- кричал он во всю глотку  и  в  заключение  поклялся,  что  с  помощью
"Воронова крыла" он утрет нос Лигонье.
     Восторженное настроение мистера Слэнга почти примирило леди Трам с  его
грубыми  манерами  и  даже  заставило  сэра  Джорджа  забыть  о   том,   что
громогласные замечания и возгласы директора театра то и дело  заглушали  его
хор.
     - А вы что скажете, мистер Блодьер? - спросил портной, придя в  восторг
от того, что его протеже предстоит покорить все сердца. - Разве миссис Уокер
не лучшая в мире певица, сэр?
     - Мне кажется, что она очень плохая певица,  мистер  Вулси,  -  отвечал
прославленный литератор, не желая вступать в беседу с портным, которому  был
должен сорок Фунтов.
     - Ах, вот как, сэр! - вскричал разъяренный  мистер  Вулси.  -  Тогда  я
попрошу... я попрошу вас оплатить мне небольшой счет!
     Говоря по правде, небольшой счет не имел ни малейшего отношения к пению
миссис Уокер, и требование Вулси было совершенно нелогично, однако его выпад
немало содействовал будущей карьере миссис Уокер. Кто знает,  чем  окончился
бы ее дебют, если бы не угроза Вулси, и не погубила ли  бы  все  ее  будущее
разгромная рецензия в "Томагавке"?
     - А вы что, родственник миссис Уокер? - спросил  Блодьер  разгневанного
портного.
     - А вам какое дело, родственник я или нет? - свирепо отвечал Вулси. - Я
друг миссис Уокер и горжусь этим, а много будешь знать - скоро  состаришься.
И еще я полагаю, сэр, что человек, не оплачивающий своих счетов,  может,  по
крайней мере, держать язык за зубами  и  не  оскорблять  леди,  которой  все
восхищаются. Вам не удастся больше водить меня за нос, сэр,  мой  поверенный
завтра же навестит вас, имейте это в виду, сэр!
     - Тсс, мой  дорогой  мистер  Вулси,  -  прервал  его  литератор,  -  не
поднимайте шума, пройдемте в эту нишу: так миссис Уокер и в самом  деле  ваш
друг?
     - Я уже сказал вам это, сэр.
     - Ну вот и прекрасно. Я сделаю  для  нее  все,  что  от  меня  зависит;
послушайте, Вулси, я обещаю вам напечатать в "Томагавке" любую статью, какую
вы только захотите прислать.
     - В самом деле? Ну в таком случае я больше не  стану  упоминать  о  том
небольшом долге.
     - Это уж как вам будет угодно, - высокомерно возразил мистер Блодьер. -
Имейте в виду, что меня не так-то легко  запугать,  а  по  части  разгромных
статей мне нет равного во всей Англии; мне ничего не стоит изничтожить ее  в
десяти строчках.
     Соотношение сил изменилось, и теперь настала очередь Вулси испугаться.
     - Тише, тише, я ведь рассердился потому, что вы оскорбили миссис Уокер,
этого ангела во плоти, но я готов извиниться и...  не  снять  ли  мерку  для
вашего нового костюма, - что вы на это скажете, мистер Блодьер?
     - Я зайду к вам в лавку, - ответил вполне умиротворенный  литератор.  -
Тише, они, кажется, начинают новую арию.
     Пение, которое я  не  берусь  описывать  (к  тому  же,  честное  слово,
насколько я в нем разбираюсь, мне и по сей день кажется,  что  миссис  Уокер
была вполне заурядной певицей), пение, повторяю, длилось гораздо дольше, чем
мне бы этого хотелось, но я был прикован к месту, потому  что  сговорился  с
Фиц-Урсом поужинать в Найтсбриджских казармах,  и  его  карета  должна  была
заехать за нами к одиннадцати часам.
     - Мой дорогой мистер Фиц-Будл, - обратился ко мне старый хозяин,  -  не
можете ли вы оказать мне величайшую услугу?
     - С удовольствием, сэр!
     - Не попросите ли вы своего именитого и любезного друга завезти домой в
Бромптон мистера Скуини?
     - Разве мистер Скуини не может нанять кеб?
     - Это военный маневр,  мой  дорогой  юный  друг,  маленький  безобидный
военный маневр. Для мистера Скуини не так уж много значит,  что  я  думаю  о
моей ученице, ко для него очень  много  будет  значить,  что  думает  о  ней
достопочтенный мистер Фиц-Урс.
