ветер, и горячий  металл греет ноги, и  этот
запах,  который бывает только в Башкирии, в степи, летом и только вечером...
Однажды он особенно разогнался и сказал: "Вот это - сто километров в час". А
я подумал,  надо же, а кажется,  едем совсем  медленно.  В  какой-то  момент
просто перестаешь чувствовать скорость.
     - Да,- говорит он.- Особенно, если дорога хорошая.
     - Да. А потом мы пили чай,  крепкий, как  пьют в  Башкирии, сладкий и с
медом,  а за окнами  была  ночь,  и в  комнатах  горели  люстры... Когда  ты
собираешься ехать?
     - Да прямо сейчас.
     - А что, правда, что это он придумал приезжать сюда?
     - Кто, Дмитрий? Да, наверное, правда...
     - Слушай, я, кажется, вдруг понял... Ты трахался с его женой?
     - С кем?
     - Ты слышал.
     - Ты имеешь в виду Лену? Но они уже года два как развелись...
     - Ты трахался с ней?
     - Да с ней почти уже весь лагерь перетрахался.
     - А ты?
     - Ну, и я тоже...
     - Да,- говорю я.- Слишком долго я к ней шел.
     - Ну что, поехали?
     - Поехали,- говорю я.- Прямо сейчас?
     - Ну да.
     - Ладно, поехали.
     Он идет и выводит из кустов мотороллер, выкрашенный в салатовый цвет.
     - У моего деда был точно такой же,- говорю я.
     Он ставит мотороллер на ножку.
     - Сейчас принесу шлем. По дороге нужно будет заправиться.
     - Очень кстати. У меня остался кое-какой должок.
     Он уходит и возвращается с шлемом. Протягивает его мне.
     - Не нужно,- отказываюсь я.
     - Надень,- говорит он.
     Я надеваю шлем и сажусь за его спиной.
     Он заводит мотор.



22



     Зачем  все  это?  Зачем мы живем этой жизнью, делая вид,  что так все и
должно быть  -  разве  что  чуть-чуть больше денег было бы  неплохо, и  чуть
больше успеха у женщин.  Чуть больше или чуть меньше,  но в  рамках принятых
норм.  Или второе название нашей жизни -  скука,  а  второе название  нашего
разума - дурь?  Все боятся. И я боялся,  каждый раз заново начинал  бояться,
пока ужас жизни не перечеркивал мой страх. Или эта красота  залитого солнцем
дня, или пугающе красивый закат бесконечного неба в  безбрежной степи... Или
эта женщина,  Нина... Жизнь наша еще не успела начаться, а мы уже  боимся ее
потерять. "Сберегающий душу свою потеряет ее..."
     Чего же они все так боятся? Узнать правду? И называют правдой незнание.
     И  навязывают свое незнание  другим... людям, народам... Каждый чего-то
не знает, и если каждый станет навязывать остальным свое незнание, мы вообще
перестанем  знать  что-либо.  Неужели и это все уже было?  Как он сказал,  в
Китае все  это уже  было  тысячу  лет  назад?  И  это  должно  обнадеживать?
Натовские  пилоты улыбаются, садясь  в кабины своих самолетов, чтобы  лететь
убивать детей в Сербии. Гитлеровские солдаты позировали перед фотообъективом
рядом с  трупами повешенных и  расстрелянных ими  людей. И  тоже  улыбались.
Американские летчики подпевали веселой песенке, звучащей по радио, сбрасывая
атомную бомбу на Хиросиму.
     И тоже улыбались.
     Солнце светит, и  все хорошо. Сколько еще мерзости  может простить  нам
Бог, которому мы друг друга учим? Когда-нибудь она переполнит мир.
     Гул мотора.
     Как гул самолета, и мы летим мстить за растоптанное право человека жить
и называть этот мир своим домом.
     Жить,  не спросив  на  то соизволения  заокеанского  стада зомбированых
обывателей, почему-то именующего себя народом.
