ли провода - я  перережу  себе горло. Не
переживу позора.

Вторник, 12 мая.

     Сегодня  долго  беседовал  с мистером  Вэнном,  нашим  инструктором  по
профессиональной ориентации. Он сказал, что  я должен специализироваться  по
физике, химии и биологии, если хочу стать  ветеринаром, поскольку рисование,
столярное дело и домоводство мне в этом мало помогут.
     Жизнь моя на распутье! Сделай я неверный шаг, и трагедия неминуема - не
видать меня  ветеринарам, как  своих  ушей. В точных науках  я  ни  бум-бум.
Спросил мистера  Вэнна,  каким предметам надо  учиться, чтобы писать комедии
для телевидения.  Мистер  Вэнн  ответил,  что  для этого надо  не учиться, а
родиться законченным кретином.

Среда, 13 мая.

     Досконально  обсудил  проблему учебы с папой. Папа  советует зажиматься
лишь теми предметами, которые мне даются. Говорит, что ветеринарам  только и
приходится,  что лазить  коровам под хвост или  делать  уколы  раскормленным
избалованным собакам. Так  что  я всерьез  подумываю  изменить свои планы на
будущее.
     Я не прочь бы стать ныряльщиком  за губками, но боюсь, что в Англии эта
профессия не пользуется большим спросом.

Четверг, 14 мая.

     Мисс Спрокстон  сделала мне замечание: мол, домашнее  сочинение  воском
заляпано.  Я  объяснил,  что задел свечу  рукавом, когда  делал  уроки.  Она
прослезилась, назвала  меня молодцом  и  славным мальчиком  и поставила  мне
"отлично".
     Поужинав  галетами и консервами из тунца, при свечах играли  с папой  в
карты. Было  очень здорово. Папа  обрезал кончики пальцев на перчатках. Мы с
ним смотрелись, как пара беглых каторжников.
     Читаю "Тяжелые времена" Чарлза Диккенса.

Пятница, 15 мая.

     Неожиданно  нагрянула  бабушка,  застала  нас  врасплох, когда  мы  ели
холодную  фасоль прямо из консервной  банки,  съежившись у походной  газовой
печурки. Папа при свече  читал "Плейбой", а я с фонариком - Диккенса. И были
мы всем довольны.  Но только  папа  сказал, что  это  хорошая тренировка  на
случай крушения цивилизации, как  в  дом  влетела  бабушка  и  закатила  нам
долгоиграющую истерику. Потом заставила перебраться  к ней. Так что сейчас я
сплю  в постели покойного дедушки, а папа  спит  внизу на сдвинутых креслах.
Бабушка выписала  чек,  чтобы покрыть наши долги за  электричество, и тут же
пришла в ярость, потому что предназначала эти деньги на продукты. Ее аппетит
стоит жизни двум коровам в год.

Воскресенье, 17 мая.

     Папа разбил  молочник,  которому сорок  один год, и пошел в бар выпить,
чтобы  оправиться от  ужаса.  Я  пошел к Берту Бакстеру, но его не оказалось
дома.

Понедельник, I8 мая.

     Бабушка не разговаривает с папой  из-за молочника.  Скорей бы вернуться
домой, там-то эти молочники всем до лампочки.

Вторник, 19 мая.

     Полнолуние.
     Папа поздно  вернулся, и ему здорово  влетело  от бабушки. Но ведь папе
столько  же  лет,  сколько  молочнику,  и,  ей-богу,  он имеет полное  право
возвращаться, когда ему вздумается.
     Рассказал сегодня папе, что Барри Кент вымогает у меня деньги. Пришлось
рассказать, потому что  Барри сильно порвал мне  форменный блейзер и оторвал
нашивку со школьной эмблемой. Папа обещал завтра им заняться и заставить его
вернуть все отобранные у меня деньги. Похоже, я разбогатею!

Среда, 20 мая.

