жита ли практика перестраховки, когда
пуганый дурак,  облеченный должностью,  имеет право решать, что можно, а что
нельзя пропустить к читателю,  что советским людям читать разрешено,  а чего
не дозволено,  -  с этим разве покончено?  Ладно,  в конце концов, не в его,
кротовских,  рассказиках дело,  он  на  свой  счет не  заблуждается;  строго
говоря, будут они напечатаны или не будут - от этого ничего не изменится, он
и  в  самом  деле  никогда не  претендовал на  то,  чтобы  писать серьезные,
проблемные  вещи,   ставить  вопросы  большой  общественной  значимости.  Но
представим себе,  что вот сейчас у кого-то -  пусть даже из маститых - лежит
на столе рукопись, способная действительно потрясти читателя, сразу изменить
всю картину сегодняшней нашей литературы;  много ли у  такой рукописи шансов
стать  книгой?  Черта с  два.  Чем  вещь  острее,  проблемнее,  тем  труднее
приходится ей в редакции,  - это уже закон, общее правило, все об этом знают
- и принимают как должное.  Естественно:  мол, редакторов тоже можно понять,
не от них зависит, и тому подобное. Да до каких же пор?
   Вадим утешительно подумал,  что на наш век,  во всяком случае,  хватит;
тут в дверь стукнули, и голос соседки крикнул, что его к телефону.
   - Привет, Вадик, - послышался в трубке голос Векслера. - Хорошо, что ты
уже дома,  я не был уверен - позвонил наугад. Слушай, на будущей неделе мне,
наверное, придется отчаливать. Как насчет того, чтобы провести вечер вместе?
   - Сегодня?
   - Ну или завтра, как тебе удобнее. Насчет воскресенья я пока не уверен.
А сегодня у тебя творческое настроение?
   - Да уж, творческое - дальше некуда... Нет, так сижу.
   - Ну  так подваливай!  Давай прямо в  гостиницу,  а  то  ведь у  вас на
нейтральной почве и пообщаться негде - насчет увеличения сети кафе в газетах
лет двадцать уже,  помнится,  пишут, да что-то пока результаты мало заметны.
Неподъемная, видать, задача для народного хозяйства. Ну так как?
   - Да я не знаю...  Туда-то,  наверное,  и не пустят -  в интуристовские
гостиницы вход, я слыхал, по каким-то карточкам...
   - Да,  - Векслер хохотнул, - портье у вас тут бдительные, это точно! Но
тебя пропустят. Ты только скажи, к которому часу, и я буду ждать у входа.
   - Не надо,  -  отказался Вадим, ощутив вдруг всю унизительную нелепость
ситуации:   чтобы   его,   ленинградца,   какой-то   иностранец  проводил  в
ленинградскую гостиницу.  - Зачем непременно под крышу куда-то лезть? Погода
сегодня нормальная,  походим лучше по улицам.  Я,  например, люблю такие вот
весенние вечера, что-то в них такое...
   - А что,  это идея,  -  согласился Векслер.  - Просто я думал поужинать
вместе  тут  в  ресторане,  но  если  ты  предпочитаешь  прогуляться,  давай
погуляем.
   Договорились встретиться  на  Стрелке,  у  южной  ростральной.  Векслер
оказался точен - уже ждал, когда подошел Вадим.
   - Это ты и в самом деле хорошо придумал, - сказал он, когда они перешли
на Университетскую набережную и  постояли у парапета,  глядя на неповторимую
панораму левого берега.  -  Вечер действительно замечательный,  такие весной
бывают  в  Стокгольме -  небо  чистое,  чуть  зеленоватое и  светится как-то
по-особому, словно уже к белым ночам примеривается...
   - Красивый город?
   - Стокгольм?  - Векслер пожал плечами. - Ничего. Комфортный, богатый до
сумасшествия -  даже по западным стандартам.  Таких витрин,  как у шведов, я
вообще нигде не видал.  А что касается красоты,  то - хочешь верь, хочешь не
верь -  большей,  чем вот это,  -  он мотнул головой, указывая через реку, -
нету нигде в  мире.  Нет,  я  не про весь Питер,  тут у  вас тоже такие есть
трущобки -  будь здоров...  А новые дистрикты,  районы по-вашему, ну что про
них скажешь?  Обычное стандартное убожество, массовая дешевка. Но вот это...
- Он  помолчал,  покачивая головой.  -  Это  выше  понимания,  в  голове  не
укладывается,  как  можно было создать такое -  причем смотри,  все вроде бы
просто,   но   как   гениально   уравновешено   -   Сенат,   Адмиралтейство,
монферрановский купол -  и  Всадник посреди всего этого,  уму непостижимо...
