значит только полчаса. Я догоню тебя, будь уверен.
     - Ну, как знаешь, - Серега уже надел свои шмотки.
     Сашка проводил его до двери. Серега вышел, и уже  на  лестничной клетке
обернулся:
     - А что с тобой произошло, Саш?
     - Ничего. Почему ты спрашиваешь?
     - Не знаю... Ты другой какой-то стал. Самую малость, но  другой. Словно
не договариваешь чего-то... - открылись двери лифта и Серега вошел в него. -
А может мне только кажется... Ладно, бывай!
     - Счастливо, -  кинул ему Сашка, и понял: Серега знает о том, что Сашка
его не  собирается  догонять.  Он сказал  "бывай",  и  Сашка  подтвердил его
ощущение  своим  "счастливо",  не   предполагающим   дальнейших  переговоров
сегодня.
     Ну и что  с того? Почему Сашку теперь преследует какой-то комплекс вины
перед  всеми этими людьми? То Нелина фотография  выбивает его из реальности,
то  Маринка хочет что-то сказать и  не может,  то  Серега догадывается о его
мыслях, в которых, в общем-то, нечего стыдиться... И что с того? Какая, ему,
по большому счету разница, кто что подумал?  Говорил  же  Влад:  и  праздник
внутри,  и  бог внутри. Будешь  в ладах  со  своим  богом, будет  у  тебя  и
праздник. Правда?
     С каждым днем Сашка все больше убеждался в своей непохожести на других,
а значит, в своей исключительности.  Серегин рассказ о  том,  какую дремучую
темноту можно встретить на просторах нашей необъятной Родины, навел Сашку на
мысль, что разрыв между ним и остальной массой гораздо больше, чем он считал
до сих пор, ровняясь на свой круг общения. К тому же кто еще мог так, как он
слышать  звук,  слово,   а  главное,  так   управлять   словами,  чтобы  они
выстраивались  то в эпос, то в сарказм, то в "королеву из вчера" - закрутили
ведь песню!  И в этом умении он  приближается к богу, поскольку слово -  это
начало всего; сначала было  слово и  слово было у бога.  А если согласиться,
что  бог внутри, значит, Сашка  достигает самого себя. Он стремится  к своей
самодостаточности.  И никто из  окружающих в таком случае не может  быть ему
нужен по определению.
     Постичь самого себя  -  вот, в сущности,  единственная цель, к  которой
следует   стремиться.  Постигая  себя,  постигаешь   бога;  постигая   бога,
постигаешь  вселенную.  Это  постижение  -  черная  дыра,  в  которую  Сашка
добровольно  вошел, зная, что  она изменит  и пространство  вокруг  него,  и
время, в котором он движется.
     Как же недалеки те, кто вместо самопостижения пытается постичь другого!
Как ошибалась Неля, стараясь  понять Сашку до конца. И  что она получила? "Я
не  понимаю" - ее последние слова. Марина пыталась прочесть Сашкину душу  по
его стихам и текстам о музыке - боже мой, какой примитив, ведь это лишь одна
из миллиардов граней его личности! Серега, наливающий водку, чтобы сократить
расстояние  до другого  человека, лишь  отдаляет собственную  суть  от  себя
самого,  теряя трезвость разума... Конечно, с таким  подходом им  невозможно
понять Сашку, они с ним живут в разных системах координат. "Еще бы, вам меня
постичь!"
     Сашка взял лист бумаги и спокойно, без нервов и напряжения, которые все
реже посещали его, словно под чью-то диктовку вывел несколько четверостиший.
     Еще бы: вам - меня постичь!
     Держа за щиколотку время
     Не видишь тех, кто стремя в стремя
     С ним мчится, - Так не видит дичь
     Свинец, стремящийся навылет
     Пронзить ее безмозглый пух. -
     У вас бы захватило дух.
     Вы, лишь когда из бронзы вылит
     Герой, пугаясь и дрожа,
     Приподнимаете завесу,
     Чтоб жизнь его прочесть как пьесу,
     Цена которой - полгроша!
     Не приземляйте биографий!
     Они не впишутся в квадрат,
     Все факты в них во много крат
     Объемней плоских эпитафий.
     Рост, впрочем, свойственен и вам.
     Ведут сквозь революций сферы
     Вас маленькие люциферы.