     Барри   Кент   нахально  отрицал,  что  терроризирует  меня,  и  только
рассмеялся, когда папа потребовал вернуть деньги. Мой отец пошел к его отцу,
поругался с ним и пригрозил обратиться в полицию. Смелый у меня отец. А отец
Барри Кента похож на гориллу. У него на руках волос больше, чем у моего отца
на голове. В полиции  потребовали доказательств, иначе,  мол, ничего сделать
не   смогут.   Попрошу   Найджила   письменно    засвидетельствовать    факт
вымогательства при помощи угроз.

Вторник, 21 мая.

     Барри Кент  вздул меня сегодня  в раздевалке и подвесил за  воротник на
вешалку. Обозвал меня "стукачом" и всякими непечатными выражениями. Обо всем
этом прознала бабушка (отец не хотел ее беспокоить из-за  диабета). Выслушав
меня, она надела шляпку, поджала губы и ушла. Отсутствовала час  семь минут,
потом  вернулась, сняла  пальто, поправила  прическу,  достала  из пояса,  в
который  прячет  от грабителей деньги,  двадцать  семь  фунтов  восемнадцать
центов и сказала:  "Он больше не тронет  тебя, Адриан. Но если тронет, скажи
мне". Потом приготовила  чай. Я  купил  ей  в аптеке коробку  диабетического
шоколада в знак признательности.

Пятница, 22 мая.

     Вся школа только и говорит о том, как семидесятишестилетняя старушка до
смерти напугала  Кентов  и заставила их  вернуть деньги.  Барри Кент  боится
показываться нам на глаза. Его шайка выбирает нового вожака.

Суббота, 23 мая.

     Мы снова дома. Все цветы завяли. Дверной коврик усеян красными счетами.

Понедельник, 25 мая.

     Я  твердо   решил   стать   поэтом.  Но  папа  считает   поэзию   делом
бесперспективным. Поэтам не положено ни пенсии, ни фига. А мне плевать. Папа
пытался  заинтересовать  меня специальностью программиста, но я  ответил: "Я
хочу вложить в свою профессию всю душу, а каждому известно, что у компьютера
души нет". Тогда папа сказал: "Американцы над этим работают". Это сколько же
мне ждать? Понедельник, 1 июня.

     Папа  получил  письмо.  Прочитал  и  весь  побелел:  его  увольняют  по
сокращению штатов. Будет получать пособие по безработице! Да разве проживешь
на эти гроши, что выдает правительство? Придется расстаться  с собакой, один
корм  для  нее обходится  в  тридцать  пять центов  в день,  не считая галет
"Уиналот".   Теперь  я  ребенок   безработного   родителя-одиночки.   Служба
социального обеспечения будет приобретать мне обувь!
     В школу не пошел. Позвонил в канцелярию, сказал секретарше,  что у папы
психическое   расстройство   и   что  за  ним   требуется  уход.  Та   очень
обеспокоилась,  спросила, не  буйный ли он. Я ответил, что признаков буйства
пока  нет,  но  если  появятся, вызову врача.  Сделал папе обильное  горячее
питье,  чтобы у  него прошел шок. Он  бубнил  про свои электрообогреватели и
грозился  "выложить все  газетам". Потом  позвонил Дорин Слейтер, она тут же
заявилась  с сыном. Жуткий такой  сопляк, Максвелл  его  зовут. Я  эту Дорин
увидел и отпал. Понять  не могу, с чего это отцу захотелось вступать с ней в
греховную  связь.  Ни  груди, ни  зада. Плоская  как доска.  Словом,  глиста
сушеная.  Не успела в  дом войти, сразу  повесилась папе  на  шею.  Максвелл
заревел, собака залаяла, а я пошел к себе и заперся.
     Дорин ушла в  полвторого,  ей надо было отвести Максвелла в сад. Купила
нам кое-каких продуктов, потом кое-как состряпала спагетти с сыром. Она тоже
мать-одиночка, Максвелл у  нее внебрачный. Дорин мне все рассказала, пока мы
посуду мыли. Была бы помясистей, она смотрелась бы ничего.