     Ну  разве  это  не  умно  для  столь   нравственного   и   благородного
джентльмена? Он подкупил мистера Скуини обедом в десять шиллингов  и  местом
в~ карете сына лорда. Скуини был доставлен в Бромптон, где  он  высадился  у
подъезда своей тетушки,  чрезвычайно  довольный  своими  новыми  друзьями  и
совершенно больной после сигары, которую они заставили его выкурить.

ГЛАВА VIII,
     в которой мистер Уокер выказывает большое благоразумие и необыкновенную
     терпимость

     Задержавшись  на  описании  всех  перечисленных  в   предыдущей   главе
личностей, мы отвлеклись от истории Морджианы. Но  некоторые  провинциальные
читатели, быть может, совершенно  не  представляют  себе  тех  людей,  чьими
мнениями в печати они привыкли руководствоваться, и  настолько  простодушны,
что воображают, будто успех на сцене или на ином поприще зависит  от  одного
только дарования. Обеспечить успех  актрисе  в  театре  -  вещь  куда  более
сложная и хитроумная, чем это может им показаться. Каких невероятных  усилий
стоит заслужить одобрение мистера такого-то из "Стар" или мистеpa  такого-то
из  "Курьера",  снискать  благосклонность  критика  и  привести  в   хорошее
расположение духа столичных редакторов,  а  самое  главное,  добиться  того,
чтобы имя актера не сходило со страниц газет. Актеров нельзя  рекламировать,
как масло или помаду "Макасар" для волос, хотя они и нуждаются в этом  в  не
меньшей степени. И вот для того, чтобы внимание  публики  ни  на  минуту  не
ослабевало,   требуется   неиссякаемая    изобретательность.    Предположим,
какой-нибудь знаменитый актер  направляется  из  Лондона  в  Виндзор,  тогда
"Брэдфорд чемпион" непременно должна сообщить, что "вчера мистер Блейзес, не
останавливаясь, проследовал со своей труппой через наш  город;  мы  слышали,
что прославленный комик направляется в Виндзор, где этот неподражаемый актер
намеревается выступить перед самой изысканной публикой с  чтением  открывков
из произведений нашего великого национального  барда"...  Через  неделю  это
сообщение будет опровергаться в "Хэммерсмит обзервер":
     "Газета  "Брэдфорд  чемпион"  утверждает,  что   Блейзес   намеревается
выступить  с  чтением  отрывков  из  произведений  Шекспира   перед   "самой
изысканной публикой". Мы очень сомневаемся в достоверности этого  сообщения.
Мы бы охотно поверили этому, но, как известно,  "самая  изысканная  публика"
королевства предпочитает иностранные напевы родным песням нашего голосистого
эвонского певца. Мистер Блейзес просто-напросто отправился в Итон,  где  его
сын, юный Мессенджер  Блейзес,  заболел,  к  нашему  величайшему  сожалению,
тяжелой  формой  ветряной  оспы.  Этот  недуг  (столь   свойственный   юному
возрасту)? судя по всему,  с  невероятной  силой  свирепствует  в  Итонской"
школе".
     Если после подобных заметок какой-нибудь лондонской  газете  вздумается
выругать провинциальную печать за вздор, который та  публикует,  оповещая  о
мистере Блейзесе и о каждом его шаге, словно он - королевская особа, то  это
ровно ничему не  помешает.  Блейзес  может  от  своего  имени  напечатать  в
лондонской газете заявление, что не его вина,  если  провинциальным  газетам
вздумалось сообщать о каждом его шаге, и что  ему  крайне  неприятно,  когда
страдания близких его сердцу делаются предметом публичного обсуждения, а сам
он выставляется на посмешище.
     "Мы совсем не хотели оскорблять чувства прославленного слуги народа,  -
возразит на это редактор. - Наша заметка по поводу  ветряной  оспы  касалась
общего положения и отнюдь не носила личного характера. Мы искренне надеемся,
что юный Мессенджер Блейзес полностью исцелился от этого недуга и что он так
же благополучно и с честью для себя, своих родителей и наставников перенесет
и  корь,  и  коклюш,  и  все  прочие  болезни,   которым   подвержены   юные
джентльмены".
     После такой газетной полемики при следующем же выступлении Блейзеса  на
сцене британская публика трижды вызовет его после  спектакля,  а  в  крайней
ложе у сцены непременно  окажется  какой-нибудь  почитатель  его  таланта  с
лавровым венком и кинет это украшение к ногам вдохновенного актера.
