огучей силе, что каждую ночь неудержимо несется на восток, чтобы уничтожать
города?  Наверное,  ее муж, intelligence-offi-cer, что-то  ей рассказывал, и
потому  она  отнеслась   к   штурману  с   таким  сочувствием.  Но  конечно,
intelligen-ce-officer  все  видел  как-то со  стороны,  подобно  началь-нику
контрольного  поста, наблюдающему за  полетами сквозь  стекла  своей  вышки:
самолеты  для  него  только  машины определенного  веса, стартующие одна  за
дру-гой   по   зеленому  сигналу  или  внезапно  возникающие  из   мрака   в
ослепительных лучах световых прожекторов  и проносящиеся,  сбавляя скорость,
по освещенной до-рожке.  Потом  летчики входят в комнату  разведслужбы.  Они
рассаживаются  вокруг некрашеного  деревянного стола и отвечают на  вопросы.
"Заметили ли вы раз-рывы над  объектом? Был ли огонь ПВО, плотным и точ-ным?
Атаковали  ли вас истребители?" Но intelligence-officer  никогда  не узнает,
что такое  точный  огонь  зени-ток;  он никогда не  услышит, как  по крыльям
хлещет шквал  снарядов; он никогда не почувствует, как кровь стынет в жилах,
когда навстречу эскадре вспыхивают орудийные залпы.
     Утром  штурман  позвонил  женщине  и  предупредил ее,  что в  ближайшие
два-три  дня  прийти  не сможет,  потому  что должен участвовать в очередной
операции. Голос  в трубке, слабый и неуверенный, казался  совсем юным; в нем
звучали  протяжные  хрустальные  ноты,  которые   может  надломить  малейшее
волнение. "Как я рада!" -- сказала она, узнав, что штурман вернулся в строй.
Штурман  поспешил   оборвать  разговор  и  быстро  повесил  трубку.  Что  ее
обрадовало? Наверное,  она ре-шила, что история с Ромером улажена; но, кроме
того, она,  может быть, обрадовалась тому, что штурман боль-ше не числится в
нарушителях дисциплины и заведен-ного порядка и снова занял свое место среди
нацио-нальных и всемирных героев. "Нет,  она гораздо лучше. Она рада, потому
что знает, как я страдал, оставаясь в стороне. Она рада так же, как и я".
     Из коридорчика вышел  бортмеханик и, тронув штур-мана за плечо, показал
ему  пальцем на кабину пилота. Осторожно ступая, штурман добрался до пилота,
и  тот попросил его стать поближе.  Штурман натянул шлем и включил микрофон,
но пилот продолжал  делать ему  знаки. Он  не хотел пользоваться микрофоном.
Тогда  весь  экипаж услышит,  о  чем  они  говорят.  Штурман  стянул шлем  и
подставил руку наподобие трубочки к  уху,  чтобы  лучше слышать  сквозь  гул
моторов.
     -- Ты видишь их? -- спросил пилот.
     Самолет был  уже около  взлетной полосы,  и каза-лось,  пилот  ожидает,
когда оторвется самолет, двигав-шийся перед ними, чтобы занять его место.
     -- Что? -- закричал штурман.
     -- Огни, черт побери!
     Они были  неяркие, это правда, но  видны хорошо.  Слева, куда выруливал
самолет,  за которым  они  долж-ны  были следовать,  протянулись  вдаль  два
сливающих-ся ряда золотых огней, точно фонари в  каком-то вы-мершем  городе,
бесцельно горящие вдоль бульвара.
     Штурман вздрогнул. Вот оно. Самолет еще не про-бежал взлетной полосы, а
пилот уже  перестал  разли-чать  огни. "Ну  что  ж,--  подумал штурман,--  с
пило-том,   который  не   видит  взлетных  огней,  в  воздух  все  равно  не
поднимешься. Делать нечего, придется отка-заться". И он почувствовал досаду.
