парка. Дэзи
подошла к зеркалу и, стоя ко всем спиной, стала поправлять прическу.
  - Роскошный апартамент, - благоговейным шепотом произнесла Джордан.
Все расхохотались.
  - Отворите еще окно, - не оглядываясь, распорядилась Дэзи.
  - А больше нет.
  - Ну, тогда придется позвонить, чтобы принесли топор...
  - Прежде всего - довольно разговоров о жаре, - сердито сказал Том. - А
то долбишь все время: жара, ара - от этого только в сто раз хуже.
  Он развернул полотенце и поставил на стол свою бутылку виски.
  - Что вы к ней придираетесь, старина? - сказал Гэтсби. - Вы ведь сами
захотели ехать в город.
  Наступила тишина. Вдруг толстый телефонный справочник сорвался с
гвоздя и шлепнулся на пол. Джордан сказала шепотом: "Извините,
пожалуйста", - но на этот раз никто не засмеялся.
  - Я сейчас подниму, - сказал я.
  - Не надо, я сам. - Гэтсби долго рассматривал лопнувший шнурок, потом
с интересом хмыкнул и бросил справочник на стул.
  - А без этого своего словца вы никак не можете? - резко спросил Том.
  - Какого словца?
  - Да вот - "старина". Где только вы его откопали?
  - Слушай, Том, - сказала Дэзи, отходя от зеркала. - Если ты будешь
говорить людям дерзости, я здесь ни минуты не останусь. Позвони лучше,
чтобы принесли лед для коктейля.
  Том снял трубку, но в эту минуту сжатый стенами зной взорвался
потоками звуков - из бальной залы внизу донеслись торжественные аккорды
мендельсоновского свадебного марша.
  - Нет, вы подумайте - выходить замуж в такую жару! - трагически
воскликнула Джордан.
  - А что - я сама выходила замуж в середине июня, - вспомнила Дэзи. -
Луисвилл в июне! Кто-то даже упал в обморок. Кто это был. Том?
  - Билокси, - коротко ответил Том.
  - Да, да, его звали Билокси. Блоке Билокси - и он занимался боксом,
честное слово, и родом был из Билокси, штат Теннесси.
  - Его тогда отнесли к нам в дом, - подхватила Джордан, - потому что мы
жили в двух шагах от церкви. И он у нас проторчал целых три недели, в
конце концов папе попросту пришлось его выставить. А назавтра после этого
папа умер. - Помолчав, она добавила: - Одно к другому не имело отношения.
  - Я знал одного Билокси - Билла Билокси, только тот был из Мемфиса, -
вставил я.
  - Это его двоюродный брат. За те три недели я успела изучить всю
семейную историю. Он мне подарил алюминиевую клюшку для гольфа, я до сих
пор ею пользуюсь.
  Музыка внизу смолкла - началась брачная церемония. Потом в окна поплыл
радостный гул поздравлений, крики: "Ура-а!" - и, наконец, взревел джаз,
возвещая открытие свадебного бала.
  - А мы стареем, - сказала Дэзи. - Были бы молоды, сразу бы пошли
танцевать.
  - Вспомни Билокси, - назидательно произнесла Джордан. - Где ты с ним,
между прочим, познакомился, Тем?
  - С Билокси? - Он сосредоточенно наморщил лоб. - Я с ним вовсе не был
знаком. Это приятель Дэзи.
  - Ничего подобного, - возмутилась Дэзи. - Я его до свадьбы и в глаза
не видала. Он вместе со всеми вами приехал из Чикаго.
  - Да, но он представился как твой знакомый. Сказал, что вырос в
Луисвилле. Эса Берд привел его на вокзал перед самым отходом поезда и
просил найти для него местечко.
  Джордан усмехнулась.
  - Парень просто решил на дармовщинку проехаться в родные места. Мне он
рассказывал, что был у вас президентом курса в Йеле.
  Мы с Томом недоуменно воззрились друг на друга.
  - Билокси?
  - Начать с того, что у нас вообще не было никаких президентов курса.