     Не знаю, право, почему, но перед дебютом  Морджианы  английская  печать
пришла вдруг в неистовое возбуждение, словно предчувствуя близкое  появление
чего-то из ряда вон выходящего. Так, например, в одной газете сообщалось:
     "Происшествие с Карлом Мария фон Вебером". В бытность автора  "Оберона"
в Англии он был приглашен на обед к благородному  герцогу,  у  которого  для
встречи  с  композитором  собрались  некоторые  из  наших  самых  знаменитых
артистов. Когда был  подан  знак  спускаться  в  salle  a  manger  {Столовую
(франц.).},  благородный  хозяин   дома   (холостяк)   предложил   немецкому
композитору возглавить шествие.
     - Разве в вашей стране не принято, чтобы великому  человеку  отводилось
первое место? - спросил тот. - Вот один из тех, чей гений  обеспечивает  ему
первое место всюду.
     И с этими словами Вебер указал  на  нашего  замечательного  английского
композитора сэра Джорджа Трама.  Оба  музыканта  не  расставались  до  конца
вечера, и сэр Джордж до сих пор хранит кусок  канифоли,  преподнесенный  ему
автором "Волшебного стрелка". - "Муун" (утренний выпуск), 2 июня.
     "Георг Третий - композитор". Сэр Джордж Трам  хранит  у  себя  автограф
арии умирающего Самсона покойного  досточтимого  монарха.  Мы  слышали,  что
великий композитор собирается выпустить в свет не только новую оперу,  но  и
свою новую ученицу, чье несравненное  дарование  уже  известно  элите  нашей
аристократии". - Ibid {Там же (лат.).}, 5 июня.
     "Музыка, зовущая в бой". Марш, под звуки которого  49-й  и  75-й  полки
прорвали оборону  Бадахоса,  был  знаменитой  арией  из  "Охваченных  ужасом
британцев, или Осады Берген-оп-Зуум" нашего  знаменитого  композитора  сэра.
Джорджа Трама. Маршал Даву заявил, что  французы  не  могли  удержать  линии
обороны, после того как эта ария послужила сигналом к атаке. Мы слышали, что
сей ветеран музыки скоро выступит с новой  оперой,  и  не  сомневаемся,  что
Старая Англия, как и в те дни, снова одержит  верх  над  всеми  иностранными
соперниками". - "Альбион".
     "Нас обвиняют в том, что мы  предпочитаем  иностранцев  талантам  наших
родных берегов, но те, кто так говорят, слишком плохо нас знают. Мы fanatici
per la musica {Фанатики музыки  (итал.).},  где  бы  она  ни  появлялась,  и
приветствуем дарование dans chaque  pays  de  monde  {В  любой  стране  мира
(франц.).}. Мы полагаем, что le merite n'a pas de  pays  {Заслуга  не  имеет
отечества (франц.).}, как сказал Наполеон, и сэр Джордж Трам (кавалер ордена
Слона и Замка Кальбсбратен-Пумперникель), - маэстро, чья слава appartient  а
l'Europe {Принадлежит Европе (франц.).}. Мы  слышали  его  прелестную  eleve
{Ученицу  (франц.).},  чьи  редкостные  данные   этот   кавалер   довел   до
совершенства, мы слышали, повторяем, "Вороново крыло"  (pourquoi  cacher  un
nom que demain un monde va saluer {Зачем утаивать имя, которое завтра  будет
приветствовать мир (франц.).}) и можем заверить, что более восхитительное  и
прекрасное дарование никогда не расцветало dans nos climats {В нашем климате
(франц.).}.  Она  пела  изумительный  дуэт  из  "Навуходоносора"  с   графом
Пиццикато  с  такой  belezza  {Прелестью  (итал.).},   grandezza   {Величием
(итал.).}, с таким raggio  {Блеском  (итал.).},  что  произвела  неописуемый
furore {Фурор (итал.).} в  сердцах  слушателей,  хотя  нужно  признать,  что
заключительная  fioritura  {Фиоритура  (итал.).}  в  прелестном   scherzando
{Скерцандо (итал.)  -  музыкальный  термин:  шутливо,  весело.  (итал.).}  в
игрек-миноре  немного  sforzata  {Сфорцато  (итал.)  -  музыкальный  термин:
акцентировано. (итал.).}. В самом деле слова

                              Gliorno d'orrore
                              Delire, dolore,
                              Nabucodonosore {*} -

     {*  Набор  слов.  В  буквальном  переводе:  "День   ужаса.   Опьянение,
страдание, Навуходоносор" (итал.).}

     следовало бы дать в анданте и не con strepito {Кон скрепито  (итал.)  -
музыкальный термин: с  шумом.},  но  это,  в  сущности,  faute  bien  legere
{Совершенно незначительная оплошность (франц.).} в  этом  бесподобном  и  не
знающем себе равных исполнении; мы упомянули об этом здесь лишь затем, чтобы
выискать хоть один недостаток.