Но второй пилот наклонился к нему и вопросительно на него посмотрел. "Если я
его  оставлю,  он   пропал,--  подумал  о  пилоте  штурман.--  После  такого
оправиться невозможно".
     -- Все в порядке,-- сказал он второму пилоту, что-бы успокоить его.
     Он  стал  за  спиной  пилота  и  положил  руки  ему  на  плечи.  Потом,
наклонившись  к  самому  его  уху,  так  что  ощутил  теплоту кожи,  спросил
требовательным голосом, которого раньше за собой не знал:
     -- Ты видишь приборы?
     -- Да.
     --  Тогда  я буду  тебя  вести. Я буду сжимать тебе плечо,  и ты будешь
знать, в какую сторону поворачи-вать. Так просто нас не возьмешь.
     -- Ты думаешь? -- спросил пилот.
     -- Ну конечно. А теперь давай. Выруливай на старт. Уже несколько секунд
на  них был направлен  зеле-ный свет;  теперь  он начал яростно мигать.  Это
зна-чило: "Поторапливайтесь".
     -- Ладно, ладно,-- проворчал штурман.-- Не нерв-ничайте, господа.
     Он надавил на плечи пилота, тот в свою очередь двинул вперед все четыре
рычага  газа,  и  самолет  тро-нулся. Затем  штурман  ослабил  левую руку  и
похлопал пилота  по плечу, добиваясь того, чтобы  машина стала точно  у края
полосы.
     -- Отлично,-- сказал штурман.--  А теперь  следи  только за  приборами.
Остальное я беру на себя. Пошли.
     Словно органист, управляющий регистрами,  пилот  правой рукой  медленно
передвинул рычаги газа вперед  до упора. Машина дрогнула--ее оживило дыхание
огромной  силы. Она двинулась сначала тяжело, потом сила скорости приподняла
ее  над  землей, и, точно  чу-десный  дождь  падающих звезд, понеслись назад
осве-тительные  огни.  Штурман давил на плечи пилота, и, повинуясь ему,  тот
быстрыми  движениями  пальцев пе-ремещал  рычаги. "Налево... Еще  немного...
Хорошо".  И,  как лошадь  на  экране,  при  замедленной съемке, одо-левающая
препятствие, самолет величественно под-нялся в воздух.
     --  Ну вот,--процедил штурман сквозь  зубы.--Так и  ломают себе шею. Не
обращай внимания на огни,-- закричал он пилоту, отпуская его плечи.-- Теперь
на них наплевать. Они тебе больше не нужны. Ложись на курс.
     Пилот кивнул. Он сбавил газ и, не отводя  глаз от  указателя скорости и
крохотного   силуэта  самолета  на  искусственном  горизонте,   по  которому
определял  вы-соту,  сжал  обеими руками штурвал.  "Сто  тридцать миль,  сто
сорок, сто пятьдесят..." -- считал  штурман. Потом он отодвинулся,  чтобы не
заслонять бортмеха-нику заднюю  доску с приборами,  и, в то время как Везер,
прижав планшет  к  груди, пробирался к себе в кабину,  стал  рядом со вторым
пилотом.
     Самолеты поднимались со  всех соседних аэродромов.| Их огни проносились
над   самой   землей,  потом   медленно   взмывали   в   небо,   туда,   где
сосредоточивались  эскад-ры.  В  нужную  минуту Везер давал  новый курс,  по
ко-торому  самолет должен был вернуться к  базе, чтобы  занять свое  место в
боевом порядке.
     --  Стрелки,  внимание,--сказал  пилот  в   микро-фон.--  Беру  вправо.
Предупреждайте о машинах.
