лучается.
  - Давайте придумаем что-нибудь, - зевнула мисс Бейкер, усаживаясь за
стол с таким видом, словно она укладывалась в постель.
  - Давайте, - сказала Дэзи. - Только что? - Она беспомощно оглянулась
на меня. - Что вообще можно придумать?
  Не дожидаясь ответа, она вдруг с ужасом уставилась на свой мизинец.
  - Смотрите! - воскликнула она - Я ушибла палец. Мы все посмотрели -
сустав посинел и распух.
  - Это ты виноват, Том, - сказала она обиженно - Я знаю, ты не нарочно,
но все-таки это ты. Так мне и надо, зачем выходила замуж за такую
громадину, такого здоровенного, неуклюжего дылду.
  - Терпеть не могу это слово, - сердито перебил ее Том. - Не желаю,
чтобы меня даже в шутку называли дылдой.
  - Дылда! - упрямо повторила Дэзи.
  Иногда она и мисс Бейкер вдруг принимались говорить разом, но в их
насмешливой, бессодержательной болтовне не было легкости, она была
холодной, как их белые платья, как их равнодушные глаза, не озаренные и
проблеском желания. Они сидели за столом и терпели наше общество, мое и
Тома, лишь из светской любезности, стараясь нас занимать или помогая нам
занимать их. Они знали: скоро обед кончится, а там кончится и вечер, и
можно будет небрежно смахнуть его в прошлое. Все это было совсем не так,
как у нас на Западе, где всегда с волнением торопишь вечер, час за часом
подгоняя его к концу, которого и ждешь и боишься.
  - Дэзи, рядом с тобой я перестаю чувствовать себя цивилизованным
человеком, - пожаловался я после второго бокала легкого, но далеко не
безобидного красного вина. - Давай заведем какой-нибудь доступный мне
разговор, ну хоть о видах на урожай.
  Я сказал это не думая, просто так, но мои слова произвели неожиданный
эффект.
  - Цивилизация идет насмарку, - со злостью выкрикнул Том. - Я теперь
стал самым мрачным пессимистом. Читал ты книгу Годдарда "Цветные империи
на подъеме"?
  - Нет, не приходилось, - ответил я, удивленный его тоном.
  - Великолепная книга, ее каждый должен прочесть. Там проводится такая
идея. если мы не будем настороже, белая раса... ну, словом, ее поглотят
цветные. Это не пустяки, там все научно доказано.
  - Том у нас становится мыслителем, - сказала Дэзи с неподдельной
грустью. - Он читает разные умные книги с такими длиннющими словами. Том,
какое это было слово, что мы никак...
  - Не просто книги, а научные труды, - возразил раздраженно Том - Этот
Годдард развивает свою мысль до конца. От нас, от главенствующей расы,
зависит не допустить, чтобы другие расы взяли верх.
  - Мы должны сокрушить их, - шепнула Дэзи, свирепо подмигивая в сторону
солнца, пламеневшего над горизонтом.
  - Вот если б вы жили в Калифорнии... - начала мисс Бейкер, но Том
прервал ее, шумно задвигавшись на своем стуле.
  - Суть в том, что мы - представители нордической расы. Я, и ты, и ты,
и... - После мгновенного колебания он кивком головы включил и Дэзи, и она
тотчас же снова подмигнула мне. - И все то, что составляет цивилизацию,
создано нами - наука там, и искусство, и все прочее. Понятно?
  Было что-то патетическое в его настойчивости, как будто ему уже мало
было упоения собственной личностью, с годами еще возросшего. Где-то в доме
зазвонил телефон, лакей пошел ответить на звонок, и Дэзи, воспользовавшись
минутным отвлечением, наклонилась ко мне.
  - Я тебе открою фамильную тайну, - оживленно зашептала она. - Про нос
нашего лакея. Хочешь узнать тайну про нос нашего лакея?
  - Я только за тем и приехал.
  - Ну слушай: раньше он был не просто лакеем, он служил в одном доме в
Нью-Йорке, где имелось столового серебра на двести персон, - так вот, он
заведовал этим серебром. С утра до вечера он его чистил и чистил, и в
конце концов у него от этого сделался насморк...
  - Дальше - хуже, - подсказала мисс Бейкер.
  - Верно. Дальше - хуже, и дошло до того, что ему пришлось отказаться
от места.
