за что
приняться,  Адмирал стал кружить  по  комнате. Потом закурил сигарету,  но с
отвраще-нием  отбросил ее  после первой затяжки.  Он  не чув-ствовал  больше
медового  аромата  английского  табака, и  временами ему становилось  больно
дышать. Он зады-хался  теперь  от малейшего  напряжения.  "Я  слишком  много
курю",--сказал он себе. И тут же пожал плеча-ми. У него по крайней мере была
хоть эта радость в жизни, а вот штурман, который курил немного...
     Адмирал вдруг ощутил себя каким-то беззащитным. Мир становился для него
слишком сложным. Почему  штурман уцелел в  ночь, когда случилась катастрофа?
"Он   тоже  должен  был  там  остаться",--  подумал  Адми-рал.  Но   тут  же
спохватился. Штурман  хоть  несколько  дней был  счастлив  с этой  женщиной.
Адмирал попы-тался представить, какая она, и ему захотелось позна-комиться с
ней, чтобы спросить, действительно ли штурман страдал из-за своего ареста, и
чтобы узнать истинную цену этой отсрочки. "Если бы я не ушел в
     ту ночь,  когда он  отправился  к  Лебону,-- проворчал Адмирал,--он  не
полетел бы с этим типом..."
     Да, в этот день дружба его  оказалась  не на  высо-те. Он  недостаточно
серьезно отнесся  к конфликту между штурманом и Люсьеном, он  не  уследил за
един-ственным  товарищем, которого любил, и  все же он ни-как не мог понять,
почему,  отказавшись лететь с Ромером,  штурман выбрал  пилота,  который  не
видел ог-ней. И он снова упрекнул себя за то, что не вмешался. В ночь, когда
все решилось, он вернулся поздно, и  о происшедшем  узнал на следующее утро,
но  штур-ман  уже значился  в приказе и должен был лететь с экипажем Лебона.
Иначе он забрал бы штурмана  к  себе, все бы устроилось, и, главное, штурман
был бы теперь жив.
     Адмирал разделся, но, почувствовав  укор совести, снова натянул куртку.
Через  шесть часов после объ-явления о  том, что  штурман  пропал без вести,
вольно-наемные  упакуют  его  вещи  и  отнесут  на  специальный  склад.  Его
велосипед  повесят за  колесо  на крюке,  вби-том в потолок. Там  уже висело
столько велосипедов, что  этот барак гражданского персонала напоминал  склад
велосипедного завода. Короче говоря, все быстро исчезало,  а  освободившиеся
комнаты и кровати пере-давались новым экипажам или тем, кто на них зарил-ся.
Гражданский персонал должен был кончить свою зловещую работу еще до полудня.
     Дверь  в  комнату   штурмана   была  не   заперта.   Адми-рал   щелкнул
выключателем,  и  резкий  свет  залил  ма-ленькую   комнату  со  стенами  из
гофрированного желе-за. Наверно, перед вылетом штурман лежал на посте-ли: на
подушке и на одеяле остались вмятины.
     Адмирал робко стал открывать ящики комода.  Нуж-но было забрать  разные
личные бумаги, которые се-мьям лучше не получать; оставшиеся товарищи всегда
так  поступали.  Адмирал  приподнял стопку нижнего  белья и  красивую летную
форму с  двумя  золотыми нашивками, которую штурман  надевал, когда  получал
увольнение.  Больше ничего тут не  было. Комната была. совсем голой. И такой
скромной,  такой  бедной, что  у  Адмирала  сжалось  сердце. Печка догорела.
Только  на  столе  около  умывальника  рядом с  книгами  валялись  письмо  и
небольшая  бандероль,  которые  оставил  здесь дневальный,  разнося вечернюю
почту. На том и другом адрес был написан одинаковым женским почерком и стоял
штемпель: Саусфилд, Йоркшир.
     Адмирал нахмурился, кровь отлила у него от лица, и шрам стал совершенно
белым. Он положил книги на место,  потом  разорвал  тонкий  шпагат и  вскрыл
бандероль.  В ней  лежал  гладкий серебряный портсигар  с  монограммой  АР,
который он часто видел в руках у штурмана; угол портсигара был помят.
     Адмирал положил его на стол, взял письмо и в нерешительности повертел в
руках.  Потом  медленно  разорвал его и  вместе с  оберткой бандероли  сунул
клочки  в  карман. Он  потушил  свет  и  вышел.  Вольнонаемным не  составит
большого труда вычеркнуть штурмана из списка живых.
     Задержавшись  на  пороге  барака,  Адмирал  взглянул  на небо,  которое
внезапно нахмурилось. Потом вернулся к себе.

     Сентябрь -- октябрь 1953