     Но только их любовь к словам
     Другая... Вам перерасти б
     Ее, чтоб осознать иную,
     Из-за которой я ревную
     Слова. Да только этот тип
     Простых и нежных отношений
     Доступен не любому, нет.
     Он - словно озаренья свет,
     Который видит только Гений...
     Вас раззадорил этот клич?
     Не верите, что в каждой строчке
     Над "i" поставит время точки? -
     Еще бы: вам - меня постичь!
     Бросив на стол ручку, Сашка  прошагал в кухню, открыл стиральную машину
и начал  доставать  оттуда  постиранное  белье. Добравшись  до  джинсов,  он
почувствовал, что в их заднем  кармане что-то  есть.  Сунув туда руку, Сашка
обнаружил  смятый  размытый кусок  бумаги,  в  котором  с  трудом узнавалась
фотография с "играющей музыкой", сделанная на Поклонной горе.
     Сашка чуть подвигал пальцами, и мокрая  фотография стала распадаться на
волокна.
15
     В  этот  раз Скорцев  встретил Сашку  у входа  в ресторанчик в одном из
переулочков старой Москвы.
     Ресторанчик  никак не был обозначен снаружи  и  имел вид  полузакрытого
заведения для избранных.  Откровенно говоря, с улицы вообще было не понятно,
что  скрывается  за  окнами полуподвального  помещения,  освещенного  слабым
уютным  теплом. Никаких дверей  или намеков на  то,  как  попасть внутрь, не
было.
     Стемнело,  шел  медленный пушистый  снег, такой  плотный, что  затмевал
оранжевый свет  трех фонарей,  стоявших  по  тротуару.  Проезжая часть  была
завалена  белой ватой, и опытные автолюбители старались сюда не заглядывать,
а  неопытные вообще в такую погоду не высовывают носа  из дому. Когда Сашка,
наконец, плутая по узеньким  улочкам и проваливаясь в  сугробы, нашел нужное
ему здание, он увидел, что к обочине была сиротливо припаркована лишь черная
"Волга" Скорцева, в салоне  которой виднелся силуэт шофера -- других машин в
переулке не было.
     Скорцев  был в  том же  пальто, на  голове его была  одета  широкополая
шляпа, нижняя часть лица спрятана в шарф.
     Здравствуйте, Александр, - он  протянул Сашке руку без перчатки,  -  вы
снова вовремя!
     Добрый вечер, Владимир.
     Проголодались?  В самый  раз  перекусить,  -  Скорцев легко подталкивал
Сашку ладонью в поясницу, показывая  дорогу и одновременно как  бы пропуская
вперед себя.
     Они  прошли  в  арку дома,  завернули  за  угол,  и  спустились по едва
заметной  скрипучей  лестнице  к  тяжелой деревянной  двери,  находящуюся на
полтора  метра ниже,  чем  высота снежного покрова. Скорцев  постучал особым
образом,  и  на  удивление быстро  массивная дверь отворилась. За  ней стоял
внушительного вида детина, напоминающий гориллу.
     Четвертый резерв от девятнадцатого, - негромко сказал  Скорцев горилле,
выполняющей, судя по всему, роль вышибалы, но, тем не менее, одетой в черный
смокинг.
     Милости  прошу,  господин Скорцев,  -  учтиво  поклонилась  горилла,  и
Скорцев,  пропустив Сашку вперед, вошел внутрь сам. Дверь за  ними закрылась
плавно и  негромко, но по  уверенному щелчку засова было ясно, что закрылась
она надежно. Это заставило Сашку внутренне вздрогнуть.
     Маленький  лысый  метрдотель уже  вертелся  около  них,  помогая  снять
верхнюю  одежду  и бормоча невнятные благодарности за посещение их скромного
заведения.   Также   суетливо   он   проводил    гостей   ресторанчика    до
забронированного столика.
     Наконец,  они  сели.  Сашка  пробежался  глазами  по  интерьеру:  очень
симпатично. Скромно, но во всем  чувствовался стиль. Помещение не освещалось
электричеством,  было зажжено много-много  свечей разной  величины, отчего в
воздухе висел  запах церкви. Сцены  не  было,  но откуда-то тихо играл живой
блюз -- пьяно, контрабас и  труба с сурдинкой,  зафиксировал про себя Сашка.
Всего в зале было столиков  пять, все  на  двух человек, но они были  пусты.