  Носком туфли Гэтсби отбивал на полу частую, беспокойную дробь. Том
вдруг круто повернулся к нему.
  - Кстати, мистер Гэтсби, вы как будто воспитанник Оксфордского
университета?
  - Не совсем так.
  - Но вы как будто там учились?
  - Да, я там учился.
  Пауза. И затем - голос Тома, издевательский, полный откровенного
недоверия.
  - Очевидно, это было в то самое время, когда Билокси учился в Йеле.
  Снова пауза. Постучавшись, вошел официант, поставил на стол поднос с
толченой мятой и льдом, поблагодарил и вышел, мягко притворив за собою
дверь, но все эти звуки не нарушили напряженной тишины. Я ждал: вот сейчас
наконец разъяснится одна важная подробность биографии Гэтсби.
  - Я уже сказал вам: да, я там учился.
  - Слышал, но мне хотелось бы знать, когда именно.
  - Это было в девятнадцатом году. Я пробыл там всего пять месяцев.
Поэтому я и не могу себя считать настоящим воспитанником Оксфорда.
  Том оглянулся на нас, желая убедиться, что мы разделяем его недоверие,
но мы все смотрели на Гэтсби.
  - После перемирия некоторые офицеры получили такую привилегию, -
продолжал тот. - Нам предоставлялась возможность прослушать курс лекций в
любом университете Англии или Франции.
  Мне захотелось вскочить и дружески хлопнуть его по спине. Я вновь
обрел свою поколебленную было веру в него, как это уже не раз бывало
раньше.
  Усмехаясь одними уголками губ, Дэзи встала и подошла к столу.
  - Открой бутылку. Том, - приказала она, - я тебе приготовлю мятный
коктейль. Тогда ты не будешь чувствовать себя таким дураком... Вот, я уже
взяла мяту.
  - Погоди, - огрызнулся Том. - Я хочу задать мистеру Гэтсби еще один
вопрос.
  - Пожалуйста, - вежливо сказал Гэтсби.
  - По какому, собственно, праву вы пытаетесь устроить скандал в моей
семье?
  Разговор пошел в открытую - Гэтсби мог быть доволен.
  - Никакого скандала он не устраивал. - Взгляд Дэзи испуганно заметался
между ними обоими. - Это ты устраиваешь скандал. Умей владеть собой.
  - Владеть собой? - вскинулся Том. - Это что, новая мода - молча
любоваться, как мистер Невесть Кто, Невесть Откуда амурничает с твоей
женой? Если так, то я для этой моды устарел... Хороши пошли порядки!
Сегодня наплевать на семью и домашний очаг, а завтра пусть все вообще
летит кувырком, и да здравствуют браки между белыми и неграми.
  Распалясь собственной рацеей, он уже чувствовал себя одиноким бойцом
на последней баррикаде цивилизации.
  - Здесь, кажется, все - белые, - вполголоса заметила Джордан.
  - Я, конечно, не столь популярная личность. Я не задаю балов на всю
округу. Видно, в наше время, чтобы иметь друзей, нужно устроить из
собственного дома хлев.
  Как я ни был зол - все мы были злы, - меня невольно разбирал смех при
каждом новом выпаде Тома. Уж очень разительно было его превращение из
распутника в моралиста.
  - Послушайте, что я вам скажу, старина... - начал Гэтсби. Но Дэзи
угадала его намерение.
  - Нет, нет, не надо, - в страхе перебила она. - Знаете что, поедем
домой. Давайте поедем все домой.
  - А в самом деле. - Я встал. - Поехали, Том. Пить никому неохота.
  - Я желаю узнать, что мне имеет сообщить мистер Гэтсби.
  - Ваша жена вас не любит, - сказал Гэтсби. - Она вас никогда не
любила. Она любит меня.
  - Вы с ума сошли! - выкрикнул Том.
  Сам не свой от волнения, Гэтсби вскочил на ноги.