  Заходящее солнце прощальной лаской коснулось порозовевшего лица Дэзи;
я прислушивался к ее шепоту, невольно сдерживая дыхание и вытянув шею, -
но вот розовое сияние померкло, соскользнуло с ее лица, медленно,
неохотно, как ребенок, которого наступивший вечер заставляет расстаться с
весельем улицы и идти домой.
  Вернувшийся лакей сказал что-то почти на ухо Тому. Том нахмурился,
отодвинул свой стул и, не произнеся ни слова, пошел в комнаты. У Дэзи
словно что-то быстрее завертелось внутри, она снова наклонилась ко мне и
сказала напевньм, льющимся голосом:
  - Ах, Ник, если б ты знал, как мне приятно видеть тебя за этим столом.
Ты похож на... на розу. Ведь правда? - обратилась она к мисс Бейкер за
подтверждением. - Он настоящая роза.
  Это был чистый вздор. Во мне нет ничего, даже отдаленно напоминающего
розу. Она сболтнула первое, что пришло в голову, но от нее веяло
лихорадочным теплом, как будто душа ее рвалась наружу под прикрытием этих
неожиданных, огорошивающих слов. И вдруг она бросила салфетку на стол,
попросила извинить ее и тоже ушла в комнаты.
  Мы с мисс Бейкер обменялись короткими, ничего не выражающими
взглядами. Я было хотел заговорить, но она вся подобралась на стуле и
предостерегающе цыкнула в мою сторону. Из-за двери глухо доносился чей-то
взволнованный голос, и мисс Бейкер, вытянув шею, совершенно беззастенчиво
вслушивалась. Голос задрожал где-то на грани внятности, упал почти до
шепота, запальчиво вскинулся и совсем затих.
  - Этот мистер Гэтсби, о котором вы упоминали, он мой сосед... - начал
я.
  - Молчите. Я хочу слышать, что там происходит.
  - А там что-то происходит? - простодушно спросил я.
  - Вы что же, ничего не знаете? - искренне удивилась мисс Бейкер. - Я
была уверена, что все знают.
  - Я не знаю.
  - Ну, в общем ... - Она замялась. - У Тома есть какая-то особа в
Нью-Йорке.
  - Какая-то особа? - растерянно повторил я.
  Мисс Бейкер кивнула.
  - Могла бы, между прочим, иметь каплю совести и не звонить ему домой в
обеденное время. Верно?
  Пока я силился уразуметь смысл услышанного, в дверях зашелестело
платье, скрипнули кожаные подошвы - и хозяева дома вернулись к столу.
  - Неотложное дело! - нарочито весело воскликнула Дэзи.
  Она уселась на свое место, метнула испытующий взгляд на мисс Бейкер,
потом на меня и продолжала как ни в чем не бывало:
  - Я на минутку выглянула в сад, там сейчас все так романтично. В
кустах поет птица, по-моему, это соловей - он, наверно, прибыл с последним
трансатлантическим рейсом. И так поет, так поет... - Она и сама почти
пела, не говорила. - Ну разве не романтично, Том, скажи?
  - Да, сплошная романтика, - сказал он и, словно ища спасенья,
повернулся ко мне: - После обеда, если еще не совсем стемнеет, поведу тебя
посмотреть лошадей.
  Опять затрещал телефонный звонок; Дэзи, глядя на Тома, решительно
покачала головой, и разговор о лошадях, да и весь вообще разговор повис в
воздухе. Среди осколков последних пяти минут, проведенных за столом, мне
запомнились огоньки свечей - их почему-то опять зажгли - и мучившее меня
желание в упор смотреть на всех остальных, но так, чтобы ни с кем не
встретиться взглядом. Не знаю, о чем думали в это время Дэзи и Том, но
даже мисс Бейкер с ее очевидной скептической закалкой едва ли удавалось не
замечать трескучей стальной навязчивости этого пятого среди нас.
Кому-нибудь другому вся ситуация могла показаться заманчиво пикантной, -
но у меня было такое чувство, что необходимо срочно вызвать полицию.
  Понятно само собой, что о лошадях больше и речи не было. Том и мисс
Бейкер вернулись в библиотеку, словно бы для сумеречного бдения над
невидимым, но вполне материальным покойником, а я, притворяясь светски
оживленным и слегка тугим на ухо, шел вместе с Дэзи цепью сообщающихся
балконов вокруг дома, пока эта прогулка не привела нас к центральной
веранде, где было уже совсем темно. Там мы и уселись рядом на плетеном
диванчике.
  Дэзи прижала обе ладони к лицу, словно проверяя на ощупь его точеный
овал, а глазами все пристальней, все напряженней впивалась в бархатистый
полумрак. Я видел ее волнение, с которым она не в силах была совладать, и
попытался отвлечь ее расспросами о дочке.
