тать,-- ска-зал штурман.-- Разве
что,-- добавил  он,-- разве что ему попросту  плохо без друга. Может быть, в
этом все дело.
     -- Меня удивляет,--сказал  Адмирал,--твоя мания  все  объяснять на свой
лад. Он боится -- вот и все. Про-сто дрейфит.
     --  А  тебе  не  кажется,  что  он слишком  много  раз-мышляет?  Чтобы,
возвращаясь из Рура, хорошо видеть посадочные  огни, нужно разучиться видеть
все осталь-ное. Или же нужна чья-то поддержка. Ты вот помог мне. Кто  знает,
что было бы теперь со мной без тебя.  Я ведь не отказываюсь летать и бомбить
врага, но хочу,  чтобы от меня этого требовали повежливей. Когда  у  меня не
будет такого друга, как ты, мне останется одно -- исчезнуть.
     -- Молчи,--сказал Адмирал.--А свою девочку ты уже забыл?
     -- Я не забыл  ее,-- ответил штурман,-- но заменить все она не может. И
летаю я не с ней, а с вами. Она
     тоже  кое-что значит, но это совсем другое.  Когда  не  хватает женщин,
друзья служат вам утешением, но если нет друзей...
     -- ... женщины не могут быть утешением. Ты это хотел сказать?
     -- Примерно.
     -- Эх,-- сказал Адмирал,-- как все сложно! Но я об этом не думаю.
     -- Везет же тебе. Во  всяком случае, этот парень мне нравится,-- сказал
штурман.--  Нравится потому,  что  вы  все  на  него  ополчились,  даже  ты.
Постарайся хоть немного понять. Какие у него отношения  с  экипажем? Стоящие
они ребята или молокососы?
     -- Не знаю.
     -- Ну вот,-- воскликнул штурман.--  Не знаешь. А надо бы  знать.  Через
неделю все будут сторониться его как прокаженного. Можно его спасти или нет?
     -- Не думаю,-- сказал Адмирал.
     -- Ты не пробовал.
     -- Он уже на мушке,  как куропатка,-- сказал Ад-мирал, делая  вид,  что
целится  из ружья.--Продержит-ся еще немного -- и готов. Я не первого такого
вижу.
     -- Ну что ж,-- сказал штурман,-- возьму его на себя. Он летит сегодня?
     -- Сегодня не будет полетов,-- сказал  Адмирал.-- Видел,  какая погода?
Верхушки деревьев словно в вате.
     -- Пойду поговорю с ним.
     -- Не  этого  я для тебя  добивался,-- сказал  Адми-рал.-- Но поговори,
если хочешь. Увидишь, я прав, Ромер и тот был меньше отмечен.
     -- Ты тоже отмечен. Посмотри на себя.
     -- О, я совсем другое дело,--сказал Адмирал, по-гладив свой шрам.
     Штурман поднялся и вышел вместе  с Адмиралом. Туман  быстро  окутал все
вокруг.  Он  укрывал землю и приглушал  все  звуки. Точно сквозь  запотевшие
стекла, смутно угадывались круглые спины соседних бараков.  Штурман вздохнул
свободнее. Сегодня вечером  тревоги но будет, и огромные  машины RAF замрут,
точно до-менные  печи,  оставшиеся  без  кокса. На несколько  часов  летчики
смогут  располагать своим временем. В  сумерках они шумными толпами  покинут
соседние  базы и  кто в  автобусах, кто на велосипедах  ринутся в бли-жайший
городок.  Будут распивать пиво  и  виски в  ба-рах  и  сходят в  кино, чтобы
отпраздновать передышку.
     -- Я тебя покидаю,--сказал Адмирал.-- Пока. Штурман повернулся к нему и
следил,  как медлен-но растворяется в тумане силуэт Адмирала. У Адми-рала на
душе  тоже  было  легко.  Он  тихонько  мурлыкал.  Верно,  думал: "И  на том
спасибо..." Штурман в нере-шительности бродил среди домиков, пока наконец не
увидел  на  одной  из дверей визитную карточку пило-та,  которого искал.  Он
постучал.  Пилот был дома и пи-сал письмо. В комнате было очень  жарко, и он
сидел без куртки.