     "И поставили люди идола, и стали поклоняться ему..."
     И все  повторяется снова...  Все покупается, а то,  что нельзя  купить,
подлежит уничтожению.
     И мы должны смотреть на это и улыбаться? Как это делали гитлеровцы? Как
это делают натовские пилоты? Забыть  обо всем?  - как немцы  забыли, что они
натворили в Освенциме и Майданеке, и снова летят бомбить Приштину и Белград.
     Чтобы  стереть  само  упоминание  о  тех, кто не  согласен?  Кто  хочет
остаться и быть самим собой.
     Жить.
     Мне  ненавистен запах  сжигаемых  человеческих  тел -  не дай  мне  Бог
когда-нибудь его узнать.
     Но почему те, кому он  ласкает ноздри, умеют купить  или одурачить всех
остальных? Оскаленный  зверь фашизма, теперь  он соблазняет нас голливудской
улыбкой. Сколько личин он сменил, сколько людей превратил в стадо!
     Но не всех.
     Меня они могут только убить, но купить - никогда!
     Значит, они  убьют меня.  И  будут улыбаться как натовские  пилоты, как
гитлеровские солдаты на фоне виселиц, как президент Америки...
     Гул мотора.
     Бесконечный коридор деревьев, и за ними, до горизонта, поля.
     - Куда мы едем?
     - В город.
     - Но город в другой стороне.
     - Мы заедем в одно место. Мне нужно сделать одно дело.
     Исчерпывающий ответ. Что ж, надо так надо.
     Как мне сохранить разум в этом чудовищном мире? Нина, Нина... - шепчу я
это имя как молитву.
     Я хочу любить  этот мир, но для этого  мне  нужно убить  свою  совесть.
Когда я умру, им всем станет проще жить.
     А им и так просто. Привилегия дурака - ничего не знать.
     Ни о чем не догадываться.
     Все забыть или жить прошлым...
     И впереди еще большие войны...
     Я не  хочу,  не хочу  думать об этом. Я хочу напиться, но что  же я все
время трезвею!
     Нужно еще выпить.
     Они не хотят быть людьми, и наверное, это их право.
     Мы живем в  одном мире и дышим одним воздухом, и я должен уважать право
других людей перестать быть людьми, стать животными, стадом.
     Что ж,  были  и большие злодеи и злодеяния,  если это  может утешить...
Если кого-то это может утешить, я не буду мешать ему не быть человеком.
     Меня  обдувает  теплый  летний  ветер, и солнце, что высоко над полями,
светит мне в лицо,  и мы едем куда-то,- не знаю,  куда,-  зачем-то,- не знаю
зачем.
     Ведь можно просто не знать...



23



     -  Наши тоже бомбили,- говорит мне продавщица сельского магазина, где я
пью  портвейн, не отходя от прилавка, дожидаясь, когда придет Юра и заплатит
за меня, потому  что у меня нет денег,  и эта доверчивая деревенская женщина
поверила мне на слово.
     - Да,- соглашаюсь я.- Но вряд ли это может быть  утешением. Ненависть к
одному злу не может быть оправданием другому.
     - Ой,- говорит он, поправляя прическу.- Заморочили вы мне голову! Когда
он придет, ваш друг?
     - А если он вовсе не придет?- говорю я.
     Она настораживается.
     - Это что, вы шутите так?
     - А почему вы так испугались?
     - Я вам поверила...
     -  Вы  поступили  совершенно  правильно,  но результат  даже правильных
действий  часто оказывается непредсказуем. Между прочим,  мы с вами даже  не
познакомились. Меня зовут Дмитрий.
     - Меня Люба,- говорит она.- Так ты что, морочил мне голову, что ли?
     - Перестань,- говорю  я.- Неужели я поверю в то,  что такой женщине как
ты можно заморочить голову.