Сашка со Скорцевым оказались единственными посетителями этого заведения, что
придало их встрече в глазах Сашки какую-то шпионскую романтику.
     Ну что же,  Александр, - Скорцев положил обе  руки ладонями  на стол, -
нам  с вами предстоит серьезный  долгий разговор. Я постарался выбрать такое
место,  чтобы нам никто не  мешал. Мы можем  находиться  здесь сколь  угодно
долго, если надо,  то  несколько суток,  но, думаю, нам  хватит одной  ночи,
чтобы все обмозговать. Вы готовы?
     Сашка не знал, к чему он должен быть готов, но утвердительно кивнул.
     Тогда сейчас принесут еду, сначала говорить  буду я. Долго. Поэтому, вы
кушайте, и попытайтесь понять то, что  я  буду говорить и поверить в это. От
того, насколько понятливым вы окажитесь, зависит ваша жизнь.
     Сашка снова вздрогнул.
     Нет, вы не поняли, - по-доброму негромко рассмеялся Скорцев, - здесь не
звучит  угроз.  Посмотрите  вокруг:  как  можно  угрожать  насилием  в  этом
божественном месте... Скажем так: от вашей понятливости зависит ваша судьба.
Зависит то, кем вы выйдите отсюда. Надеюсь, что эти предисловия не испортили
вам аппетит... Смотрите-ка, какие-то блюда уже несут!
     На столе  появились тарелки, на которых  лежало  по бифштексу с кровью.
Гарнир принесли отдельно в трех горшочках, чтобы каждый мог  выбрать себе по
вкусу. Тут же на столе появились и две бутылки вина.
     Ну-с, начнем, помолясь! -- сказал Скорцев, а Сашка поймал себя на мысли
о том, что вот, Скорцев снова что-то говорит, а Сашка все никак не спросит у
него о том, что  его действительно беспокоит. Может быть, в этот  раз  Сашка
узнает, наконец, все  ответы  из  монолога Скорцева, и все  прояснится  само
собой. Надежда умирает последней!
     Я,  Александр,  обратил  на  вас  внимание потому, что вы  связали  два
вопроса:  массовую  культуру   и   управление  обществом.   Конечно,  вы  не
единственный, кто подходит к этим вопросам вплотную, и можете быть удивлены,
если  узнаете,  что  из  сотни,  а может, нескольких сотен  молодых людей  и
девушек, занимающихся сходными  с вашими вопросами,  именно вы сели за  этот
стол. Но, поверьте, это не случайность. Случайности вообще атрибут прошлого.
Сегодня,  поверьте, прогнозируется решительно все, с той или  иной  степенью
погрешности,  конечно. Но ответ на  вопрос, почему именно  вы, позвольте мне
пока  оставить. Вам  будет сложно понять его,  не  обладая остальной  частью
информации, которой я собираюсь поделиться с вами сейчас.
     Скорцев  открыл бутылку  вина  и разлил вино по бокалам, наполнив их до
половины.
     Существовала такая древнекитайская философская школа, даосизм, основная
доктрина которой воспринята современной философской  наукой как утверждение,
что всякое  движение есть деградация.  Толкуется,  что  даосы  относили  это
утверждение, прежде всего, к развитию научно-технического прогресса. Немного
усеченное  понимание даосизма, но,  в общем, имеющее  право  быть.  Конечно,
полностью отрицать прогресс  не совсем  верно,  хотя всякий думающий человек
может найти  достаточно  оснований для этого. Тем  не  менее, я полагаю, что
даосизм  -  одно  из наиболее ярких озарений человеческой  мысли  за всю  ее
историю.   Особенно,  учитывая   то,   что   человечество   не   умеет  быть
самокритичным.  "Человек  --  венец  природы!" -  вот  на  чем зиждется  вся
человеческая культура современного общества.
     Впрочем, и сегодня есть апологеты этой школы,  хотя многие из них с ней
не знакомы. Посмотрите на этих одержимых из "Гринписа": борясь  за улучшение
экологической ситуации  на Земле,  они постоянно наступают на горло НТП. Но,
думаете, кто-нибудь из  них движим реальной заботой о природе? Если и да, то
весьма малая часть. В основном этих людей греет сознание, что они  совершают
поступки   в  мировом   масштабе,  а   значит,  управляют   историей   всего
человеческого  общества.  Это все  больное самолюбие, ничего  больше.  Вы же
понимаете, что спасти экологию Земли  могут только новые технологии. Если бы
на  их разработку пустить  те деньги, что уходят на противостояние Гринпису,
построение   несправляющихся  с  задачами  очистных  сооружений  и  судебные
процессы  с  защитниками   природы,  мы  бы   ускорили  получение  желаемого
результата. Но мало кто реально стремится к этому.