     -- Я тебе помешал?
     -- Нет,-- ответил пилот,-- напротив. Входи. Рад тебя видеть. Садись.
     -- В такую погоду чувствуешь себя спокойнее. Ты никуда не собираешься?
     -- Нет, --сказал пилот.--Сочиняю письмо жене, хотя не знаю,  доходят ли
вообще  до нее мои письма. Я посылаю их через Красный Крест, которому иногда
удается  доставить  письма на  материк,  но  особых иллю-зий я  не питаю.  А
временами я начинаю бояться, как бы там не узнали, что я здесь,  и  не стали
мстить  семье.  И все же не писать я не могу и стараюсь завуалиро-вать  все,
как умею. Это нелегко.
     Пилот  спрашивал  себя,  зачем пришел к  нему  штурман.  Они были  мало
знакомы и,  встречаясь  в  столовой,  обме-нивались незначительными фразами.
Пилот был высо-кого роста, его коротко остриженные светлые  волосы на-чинали
лысеть на макушке. До  войны  он был инженером.  Школу пилотажа  он прошел в
Англии. У него было кра-сивое лицо, грустное и усталое, и блуждающий взгляд.
     -- Это твоя жена? -- спросил штурман,  показывая на фотографию, стоящую
на столе. Взгляд пилота загорелся.
     -- Знаешь, мы почти никогда не расставались. А если назначали свидание,
я становился  в сторонке, под-жидая ее. Когда она подходила, я следил за ней
взгля-дом, оценивая, точно чужую женщину, и говорил себе:
     "Она самая красивая, и она твоя жена. Тебе повезло". И тогда подходил к
ней.
     -- Ты и теперь так же любишь ее,-- сказал штур-ман.
     -- Я не  могу себе представить жизнь без нее. А ты,--  спросил пилот,--
ты разве не любишь свою жену?
     -- Да у меня никого нет,-- сказал штурман.
     -- Мне жаль тебя.
     --  Не  стоит.  Мне кажется, я чувствую себя менее несчастным, чем  ты.
Скорее, мне повезло.
     -- Да, во время этой катастрофы.
     -- Пожалуй, так.
     -- Ты будешь еще летать?
     -- Да,-- сказал штурман.--  Поэтому я и зашел к тебе. Я хотел бы летать
с тобой.
     Пилот удивленно посмотрел на него:
     -- У меня ведь есть штурман.
     -- Просто мне пришла в голову эта мысль.
     -- Спасибо,-- сказал пилот.-- Любой командир был бы счастлив, что такой
парень,   как  ты,   захотел  летать   с  ним.   И  все  же,--  добавил  он,
отвернувшись,-- меня уди-вило бы, если б тебе это разрешили. В штабе меня не
считают хорошим пилотом.
     -- Я знаю,-- сказал штурман.-- В штабе мало что понимают.
     -- Ты в курсе? Штурман кивнул.
     -- В курсе того, что со мной?
     --  Слышал отАдмирала,-- сказал штурман.-- Люсьен рассказал ему, что ты
плохо видишь посадоч-ные огни.
     -- Уже?
     Пилот  резко  отодвинул  стол  и  шагнул  к  штурману. От  волнения его
красивое лицо, за минуту до этого та-кое оживленное, потемнело.