     - Вот таким как я как раз и можно,- со вздохом говорит она.
     - Да, но фокус с бутылкой портвейна едва ли пройдет.
     - И что?- говорит она.
     - Все очень просто. Мы закрываем твой магазин,  берем с  собой еще пару
бутылок и идем к тебе.
     - Как у тебя все просто,- говорит она, покачав головой.
     - Так все было просто с самого начала. Я  не сделал мир проще тем,  что
выразил скрытые мысли словами.
     - По-моему, тебе уже хватит,- осуждающе говорит она.
     - Может быть,- не спорю я.- Но все-таки стоит взять еще.
     - Да? И что же ты хочешь еще?
     -  Водку,- говорю я,  пожав плечами.-  Как еще  мы можем  выразить свой
патриотизм?
     - Что?
     - Или ты предпочитаешь "кампари"?
     - Что?- снова говорит она.
     - Ты не знаешь, что такое "кампари"?
     - Ты что, издеваешься надо мной, что ли?
     - Нет,-  говорю я.- Просто  хочу попросить у тебя прощения  заранее  на
весь оставшийся вечер.
     - Ты что, думаешь, я так просто прощу тебе эту бутылку?
     - Я думаю, мы возьмем еще две и пойдем, наконец, отсюда, потому что мой
друг явно задерживается, и ситуация становится все более пикантной.
     - А кто он, этот твой друг, местный?
     - Да кто его знает. Я как-то не спрашивал.
     - Ну, как его зовут-то?
     - Юра.
     Она задумывается.
     - Есть тут один Юра... Белобрысый?
     - Да нет, вроде,- говорю я.- Если только он не покрасил волосы.
     - Тогда не он.
     - Значит, не местный.
     - Значит, не местный,- говорит она.- Я местных всех знаю.
     - Ну и ладно.
     - Так, ну и что мы делать будем?
     - И ты, и я это знаем.
     - Значит, вот так, да?
     - Да,- говорю я.- Удивительное дело - весь день с утра хочу напиться, а
никак не получается. Но может быть, сейчас получится.
     - Тогда я просто выкину тебя отсюда.
     - И не получишь с меня долг?
     - А я милицию позову.
     - Ну да,- насмешливо говорю  я.- Представляю,  какая у вас тут милиция.
Участковый на мотоцикле. До телефона-то далеко бежать?
     - Я тебе сказала, только попробуй тут что-нибудь отчудить!
     -  Перестань,-  говорю  я.-  Не  надо демонстрировать передо мной  свои
бойцовые качества. Не стоит уподобляться... В  общем, пойдем  отсюда.  Давай
возьмем пару бутылок и пойдем отсюда.
     - Да ты чего, в самом деле, что ли?
     - Ну да,- говорю я.- А что?
     - А выпивку я, по-твоему, должна оплачивать?
     - Ах, вот оно что. Ну хочешь, я инсценирую взлом?
     - Что ты сделаешь?
     - Инсценирую. То есть, сделаем вид, как будто был взлом.
     Она смотрит на меня тяжелым взглядом.
     - Ну не знаю...- говорю я.- У меня просто нет денег.
     -  Ладно,- наконец, говорит она.- Только я эту дрянь, которую ты пьешь,
пить не буду.
     - Я бы тоже не пил, но почему-то взял и стал пить...
     - Водку?
     - Водку,- киваю я.
     Она берет водку и отдает бутылку мне.
     - Хватит,- заявляет она.
     - Не хватит. Но умолкаю, потому что знаю, у тебя дома есть еще.
     - Ты что, экстра... этот?
     - Вовсе нет, никакой я не экстрасенс. Просто ты не была бы  так уверена
в том, что этого хватит, если бы у тебя дома не было еще.
     - Гляди-ка,- усмехнувшись, говорит она.- Умный.
     - Пойдем,- говорю я.
     - Слушай, у  меня только  один  вопрос.  Ты с  самого начала мне голову
морочил или по ходу придумал?