Какой там, к черту, Стокгольм! Слушай, а что ты сегодня смурной какой-то?
   - Да так,  -  не сразу ответил Вадим.  -  Настроение хреновое,  не знаю
даже...  А впрочем,  чего там.  Я тебе говорил, помнишь, еще по зиме отнес в
журнал  два  рассказа,  -  так  вот,  письмо  сегодня  получил из  редакции.
Отфутболили  снова  мои   опусы,   вот  такое  дело.   Понимаю,   что  глупо
расстраиваться,  а все равно муторно как-то. Главное, рецензент один из этих
рассказов однажды уже  читал  и  всячески расхваливал.  А  теперь  он  же  и
задробил.
   Векслер тоже помолчал.
   - Жаль,  -  сказал он  наконец.  -  Сочувствую,  Вадик,  но что делать?
Вероятно,  это  издержки профессии,  а?  Я  не  помню сейчас,  про  кого  из
знаменитых читал:  кто-то из западных,  может,  даже Хемингуэй, тоже вот так
рассылал рассказы по  всем  журналам,  никто не  брал,  у  него уже  даже на
почтовые марки денег не было.  А  потом вдруг как прорвало -  редакции стали
драться за его рукописи...
   - Ну, я на этот счет спокоен, за мои драться не станут.
   - Да,  у вас,  конечно, положение более сложное. С западными издателями
дело иметь проще.
   - А черт их знает...  -  отозвался Вадим.  -  Я,  понятно,  судить могу
только понаслышке...  Но  тоже не  думаю,  чтобы они  у  вас  там такие были
добрячки и опекали начинающих авторов.
   Векслер рассмеялся.
   - Добрячки?  Вадик, наши издатели - это тиранозавры. Знаешь, были такие
ящеры  -   высмотрел  добычу,  подкрался  -  и  хряп  пополам  какого-нибудь
зазевавшегося птеродактиля,  тот  крякнуть  не  успеет.  И  опекают  они  не
авторов,  а  собственный счет  в  банке,  но  именно  этим  фактором  все  и
объясняется.  Такой тип  в  упор  не  видит автора,  он  для  него вообще не
персона,  но  если  референт доложит ему,  что  данный автор  перспективен в
смысле коммерческого успеха,  зеленая улица рукописи обеспечена, через месяц
книга уже на прилавках.  И тиражи,  кстати, такие, что вам тут и не снились,
хотя у  вас  любят козырнуть большими тиражами.  Помилуй,  тридцать тысяч на
такую страну,  разве это тираж?  А полтораста, двести - так это у вас только
мэтры такое имеют,  лауреаты разных там  премий.  А  Франсуаза Саган,  когда
принесла в  издательство свой  первый  роман,  -  кто  ее  знал,  никому  не
известная соплюха,  верно?  -  так вот,  в одной Франции эту ее "Здравствуй,
грусть" за первый только год намолотили четыреста тысяч экземпляров...  Я уж
не  говорю о  переводах на  все европейские языки,  причем мгновенно,  и  не
говорю о  бесконечных переизданиях.  Да что там...  Не помню,  кто ее первым
открыл -  Галлимар,  что ли,  -  но они сразу учуяли: ага, тут можно сделать
бизнес.  И  сделали!  Кстати,  и  ее  не  забыли -  она  уже  через год была
миллионершей.  Нет, ты пойми правильно, я не пропагандирую нашу издательскую
систему,  ставка на коммерческий успех приводит и к тому,  что порнуху гонят
не меньшими тиражами...
   - Вот  именно,  -  сказал  Вадим.  -  Маркиз  де  Сад  в  общедоступном
пересказе, с иллюстрациями. Тоже, знаешь, хрен редьки не слаще.
   - А я что говорю?  Просто там больше выбора, издателей много, и вкусы у
них разные:  одним подавай ангажированную литературу, другим - секс, третьим
- что-нибудь авангардистское под Мишеля Бютора, так что, понимаешь, выбор за
тобой.  Каждый несет рукопись к тому издателю, кто ему ближе по взглядам. Я,
кстати,  готов признать,  что теоретически ваша система совершеннее:  у  вас
издатель не идет на поводу у публики,  а сам формирует ее вкусы, подтягивает
до  определенного уровня.  Но это теоретически,  как в  старой песне поется:
"Гладко было на  бумаге..."  А  на  практике получается,  вот  как с  тобой.