     "Он  взял себя  в  руки,-- подумал штурман.-- Но если  б стрелки  вдруг
узнали,  что он почти слеп..." Он снова стал за спиной пилота и положил руки
ему на плечи. Он ни  в  чем  не упрекал его. Рисковали они вме-сте,  а одним
безумием  больше или меньше -- все равно. Пока есть опасность столкнуться  с
каким-нибудь само-летом, идущим наперерез, нужно быть  рядом с пило-том. "Во
всяком случае,--думал штурман,--по возвра-щении я молчать не буду и заставлю
его  еще раз  прой-ти  медицинское освидетельствование.  Отвечать за ги-бель
всего экипажа  я  не хочу".  В этот момент  пилот снял  руку со штурвала  и,
полуобернувшись к  штур-ману, пожал ему пальцы.  Сейчас только таким образом
он мог выразить ему свою признательность и свою дружбу.
     Штурман наклонился к нему.
     -- Это было  не так уж трудно. Теперь  я уверен,  что ты  будешь видеть
огни.
     Пилот притянул штурмана к себе.
     -- Начинаю видеть,-- сказал он.
     -- Ладно, не забывай о соседях,-- пробормотал штурман.-- Смотри, как бы
не врезаться.
     Грохот стоял такой,  что пилот  мог слышать только  то, что говорили  в
микрофон: у каждого к  шлему было прикреплено резиновое  рыльце, и  микрофон
сидел в его углублении. Если только не нажимать на кнопку связи, можно вовсю
сыпать проклятиями и тебя  па услышат. Иногда это доставляло удовольствие, и
каж-дый старался воспользоваться такой возможностью. Действительно, к пилоту
мало-помалу возвращалось самообладание, и  время от времени  он отрывался от
своих приборов и бросал  быстрый взгляд в темноту, туда, где застыли хрупкие
звезды и,  точно дельфины,  колыхались  в черных водах  ночи  огни ближайших
машин.
     -- Пилот, влево! -- вдруг крикнул стрелок.  Пилот налег  на штурвал,  и
самолет послушно по-вернул влево.
     -- Все в порядке, стрелок, все в порядке.
     Какой-то  самолет, настоящая  скотина, прошел пря-мо у  них под  носом;
все,  кроме Везера, закрытого в своей кабине, видели, как его огромная масса
выныр-нула  откуда-то справа из пустого пространства. Навер-ное, машина была
с соседней базы и за  штурвалом сидел молодой парень,  какой-нибудь погонщик
быков  из  Австралии  или лесоруб из  Канады,  короче, один из  тех,  что  в
тонкости вдаваться не  любят и, когда меняют курс, слушают только команду  и
не  думают  об  опас-ности  врезаться   в  товарища.  Таких  всегда  следует
осте-регаться.
     На несколько секунд у штурмана перехватило ды-хание. Вот так, наверное,
в ту памятную ночь все и произошло.
     Сам не  зная почему, он вспомнил Адмирала  у само-лета в ту ночь, когда
штурман  пришел его встретить после  полета. Адмирал только  что выбрался из
машины  и еще  нетвердо держался  на  ногах; он побежал к  полю, окружавшему
бетонированную  площадку, на  которой под сенью  деревьев  стоял самолет, и,
упав на траву, стал хватать ее руками. "Послушай,-- сказал  штурман, подходя
к нему,-- что с  тобой?  Ты  болен?" Адмирал поднялся, шрам  сверкал  на его
непокрытой голове, и у  него  вдруг вырвался  смешок, похожий на  сдавленный
кашель. "А ты никогда  этого не делал? -- спросил  он.-- Понимаешь, звезды в
конце концов чертовски  надое-дают, и, чтобы  убедиться,  что я на земле,  я
должен пощупать  ее.  И  тогда мне снова  хорошо". А ведь тот полет  был  не
тяжелее других. Адмирал поводил фона-риком по фюзеляжу и крыльям и обнаружил
только два или три следа от снарядных осколков. "Сволочи!..-- закричал он.--
Вот сволочи!.."