     - Я был пленен тобой, как только вошел...
     - Я тебя как человека спрашиваю. Пока.
     -  Да,-  говорю  я,  склонив повинную голову.- Я морочил тебе голову  с
самого начала. Мой друг, которого еще утром я и  знать не  знал, понятия  не
имеет  о том, где  я нахожусь,  хотя и  должен  быть  где-то здесь,  в  этой
деревне, а значит,  поблизости. Его мотороллер стоит  у  магазина - когда мы
выйдем отсюда, ты его увидишь. Но я не знаю, где он, а он не знает, где я, и
едва ли мы когда-нибудь еще встретимся.
     - Ты говоришь, что с утра мечтаешь напиться?
     - Да,- говорю я.
     - Поздравляю. Тебе это удалось.
     Она выходит из-за прилавка. Я направляюсь к дверям.
     - Куда?- говорит она.- Иди туда, через служебный вход. Я закрою  здесь.
Что, собрался через общую дверь выходить?
     - А как же иначе я покажу тебе мотороллер?
     - Да пошел ты со своим мотороллером!
     Я направляюсь в сторону подсобного помещения.
     - Бутылку-то возьми,- напоминает она.
     Я беру с прилавка бутылку водки.
     Она закрывает дверь.



24



     - Куда мы идем?- спрашиваю я.
     - Домой,- отвечает она.
     "Что ж",- думаю я.- "Тоже неплохо".
     - Надо было пакет взять. А то идем с этой бутылкой, как будто...
     - Как будто что?- обернувшись, говорит она.
     Я пожимаю плечами.
     - Это ты идешь с бутылкой, а я просто возвращаюсь домой после работы. И
вообще, ты прав,  отстань от меня немного,  чтобы  не подумали, что  мы идем
вместе.
     - А разве мы идем не вместе?- удивляюсь я.
     - Если бы мы не шли вместе, то я бы заставила тебя заплатить за то, что
ты несешь в руке,  и  за то, что  ты выпил, разве не  так?- говорит  она,  и
сраженный ее логикой, я умолкаю и послушно отстаю от нее шагов на десять.
     Она входит  в  калитку.  Я останавливаюсь  и, для приличия потоптавшись
немного на месте, следую за ней.
     Я вхожу в дом.
     -  Разувайся,-  строго говорит  она, забирая  у  меня  бутылку.-  А  то
натопчешь.
     Я разуваюсь.
     - Слушай,- говорю я.- Где у тебя тут ванная?
     - А чего ты мыть собрался?
     - Да нет, я имею в виду, туалет.
     - Ну так, так и говори. А то ванная... В ванну, что ли, ссать собрался?
     - Да нет, просто...
     - Как выйдешь из дома направо.
     - Это что... На улице?
     - А ты как хотел?
     - Так что же, снова обуваться?
     - Ну не хочешь обуваться, так иди в носках,- пожав плечами, говорит она
и уходит в комнату.
     Я, вздохнув, обуваюсь и выхожу на улицу.
     Как рано у них  закрывается магазин. А если кому приспичит,  интересно,
он что, припрется сюда?
     Надо будет это выяснить.
     И вернувшись из сортира, я первым делом спрашиваю:
     - А что, если кому приспичит, он идет сюда?
     - Не поняла,- говорит она.- Ты чего в обуви шастаешь.
     - Извини,- говорю я и  разуваюсь.- У тебя должен быть дома целый склад,
а иначе ты не могла бы так смело закрыть магазин.
     - Ты что мне тут, следствие проводишь?
     - Да  ничего я такого не  провожу,- говорю я,  присаживаясь на  диван.-
Просто это так очевидно...
     - Что у меня дома склад?
     - Ну да.
     - А тебе-то что за дело?
     - Да мне-то, в общем, никакого.
     - Ну  и все,- говорит она таким тоном, что я сразу же понимаю, что тема
закрыта.