Среда, 3 июня.

     Пошел  в  школу,  никак  не  мог сосредоточиться,  все  думал  про  эту
плоскодонку  Дорин.  У  нее  красивые  белые  зубы  (прямые, конечно). Когда
вернулся домой, она сделала мне бутерброды с вареньем. Варенья не жалеет, не
то  что  некоторые. Папа сильно  пьет  и постоянно курит. По словам Дорин, у
него  временная  импотенция. А  мне это  вовсе  не  обязательно знать! Дорин
говорит со  мной  так,  будто  я  такой же взрослый,  как  она, а  не сын ее
любовника, которому (сыну) четырнадцать лет, два месяца и один день от роду.

Четверг, 4 июня.

     Утро началось с  того, что позвонила мама, а трубку  сняла Дорин.  Мама
позвала к телефону меня и спросила, кто это и что у нас  делает. Я объяснил,
что  у  папы нервное  расстройство  и  что Дорин Слейгер  ухаживает за  ним.
Рассказал,  что папу сократили, что  он  сильно  пьет, много  курит и вообще
распустился. Потом  пошел в школу. Мне все было трын-трава, поэтому я  надел
красные носки. Ходить в красных носках в школу  строго запрещено, но в гробу
я теперь видал ихние запреты.

Пятница, 5 июня.

     Мисс Спрокстон заметила мои красные носки  и  стукнула, старая  грымза,
пучеглазому  Скратону. Тот вызвал меня к  себе и пошел пудрить  мозги насчет
опасностей  нонконформизма. Потом отправил переодеваться в черные носки, как
предусмотрено формой. Когда я пришел домой, папа лежал в постели, лечил свою
импотенцию.  Я смотрел с Максвеллом телевизор,  пока папа не спустился вниз.
Тогда рассказал ему эпопею о носках.
     Папа  тут  же завелся  как  последний псих.  Позвонил  в школу, вытащил
Скратона с собрания бастующего персонала и завопил в трубку:
     -  Меня  бросила  жена,  меня  уволили  с  работы,  у  меня   на  руках
идиот-мальчишка (это он про  Максвелла,  надо полагать), а вы терроризируете
моего сына из-за цвета носков!
     Скратон сказал, что если я вернусь в школу  в  черных  носках,  то  все
будет прощено и забыто, но  папа ответил, что в каких носках мне вздумается,
в таких и буду ходить.
     Скратон заявил,  что  стремится поддерживать школу  "на  уровне".  Папа
возразил,  что  сборная Англии  выиграла  в 1966  чемпионат  мира без черных
носков. И сэр Эдмунд Хилари * в  1953  Году тоже обошелся без них. Скратону,
похоже, после этого нечем было крыть. Папа  повесил трубку и сказал: "Один -
ноль в мою пользу".
     Чем не заголовок  для газет: "Черные носки - причина скандала в школе!"
Прочитала бы мама этот заголовок и вернулась бы к нам.

     * Эдмунд Хилари (род. в 1919 году) - британский альпинист.  29 мая 1953
года совместно с шерпом Тенцингом достиг вершины Джомолунгмы.


Суббота, 6 июня.

     О радость!  О счастье!  Пандора  организует  носочный  протест!  Пришла
сегодня  к нам домой! Вот именно! Стояла  у нас на  пороге и рассказывала, в
какой  восторг  привела ее  моя  принципиальность!  Надо было пригласить  ее
зайти, но дома такой кавардак, что я не решился. В понедельник утром Пандора
начнет сбор подписей под петицией в мою поддержку. Говорит, что я - борец за
права человека. Пригласила назавтра к себе. Создается комитет, и докладчиком
по основному вопросу буду я! Пандора попросила показать ей красные носки, но
они оказались в стирке.
     Дорин Слейтер и Максвелл уехали к  себе. Завтра придет бабушка, так что
и следа от них здесь не должно остаться.

