ромом аплодисментов и криками "ура".
   - Молодчина, Киньгрустин. Валяй!
   - Слушайте, чего же это он так постарел с прошлого года?
   -  Га-га-га!  Да  это  он  нарочно  масленичным  дедом  вырядился!  Ловко
загримировался, молодчина!
   - Милостивые государыни, - зашамкал старичок Фермопилов, -  и  милостивые
государи!
   - Шамкает! Шамкает! - прокатилось по всему залу. - Ох, уморил.
   Старичок сконфузился, замолчал, начал что-то говорить,  сбился  и,  чтобы
успокоиться, вытащил из заднего кармана  сюртука  носовой  платок  и  громко
высморкался.
   Аудитория пришла в неистовый восторг.
   - Видели? Видели, как он высморкался? Ха-ха-ха! Браво! Молодчина!  Я  вам
говорил, что он уморит.
   - Я хотел побеседовать с вами, - задребезжал лектор, - о вопросе, который
не может не интересовать каждого живущего на планете, называемой  Землею,  а
именно - о строении этой самой Земли.
   - Ха-ха-ха!  -  покатывались  слушатели.  -  Каждый,  мол,  интересуется.
Ох-ха-ха-ха! Именно, каждый интересуется.
   - Метко, подлец, подцепил!
   - Нос-то какой себе соорудил - грушей!
   - Ха-ха, - груша с малиновым наливом!
   - Я попросил бы господ присутствующих быть потише, - запищал старичок.  -
Мне так трудно!
   - Трудно! Ох, уморил! Давайте ему помогать!
   -  Итак,  милостивые  государыни  и  милостивые  государи,  -  надрывался
старичок, - наша сегодняшняя беседа...
   - Ловко пародирует, шельма! Браво!
   - Стойте! Изобразите лучше Пуришкевича!
   - Да, да! Пусть, как будто Пуришкевич!
   А в противоположном зале юморист  Киньгрустин  лез  из  кожи  вон,  желая
вызвать улыбку хоть на одном из этих сосредоточенных благоговейных лиц. Он с
завистью прислушивался к доносившемуся смеху и  радостному  гулу  слушателей
Фермопилова и думал:
   "Ишь мерзавец, старикашка! На вид ходячая панихида, а как развернулся. Да
что он там, канканирует, что ли?"
   Он откашлялся, сделал комическую гримасу ученого педанта и продолжал свою
лекцию:
   -  Чтобы  вы  не  подумали,  милостивые  государыни  и,  в   особенности,
милостивые государи, что теща есть вид ископаемого или просто  некая  земная
окаменелость, каковой предрассудок существовал многие века, я беру  на  себя
смелость открыть вам, что теща есть не что иное, как, по  выражению  древних
ученых, недоразумение в квадрате.
   Он приостановился.
   Курсистки старательно записывали  что-то  в  тетрадку.  Многие,  нахмурив
брови и впившись взором в лицо лектора, казалось,  ловили  каждое  слово,  и
напряженная работа мысли придавала их физиономиям вдохновенный и гордый вид.
   Как и на всех серьезных лекциях, из укромного уголка около двери  неслось
тихое похрапывание с присвистом.
   Киньгрустин совсем растерялся.
   Он чувствовал, как перлы его остроумия ударяются об эти мрачные головы  и
отскакивают, как град от подоконника.
   "Вот черти! - думал он в полном отчаянии. -  Тут  нужно  сотню  городовых
позвать, дворников триста человек, чтобы их, подлецов, щекотали. Изволите ли
видеть. Я для них  плох!  Марка  Твена  им  подавай  за  шестьдесят  копеек!
Свиньи!"
   Он совсем спутался, схватился за голову, извинился и убежал.
   В передней стоял треск и грохот. Маленький  старичок  Фермопилов  метался
около вешалки и требовал свое пальто. Грохочущая публика  хотела  непременно
его качать и орала:
   - Браво, Киньгрустин! Браво!
   Киньгрустин,  несмотря  на  свою  растерянность,  спросил  у  одного   из
галдевших:
   - Почему вы кричите про Киньгрустина?
   - Да вот он, Киньгрустин, вон  тот,  загримированный  старичком.  Он  нас
прямо до обморока...
   - Как он? - весь похолодел юморист. - Это  я  Киньгрустин.  Это  я...  До
обморока... Здесь ужасное недоразумение.

   Когда недоразумение выяснилось, негодованию публики не было предела.  Она
кричала, что это наг-лость и мошенничество, что надо было ее  преду-предить,
где юмористическая лекция, а где  серьезная.  Кричала,  что  это  безобразие
следует обличить в газетах, и в конце концов потребовала деньги обратно.