     Она уходит на кухню, возвращается.
     - Отвернись,- командует она.- Мне надо переодеться.
     - Не нужно,- говорю я.- Тебе очень идет так.
     - Да?- говорит она.
     - Да,- говорю я.- А чем ты меня покормишь?
     - Ты что, есть хочешь?
     - Нет,- говорю  я.-  Совсем не хочу,  тем более что я уже ел.  Но может
быть, ты хочешь, вот я и спросил...
     - Смотри-ка,- усмехается она.- Рожа вся разбита, а вежливый.
     - Да,- пожав плечами, говорю я.
     - Слушай,- говорит она.- Ты оставь  мне все эти разговоры, понял? Я тут
городских и не таких видала, так что нечего мне тут мозги ебать, понял?
     - Все,- говорю я.- Понял.
     - То-то же. О себе я как-нибудь сама позабочусь.
     - Ладно,- говорю я.- Мне-то наплевать. Принеси  только стакан, а  лучше
два.
     - Вот это другое дело,- одобрительно говорит она.
     Она приносит стаканы, я открываю бутылку и наливаю.
     - Ну, за знакомство.
     Она кивает, и разом выпивает. Я отпиваю и ставлю стакан на стол.
     -  Ты чего  не  пьешь?-  говорит  она.- Надо было закуску  принести.  Я
сейчас.
     Она  уходит и  возвращается с тарелкой, банкой соленых огурцов, вареной
колбасой, двумя вилками, хлебом и резательной доской.
     Все это она располагает на столе.
     - Чего не пьешь?- говорит она, увидев, что в моем стакане еще осталось.
     - Не так быстро,- говорю я.- Сейчас допью.
     Она нарезает колбасу, хлеб и достает из банки огурцы.
     - Здорово,- говорю я, допив свой стакан.- Сервировка - люкс.
     - А здорово, так наливай.
     Я наливаю.
     Мы снова пьем.
     - Подожди,- говорю я.- Не сказали, за что пьем.
     - Да ну тебя,- отмахивается она.
     - За тебя,- говорю я и пью.
     Она уже выпила и ест соленый огурец. Я беру тоже.
     -  Здорово,-  говорю  я,  оглядываясь  по сторонам.-  Значит,  здесь ты
живешь...
     - Нет, бля,- саркастично  говорит она.- Здесь  я только ебусь, а живу в
сортире.
     Я смотрю на нее.
     - Ты чего  нервничаешь?- говорю я.- Погода, вон смотри  какая, солнышко
светит,  день в  самом разгаре,  до  ночи еще далеко, бомбы не падают,  да и
война, говорят, кончилась, сейчас на речку пойдем купаться...
     Я разливаю остатки.
     - Я же говорил, не хватит.
     -  Кому не хватит?-  говорит  она,  беря стакан.-  Тебе, по-моему,  уже
хорошо.
     - А тебе?
     - А я не пойму пока, зачем я тебя вообще впустила.
     - Ничего,- говорю я.- Понимание придет, нужно только еще выпить.
     - Ну давай,- говорит она.- Выпьем.
     Мы пьем.
     -  Вот  удивительно,-  говорю  я.- Весь день хочу напиться,  а не могу,
только изжога появилась. А бывает, и не хочешь...
     - Ты это уже говорил,- обрывает она.
     - Про изжогу?
     - Тебе соды, что ли, принести?
     - Если тебе не трудно, конечно.
     Она встает из-за стола и приносит с кухни стеклянную пол-литровую банку
с содой.
     - Воды?
     Я киваю
     Она приносит эмалированную кружку с водой.
     Я растворяю соду и пью.
     - Сейчас пройдет.
     В дверь раздается осторожный стук.
     - А это еще  кого принесло?-  недовольно говорит она, встает  и идет  к
двери.
     Я прислушиваюсь. Она с кем-то разговаривает.