Понедельник, 8 июня.

     Проснулся, оделся,  прежде майки  и трусов  натянул красные носки. Папа
проводил меня до  двери, пожелал удачи.  Чувствовал я себя героем.  На  углу
встретил Пандору и членов нашего комитета. Все в красных носках. У Пандоры -
с  люрексом.  Вот смелая!  Всю дорогу до школы  пели: "Нас  не победить!"  У
школьной  калитки я вдруг струхнул,  но громкий голос Пандоры вдохнул в меня
силы.
     Пучеглазому  Скратону  кто-то  уже  капнул,потому  что  он  ждал нас  в
раздевалке  четвертого класса. Он  спокойно  стоял, скрестив руки на  груди,
вытаращив глаза. Не сказал  ни  слова,  лишь кивком  велел нам  идти наверх.
Красноносочники  потопали  за  ним.  Сердце  у меня  билось так громко, что,
наверное, слышали  все. Скратон молча вошел в  свой  кабинет и  устроился за
столом. Он сидел, постукивая шариковой ручкой по зубам. Мы стояли перед ним.
     Скратон улыбнулся  так, что аж  жуть взяла, затем позвонил  в звонок на
столе. Вошла секретарша. Скра-тон сказал:
     - Присаживайтесь, миссис Клэрикоутс. Я продик тую вам письмо.
     Письмо было адресовано нашим родителям:
     "Уважаемые господин и госпожа......
     Считаю своей прискорбной  обязанностью поставить вас в известность, что
ваш  (а)  сын (дочь)  злонамеренно  и  демонстративно  нарушил  (а)  одно из
установленных  внутренним  распорядком школы  правил.  Я  рассматриваю  этот
поступок  как чрезвычайно серьезный и посему исключаю вашего (у) сына (дочь)
из  школы  на  недельный  срок.  Поскольку  современная  молодежь  не всегда
получает дома должное наставление в моральных устоях, я считаю  своим долгом
проявлять твердость  в стенах вверенной мне школы.  Если вы желаете обсудить
со мною этот вопрос, прошу позвонить моей секретарше и записаться на прием.
     С уважением, Р. Т. Скратон,
     Директор".
     Как я жалею, что не надел в пятницу черные носки!

Вторник, 9 июня.

     Первая четверть Луны.
     Папа  ходил  сегодня   к  Скратону,  пригрозил  послать   жалобу  члену
парламента от нашего округа, если меня не пустят в школу в  каких мне угодно
носках. Скратон поинтересовался, кто представляет в парламенте наш округ, но
папа этого не знал.

Среда, 10 июня.

     Мы  с Пандорой любим  друг друга! Официально! Она сказала Клер Нельсон,
Клер - Найджилу, а Найджил - мне.
     Я сказал Найджилу, чтобы он сказал Клер, чтобы  та сказала Пандоре, что
я отвечаю ей  взаимностью. Я вне  себя  от  радости и счастья. И  даже готов
закрыть глаза на то, что Пандора обзавелась зажигалкой и выкуривает  по пять
сигарет в день. Когда влюблен, прощаешь многие недостатки.

Четверг, 11 июня.

     Провел весь  день с моей  любимой.  Не могу писать, до  сих пор  дрожат
руки.