     "Неужели он каждый раз, возвращаясь из полета,  будет щупать землю?" --
спросил себя  штурман.  И  вне-запно  он ощутил  желание,  вернувшись,  тоже
припасть к земле. Теперь она для него наполнилась смыслом:
     там ждала его молодая  женщина под рубенсовским портретом  розовощекого
голубоглазого ребенка, висев-шим над красной плюшевой кушеткой. Штурману так
хотелось бы отдать все  теперешние тревоги за безмя-тежность той ночи, когда
он лежал --  сколько времени это длилось?  -- вытянувшись  рядом с женщиной,
поло-жив  руку ей на грудь, оцепенев от счастья. А теперь  нужно было  снова
приниматься  за  прежнее.  "Зачем?" --  опять спросил  он  себя.  Он мог  бы
растянуть историю с взысканием. Мог бы отказаться от вмешательства Адмирала.
Его посадили бы под арест, а тем временем, может быть подписали бы перемирие
и в конце концов все как-то уладилось бы. Но нет, он должен был про-должать,
чтобы  получить  возможность снова увидеться  с  женщиной, и  еще из-за этой
дурацкой  истории  с  Лебоном,  которого  хотели  угробить,  потому  что  он
пере-стал  различать огни.  "Ну  и  что?--с  горечью  сказал  он  себе.--Еще
немного, и сейчас мы бы навеки  пере-стали их  видеть.  О таких  вещах лучше
никогда не рассказывать и, главное, никогда не бахвалиться ими".
     Пролетев над  своими  базами, эскадры  выстроились,  образовав огромный
сверкающий вал, который пока-тился к  южному  побережью Англии. Там выключат
все огни, пилоты наберут высоту, следя за светящи-мися стрелками приборов. В
своих турелях зашеве-лятся стрелки,  словно желая убедиться, что бодрствуют.
Освещены только  кабины  штурманов.  Не  разделяя  вол-нений  других  членов
экипажа, они безмятежно про-кладывают курсы, отделенные от всего окружающего
мира.
     Штурман пробрался между пилотами, приподнял  шторку штурманской кабинки
и  сел  рядом с  Везером.  Зажав карандаш в зубах, Везер работал с прибором;
сигналы, пляшущие  на  зеленых  экранах, показывали  пересечения радиоволн и
позволяли  рассчитать  место-положение  самолета. Штурман легонько отодвинул
то-варища.  Везер  уступил ему прибор,  и  он  взялся за  ручки.  Он записал
координаты,  и  Везер указал  каран-дашом  на навигационной  карте  точку  в
открытом  море.  Скоро  они пролетят  над первыми  линиями противо-воздушной
обороны  континента,   и  орудийные  залпы   слегка  вспенят  катящийся  вал
бомбардировщиков.
     Дальше курс лежал на восток до самого Седана, спу-скался немного к югу,
чтобы заставить противника ожидать атаку  на Штутгарт, и внезапно сворачивал
на Вюрцбург, где предстояло разбомбить подшипнико-вые заводы.  Сам  Вюрцбург
не  упоминался.   Географи-ческие  координаты   определяли   только   место:
09В№75/ восточной долготы и 48083/ северной
широты.  После чего путь шел на северо-запад, потом снова на юг  и, наконец,
зигзагами на запад, к берегам Англии.