  - Она вас никогда не любила, слышите? - закричал он - Она вышла за вас
только потому, что я был беден и она устала ждать. Это была чудовищная
ошибка, но все равно, она никогда никого не любила, кроме меня.
  Мы с Джордан хотели было уйти, но Том и Гэтсби, один настойчивее
другого, требовали, чтобы мы остались, словно подчеркивая, что скрывать им
нечего и что для нас редкостная удача - приобщиться к кипящим в них
страстям.
  - Сядь, Дэзи - Том тщетно пытался говорить отеческим тоном. - Что, в
конце концов, происходит? Я требую, чтобы мне рассказали все.
  - Я вам уже сказал, что происходит, - ответил Гэтсби. - И происходит
целых пять лет, - а вы не знали.
  Том резко повернулся к Дэзи:
  - Ты целых пять лет встречалась с этим типом?
  - Нет, мы не встречались, - ответил Гэтсби - Встречаться мы не могли.
Но мы все это время любили друг друга, старина, а вы не знали. Я иногда
думал о том, что вы не знаете, и мне становилось смешно. - Но глаза его не
смеялись.
  - И это - все? - Том пасторским жестом соединил концы своих толстых
пальцев и откинулся на спинку кресла. Но тут же его прорвало. - Вы
сумасшедший, - крикнул он. - Не знаю, что там у вас было пять лет назад,
до моего знакомства с Дэзи, - хоть убей, не пойму, как это вам вообще
удалось попасться ей на глаза, разве что вы доставляли в дом покупки из
бакалейной лавки. Но насчет всего прочего, так это бессовестная ложь Дэзи
и выходила за меня по любви, и сейчас меня любит.
  - Нет, - сказал Гэтсби, качая головой.
  - Конечно, любит. Просто она иной раз навообразит себе всякий вздор и
готова наделать глупостей с досады - Он кивнул с глубокомысленным видом. -
А главное, и я ее люблю. Даже если мне и случается позволять себе
маленькие шалости, в конце концов я всегда возвращаюсь к Дэзи и, в
сущности, люблю только ее одну.
  - Гнусный ты человек, - сказала Дэзи. Она повернулась ко мне, голос ее
стал низким и грудным, и дрожавшее в нем презрение, казалось, заполнило
комнату - Ты знаешь. Ник, почему нам пришлось уехать из Чикаго? Странно,
как это он не попытался развлечь тебя рассказами об этой маленькой шалости.
  Гэтсби подошел и стал рядом с нею.
  - Забудь все это, Дэзи, - сказал он решительно. - Это уже позади и не
имеет значения. Ты только скажи ему правду - скажи, что ты никогда его не
любила, - и все будет кончено, раз и навсегда.
  Она подняла на него слепой, невидящий взгляд.
  - Любить - как я могла его любить, если...
  - Ты никогда его не любила.
  Она медлила. Она оглянулась на меня, на Джордан с каким-то жалобным
выражением в глазах, словно бы только сейчас поняла, что делает, - и
словно бы все это время вовсе и не думала ничего делать. Но она сделала.
Отступать было поздно.
  - Я никогда его не любила, - сказала она, явно через силу.
  - Даже в Капиолани? - неожиданно спросил Том.
  - Да.
  Снизу, из бальной залы, на волнах горячего воздуха поднимались
приглушенные, задыхающиеся аккорды.
  - Даже в тот день, когда я нес тебя на руках из Панчбоул, чтобы ты не
замочила туфли? - В его голосе зазвучала хрипловатая нежность. - Дэзи?
  - Замолчи - Тон был холодный, но уже без прежней враждебности. Она
посмотрела на Гэтсби - Ну вот, Джей, - сказала она и стала закуривать
сигарету, но рука у нее дрожала. Вдруг она швырнула сигарету вместе с
зажженной спичкой на ковер - Ох, ты слишком многого хочешь! - вырвалось у
нее - Я люблю тебя теперь - разве этого не довольно? Прошлого я не могу
изменить. - Она заплакала - Было время, когда я любила его, - но тебя я
тоже любила.
  Гэтсби широко раскрыл глаза - потом закрыл совсем.