     Люди в большинстве своем  индивидуально  несознательны, а  в  толпе  --
несознательны вдвойне. Эффект сознания  толпы  --  одно  из  наиболее слабых
звеньев  современных  демократических  систем,  или,   скажем  так,  систем,
стремящихся  к  созданию демократической модели общества.  В массе  теряется
рациональность.  Помните,  что  говорила вам  ваша  подруга  Неля  несколько
месяцев назад: чем  шире  социум, тем абстрактнее связи. Этот  межличностный
феномен в полной  мере  проецируется на общесоциальный уровень  и совершенно
адаптируется в нем.  В одной из своих  работ вы ссылались  на слова  мудрого
древнего Цезаря,  говорившего, что  сенаторы есть добрые мужья, но  Сенат --
злой зверь. Мудрость эта подтверждается теперь уже тысячелетиями. Чем больше
людей  принимаются за  решение какой-то отдельно взятой конкретной проблемы,
тем   менее   четкие   очертания   эта  проблема  начинает  приобретать.  А,
следовательно, тем меньше шансов, что проблема будет решена правильно.
     Вместе  с тем, заинтересованные  структуры  представляют демократию как
высшее социальное достижение цивилизации, причем младшее поколение буквально
зомбируется  этой  аксиомой.   Вам,  наверняка,  приходилось  встречаться  с
компьютерной  игрой  Сида  Майера  "Цивилизация",  которая   претерпела  уже
несколько   редакций  вслед   за   изменениями   возможностей  интерфейса  и
операционных систем персональных  компьютеров. В рейтинге компьютерных  игр,
который  финансируется  из тех же источников, что и сама  "Цивилизация", эта
игра неизменно находится в  числе  лидеров, хотя принципиальных изменений  с
самого  ее  появления  сделано  не  было.  А  года  три  назад в  совершенно
"некомпьютерной" "Независимой газете" в рубрике "Стиль  Жизни"  я  наткнулся
буквально  на оду этой игре размером  на  четверть полосы. Как вы понимаете,
конечно  же,  финансируется  не  игра,  а  экспансия  ее  основной  идеи  --
демократия. По сценарию  игры,  демократическое устройство общества является
высшим  возможным   достижением  развития  человеческого  общества.  Если  в
определенный момент игры  в обществе, которым  вы  руководите, не  свершится
революция,  провозглашающая  демократические  ценности,  игра  задушит  ваше
общество   другими,  демократическими.  Так   каждый  ребенок,   запускающий
"Цивилизацию"  на  своем  компьютере  с  самого раннего  детства привыкает к
величию и безысходности идеи демократического общества.
     Однако,  от этого недостатки  демократии никуда не девается. Именно  по
этому по-настоящему великие умы всю историю человечества никогда не выдавали
результатов  своей  деятельности  в  открытый  эфир.  Более  того,  наиболее
прогрессивные  и перспективные течения  оплетали себя  сетями ложных слухов,
стараясь  принизить  собственное  значение  для  мировой  науки  и  истории.
Вспомните, например,  алхимиков.  В  бытовом общественном  сознании  алхимик
ассоциируется только с попыткой создать золото из свинца, причем чаще  всего
это  интерпретируется  как попытка разбогатеть, что называется, ни  на  чем.
Если принять  это  утверждение за верное, то с таким  же  успехом алхимиками
можно   назвать   всех   тех,    кто   разбогател    в   России   на   стыке
восьмидесятых-девяностых  годов  при отсутствии  реального производства  или
предоставлении  услуг.  Если  бы  такая утка  прошла бы  в  прессе, и  слово
"алхимик" приобрело бы новый смысл,  истинные алхимики, которые, конечно же,
есть и сейчас, стали  бы грызть себе ногти от обиды, но никогда не выступили
бы с опровержением этой позиции.  За всю свою историю они  не смогли достичь
такого уровня низведения понятия о сущности алхимического знания, какой была
бы предлагаемая мной в качестве примера девальвация термина.