     --  Ветер  снова  переменился,-- сказал Везер.  Каждые  полчаса  мощные
передатчики  сообщали  самолетам  силу и направление  ветра.  В  секретности
больше  не   было  смысла.  Враг  уже  обнаружил   бомбар-дировщики,  поднял
истребители,  и вся Европа знала  силу  ветра  и его  направление.  Все было
как-то странно. В экипаже на штурмане не лежало никакой ответствен-ности, и,
сознавая это,  он  испытывал  облегчение. Он  внимательно следил  за работой
Везера, словно  сидел в учебной  кабине  и  словно грохот,  оглушающий  его,
несмотря на плотной шлем и  наушники, был шумом турбины, имитирующей  грохот
моторов.  Экипаж  был спокоен,  и, когда  они летели над побережьем, штурман
даже  не  встал  с   места,   чтобы   полюбоваться  зрелищем  скрещивающихся
прожекторов  и  орудийных  разрывов.  Самолет качнулся  влево,  потом  занял
нормальное по-ложение.  За шторкой  в  своей застекленной кабине  бом-бардир
всматривался в небо перед собой.  Он  молчал. Штурман видел, как он сидит на
скамеечке,  чуть  пово-рачивая голову, точно  часовой  на  крепостной стене,
окруженный ожерельем мерцающих звезд. Везер тоже, казалось, не тревожился. К
тому же сегодня ночью спутать объект было невозможно.
     -- Я тебе не нужен? -- спросил Везера штурман.
     -- Нет,-- ответил Везер.-- Займись чем хочешь.
     -- Поискать звезду?
     --  Если  хочешь.  Хотя,  сам знаешь, звезды... Штурман  вынул из чехла
секстант. На мгновение он заколебался. Какую звезду будет он визировать?  Он
любил Юпитер, сверкающий высоко в небе, точно маяк, но Юпитер --  планета, и
его блуждающая орбита требовала более сложных  вычислений. Лучше на этот раз
для удобства  взять  какую-нибудь звезду  первой  ве-личины,  которую  легко
поймать  в  голубой   глазок  сек-станта,  например  Арктур,  подвешенный  к
сверкающе-му ожерелью.
     -- Пилот,-- сказалштурман,-- курс.Визирую звезду.
     -- А,-- отозвался пилот,-- звезду... Сегодня нас балуют.
     Обычно штурманы к звездам не прибегали. Они предпочитали обходиться без
них.  Конечно,   зная,   сколь-ко   световых  лет  вас  разделяет,  нетрудно
вообразить, что звезды неподвижны и ты сам  не движешься, но когда  в полете
проецируешь   звездные  углы   на  гринвич-ский   меридиан,   местоположение
определяешь  очень  приблизительно,  а  ведь  по  курсу   вас   подстерегают
ис-требители и  зенитки. Так что визирование звезд было лишь вспомогательным
средством   и  лирической  пере-дышкой,  и  штурман  просто  предоставлял  в
распоряжение Везера  еще  одну  прямую,  с которой тот  мог делать, что  ему
угодно.
     Штурман,  точно  звездочет,  забрался под астрокупол, отыскал  надежную
точку опоры, поймал в  видоиска-тель Арктур, похожий на дрожащую каплю росы,
и включил секундомер. Не выпуская штурвала из рук и легонько касаясь носками
педалей, пилот держал самолет,  стараясь избежать в течение этих двух  минут
визирования малейшего крена.
     -- Отлично,-- сказал  штурман.-- Я кончил. Он  открыл бортовой журнал и
бросил на стол Везеру записку: "Арктур, 43В№35/".
     Везер  взял  компас и  начертил  угол у  себя  на карте.  Линия Арктура
проходила недалеко от маршрута, и Везер, обернувшись, подмигнул штурману.
     -- Неплохо ты сработал,-- сказал он.
     Штурман вернулся к пилотам, еще ослепленный яр-ким светом ламп в кабине
Везера. Он облокотился на боковой щиток. Самолет летел с притушенными огнями
в  кромешной темноте.  Только  моторы выбрасывали  сно-пы  бледно-розовых  и
голубоватых искр. Земля тоже казалась мертвой, а ведь она, наверное, дрожала
от  чудовищного  грохота  самолетов.  Сидя  спиной  к  пилоту,   бортмеханик
записывал  на больших страницах своего  журнала  температуру  и  атмосферное
давление;  потом  он   поднялся,  тяжело  ступая,  прошел  назад  и  занялся
переключением насосов центральных бензобаков.