  - Меня ты {тоже} любила, - повторил он.
  - И это - ложь! - остервенело крикнул Том - Она о вас и думать не
думала. Поймите вы, у нас с Дэзи есть свое, то, чего вам никогда не
узнать. Только мы вдвоем знаем это и никогда не забудем - такое не
забывается.
  Казалось, каждое из этих слов режет Гэтсби, как ножом.
  - Дайте мне поговорить с Дэзи наедине, - сказал он - Вы видите, она не
в себе.
  - Ты от меня и наедине не услышишь, что я совсем, совсем не любила
Тома, - жалким голосом откликнулась Дэзи - Потому что это неправда.
  - Конечно, неправда, - подхватил Том.
  Дэзи оглянулась на мужа.
  - А тебе будто не все равно, - сказала она.
  - Конечно, не все равно. И впредь я буду больше беспокоиться о тебе.
  - Вы не понимаете, - встревоженно сказал Гэтсби. - Вам уже не придется
о ней беспокоиться.
  - Вот как? - Том сделал большие глаза и засмеялся. Он вполне овладел
собой - теперь он мог себе это позволить. - Это почему же?
  - Дэзи уходит от вас.
  - Чушь!
  - Нет, это верно, - заметно пересиливая себя, подтвердила Дэзи.
  - Никуда она не уйдет! - Слова Тома вдруг сделались тяжелыми, как
удары. - К кому? К обыкновенному жулику, который даже кольцо ей на палец
наденет ворованное?
  - Я этого не желаю слышать! - крикнула Дэзи. - Уедем, ради бога, уедем
отсюда!
  - Кто вы вообще такой? - грозно спросил Том. - Что вы из банды Мейера
Вулфшима, мне известно - я навел кое-какие справки о вас и ваших делах. Но
я постараюсь разузнать больше.
  - Старайтесь сколько угодно, старина, - твердо произнес Гэтсби.
  - Я уже знаю, что представляли собой ваши "аптеки". - Он повернулся к
нам и продолжал скороговоркой: - Они с Вулфшимом прибрали к рукам сотни
мелких аптек в переулках Нью-Йорка и Чикаго и торговали алкоголем за
аптечными стойками. Вот вам одна из его махинаций. Я с первого взгляда
заподозрил в нем бутлегера и, как видите, почти не ошибся.
  - А если даже и так? - вежливо сказал Гэтсби. - Ваш друг Уолтер Чейз,
например, не погнушался вступить с нами в компанию.
  - А вы этим воспользовались, чтобы сделать из него козла отпущения.
Сами в кусты, а ему пришлось месяц отсидеть в тюрьме в Нью-Джерси. Черт
побери! Послушали бы вы, что он говорит о вас обоих!
  - Он к нам пришел без гроша за душой. Ему не терпелось поправить свои
дела, старина.
  - Не смейте называть меня "старина"! - крикнул Том. Гэтсби промолчал.
- Уолтеру ничего бы не стоило подвести вас и под статью о противозаконном
букмекерстве, да только Вулфшим угрозами заткнул ему рот.
  Опять на лице у Гэтсби появилось то непривычное и все же чем-то
знакомое выражение.
  - Впрочем, история с аптеками - это так, детские игрушки, - уже без
прежней торопливости продолжал Том. - Я знаю, сейчас вы заняты аферой
покрупнее, но какой именно, Уолтер побоялся мне рассказать.
  Я оглянулся. Дэзи, сжавшись от страха, смотрела в пространство между
мужем и Гэтсби, а Джордан уже принялась сосредоточенно балансировать
невидимым предметом, стоявшим у нее на подбородке. Я снова перевел глаза
на Гэтсби, и меня поразил его вид. Можно было подумать, - говорю это с
полным презрением к злоязычной болтовне, слышанной в его саду, - можно
было подумать, что он "убил человека". При всей фантастичности этого
определения, в тот момент лучшего было не подобрать.