     При этом  их девизом всегда остаются слова "Aurum nostrum non est aurum
vulgi",  что в  переводе с латыни значит "Наше золото не есть золото толпы".
Огородиться  от толпы --  вот  ради  чего алхимик  способен терпеть унижение
собственной сущности.
     В то же  время, алхимия должна давать  знать о себе людям, вырывающимся
за рамки обыденного  сознания толпы, чтобы  пополнять  ряды своих воинов. Вы
скажете,  что  это должны  быть  ученики,  которых  обучают  непосредственно
живущие  ныне  алхимики.  Но  это  не  верно.  Во-первых,  алхимия  --  удел
избранных,  и алхимик  не  может  взять  себе в  ученики  просто  смышленого
парнишку  из  соседнего  двора. Алхимик  должен  сам обрести свою  сущность,
понять  свое истинное предназначение. Во-вторых, алхимии нельзя обучить. Сам
процесс обучения предполагает  передачу одним субъектом  другому некой суммы
накопленных ранее знаний. Это  исключено  в  алхимии. Каждый алхимик  должен
дойти до того  уровня, который  ему доступен, самостоятельно. Ведь, на самом
деле, алхимия -- это не  превращение свинца в  серебро, а превращение самого
алхимика. Тайну превращения каждый  может  постичь только самостоятельно. И,
наконец,  в-третьих, знание деформируется, передаваясь от  одного человека к
другому. Лишь  первоисточник  -- древнейшие  алхимические  книги -- при всех
особенностях  и  труднодоступности  своего  языка  несут  крупицы  истинного
знания, достойного того, чтобы потратить десятилетия на овладения им.
     Поэтому,  алхимия  время  от  времени  предстает  перед  обывателями  в
истинном  свете. Чаще всего  это  делается  через  то,  что сегодня называют
"желтой   прессой",  иногда  --  через  более  солидные  издания.   В  конце
пятидесятых два француза, Луи Повель и  Жак Бержье, написали  чудную книжку,
назвав  ее "Утро  магов", и  придав  ей  таким названием некоторую желтизну.
Вместе  с тем, пытливый  ум  сможет найти в ней  многие отправные точки  для
своего  собственного исследования.  Имея  некоторый  базис  знаний,  человек
сможет отсеивать публикации в сомнительных газетенках, чтобы черпать  из них
только то, что является истинным, то есть, то, что поставляется в эти газеты
непосредственно алхимиками или людьми, близкими к их кругу избранных.
     Владимир, извините меня, но я  пока, честное слово,  не понимаю, почему
вы так  много  говорите  об  алхимиках, -  сказал  Сашка,  когда  количество
информации,  которую он  пытался  без перерыва  уложить в свою голову, стало
превышать все допустимые объемы.
     Сами по себе алхимики относятся  к нашему сегодняшнему разговору весьма
косвенно, но  они представляют собой  чудесный пример, на котором мне удобно
будет   совершить   все   дальнейшие   логические   построения,   которые  я
запланировал. Во всяком случае, если вы подумали, что я алхимик и вербую вас
в свои ученики, то, Александр, вы серьезно ошиблись. Вы, лучше, кушайте. Ваш
мозг серьезно нуждается в подпитке.
     В вас самих, Александр, есть много от человека, собравшегося заниматься
алхимией. Судите сами: вы получили музыкальное образование, причем джазовое.
Джаз  существенно  развивает мозги,  это  вообще --  музыка  интеллекта.  Вы
увидели краешек истины. После этого вы полностью переключились на поп-музыку
--  то, что  в  моем  примере  было  "желтой  прессой".  Но благодаря вашему
джазовому  началу, вы не тоните в  ней,  а пытаетесь вычленить  то  немногое
ценное, что в  ней есть. И в результате вы приходите к закономерному выводу,
что основная ценность массовой музыкальной  культуры, как и всего массового,
это возможность влиять на эти самые массы. Ведь все было именно так?
     Позвольте мне, тем  не менее, продолжить, иначе вы устанете раньше, чем
мы доберемся до  середины.  Я  повторю,  на  чем  мы  остановились:  история
человечества  почти с  самого начала,  известного  официальной  науке,  есть
история  его  деградации;  демократия  является  социальным устройством,  до
которого  человечество, что  называется,  "додеградировало"  на  сегодняшний
день;   существуют   научные    и   социальные   течения,    суть    которых
вульгаризирована, и истинная сущность старат