  - Мы с тобой хоть и родственники, а мало знаем друг друга, Ник, -
неожиданно сказала она. - Ты даже на свадьбе у меня не был.
  - Я тогда еще не вернулся с войны.
  - Да, верно. - Она помолчала. - Знаешь, Ник, мне очень много пришлось
пережить, и я теперь как-то ни во что не верю.
  Судя по всему, у нее для этого были основания. Я немного подождал, но
продолжения не последовало, и тогда я довольно беспомощно ухватился опять
за спасительную тему о дочке.
  - Она, должно быть, уже разговаривает, и... и ест, и все такое.
  - Ну, конечно. - Она рассеянно взглянула на меня. - А хочешь знать,
что я сказала, когда она родилась, Ник? Интересно тебе?
  - Очень интересно.
  - Это тебе поможет понять... многое. Еще и часу не прошло, как она
появилась на свет, - а где был Том, бог его знает. Я очнулась после
наркоза, чувствуя себя всеми брошенной и забытой, и сразу же спросила
акушерку: "Мальчик или девочка?" И когда услышала, что девочка,
отвернулась и заплакала. А потом говорю: "Ну и пусть. Очень рада, что
девочка. Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни
для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой".
  - Я, видишь ли, думаю, что все равно на свете ничего хорошего нет, -
продолжала она убежденно. - И все так думают - даже самые умные, самые
передовые люди. А я не только думаю, я {знаю}. Ведь я везде побывала, все
видела, все попробовала. - Она вызывающе сверкнула глазами, совсем как
Том, и рассмеялась звенящим, презрительным смехом. - Многоопытная и
разочарованная, вот я какая.
  Но как только отзвучал ее голос, принуждавший меня слушать и верить, я
сейчас же почувствовал неправду в ее словах. Мне стало не по себе, как
будто весь этот вечер был рассчитан на то, чтобы через обман и хитрость
заставить меня волноваться чужим волнением. Прошла минута, и в самом деле
- на прелестном лице Дэзи появилась самодовольная улыбка, словно ей
удалось доказать свое право на принадлежность к привилегированному тайному
обществу, к которому принадлежал и Том.
  Алая комната цвела под зажженной лампой. Том сидел на одном конце
длинной тахты, а мисс Бейкер, сидя на другом, читала ему вслух "Сатердей
ивнинг пост" - в ее чтении все слова сливались в ровную убаюкивающую
мелодию. Свет играл яркими бликами на ботинках Тома, тусклым золотом
переливался в волосах мисс Бейкер, напоминавших цветом осеннюю листву,
скользил по страницам, перевертываемым упругим движением сильных,
мускулистых пальцев.
  Увидя нас, мисс Бейкер предостерегающе подняла руку.
  - "Продолжение в следующем номере", - дочитала она и отбросила журнал.
Потом, дернув коленкой, самоуверенно выпрямилась и встала с тахты. -
Десять часов, - объявила она, поглядев, чтобы узнать это, на потолок. -
Девочке-паиньке пора в постельку.
  - У Джордан завтра состязания в Уэстчестере, - пояснила Дэзи. - Ей
нужно ехать туда с самого утра.
  - Ах, так вы - Джордан Бейкер!
  Теперь я понял, почему мне знакомо ее лицо, - эта капризная гримаска
достаточно часто мелькала на фотографиях, иллюстрирующих спортивную
хронику Ашвилла, Хот-Спрингса и Палм-Бич. Я даже слышал о ней какую-то
сплетню, довольно злую и неприглядную сплетню, но подробности давно
вылетели у меня из головы.
  - Спокойной ночи, - проворковала она. - И пожалуйста, разбудите меня в
восемь часов.
  - Ведь все равно не встанешь.
  - Встану. Спокойной ночи, мистер Каррауэй. Мы еще увидимся.
  - Конечно, увидитесь, - подтвердила Дэзи. - Я даже думаю, не сосватать
ли вас. Приезжай почаще, Ник, я буду - как это говорится? - содействовать
вашему сближению. Ну, знаешь, - то нечаянно запру вас вдвоем в чулане, то
отправлю на лодке в открытое море, то еще что-нибудь.
  - Спокойной ночи! - крикнула уже с лестницы мисс Бейкер. - Я ничего не
слыхала.
  - Джордан славная девушка, - сказал Том немного погодя. - Напрасно
только ей разрешают вести такую бродячую жизнь.