     -- Значит, всем это известно? -- спросил он в отча-янии.-- И  все будут
на  меня  коситься?  Ты же знаешь  ребят,--продолжал  он.--В столовой  перед
яичницей с беконом и кружкой пива, пока не  объявлена тревога, они строят из
себя  великих героев. Послушать их  --  они  никогда не знали  страха. Может
показаться, что все они отчаянные вояки, рвутся вперед под барабан-ный бой и
не думают ни  о  чем, кроме наград.  А  я вот  думаю  о  своей  жене  и хочу
вернуться к ней. С огнями у  меня это случалось  дважды. В первый раз  я  не
при-дал этому особого значения. Я подумал, что стоит гус-той туман. Но когда
я  приземлился  и заговорил о тума-не, весь  экипаж  посмотрел  на меня так,
словно я сооб-щил, что  по дороге мы встретили далай-ламу. "Какой туман?" --
удивились они. Я молчал. Я чувствовал, что тут что-то неладно, вспомнил, что
туман  был какой-то странный, и решил, что просто  устал. В  другой раз я из
осторожности обратился ко второму пилоту. Спро-сил, хорошо ли он видит огни.
Он  сказал,  что  видит. Я попросил  его  подсказывать  мне и  кружил  почти
вслепую, пока вдруг не увидел  прямо перед собой  по-садочную полосу,  точно
ночью после долгой дороги воз-ник передо мной столичный проспект.
     -- Ты был у врача?
     -- Хотел было сходить, но потом передумал.
     -- Он отличный малый,-- сказал штурман.
     --  Может,-- ответил  пилот,-- но я  засомневался.  Просто  для очистки
совести  я  рассказал об  этом  Люсь-ену,  о нем  ведь хорошо  отзываются. Я
подумал, мо-жет, и с ним такое бывало и он сумеет дать мне совет.
     --  Вот уж ему доверяться не  стоило,--  сказал штур-ман.-- Он  тоже из
тех, что "с барабанным боем".
     -- Я  понял  это  слишком поздно.  Он так посмотрел на  меня,  точно  я
признался ему, что  зарезал собствен-ных  родителей. Потом он прикрыл глаза,
словно а смотреть не мог на такое ничтожество, и  негромко, но резко бросил:
"Постарайтесь  видеть посадочные огни, иначе сломаете себе шею. Меня все это
мало касается". Что ты на это скажешь?
     -- Ничего,-- ответил штурман.-- Люсьен дал мне семь суток ареста за то,
что я отказался лететь с Ромером. Если бы Адмирал не вмешался, история зашла
бы далеко.
     -- Ты не хотел лететь с Ромером?
     --  Я  только что перед этим прыгнул с парашютом, Мне не хотелось сразу
же начинать все сначала.
     -- Эх, Ромер! -- сказал пилот, барабаня  карандашом по  столу.-- Может,
он тоже не видел огней.
     -- Это вещи разные,-- поспешно сказал штурман.-- Когда внизу посадочные
огни, ты  спасен. Достаточно  внимательно  следить  за  соседними  машинами,
кружить, не удаляясь  от полосы, и никого не  заденешь. Не так уж  трудно. В
эти минуты мне в своей кабине нечего делать. Я тебе помогу.
     --  Я  был  бы рад,--сказал  пилот.--Я бы  хотел, чтобы ты был рядом, и
уверен, что тогда снова буду видеть огни. Но ведь тебе ни за что не разрешат
ле-тать со мной.
     -- Как знать. У  меня пока нет экипажа. Если я попрошу об этом Люсьена,
возможно, он согласится.
     -- Тогда попробуй,-- сказал пилот.-- Я буду счаст-лив взять тебя в свой
экипаж, а ты  проконтролируешь моего штурмана. Я никогда ничего  не говорил,
чтобы не повредить ему, но  он допустил  несколько серьез-ных ошибок. Как-то
ночью он чуть было не спутал объект.
     -- Можешь  на меня рассчитывать,-- сказал штур-ман, пожимая ему руку.--
И главное,  не  пиши жене, что  устал. Если хочешь, просто напиши ей, что  у
тебя есть друг.
     -- Как это? -- спросил пилот.
     -- Вот так. Встретил его на остановке автобу-са -- вот и все.