     Мы слышали, что предприимчивый импресарио одного из королевских театров
предложил этой диве ангажемент, и если мы о чем сожалеем, то лишь о том, что
ей придется петь на столь мало  музыкальном  языке  нашего  северного  края,
который куда менее созвучен bocca нашей cantatrice  {Рот  певицы  (итал.).},
чем мелодичные  интонации  Lingua  Toscana  {Тосканский  диалект  (итал.).},
являющегося langue par excellence {Наилучшим языком (франц.).}  для  певцов.
"Вороново крыло" обладает великолепным контральто на девяти октавах, и т. д.
- "Цветы сезона", 10 июля.
     "Наш композитор, старина Трам, собирается выпустить в свет новую  оперу
и новую ученицу. Опера прекрасна, ученица  первоклассная.  Опера  не  только
может поспорить с адской какофонией и отвратительной абракадаброй  Доницетти
и  его  жалких  бесцветных  подражателей.  Эта  опера  переплюнет  их   всех
(призываем  в  свидетели  читателей  "Томагавка",  ошибались  ли   мы   хоть
когда-нибудь?); повторяем, что опера бесподобна,  это  настоящая  английская
опера. Ее великолепные  арии  свежи  и  мелодичны,  хоры  -  торжественны  и
исполнены благородства, инструментовка -  богата  и  сложна,  и  вся  музыка
написана с неподдельным мастерством.  Желаем  успеха  старине  Траму  и  его
опере".
     "В успехе ученицы сомневаться не приходится, это красивейшая женщина  и
еще более превосходная певица. Она так хороша собой, что  может  сфальшивить
столько же раз, сколько  это  позволяет  себе  Лигонье,  -  публика  все  ей
простит; а поет она так бесподобно, что, будь она столь же  безобразна,  как
вышеупомянутая Лигонье, публика все равно будет от нее в восторге. "Вороново
крыло" - таков ее фантастический театральный псевдоним  (в  действительности
она носит имя  небезызвестного  негодяя  из  Флитской  тюрьмы,  изобретателя
мошеннических операций с Панамой и Понтийскими болотами, а также махинаций с
мылом, - хватает ли вам сейчас на мыло, мистер  Уокер?).  "Вороново  крыло",
повторяем, может не сомневаться в успехе. Слэнг предложил ей тридцать  гиней
в неделю и в следующем месяце она выступит в опере Трама,  либретто  которой
написано  одним  не  лишенным  таланта  ослом,  мы  имеет  в  виду   мистера
Муллигана".
     "Какой-то болван иностранец в "Цветах сезона" делает все, чтобы внушить
публике отвращение  своими  бездарными  дифирамбами.  От  них  может  просто
стошнить. Почему этих иностранных писак терпят в прессе?  -  "Томагавк",  17
июня.
     Первые три сообщения были помещены Муллиганом в  его  газете  вместе  с
множеством  других,   которые   не   стоит   здесь   приводить   и   которые
свидетельствуют об его поразительной энергии и изобретательности. Рассказы о
сэре Джордже Траме он втискивал  в  уголки,  отведенные  для  провинциальных
корреспонденции, хвалы  английской  школе  музыки  встречались  в  "Заметках
корреспондентов" в воскресных выпусках,  из  которых  иные  были  подвластны
Слэнгу, а другие находились под контролем неутомимого Муллигана. Этот  юноша
стал душой  маленького  заговора,  поставившего  целью  добиться  славы  для
Морджианы, и при всей его - Муллигана - незначительности и несмотря  на  все
величие и респектабельность сэра Джорджа Трама, я полагаю, "Вороново крыло",
никогда не стала бы той звездой, которую мы все знаем, если бы не энергия  и
находчивость этого честного ирландского репортера.