Кому-то ты пришелся не по душе,  может,  с  кем-то поругался когда-то,  я не
знаю,  в  жизни ведь разное бывает,  верно?  И  представь себе,  что у этого
твоего недоброжелателя связи в литературном мире, да ему достаточно звякнуть
одному-другому -  и  тебя уже в  любой редакции встретят как зачумленного...
Тем более что редакций-то этих раз-два и обчелся.  Поэтому я и говорю: у вас
труднее,  слишком  все  централизованно -  включая  и  возможность перекрыть
кислород...  Жаль,  конечно,  потому что способности у тебя,  на мой взгляд,
несомненные. Насчет таланта не скажу, это пока судить трудно, да и не с моей
квалификацией,  но  просто вот  как  читатель могу сказать точно:  писать ты
можешь. Если бы еще мог печататься...
   - Да ладно, успею, - отозвался Вадим.
   - Успеть-то  успеешь...  Только,  я  думаю,  для автора годами сидеть в
ожидании выхода к  первому читателю это  примерно то  же  самое,  как у  нас
бывает:  окончит парень технический колледж,  а  потом со  своим инженерским
дипломом  ишачит  где-нибудь  мелким  клерком.  Дисквалификация  происходит,
понимаешь,   тут  и  забываться  кое-что  начинает,   а  главное  -  психику
подтачивает. А это ведь тоже фактор... особенно в творчестве.
   - Еще какой...
   - Вот об этом и речь.  Слышь,  Вадик... А почему бы тебе не попробовать
напечататься там?
   - Где это "там"?
   - Ну за бугром, как у вас говорят.
   - Ни фига себе идейка.
   - А что такого?
   - Ты что, может, и впрямь задание выполняешь?
   Векслер -  они стояли совсем рядом,  облокотившись на  гранит парапета,
касаясь плечами, - повернул голову и глянул на него, прищурясь.
   - Ха-ха,  -  хохотнул он и  спросил с  ощутимым нажимом в голосе:  -  А
почему ты сказал "и впрямь"?
   - Да  просто подумалось:  надо  же,  уговаривает печататься за  бугром,
сейчас начнет шуршать долларами...
   - Погоди,  Вадик,  погоди.  Уговаривать тебя  никто не  уговаривает,  я
просто назвал один из возможных вариантов. Но меня сейчас другое интересует:
ты  же  писатель,  должен  чувствовать оттенки выражений.  Если  ты  сказал:
"Может,  и  впрямь",  это  значит,  что  или  эта мысль уже приходила тебе в
голову, или кто-то ее высказывал в твоем присутствии. Логично?
   Вадим  про  себя  признал,   что  логично,   и  пожалел  о  собственной
неосторожности. Рассказывать о разговоре с Борисом Васильевичем не хотелось,
тем более что тот специально просил -  ничего Векслеру не говорить.  Ясно, о
таких делах не болтают,  это и ежу понятно.  Но проколоться он прокололся, и
так глупо!
   - Логично,  -  повторил он вслух, кончив раскуривать не сразу затлевшую
папиросу. - Ты ведь мне, Саша, сам эту мысль высказал - забыл уже?
   - Когда это?
   - А как только познакомились,  у Ленки на именинах.  Я тебя спросил,  в
качестве кого ты сюда прибыл,  ну в смысле -  по делам или как турист,  а ты
говоришь: "По линии ЦРУ". Забыл, что ли?
   Векслер облегченно захохотал.
   - А  ведь верно!  Ну,  пятак твою распростак,  и память же у тебя,  что
значит - литератор... А то я уж думаю - неужто на меня тут так косо смотрят,
с подозрением;  я ведь,  Вадик, просто откровенен с тобой, вот и выбалтываю,
что на языке.  И насчет печатания на Западе,  мне эта мысль вот только что в
голову пришла,  но,  ей-богу,  почему так уж сразу от нее открещиваться? Ты,
кстати,  не думай,  что я какую-нибудь антисоветчину имею в виду,  - добавил
он,  посерьезнев,  - там в этом товаре давно уже никто не нуждается по одной
простой  причине:  предложение превышает спрос.  У  нас  этой  антисоветчины
столько уже опубликовано,  что до конца века не хватит перечитать. Да и кому
это  нужно?  Иностранцам неинтересно,  они своими делами заняты,  а  русский
тамошний читатель все  это  уже  наизусть знает:  и  про  репрессии,  и  про
коммуналки, все это уже вот так обрыдло... А вот такое, как пишешь ты, - это
может заинтересовать,  такое всегда интересует,  понимаешь,  потому что  это
жизнь,  обычная российская жизнь,  не  процеженная,  не профильтрованная,  а
такая, как есть. Конечно, тамошний читатель - это не здешний, я не сравниваю
масштабы,  там  все  мелковато,  -  ну  эмиграция,  сам понимаешь.  Но,  как
говорится,  на безрыбье -  верно?  Да и потом,  учти другое -  напечатаешься
где-нибудь,  это значит,  что тебя почти наверняка и  в  эфир дадут,  у  нас
литературные передачи идут регулярно, а это уже слушатель здешний, массовый,
это уже миллионы...