     В этот вечер штурман обедал в столовой. Народу было немного. Адмирал не
появлялся.   Штурман   взял  пустую   тарелку  и,   как  обычно,  подошел  к
раздатчи-кам, потом сел  за свободный столик, чтобы  не стес-нять товарищей,
которые,  переговариваясь, усажива-лись за другие столики. В огромном зале с
железными потолочными балками, пропитанном запахами кухни,  стоял неумолчный
гул голосов. Занавески на окнах были задернуты. Люди подходили с тарелками к
буфе-ту, потом  возвращались за  столики. Несколько  офи-церов уже  в летной
форме быстро проглотили свой обед и исчезли. Наверное, Адмирал уехал в город
и сидел где-нибудь в баре, забыв о лагере.
     Атмосфера,  царившая сейчас в столовой, была со-всем  не та,  что перед
вылетом, когда  летчики  стара-лись  не  встречаться  взглядом  с  соседями,
сдерживая  нервную  зевоту.  Большинство  спокойно  ело  безвкусную  пищу, к
которой никто не мог привыкнуть; штурман тоже без всякого удовольствия жевал
неизменное  мясо в соусе и вареные овощи. Он уже почти кончил  обед, когда к
нему подсел молодой бомбардир.
     -- Вечно одно и то же,-- проворчал бомбардир, ста-вя тарелку на стол.
     -- Да, вечно,-- повторил штурман.
     Бомбардир   прибыл   сюда  около   месяца   назад.  Он   вы-рядился   в
battle-dress', из-под которой нелепо выгля-дывали рубашка и пояс, но штурман
смотрел на него с дружеской снисходительностью.
     -- Приятно, когда вечер в твоем распоряжении. Собираешься развлечься?
     --   Бабенки,   которых   встречаешь   в   pubs2,   меня  не
вдохновляют,-- ответил бомбардир.
     -- Терпение,--улыбаясь,  сказалштурман.--Это вопрос нескольких месяцев.
Потом вернешься  во  Фран-цию и, может быть,  еще пожалеешь об этом времени.
Знаешь, сейчас  здесь, пожалуй, лучше,  чем там.  Еда, конечно, скверная, но
все-таки она есть.
     Впрочем, у  бомбардира был превосходный  аппетит.  Он быстро покончил с
супом и, отодвинув тарелку, на-бросился на мясо. Он жевал с остервенением, и
бело-курые усики шевелились над губой.
     -- Ты не побоялся сесть рядом со мной? -- спросил штурман.
     -- А что такое?
     -- Мне кажется, после гибели Ромера меня избе-гают.
     -- Да ну,-- сказал бомбардир,--  об этом уже забы-ли. Во всяком случае,
меня никогда не интересовало, почему ты с ним не полетел. Я знаю только, что
ты  прыгнул с парашютом; надеюсь,  мне никогда не при-дется этого делать. На
счету у меня только пять выле-тов, и с меня вполне достаточно. А у тебя?

     ' Летная форма (англ.).
      s Пивные (англ.}.

     -- Двадцать два.
     -- Двадцать  два,--  произнес  бомбардир  таким  то-пом,  словно  и  не
надеялся  когда-нибудь  достигнуть такой  фантастической  цифры.-- К  парням
вроде тебя я отношусь с большим уважением.
     -- Спасибо.  Наверстаешь, не бойся. И как  знать?  Когда после тридцати
или  тридцати  пяти  вылетов тебя отпустят как выполнившего  свой долг перед
объеди-ненными нациями, ты еще останешься на сверхсрочную.
     -- Как знать? -- повторил  бомбардир и  фыркнул.  Штурман  направился к
выходу,  но в холле встретил командира эскадры.  Он отдал  честь  и попросил
разре-шения обратиться.
     -- Слушаю вас.
     -- Господин майор,-- сказал штурман,-- я прошу вас разрешить мне летать
с Лебоном.
     Так звали пилота, который не видел посадочных огней.
     -- Зачем?
     -- Думаю, смогу ему помочь. И кроме того, так я снова войду в форму.
     -- Но экипаж Лебона укомплектован полностью.
     -- Я мог бы летать вторым штурманом.