   Денег ей не вернули, но натворившего беду помощника швейцара выгнали.
   И поделом. Разве можно так поступать с публикой?!

   Дураки
   На первый взгляд кажется, будто все понимают, что такое дурак,  и  почему
дурак, чем дурее, тем круглее.
   Однако, если  прислушаешься  и  приглядишься,  поймешь,  как  часто  люди
ошибаются, принимая за дурака самого обыкновенного глупого или  бестолкового
человека.
   - Вот дурак, - говорят люди. - Вечно у него пустяки в голове!
   Они думают, что у дурака бывают когда-нибудь пустяки в голове!
   В том-то и дело, что настоящий круглый дурак распознается прежде всего по
своей величайшей и непоколебимейшей серьезности. Самый умный  человек  может
быть ветреным и поступать необдуманно,  -  дурак  постоянно  все  обсуждает;
обсудив, поступает соответственно  и,  поступив,  знает,  почему  он  сделал
именно так, а не иначе.
   Если вы сочтете дураком человека, поступающего безрассудно,  вы  сделаете
такую ошибку, за которую вам потом всю жизнь будет совестно.
   Дурак всегда рассуждает.
   Простой человек, умный или глупый - безразлично, скажет:
   - Погода сегодня скверная, - ну, да все равно, пойду погуляю.
   А дурак рассудит:
   - Погода скверная, но я пойду погулять. А почему я пойду? А  потому,  что
дома сидеть весь день вредно. А почему вредно? А просто потому, что вредно.
   Дурак не  выносит  никаких  шероховатостей  мысли,  никаких  невыясненных
вопросов, никаких нерешенных проблем. Он давно уже все решил,  понял  и  все
знает. Он человек рассудительный и в каждом вопросе сведет концы с концами и
каждую мысль закруглит.
   При встрече с настоящим дураком человека охва-тывает какое-то мистическое
отчаяние. Потому что дурак - это  зародыш  конца  мира.  Человечество  ищет,
ставит вопросы, идет вперед, и это во всем: и в науке, и в  искусстве,  и  в
жизни, а дурак и вопроса-то никакого не видит.
   - Что такое? Какие там вопросы?
   Сам он давно уже на все ответил и закруглился.
   В рассуждениях и закруглениях дураку служат опорой  три  аксиомы  и  один
постулат.
   Аксиомы:
   1) Здоровье дороже всего.
   2) Были бы деньги.
   3) С какой стати.
   Постулат:
   Так уж надо.
   Где не помогают первые, там всегда вывезет последний.
   Дураки  обыкновенно  хорошо  устраиваются   в   жизни.   От   постоянного
рассуждения лицо у них приобретает с годами глубокое и вдумчивое  выражение.
Они  любят  отпускать  большую  бороду,  работают  усердно,  пишут  красивым
почерком.
   - Солидный человек. Не вертопрах, - говорят о дураке. - Только  что-то  в
нем такое... Слишком серьезен, что ли?
   Убедясь  на  практике,  что  вся  мудрость  земли  им  постигнута,  дурак
принимает на себя хлопотливую и неблагодарную обязанность  -  учить  других.
Никто так много и усердно не советует, как дурак. И это от всей души, потому
что, приходя в соприкосновение с людьми, он все время находится в  состоянии
тяжелого недоумения:
   - Чего они все путаются, мечутся, суетятся, когда все так ясно и  кругло?
Видно, не понимают; нужно им объяснить.
   - Что такое? О чем вы горюете? Жена застрелилась? Ну, так  это  же  очень
глупо с ее стороны. Если бы пуля, не дай бог, попала ей в глаз, она могла бы
повредить себе зрение. Боже упаси! Здоровье дороже всего!
   - Ваш брат помешался от несчастной любви? Он меня прямо удивляет. Я бы ни
за что не помешался. С какой стати? Были бы деньги!
   Один лично мне  знакомый  дурак,  самой  совершенной,  будто  по  циркулю
выведенной  круглой  формы,  специализировался  исключительно   в   вопросах
семейной жизни.
   - Каждый человек должен жениться. А почему? А потому, что нужно  оставить
после себя потомство. А почему нужно потомство? А так уж нужно. И должны все
жениться на немках.
   - Почему же на немках? - спрашивали у него.
   - Да так уж нужно.
   - Да ведь этак, пожалуй, и немок на всех не хватит.
   Тогда дурак обижался.
   - Конечно, все можно обратить в смешную сторону.
   Дурак этот жил постоянно в Петербурге, и жена  его  решила  отдать  своих
дочек в один из петербургских институтов.