   - Во-во,  -  покивал Вадим.  -  А  потом меня за  шиворот -  и  пожалте
бриться.
   - Не всех же за шиворот берут.  Могу с  ходу назвать два-три имени -  и
там опубликованы, и здесь вполне благоденствуют...
   - Ну,  мне рассчитывать на подобное благоденствие не приходится, не той
я породы.  Я скорее из тех Макаров,  на которых шишки валятся,  даже если ни
одной сосны поблизости нет.
   - Смотри,  конечно,  Вадик,  дело твое...  Я как-то всегда считал,  что
искусство -  вообще занятие не для робких.  Может, и ошибаюсь, я ведь что? -
профан,  со стороны наблюдаю... Но писатель, мне кажется, должен уметь плыть
против течения.  И поступать так,  как считает правильным...  без оглядки на
обывателей.  Ну  что,  может,  все-таки зайдем ко мне,  посидим?  И  бутылка
найдется, выпить на дорогу... Как это говорится - посошок?
   - Нет,  Саша, спасибо, как раз нить мне сегодня противопоказано. Я себя
в этом смысле немного знаю -  когда настроение муторное, нельзя мне. А то не
остановлюсь, у меня наследственность поганая. Так что давай уж воздержимся.
   - Воздержимся,  - согласился Векслер. - Я, кстати, тоже вполне свободно
без этого обхожусь,  за  компанию могу выпить порядочно,  но иногда так даже
лучше по-трезвому.  А насчет нашего разговора не бери себе в голову,  я тебя
уговаривать не  собирался,  просто  внес  деловое предложение.  Кстати,  оно
вполне реально.  Поразмысли на досуге, а летом тут должен появиться один мой
знакомый -  может,  он тебя разыщет через Жанну. Если к тому времени начнешь
печататься здесь -  что  ж,  тем  лучше,  тогда вопрос сам собой отпадает...
Кстати, у меня для тебя маленький прощальный презент - на, держи, будешь там
у себя в лесу слушать.
   Векслер достал из  кармана пальто и  вложил ему в  руку маленький -  не
больше двух  пачек  сигарет -  и  такой  же  плоский прямоугольный предмет в
кожаном футлярчике.
   - Что это? - удивленно спросил Вадим.
   - Приемник,  что же еще.  Ты,  помнится,  говорил, что у тебя нет? И не
смотри на  габариты,  это машинка еще та  -  с  шестнадцати метров берет как
зверь...
   - Да ты что,  Саша,  чего ради!  -  запротестовал Вадим,  действительно
почувствовав себя по-дурацки.  Что они с ним - близкие друзья, что ли, чтобы
принять такой подарок...
   - Вадик,  я  тебя вроде бы ничем не обидел,  а?  Давай и ты на прощание
меня не обижай,  я ведь от чистого сердца.  Ну просто на память! А надоест -
снесешь в  Апраксин,  в комиссионке у тебя с руками оторвут -  это последняя
модель  "Филипса",   они  такие  штуки  не  хуже  японцев  делают.   Питание
универсальное -  там аккумуляторчик размером с вашу "крону", а можно и прямо
от сети. Аккумулятор при этом подзаряжается в автоматическом режиме, так что
всегда готов к работе.  Ну, все! Клади в карман - и ни слова больше об этом.
А теперь давай перейдем на ту сторону и прошвырнемся на прощание по Невскому
- когда-то  мне  еще  доведется побывать в  Питере!  Вроде и  грех подрывать
престиж своей фирмы,  но,  ей-богу,  так хочется, чтобы эта наша линия опять
забарахлила...


Глава 9

   30 марта капитан Ермолаев позвонил в Пулково. Его проинформировали, что
накануне,  29  марта,  при  таможенном  контроле  у  иностранного гражданина
Александpa Векслера ничего запрещенного к провозу не обнаружено,  и он отбыл
рейсом LH343 Ленинград -  Дюссельдорф в 21 час 45 минут.  Посидев и подумав,
капитан пошел к полковнику.