     - Это тебя,- говорит она, заглянув в комнату.- Выйдешь?
     - Смотря кто,- говорю я.
     - А я почем знаю.
     - Ладно,- говорю я, вставая.- Иду.
     Я выхожу на веранду. Это Юра.
     - Ну что,- говорит он.- Ты едешь?
     - Привет,- говорю я.- Заходи давай.
     - Нет,- говорит он, но входит.- Мне надо ехать.
     - Сейчас выпьем, и поедем.
     - Вот еще!- возмущается Люба.- Тут что вам, распивочная?
     - Да нет,- говорю я.- Ты не поняла. Мы посидим, поболтаем...
     - Ну вот что,-  решительно говорит она, поворачиваясь к Юре.- Ты давай,
езжай, а мы тут как-нибудь сами разберемся.
     Он вопросительно смотрит на меня.
     - Подожди,- говорю я.- Сейчас обуюсь и выйду.
     - Куда еще?- настораживается Люба.
     - Сейчас,- говорю я.- Мне нужно пару слов сказать.
     Я обуваюсь и выхожу из дома.
     - Ну ты чего?- говорит Юра.- Надолго, что ли, здесь?
     - А что мне было делать, если ты исчез, а денег у меня нет...
     - У меня тоже нет,- говорит он.- Ну и что?
     - То есть как, нет? А за каким же тогда хреном ты в город собрался?
     - Ну так у меня есть деньги, но... А ты много уже выпил?
     -  Да дело  не  в этом,-  говорю  я.- Просто  неудобно  как-то вот  так
линять... Слушай, давай вот что сделаем. Ты как со временем, не очень зажат?
     - Да нет, не так чтобы очень. А что?
     - Ты  вот что, ты подожди меня немного, ладно? А потом я выйду как бы в
туалет, и мы с тобой уедем отсюда. Идет?
     Он явно не в восторге от моей идеи.
     - Ну пожалуйста,- прошу я.- А то неудобно будет...  А хочешь, заходи, я
уговорю ее...
     - Ну да. Такую уговоришь.
     - Не веришь?
     - Нет, конечно,- говорит он.- Ладно, я посижу здесь где-нибудь. Магазин
еще не закрыт...
     -  В  том то и дело, что  закрыт,-  говорю  я.- А иначе как  бы я здесь
оказался?
     - Что-то я не понимаю.
     - Она работает в магазине. Теперь понятно?
     - Понятно,- говорит он.- Я остался без пива.
     - А его у них и не было. Почему, по-твоему, я пил портвейн?
     - А ты пил еще и портвейн?
     - Что значит, "еще и"?
     - Ладно,- говорит он.- Короче, я жду тебя час...
     - Полтора.
     - Полтора часа, и уезжаю.



25



     - Ну что, уехал твой друг?
     - Уехал.
     - Ну давай тогда,- говорит она.
     Я замечаю, что на столе уже стоит новая бутылка, и в стаканах налито.
     - Давай,- говорю я и беру стакан.
     Мы пьем.
     - А ты, вобще-то, кто такой?
     - Да так,- говорю я.- Можно сказать, что и никто.
     - То есть как это?
     -  Да вот так. Когда-то очень давно я сошел не на той станции и по  сей
день жду своего поезда, а рельсы врастают в песок. А может быть,  и  не было
никакого поезда - я сам был поезд, и потеряв себя, снова ищу  обрести... Или
с самого начала все было бессмысленно и невозможно, и я пытаюсь обрести себя
в  бессмысленном мире  и снова и снова бьюсь, как рыба об лед, о стены тупой
безнадежности... Или как-нибудь совсем по-другому. Когда-нибудь я буду знать
это, но это буду  уже  не я, и не знаю, сохраню ли я память... Что останется
от нас после смерти, не здесь, на земле, где глина обращается в прах, а там,
где наши души нетленны? Или я и не покидал свой путь и просто еще