   Дурак воспротивился:
   - Гораздо лучше отдать их в Москву. А почему? А потому, что их там  очень
удобно будет  навещать.  Сел  вечером  в  вагон,  поехал,  утром  приехал  и
навестил. А в Петербурге когда еще соберешься!
   В обществе дураки - народ удобный. Они знают, что барышням  нужно  делать
комплименты, хозяйке нужно сказать: "А вы все  хлопочете",  и,  кроме  того,
никаких неожиданностей дурак вам не преподнесет.
   - Я люблю Шаляпина, - ведет  дурак  светский  разговор.  -  А  почему?  А
потому, что он хорошо поет. А почему хорошо поет? Потому, что у него талант.
А почему у него талант? Просто потому, что он талантлив.
   Все так кругло, хорошо, удобно. Ни сучка ни  задоринки.  Подхлестнешь,  и
покатится.
   Дураки часто делают карьеру, и врагов у них нет. Они признаются всеми  за
дельных и серьезных людей.
   Иногда дурак и веселится. Но, конечно, в положенное время и в  надлежащем
месте. Где-нибудь на именинах.
   Веселье его заключается в том, что  он  деловито  расскажет  какой-нибудь
анекдот и тут же объяснит, почему это смешно.
   Но он не любит веселиться. Это его роняет в собственных глазах.
   Все поведение дурака, как и его  наружность,  так  степенно,  серьезно  и
представительно, что его всюду принимают с почетом. Его  охотно  выбирают  в
председатели разных обществ, в представители каких-нибудь интересов.  Потому
что дурак приличен. Вся душа дурака словно облизана широким коровьим языком.
Кругло, гладко. Нигде не зацепит.
   Дурак глубоко презирает то, чего не знает. Искренне презирает.
   - Это чьи стихи сейчас читали?
   - Бальмонта.
   - Бальмонта? Не знаю. Не слыхал такого. Вот Лермонтова читал. А Бальмонта
никакого не знаю.
   Чувствуется, что виноват Бальмонт, что дурак его не знает.
   - Ницше? Не знаю. Я Ницше не читал.
   И опять таким тоном, что делается стыдно за Ницше.
   Большинство дураков читает мало. Но есть  особая  разновидность,  которая
всю жизнь учится. Это - дураки набитые.
   Название это, впрочем, очень неправильное, потому что в  дураке,  сколько
он себя ни набивает, мало что удерживается. Все, что он  всасывает  глазами,
вываливается у него из затылка.
   Дураки любят считать себя большими оригиналами и говорят:
   - По-моему, музыка иногда очень приятна. Я вообще большой чудак!
   Чем культурнее страна, чем спокойнее  и  обеспеченнее  жизнь  нации,  тем
круглее и совершеннее форма ее дураков.
   И часто надолго остается нерушим круг, сомкнутый дураком в философии, или
в  математике,  или  в  политике,  или  в  искусстве.  Пока  не  почувствует
кто-нибудь:
   - О, как жутко! О, как кругла стала жизнь!
   И прорвет круг.

   Первое апреля
   Первое апреля  -  единственный  день  в  году,  когда  обманы  не  только
разрешаются, но даже поощряются. И - странное дело - мы, которые  в  течение
трехсот шестидесяти пяти, а в високосный год  -  трехсот  шестидесяти  шести
дней так великолепно надуваем друг друга, в этот единственный день - первого
апреля - окончательно теряемся.
   В продолжение двух-трех дней, а некоторые так  и  с  самого  Благовещенья
ломают себе голову, придумывая самые замысловатые штуки.
   Покупаются  специальные  первоапрельские  открытки,  составленные  тонко,
остроумно и язвительно. На  одной,  например,  изображен  осел,  а  под  ним
подписано:
   "Вот твой портрет".
   Или еще удачнее: на голубой траве пасется розовая свинья, и подпись:
   "Ваша личность".
   Все это изящно и ядовито, но, к сожалению, очень избито.  Поэтому  многие
предпочитают иллюстрировать свои первоапрельские шутки сами.
   Для этого берется четвертушка почтового листа, на ней  крупно,  печатными
буквами выписывается  слово  "дурак"  или  "дура",  в  зависимости  от  пола
адресата.
   Буквы можно для  изящества  раскрасить  синими  и  красными  карандашами,
окружить завитушками и сиянием, а под ними приписать уже мелким почерком:
   "Первого апреля".
   И поставить три восклицательных знака.
   Этот способ интриги очень забавен, и, наверное, получивший  такое  письмо
долго будет ломать себе голову и перебирать в памяти всех знакомых, стараясь
угадать остряка.