     -- Стрелки, вы видите машины? -- спросил пилот.
     --  Да,--  ответил хвостовой стрелок.-- Все на виду. Штурман  подошел к
пилоту. Слегка налегая на штурвал, тот выравнивал крены, его большие меховые
сапоги на педалях почти не шевелились. Кивком  голо-вы он подозвал штурмана,
и тот наклонился к нему.
     -- Знаешь,-- сказал пилот, на минутку приподняв маску,-- все в порядке.
Я все вижу.
     "Ну  вот,--  выпрямившись, подумал штурман,--  он тоже  спасен. Это был
самый  обычный  страх, но он это-го не  сознавал.  А  я,--  спросил он  себя
немного спу-стя,-- страшно ли мне?"
     Вопрос показался ему  странным. При взлете он не испытывал страха. Этот
взлет был сознательным рис-ком. Но когда пилот чуть было не врезался в этого
скота, что  вынырнул у  них  под  носом, у штурмана все  похолодело внутри и
втайне он пожалел,  что  ради удо-вольствия помочь ближнему пустился в такую
дурац-кую авантюру. Но сейчас жалеть уже не о чем: жребий брошен, и никто не
в силах ничего изменить.
     Спокойствие, которое он теперь испытывал, было для  него  загадкой.  Он
несся вперед, как когда-то над  равнинами Англии во время  ночных учений,  и
машина  так же  подрагивала через  ровные интервалы  от  работы  моторов; но
теперь он летел навстречу врагу и  должен  был обратить в прах подшипниковый
завод.   Вместе  с   его  экипажем  четыреста  пятьдесят  других   самолетов
направлялись к Вюрцбургу, все глубже  погружаясь во мрак, словно оберегавший
их, и еще шестьсот самоле-тов должны были повернуть у Седана к Кельну, чтобы
отвлечь часть контратакующих  истребителей и  перево-рошить старые развалины
города-мученика. Штурман не привык оставаться без дела, и он не  ожидал, что
его будет осаждать множество мыслей, до этого лишь смут-но мелькавших  в его
уме.  Каждый раз по  мере  прибли-жения к  объекту он  чувствовал  в словах,
которыми обменивались члены экипажа, особенно стрелки, какую-то нервозность,
и в конце концов  она, точно холодная  изморось, пробирала и его. В эту ночь
ему  было не по  себе. Он уже  не  испытывал  никакого любопытства. Он видел
перед собою Адмирала, ощупывающего  землю, и молодую женщину в  свете лампы,
ее глаза, похожие  на узкие  листья  безвременника.  "Не  соврал ли  он?  --
подумал  штурман, возвращаясь мыслями к пилоту.--  Действительно ли он видит
огни или врежется в про-жекторы?"
     Он стал рядом с пилотом и похлопал его по плечу.
     -- Все в  порядке?  -- крикнул он, наклонившись к его  маске  и  подняв
кверху палец.
     В ответ пилот только закивал своим пятачком. У него не было  времени на
разговоры. Ночь стояла  та-кая  темная, что  с трудом  можно было  различить
концы  крыльев самолета. Чтобы удерживать тридцатитонную машину в устойчивом
положении, пилоту нужно  было то и дело нажимать на педали управления  и  не
упу-скать силуэтик  самолета  с  линии искусственного гори-зонта. Но все шло
хорошо. Указатель скорости  пока-зывал двести двадцать миль. На такой высоте
это должно  было давать четыреста километров  в час. Че-рез  несколько минут
они будут над Вюрцбургом и нач-нется крупная игра.
     -- Алло, пилот,-- сказал стрелок верхней турели.-- Пожар слева от нас.
     Штурман уже  заметил красное  зарево, которое  ши-рилось на  горизонте,
точно  нарождавшаяся заря  в пре-красный летний  день; расстояние определить
было трудно, но казалось, что это далеко.
     -- Должно быть, Кельн,--