  - А кто это может разрешить ей или не разрешить? - холодно спросила
Дэзи.
  - Ну как кто, - ее родные.
  - Ее родные - это тетка, которой сто лет. Но теперь Ник приглядит за
ней, правда, Ник? Она будет приезжать к нам каждую субботу. Я считаю, что
атмосфера семейного дома должна оказать на нее благотворное влияние.
  Дэзи и Том молча посмотрели друг на друга.
  - Она из Нью-Йорка? - поспешно спросил я.
  - Из Луисвилла. Подруга моей юности. Моей счастливой, безмятежной
юности.
  - Ты что, вела с Ником на веранде задушевные разговоры? - спросил
вдруг Том.
  - Задушевные разговоры? - Она оглянулась на меня. - Не помню, но,
кажется, мы беседовали о нордической расе. Да, да, именно об этом.
Разговор возник как-то сам собой, мы даже не заметили.
  - Ты смотри, Ник, не верь всякой чепухе, - предостерег меня Том.
  Я беспечно сказал, что никакой чепухи я не слышал, и немного погодя
стал прощаться. Они вышли меня проводить и, стоя рядышком в веселом
прямоугольнике света, смотрели, как я усаживаюсь в машину. Я уже включил
мотор, как вдруг Дэзи повелительно закричала: "Стой!"
- Я забыла спросить одну важную вещь. Мы слышали, что у тебя Там,
дома, есть невеста.
  - Да, да, - с готовностью подхватил Том. - Мы слышали, что у тебя есть
невеста.
  - Клевета. Я слишком беден, чтобы жениться.
  - А мы слышали, - настаивала Дэзи; к моему удивлению, она опять словно
вся расцвела. - Мы слышали от трех разных людей, значит, это правда.
  Я отлично знал, о чем идет речь, но дело в том, что у меня в самом
деле не было никакой невесты. Дурацкие слухи о моей помолвке и были одной
из причин, почему я решил уехать на Восток. Нельзя раззнакомиться со
старой приятельницей из-за чьих-то досужих языков, но, с другой стороны,
мне вовсе не хотелось, чтобы эти досужие языки довели меня до брачного
обряда.
  Я был тронут радушным приемом Дэзи и Тома, даже их богатство теперь
как будто меньше отдаляло их от меня, - но все же по дороге домой я не мог
отделаться от какого-то неприятного осадка. Мне казалось, что Дэзи
остается одно: схватить ребенка на руки и без оглядки бежать из этого
дома, - но у нее, видно, и в мыслях ничего подобного не было. Что же
касается Тома, то меня не так поразило известие о "какой-то особе в
Нью-Йорке", как то, что его душевное равновесие могло быть нарушено
книгой. Что-то побуждало его вгрызаться в корку черствых идей, как будто
несокрушимое плотское самодовольство больше не насыщало эту властную душу.
  Уже совсем по-летнему разогрелись за день крыши придорожных закусочных
и асфальт перед гаражами, где в лужицах света торчали новенькие красные
бензоколонки. Вернувшись к себе в Уэст-Эгг, я поставил машину под навес и
присел на заржавленную газонокосилку, валявшуюся за домом. Ветер утих,
ночь сияла, полная звуков, - хлопали птичьи крылья в листве деревьев,
органно гудели лягушки от избытка жизни, раздуваемой мощными мехами земли.
Мимо черным силуэтом в голубизне прокралась кошка, я повернул голову ей
вслед и вдруг увидел, что я не один - шагах в пятидесяти, отделившись от
густой тени соседского дома, стоял человек и, заложив руки в карманы,
смотрел на серебряные перчинки звезд. Непринужденное спокойствие его позы,
уверенность, с которой его ноги приминали траву на газоне, подсказали мне,
что это сам мистер Гэтсби вышел прикинуть, какая часть нашего
уэст-эггского неба по праву причитается ему.
  Я решил окликнуть его. Сказать, что слышал о нем сегодня за обедом от
мисс Бейкер, это послужит мне рекомендацией. Но я так его и не окликнул,
потому что он вдруг ясно показал, насколько неуместно было бы нарушить его
одиночество: он как-то странно протянул руку к темной воде, и, несмотря на
расстояние между нами, мне показалось, что он весь дрожит. Невольно я
посмотрел по направлению его взгляда, но ничего не увидел; только где-то
далеко светился зеленый огонек, должно быть, сигнальный фонарь на краю
причала. Я оглянулся, но Гэтсби уже исчез, и я снова был один в
неспокойной темноте.