     Писать передовые  статьи,  набираемые  в  газетах  крупным  шрифтом,  и
создавать потрясающие шедевры красноречия - дело великих людей; весь  прочий
материал отдается в распоряжение  помощника  редактора,  в  чьи  обязанности
входит отбор статей, сообщения о несчастных случаях,  полицейские  отчеты  и
прочее; трудно ожидать, чтобы сам редактор, слишком занятый своими  важньпли
обязанностями, вмешивался в мелочи. Судьбы Европы - вот его стихия; внимания
его требуют возвышение и падение империй и  прочие  вопросы  государственной
важности, тогда как скромные рекламы, отчеты о последнем убийстве, об урожае
и о состоянии сточных канав на Чэнсери-лейн предоставлены заботам  помощника
редактора; при этом поразительно, какое огромное  количество  представителей
ирландской нации встречается среди лондонских помощников  редакторов.  Когда
"Либерейтор" перечисляет заслуги своих соотечественников и  утверждает,  что
битва при Фонтенуа была выиграна благодаря заслугам  Ирландской  бригады,  а
битва при Ватерлоо непременно была  бы  проиграна,  если  бы  опять-таки  не
ирландские полки, и приводит другие подвиги, которыми мы обязаны ирландскому
героизму и гениальности, ему бы следовало, по  крайней  мере,  упомянуть  об
ирландских боевых отрядах прессы и о  величайших  услугах,  оказываемых  ими
нашей стране.
     По правде говоря,  что  ирландские  репортеры,  что  солдаты  и  впрямь
неплохо несут свою службу, и мой друг мистер Муллиган  относится  к  первым.
Кровно заинтересованный в успехе оперы и  дебютантки  и  пользуясь  огромной
популярностью среди своих собратьев, он добился того, что и дня не проходило
без заметки в какой-нибудь газете о новой певице, в которой все его собратья
- они же помощники редакторов, - радея за своего соотечественника, принимали
живейшее участие.
     Все  эти  похвалы,  имевшие  целью  ознакомить  свет  с   талантами   и
достоинствами "Воронова крыла", не  могли  не  оказать  своего  действия  на
некоего джентльмена, связанного тесными узами с данной леди, - на уважаемого
узника Флитской тюрьмы - капитана Уокера. Получая положенные ему еженедельно
две гинеи от мистера Вулси и случайные полкроны, которые порой  уделяла  ему
жена,  почти  ежедневно  его  навещавшая,   он   ни   разу   не   удосужился
поинтересоваться, чем она занимается, и не мешал ей хранить ее  тайну  (хотя
эта достойная женщина то и дело порывалась выдать ее). Он в самом  деле  был
далек от мысли, что его жена может оказаться для него таким сокровищем.
     Но когда голос славы и газетные столбцы стали всякий день приносить ему
новые подробности об успехах, даровании и красоте "Воронова крыла", когда до
него дошли слухи, что она сделалась любимой  ученицей  сэра  Джорджа  Трама,
когда она принесла ему однажды, после выступления в филармонии,  пять  гиней
(остальные пять  эта  добрая  душа  потратила  на  нарядные  новые  шапочки,
кокарды, пелеринки и кружева для маленького сына), корда, наконец, ему стало
известно, что знаменитый директор театра Слэнг  предложил  ей  ангажемент  с
жалованьем тридцать гиней в неделю,  мистер  Уокер  вдруг  проявил  живейший
интерес к делам жены и потребовал у нее полнейшего отчета.
     Пользуясь супружеской властью,  он  решительно  запретил  миссис  Уокер
выступать на сцене; он написал сэру Джорджу Траму письмо,  в  котором  излил
свое  негодование  по  поводу  того,  что  столь  важные   соглашения   были
предприняты без его ведома; а в  письме,  посланном  милейшему  Слэнгу  (оба
джентльмена были в очень дружеских отношениях, и  в  бытность  свою  агентом
мистер Уокер имел немало  дел  с  мистером  Слэнгом),  он  спрашивал  своего
любезного друга, уж не считает ли он Уокера таким простаком, чтобы позволить
жене выступать на сцене, а самому оставаться в тюрьме по уши в долгах.
     Любопытно было наблюдать, как те самые кредиторы, которые еще вчера  (и
с полным основанием) называли мистера  Уокера  мошенником,  отказывались  от
всех компромиссов и клялись не выпускать его из тюрьмы, - любопытно, как они
вдруг все разом захотели пойти на любые соглашения и не  только  предлагали,
но умоляли его выйти из тюрьмы и оставить им всего лишь долговую расписку от
своего имени и от имени миссис Уокер с обязательство