   - Ну что ж,  -  сказал тот,  выслушав новость.  -  Как у меня на родине
говорят,  баба с возу -  кобыле легче. Ничего не ввез, ничего не вывез, ну и
скатертью дорожка. Может, он и в самом деле ничем таким тут не занимался, а?
   - Будем надеяться, - неопределенно отозвался капитан.
   - А что, у вас все-таки подозрения?
   - У меня ощущение, Сергей Иванович, что мы тут что-то проглядели.
   - Ну не знаю, - сказал полковник с явным недовольством в голосе.
   Борис Васильевич подумал, что никогда, видно, не научится разговаривать
с   начальством;   одно   дело,   когда  подчиненный  говорит  после  удачно
проведенного им дела, что похоже, дескать, мы на этот раз неплохо сработали,
и совсем другое - когда он намекает непосредственному начальнику на его долю
вины за неудачу.
   - В общем-то, конечно, это вина моя, - поправился он. - Я им занимался,
и наверное...
   - Да бросьте вы, в самом деле, - прервал полковник подобревшим тоном. -
Самокритичность,  Борис  Васильевич,  не  должна  переходить  в  самоедство.
Работник вы опытный,  инициативный,  к делу всегда подходите творчески,  так
что винить вам себя не за что.
   - Пока не за что,  -  без энтузиазма согласился капитан. - Боюсь, потом
бы не пришлось...
   - Хотите еще раз поговорить с этим... Кротовым?
   - Да нет, это, пожалуй, ничего не даст.
   - Сам Кротов у вас подозрений не вызывает?
   - По-моему, парень как парень. Да и в чем его можно подозревать? Вообще
непонятно,  чем он мог заинтересовать Векслера - если допустить, что Векслер
все-таки  приезжал сюда  с  заданием.  Другое дело,  если бы  он  работал на
режимном предприятии,  так нет ведь -  сидит лыжи пересчитывает,  рассказики
свои пишет...
   - Рассказики,  - повторил полковник. - Рассказики, говорите? - Он встал
и прошелся по кабинету.  -  Литература, Борис Васильевич, это идеология... и
мне ли вам объяснять,  что наши недруги едва ли не всю свою стратегию строят
сейчас на идеологической конфронтации.
   - Это  понятно,  Сергей Иванович.  То,  что задание Векслера -  если он
приезжал с заданием -  должно быть непременно связано с идеологией, в этом я
не сомневаюсь.  Какой конкретно характер могло оно носить?  Ну,  первое, что
напрашивается,  это  поиск подходящего человеческого материала.  Просто пока
поиск,  предварительная,  так сказать,  фаза работы:  знакомиться с  людьми,
выяснять настроения.  Откровенно говоря,  я  думаю,  что так оно и  есть.  И
сложность тут в том...
   - ...что при таком характере задания мы  его за руку схватить не можем,
- закончил фразу полковник.
   - Вот в  этом-то  и  дело.  Инкриминировать нечего:  ну знакомится,  ну
выясняет; что дальше?
   - А представьте себе - ничего. Может, ничего другого ему и не поручали.
Вам такая возможность в голову не приходила?
   - То  есть,  вы  думаете,  он только для этого и  приезжал -  прощупать
настроения?..   Вообще-то,   как   правило,   этим   здесь   занимаются   их
корреспонденты. Живут они у нас подолгу, языком многие из них тоже владеют -
может,  не так совершенно,  как Векслер,  но вполне достаточно для общения с
нашими людьми.  Я имею в виду общение неофициальное,  застольное. Знакомства
они обычно тоже заводят довольно широкие, так что лучших условий для зондажа
настроений  просто  не  придумать.  Зачем  же  тогда  посылать  специального
человека, да еще на короткий срок? Скорее, это все-таки какое-то налаживание
контактов...  Но с кем? И для чего? Кротов ведь не из фрондирующих, это я бы
заметил,  те даже в  разговоре очень как-то быстро раскрываются,  не считают
нужным скрывать свои взгляды.  Кротов на них не похож.  Да и проверял я -  у
него и в прошлом ничего такого.
   - А что это за компания, в которой он крутится?
   - Ерунда, ничего серьезного, обычные молодые лоботрясы. Характерно, что
Векслер с  ними  практически не  общался -  один раз  только пришел,  словно
нарочно для того,  чтобы познакомиться с Кротовым.  Может, конечно, случайно
так получилось...
   - Да нет, едва ли это случайность... Скорее, именно он и был ему нужен.
- Полковник помолчал.  -  Только вот  для чего?  Сманить на  Запад?  Кротов,
говорите,  заверил вас,  что таких попыток не  было;  и  вы считаете,  ему в
данном вопросе можно верить?
   - Убежд