     -- У меня были другие планы на  ваш счет,-- ска-зал командир эскадры,--
но что ж, согласен. Завтра вы будете в приказе.
     Командир эскадры хотел было идти, но вдруг повер-нулся к штурману.
     -- Доброй ночи,-- сказал он, протягивая ему руку.
     Опасаясь, как  бы он не  передумал,  штурман почти  выбежал  из холла и
поспешно  зашагал  к домикам. По-том он пошел медленней. "В  конце концов,--
думал  он,-- я, сам того не подозревая, сумел  все уладить.  Я хочу летать с
Лебоном,  и Люсьен, который  считает, что с ним опасно связываться, пожимает
мне  руку...  Опасно  связываться...--  повторил он.-- Как  легко  они умеют
осуждать! И с какой уверенностью судят!.."
     Когда штурман постучался к пилоту, тот собирался идти обедать.
     --  Все в порядке,-- сказал штурман.--  Я видел Люсьена.  Он  согласен.
Завтра я лечу с тобой.
     -- Он разрешил? -- спросил пилот, словно не верил собственным ушам.
     -- Я полечу вторым штурманом, но буду делать все, что ты потребуешь.
     -- Ладно,-- сказал пилот.-- Посмотрим. Спасибо. Ты молодец.
     --  Это ты  оказал мне услугу,  согласившись лететь  со мной. Благодаря
тебе Люсьен, наверное, порвет мое взыскание.
     --  А,-- сказал  пилот  и  помрачнел,-- понимаю.  Ведь  то, на  что  ты
идешь,--дело опасное.
     --  Идиот!  --  закричал  штурман.--  Ты  не   так  меня  понял.  Брось
выдумывать. Просто никому, кроме меня, не пришло в голову тебе помочь, вот и
все. Когда я узнал,  что тебя  бросили на произвол  судьбы, я пришел к тебе,
чтобы не чувствовать себя одиноким. Это ты меня спасешь, а у  меня и так все
улажено благодаря Адмиралу.
     Пилот, стоявший  перед  штурманом,  был  выше  его  почти на  голову, и
штурман смотрел на него  с  восхи-щением.  Как  могло  случиться,  что такой
богатырь не видит посадочных огней? Куртка трещала у него в пле-чах, от него
исходило ощущение  необыкновенной  силы и уравновешенности. Но если  поймать
его взгляд, становится не по себе. Он старался не смотреть на собеседника, а
когда случайно встречался  с  ним гла-зами, тотчас отводил их, словно боялся
выдать какую-то тайну.
     -- Предупреди  экипаж,-- сказал штурман.-- Если ты  скажешь им, что мне
делают одолжение, чтобы  я  снова вошел в колею, ребята будут польщены. Я не
хочу,  чтобы твой штурман думал, что я собираюсь его контролировать. Кстати,
как его фамилия?
     -- Везер.
     --  Ну так вот,  скажи  Везеру, что, пожалуй, он  тоже должен будет мне
помочь.  Но в  воздухе поступай как знаешь. Ты хозяин, и я  буду подчиняться
тебе.
     -- До завтра,-- сказал  пилот.--  И  главное,--  тихо добавил он,--  не
беспокойся. Я увижу огни.
     -- Неважно,-- ответил штурман.-- Спокойной ночи.

VII

     Штурман с  Везером  подошли к  самолету как  раз  в  тот момент,  когда
заработал первый  мотор.  Прогноз направления ветра трижды менялся, и каждый
раз  приходилось заново  пересчитывать  курсы.  Штурман с трудом взобрался в
машину и сел на одну из скамее-чек за кабиной пилота, там, где перед взлетом
разме-щались те, кто ничем  не  был  занят,  чтобы  не  пере-гружать носовую
часть.