ГЛАВА II

Почти на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком шоссе подбегает к
железной дороге и с четверть мили бежит с нею рядом, словно хочет обогнуть
стороной угрюмый пустырь. Это настоящая Долина Шлака - призрачная нива, на
которой шлак всходит как пшеница, громоздится холмами, сопками,
раскидывается причудливыми садами; перед вами возникают шлаковые дома,
трубы, дым, поднимающиеся к небу, и, наконец, если очень напряженно
вглядеться, можно увидеть шлаково-серых человечков, которые словно
расплываются в пыльном тумане. А то вдруг по невидимым рельсам выползет
вереница серых вагонеток и с чудовищным лязгом остановится, и сейчас же
шлаковые человечки закопошатся вокруг с лопатами и поднимут такую густую
тучу пыли, что за ней уже не разглядеть, каким они там заняты таинственным
делом.
  Но проходит минута-другая, и над этой безотрадной землей, над
стелющимися над ней клубами серой пыли вы различаете глаза доктора Т. Дж.
Эклберга. Глаза доктора Эклберга голубые и огромные - их радужная оболочка
имеет метр в ширину. Они смотрят на вас не с человеческого лица, а просто
сквозь гигантские очки в желтой оправе, сидящие на несуществующем носу.
Должно быть, какой-то фантазер-окулист из Квинса установил их тут в
надежде на расширение практики, а потом сам отошел в край вечной слепоты
или переехал куда-нибудь, позабыв свою выдумку. Но глаза остались, и, хотя
краска немного слиняла от дождя и солнца и давно уже не подновлялась, они
и сейчас все так же грустно созерцают мрачную свалку.
  С одной стороны Долина Шлака упирается в сильно загаженную речонку, и,
когда мост на ней разведен для пропуска барж, пассажирам местного поезда
приходится иной раз битых полчаса любоваться унылым пейзажем. Задержка
бывает здесь всегда, хотя бы на минуту, и благодаря этому я познакомился с
любовницей Тома Бьюкенена.
  О том, что у него есть любовница, говорили с уверенностью всюду, где
только его знали. Возмущенно рассказывали, что он появляется с нею в
модных кафе и, оставив ее за столиком, расхаживает по всему залу, окликая
знакомых. Мне было любопытно на нее посмотреть, но знакомиться с нею я
вовсе не хотел - однако пришлось. Как-то мы с Томом вместе ехали поездом в
Нью-Йорк, и, когда поезд остановился у шлаковых куч, Том вдруг вскочил и,
схватив меня под руку, буквально вытащил из вагона.
  - Сойдем здесь, - настаивал он. - Я хочу познакомить тебя с моей
приятельницей.
  Он, должно быть, изрядно хватил за завтраком и, вздумав провести день
в моем обществе, готов был осуществить свое намерение хотя бы силой. Ему
даже в голову не приходило, что у меня могут быть другие планы на
воскресенье.
  Следуя за ним, я перебрался через невысокую беленую стену, ограждавшую
железнодорожные пути, и под пристальным взглядом доктора Эклберга мы
прошли шагов сто в обратную сторону. Кругом не было видно никаких
признаков жилья, кроме трех кирпичных строений, вытянувшихся в ряд на краю
пустыря, - этакая Главная улица в миниатюре, которая никуда не вела и ни с
чем не пересекалась. В одном было торговое помещение, которое сейчас
пустовало, в другом - ресторанчик, открытый круглые сутки, третье занимал
гараж с вывеской: "Джордж Уилсон. Автомобили. Покупка, продажа и ремонт".
Сюда мы и вошли.
  Внутри было голо и убого; только в полутемном углу приткнулся
поломанный "форд". Мне вдруг представилось, что этот гараж без машин -
просто маскировка, отвод глаз, а над ним, должно быть, скрываются
таинственные роскошные апартаменты; но тут из бокового закутка, служившего
конторой, выглянул сам хозяин, вытирая ветошью руки. Это был рыхлый вялый
блондин анемичной, но, в общем, довольно приятной внешности. При виде нас
в его голубых глазах заиграл влажный отсвет надежды.
  - Привет, Уилсон, дружище, - сказал Том, весело хлопнув его по плечу.
  - Как делишки?
  - Жаловаться не могу, - отвечал Уилсон не слишком уверенным тоном. -
Когда же вы продадите мне ту машину?
  - На той неделе; мой шофер ее приводит в порядок.
  - Мне кажется, он не очень спе