        Пятница, 12 июня.
     Мне сообщили из школы, что Берт Бакстер срочно хочет меня видеть. Пошли
к  нему вместе с Пандорой  (мы  теперь  неразлучны). Берт заболел.  Выглядит
ужасно. Пандора постелила ему чистое белье (кажется, вонь ее не испугала), а
я вызвал врача. Описал симптомы
     болезни - странно дышит, лицо побелело, обильный пот.
     Мы  пытались  прибраться  немного  в  спальне. Берт  все  нес  какую-то
околесицу. Пандора объяснила, что  он бредит. Держала его  за руку, пока  не
пришел  врач.  Доктор  Пейтел  был очень любезен, сказал,  что  Берту  нужен
кислород.  Дал  мне  телефон  "скорой  помощи".  Машина не  приезжала  целую
вечность. На душе кошки скребли - в последнее время я совсем забросил Берта,
и  сейчас  мне стало  очень  стыдно. Санитары  вынесли Берта на носилках. На
лестнице они застряли и сбили  носилками батарею пустых банок. Мы с Пандорой
расчистили санитарам дорогу сквозь захламленный холл, и они доставили  Берта
к машине. Еще  в доме его  укрыли толстым  пушистым  красным одеялом. Взвыла
сирена, и они укатили.  У меня ком стоял  в горле,  а  на  глаза навернулись
слезы. Не иначе как от пыли. У Берта всегда пыльно в доме.

Суббота, 13 июня.

     Берт в реанимации, посетителей  к нему не  пускают.  Каждые четыре часа
звоню  в  больницу, справляюсь,  как он там. Вру, что родственник.  Отвечают
одно и то же: "Состояние удовлетворительное".
     Саблю  забрали  к нам.  Нашу собаку  пришлось отвезти  к  бабушке,  она
(собака, а не бабушка) боится овчарок.
     Надеюсь, Берт  не  умрет.  Во-первых,  я  очень  к нему  привязался,  а
во-вторых, мне нечего надеть на похороны.

Воскресенье, 14 июня.

     Ходил навещать  Берта.  Ему  понаставили  капельниц, он весь в трубках.
Принес  ему банку его  любимой свеклы, чтобы поел, когда  поправится. Сестра
заперла  ее  в  шкафчик.  Еще   принес  открыток  с  пожеланиями  скорейшего
выздоровления - от нас с Пандорой, от папы, от бабушки и от Сабли.
     Берт так и не проснулся, поэтому я не стал задерживаться.

Понедельник, 15 июня.

     Комитет красноносочников  решил  пойти на  временную уступку  Скратону.
Носим  красные носки под черными. Ботинки здорово  жмут,  но мы не сдаемся -
для нас это вопрос принципа.
     Берту немного лучше. Чаще просыпается. Завтра зайду его навестить.

Вторник, 16 июня.

     С Берта сняли  почти  все трубки, осталось лишь несколько внутривенных.
Когда я вошел к нему в палату, он не спал и принял меня за врача, потому что
на  мне  были  халат  и  маска.  Берт  проскрипел:  "А  ну  выньте  из  моих
внутренностей  ваши треклятые трубки, я вам не подземка, чтобы по мне кабели
прокладывать". Потом он узнал меня и спросил,  как поживает Сабля.  Мы долго
обсуждали бихевиориальные проблемы  Сабли,  но тут пришла сестра  и сказала,
что мне пора уходить.
     Берт попросил меня сообщить его дочерям, что он на смертном одре, и дал
мне  полкроны  на  оплату  телефонных переговоров! Две  его  дочери  живут в
Австралии! Говорит,  их  номера  записаны на обратной  стороне  обложки  его
армейской   расчетной  книжки.  Полкроны,  объяснил  папа,  примерно   равны
двенадцати  с  половиной  пенсам.  Я  решил  сохранить  монету.  Она приятно
увесиста, несомненно, когда-нибудь станет коллекционной редкостью.

Среда, 17 июня.

     Полнолуние.
     Мы  с Пандорой  обыскали весь  дом Берта,  но  его армейской  книжки не
обнаружили. Зато Пандора нашла  груду  открыток явно  неприличного свойства.
Они были  подписаны:  "Avec tout mon amour, cheri; Lola".  Разглядывая их, я
испытывал довольно странные  ощущения, и Пандора тоже. Мы впервые обменялись
по-настоящему  страстным  поцелуем.   Мне  хотелось  обменяться  французским
поцелуем,  но  я  не знаю,  как целоваться  по-французски,  поэтому пришлось
удовлетвориться обыкновенным английским. А Бертовой книжки и след простыл.