   Многие изобретательные люди посылают своим знакомым  дохлого  таракана  в
спичечной коробке. Но это тоже хорошо изредка, а если  каждый  год  посылать
всем тараканов, то очень скоро можно притупить в них  радостное  недоумение,
вызываемое этой тонкой штучкой.
   Люди привыкнут и будут относиться равнодушно:
   -  А,  опять  этот  идиот  с  тараканами!  Ну,  бросьте  же  их  поскорее
куда-нибудь подальше.
   Разные веселые  шуточки,  вроде  анонимных  писем:  "Сегодня  ночью  тебя
ограбят" - мало кому нравятся.
   В настоящее время в первоапрельском обмане большую роль играет телефон.
   Выберут по телефонной книжке две фамилии поглупее и звонят к одной.
   - Барин дома?
   - Да я сам и есть барин.
   - Ну, так вас господин (имярек второго) немедленно просит приехать к нему
по такому-то адресу. Все ваши родственники уже там и просят поторопиться.
   Затем трубку вешают, а остальное предоставляется судьбе.
   Но лучше всего, конечно, обманы устные.
   Хорошо подойти на улице к незнакомой даме и вежливо сказать:
   - Сударыня! Вы обронили свой башмак.
   Дама сначала засуетится, потом сообразит, в  чем  дело.  Но  вам  незачем
дожидаться ее благодарности за вашу милую шутку. Лучше уходите скорее.
   Очень  недурно  и  почти  всегда  удачно   выходит   следующая   интрига:
разговаривая с кем-нибудь, не-ожиданно воскликнете:
   - Ай! У вас пушинка на рукаве!
   Конечно, найдутся такие, которые равнодушно скажут:
   - Пушинка? Ну и пусть себе. Она мне не мешает.
   Но из восьмидесяти один наверное поднимет локоть, чтобы снять  выдуманную
пушинку.
   Тут вы можете, торжествуя, скакать вокруг него, приплясывая и припевая:
   - Первое апреля! Первое апреля! Первое ап-реля!
   С людьми, плохо поддающимися обману, надо действовать нахрапом.
   Скажите, например, так:
   - Эй, вы! Послушайте! У вас пуговица на боку!
   И прежде чем он успеет выразить свое равнодушие к пуговице или догадку об
обмане, орите ему прямо в лицо:
   - Первое апреля! Первое апреля! Первое апреля!
   Тогда всегда выйдет, как будто бы вам удалось его надуть,  -  по  крайней
мере, для окружающих, которые будут видеть его растерянное лицо  и  услышат,
как вы торжествуете.
   Обманывают своих жен первого апреля разве уж только чрезмерные остроумцы.
Обыкновенный  человек  довольствуется  на  сей  предмет  всеми   тремя-стами
шестьюдесятью  пятью  днями,  не  претендуя  на  этот   единственный   день,
освященный обычаем.
   Для людей, которым противны обычные  пошлые  приемы  обмана,  но  которые
все-таки хотят быть внимательными к  своим  знакомым  и  надуть  их  первого
апреля, я рекомендую следующий способ.
   Нужно влететь в  комнату  озабоченным,  запыхавшимся,  выпучить  глаза  и
закричать:
   - Чего же вы тут сидите, я не понимаю! Вас  там,  на  лестнице,  Тургенев
спрашивает! Идите же скорее!
   Приятель ваш, испуганный и польщенный визитом столь знаменитого писателя,
конечно, ринется на лестницу, а вы бегите за ним и  там  уже,  на  площадке,
начните перед ним приплясывать:
   - Первое апреля! Первое апреля! Первое ап-реля!
   Счастливая любовь
   Наталья Михайловна проснулась  и,  не  открывая  глаз,  вознесла  к  небу
горячую молитву:
   "Господи! Пусть сегодня будет скверная погода! Пусть идет дождь, ну  хоть
не весь день, а только от двух до четырех!"
   Потом она приоткрыла левый глаз, покосилась на окно и обиделась:  молитва
ее не была уважена. Небо было чисто, и солнце катилось по  нему  как  сыр  в
масле. Дождя не будет, и придется от двух до четырех  болтаться  по  Летнему
саду с Сергеем Ильичом.
   Наталья Михайловна долго сидела на постели  и  горько  думала.  Думала  о
любви.
   "Любовь - очень тяжелая штука! Вот сегодня, например, мне до зарезу нужно
к портнихе, к дантисту и за шляпой. А я что делаю? Я бегу в  Летний  сад  на
свидание. Конечно, можно  притвориться,  что  заболела.  Но  ведь  он  такой
безумный, он сейчас же прибежит узнавать, в чем дело, и засядет  до  вечера.