     Взревели  один  за  другим  четыре  мотора,  их  рокот  слился  в  один
оглушительный  рев,  и  огромная машина  задрожала  всем  корпусом.  Штурман
положил между ног парашют и зеленый планшет с картами и вздохнул. Каждый раз
в эту минуту  он начинал думать, не совер-шил  ли  он ошибки при  вычислении
курсов;  и он  знал, что в полете все время  будет рассчитывать их  заново и
только потом передавать пилоту. Но пока что делать ему было нечего, и долгий
церемониал взлета давал ему несколько минут передышки.
     Взлет  был  делом  пилотов  и  механика. Они  следили за  температурой,
давлением и счетчиком  оборотов. При-нимать решения не входило в обязанности
штурмана. Согласно инструкции, он обычно подключался к связи, чтобы слышать,
о  чем говорят пилоты;  но на  этот  раз он снял шлем с укрепленными  в  нем
наушниками  и  микрофоном и провел ладонью по вспотевшему лицу. Везер  сидел
напротив,  рядом с бомбардиром, и рылся  в своем планшете -- наверное, искал
карандаш. В эки-паже у Лебона были, пожалуй, славные ребята, но  штурман еще
не  успел приглядеться к ним.  Бомбар-диром оказался  тот  самый  паренек со
светлыми  уси-ками, которого штурман встретил  накануне в столовой  во время
обеда. Везер был уроженец Лотарингии. Свои
     ластики  он  носил  на шнурочках, которые привязывал  к пуговицам своей
куртки;  время от времени, заду-мавшись,  он, как  ребенок, посасывал кончик
каранда-ша.  Да,  все  очень  славные, но,  по-видимому,  надеяться  на  них
особенно  нельзя.  "Чтобы  добиться успеха,  этого  недостаточно",--  ворчал
штурман, глядя на них. Стрел-ки уже сидели в  своих застекленных турелях. "А
чего стоят эти, я узнаю только в воздухе".
     Голоса моторов  один за  другим включались в гроз-ный рев,  разрывающий
ночь, в то мощное переливча-тое  гудение,  что  вздымалось над землей каждый
раз перед вылетом. Наконец  самолет дрогнул, и штурман,  улыбаясь, подмигнул
Везеру и бомбардиру, сидевшим  напротив. Пилот  растормозил -- значит, проба
двигате-лей  прошла  хорошо.  Иногда  вся  подготовка  к  полету оказывалась
напрасной из-за повреждения в приборах или  какого-нибудь мотора, который не
давал своих обо-ротов. Машина качнулась всей тяжестью тридцати тонн металла,
горючего и бомб  и вырулила  на бетонирован-ную дорожку, ведущую к  взлетной
полосе.  Сидя на жесткой ребристой скамейке,  прислонись спиной к твер-дой и
холодной стенке фюзеляжа, который со своими лонжеронами, трубами  и кабелями
напоминал  корпус подводной лодки,  штурман своей спиной, всем своим  нутром
ощущал каждое движение самолета. Даже не глядя в иллюминатор, он угадывал по
легкому  голо-вокружению мелькавшие  вокруг  них огни  самолетов, которые  в
свете синих и  золотых фонарей, вытянув-шихся вдоль дорожки, один за  другим
осторожно вы-руливали на старт. Он видел перед собой неровные очертания рощ,
плотным кольцом окружавших аэрод-ром. При каждом торможении штурмана толкало
впе-ред,  и  всякий  раз   он  страдал  от  этого.  Каждый  раз,  когда  эта
неповоротливая  и такая хрупкая  четырехмо-торная громадина скрежетала всеми
своими болтами, ему хотелось застонать.
     Парашютные ремни стягивали ему бедра, и  он с трудом вытащил из кармана
платок, чтобы вытереть пот со лба.  Через несколько секунд машина повиснет в
воздухе и мучению придет конец. Грохот сотрясет дома, над которыми  пролетят
на  задание  самолеты,  и,  вслушиваясь  в  рев  урагана,  проносящегося над
головой,  женщина,  возможно, спросит себя,  не летит ли  сейчас и штурман с
эскадрой среди  этих звезд. Как  она  вспо-минает о нем?  И что думает о той
м