Четверг, 18 июня.

     С Берта сняли все трубки. Завтра  переводят  в  обыкновенную  палату. Я
сказал ему, что телефонов его дочерей мы так  и не  нашли, но Берт  решил не
придавать этому значения, коль скоро остался жив.
     Мы были в больнице вместе  с  Пандорой.  Они  с Бертом  сразу поладили.
Когда Пандора вышла  поставить  Л воду принесенные  ею  цветы, Берт спросил,
"залез  ли я  уже  на нее". Временами  он  просто противный грязный  старик,
совсем не заслуживающий, чтобы его навещали.

Суббота, 20 июня.

     Скорее бы Берта выписали.  Папе  осточертела Сабля, а  бабушка сыта  по
горло нашим псом.
     Лечащий  врач  велел  Берту  бросить  курить.   Берт  ответил,  что   в
восемьдесят девять  лет вряд ли  стоит и пробовать. Попросил  меня  принести
сигарет и спичек. Что делать?

Воскресенье, 21 июня.

     Всю ночь  не  спал из-за  этих гадских  сигарет, весь испереживался.  И
решил - не покупать.  А потом прихожу в больницу и узнаю, что Берт купил эту
заразу у разносчика, который ходит по палатам с тележкой!

Понедельник, 22 июня.

     Проснулся от боли в горле. Попытался сглотнуть  слюну  - не смог. Хотел
позвать папу  - еле выдавил  стон.  Попытался привлечь его  внимание, колотя
башмаком об пол, но папа лишь завопил:
     - Прекрати этот чертов топот!
     В конце концов сунул псу под ошейник записку и послал его вниз. Прождал
целую вечность и услышал,  как пес лает  на улице. Он не доставил записку! Я
был  на пороге  отчаяния.  Захотелось  в уборную.  Как до нее добрался  - не
помню.  Все будто  в тумане. Выполз  на лестницу,  пытался что-то прохрипеть
лапе, но  тот слушал пластинки. Пришлось  сползти  вниз, сообщить ему, что я
заболел. Папа заглянул мне в горло и оторопел:
     - Боже всемогущий! Да у тебя гланды торчат,  что  "Поларисы" на старте!
Что ты шляешься по дому, болван? Марш в постель, живо!
     Папа померил мне температуру. Сто  двенадцать по  Фаренгейту. По идее я
уже должен был откинуть копыта.
     Сейчас без  пяти минут  полночь. Врач придет  утром.  Господи, дай  мне
продержаться до его прихода!  В случае  же, если произойдет  самое страшное,
настоящим завещаю все свое бренное достояние Пандоре Брей-туэйт, проживающей
в доме 69  по Элм-стрит. Полагаю, я в здравом  уме, хотя при температуре сто
двенадцать по Фаренгейту трудно быть в этом уверенным.

Вторник, 23 июня.

     У  меня - тонзиллит,  что подтверждено  официальным диагнозом.  Пандора
сидит рядом, читает мне вслух. Лучше бы не читала: каждое слово - как обухом
по голове.

Среда, 24 июня.

     Открытка от мамы с  пожеланиями скорейшего выздоровления.  А в открытку
вложены пять фунтов. Попросил папу купить на них пять бутылок "Лукозейда"*

     * "Лукозейд" - витаминизированный напиток для выздоравливающих.


Четверг, 25 июня.

     Последняя четверть Луны.
     Температура не спадает. Папа не справляется с  Саблей. Пришлось Пандоре
взять к себе. (Саблю, естественно, а не папу.)

Пятница, 26 июня.

     Врач сказал, что у нас неисправен градусник.
     У меня несколько улучшилось самочувствие.