же у вас там на мельнице?
   - Тетушка Арина Родионовна.
   - Не слыхал, есть Капитолина Ивановна, а Родионовны там не слыхал.
   - Мало ли ты чего не слыхал, отстань, не до тебя!
   Синий отошел к мосту, перешел на ту  сторону  и  по  ступенькам  стал
взбираться, все оглядываясь, на кручу высокого берега, где  стоял-красо-
вался собор. Тут на известной скамеечке, где всегда  вечером  кто-нибудь
сидит и любуется далью, сел теперь в утренний час Синий. Он видел  отсю-
да, как путешественники расцеловались с Сережей, сняли шинели, как блес-
нули на солнце вынутые из-под шинелей стволы ружей, как серебряное весло
стало кудрявить тихую гладь воды, как Сережа тоже поднялся сюда  на  ла-
вочку, проводил путешественников глазами до  поворота  реки,  где  лодка
скрылась, всплакнул и пошел. Синий сзади пошел за Сережей.
   Возле женской гимназии Сережа умерил шаг и стал прохаживаться взад  и
вперед. Синий тоже стал прохаживаться по другой стороне улицы. Начали  с
разных концов показываться маленькие и большие гимназистки. Сережа  каж-
дую оглядывал, наконец, увидев одну, похожую на молодую козочку, подошел
к ней, передал письмо и направился в мужскую гимназию, за  ним  вплотную
сзади пошел Синий. Сережа вошел в калитку гимназии и,  только  Синий  за
ним туда ногу поставил, вдруг с той стороны другой Синий закричал:
   - Ивано Паромонов!
   Первый Синий обернулся.
   - Бежи скорей, свиней резать начали.
   Оба Синие сошлись на середине улицы и во весь дух пустились бежать  в
ту сторону, где начали резать свиней.
   Только уже когда в городе появились объявления о трех сбежавших  гим-
назистах, Синий явился в гимназию и дал свои показания. Прикатил в  гим-
назию на шарабане становой Крупкин, за ним следовала телега с двумя  по-
лицейскими. Хорош и могуч был в гимназии знаменитый истребитель конокра-
дов, багрово-синий и весь наспиртованный. Гимназисты все