Конечно, свидание с любимым человеком - это большое счастье,  но  нельзя  же
из-за счастья оставаться без фулярового платья. Если ему  это  сказать,  он,
конечно, застрелится, - хо! Он на это  мастер!  А  я  не  хочу  его  смерти.
Во-первых, потому, что у меня с ним роман. Во-вторых, все-таки из всех,  кто
бывает у Лазуновых, он самый интересный..."
   К половине третьего она  подходила  к  Летнему  саду,  и  снова  душа  ее
молилась тайно и горячо:
   "Господи! Пусть будет так, что этот дурак подождал-подождал,  обиделся  и
ушел! Я хоть к дантисту успела бы!.."
   - Здравствуйте, Наталья Михайловна!
   Сергей Ильич догонял ее, смущенный и запыхавшийся.
   - Как?  Вы  только  что  пришли?  Вы  опоздали?  -  рассердилась  Наталья
Михайловна.
   - Господь с вами! Я уже больше часа  здесь.  Нарочно  подстерегал  вас  у
входа, чтобы как-нибудь не пропустить.
   Вошли в сад.
   Няньки, дети, гимназистки, золотушная травка, дырявые деревья.
   - Надоел мне этот сад.
   - Адски! - согласился Сергей Ильич и, слегка покраснев,  прибавил:  -  То
есть я хотел сказать, что отношусь к нему адски...  симпатично,  потому  что
обязан ему столькими счастливыми минутами!
   Сели, помолчали.
   - Вы сегодня неразговорчивы! - заметила Наталья Михайловна.
   - Это оттого, что я адски счастлив, что вижу вас. Наташа, дорогая, я тебя
три дня не видел! Я думал, что прямо не переживу этого!
   - Милый! - шепнула Наталья Михайловна, думая про фуляр.
   - Ты знаешь, ведь я нигде не  был  все  эти  три  дня.  Сидел  дома,  как
бешеный, и все мечтал о тебе. Адски мечтал! Актриса Калинская  навязала  мне
билет в театр, вот посмотри, могу доказать, видишь билет, - я и то не пошел.
Сидел дома! Не могу без тебя! Понимаешь? Это - прямо какое-то безумие!
   - Покажи билет... А сегодня какое число? Двадцатое? А билет  на  двадцать
первое. Значит, ты еще не пропустил свою Калинскую. Завтра пойдешь.
   - Как, неужели на двадцать первое? А я и не посмотрел, - вот тебе  лучшее
доказательство, как мне все безразлично.
   - А где же ты видел эту Калинскую? Ведь ты же  говоришь,  что  все  время
дома сидел?
   - Гм... Я ее совсем не видел. Ну вот, ей-богу, даже смешно. А билет,  это
она мне... по телефону. Адски звонила! Я уж  под  конец  даже  не  подходил.
Должна же она понять, что  я  не  свободен.  Все  уже  догадываются,  что  я
влюблен. Вчера Мария Сергеевна говорит:  "Отчего  вы  такой  задумчивый?"  И
погрозила пальцем.
   - А где же ты видел Марью Сергеевну?
   - Марью Сергеевну? Да, знаешь, пришлось  забежать  на  минутку  по  делу.
Ровно пять минут просидел. Она удерживала и все такое. Но ты сама понимаешь,
что без тебя мне там делать нечего. Весь вечер проскучал адски, даже ужинать
не остался. К чему? За ужином генерал Пяткин стал  рассказывать  анекдот,  а
конец забыл. Хохотали до упаду. Я говорю: "Позвольте, генерал, я докончу". А
Нина Павловна за  него  рассердилась.  Вообще  масса  забавного,  я  страшно
хохотал. То есть не я, а другие, потому что я ведь не оставался ужинать.
   - Дорогой! -  шепнула  Наталья  Михайловна,  думая  о  прикладе,  который
закатит ей портниха: - "Дорогой будет приклад. Самой купить  гораздо  выйдет
дешевле".
   - Если бы ты знала, как я тебе адски верен! Третьего дня Верочка Лазунова
зовет кататься с ней на моторе. Я говорю: "Вы,  кажется,  с  ума  сошли!"  И
представь себе, эта сумасшедшая  чуть  не  вывалилась.  На  крутом  повороте
открыла дверь... Вообще, тоска  ужасная...  О  чем  ты  задумалась?  Наташа,
дорогая! Ты ведь знаешь, что для  меня  никто  не  существует,  кроме  тебя!
Клянусь! Даже смешно! Я ей прямо сказал: "Сударыня, помните, что это  первый
и последний раз..."
   - Кому ск