  Это длилось ровно минуту. Потом Гэтсби взволнованно заговорил,
обращаясь к Дэзи, все отрицал, отстаивал свое доброе имя, защищался от
обвинений, которые даже не были высказаны. Но она с каждым его словом все
глубже уходила в себя, и в конце концов он умолк; только рухнувшая мечта
еще билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было
удержать, отчаянно, безнадежно ловя знакомый голос, так жалобно звучавший
в другом конце комнаты.
  А голос все взывал:
  - Том, ради бога, уедем! Я не могу больше!
  Испуганные глаза Дэзи ясно говорили, что от всей ее решимости, от
всего мужества, которое она собрала в себе, не осталось и следа.
  - Ты поезжай с мистером Гэтсби, Дэзи, - сказал Том. - В его машине.
  Она вскинула на него тревожный взгляд, но он настаивал с великодушием
презрения:
  - Поезжай. Он тебе не будет докучать. Я полагаю, он понял, что его
претенциозный маленький роман окончен.
  И они ушли вдвоем, без единого слова, исчезли, как призраки, одинокие
и отторгнутые от всего, даже от нашей жалости.
  Том взял полотенце и стал снова завертывать нераскупоренную бутылку
виски.
  - Может, кто-нибудь все-таки выпьет? Джордан?.. Ник?
  Я молчал. Он окликнул еще раз:
  - Ник?
  - Что?
  - Может, выпьешь?
  - Нет... Я сейчас только вспомнил, что сегодня день моего рождения.
  Мне исполнилось тридцать. Впереди, неприветливая и зловещая, пролегла
дорога нового десятилетия.
  Было уже семь часов, когда мы втроем уселись в синий "фордик" и
тронулись в обратный путь. Том говорил без умолку, шутил, смеялся, но его
голос скользил, не задевая наших мыслей, как уличный гомон, как грохот
надземки вверху. Сочувствие ближнему имеет пределы, и мы охотно оставляли
этот чужой трагический спор позади вместе с отсветами городских огней.
Тридцать - это значило еще десять лет одиночества, все меньше
друзей-холостяков, все меньше нерастраченных сил, все меньше волос на
голове. Но рядом была Джордан, в отличие от Дэзи не склонная наивно
таскать за собою из года в год давно забытые мечты. Когда замелькали мимо
темные переплеты моста, ее бледное личико лениво склонилось к моему плечу
и ободряющее пожатие ее руки умерило обрушившуюся на меня тяжесть
тридцатилетия.
  Так мы мчались навстречу смерти в сумраке остывающего дня.



  На следствии главным свидетелем был молодой грек Михаэлис, владелец
ресторанчика у шлаковых куч. Разморенный жарой, он проспал до пяти часов,
потом вышел погулять и заглянул в гараж к Джорджу Уилсону. Он сразу
увидел, что Уилсон болен, и болен не на шутку - его трясло, лицо у него
было желтое, одного цвета с волосами. Михаэлис посоветовал ему лечь в
постель, но Уилсон не захотел, сказал, что боится упустить клиентов. Пока
они спорили, над головой у них поднялся отчаянный шум и грохот.
  - Это моя жена, я ее запер наверху, - спокойно пояснил Уилсон. - Пусть
посидит там до послезавтра, а послезавтра мы отсюда уедем.
  Михаэлис оторопел; они прожили бок о бок четыре года, и он бы никогда
не поверил, что Уилсон способен на такое. Это был человек, как говорится,
заезженный жизнью; когда не работал в гараже, только и знал что сидеть на
стуле в дверях и смотреть на прохожих, на машины, проносившиеся мимо.
Заговорят с ним, он непременно улыбнется в ответ ласковой, бесцветной
улыбкой. Он самому себе не был хозяин; над ним была хозяйкой жена.
  Михаэлис, понятно, стал допытываться, что такое стряслось, но от
Уилсона ничего нельзя было добиться - вместо ответа он вдруг стал бросать
на соседа косые, подозрительные взгляды и выспрашивать, где он был и что
делал в такой-то день, в такой-то час.
  Михаэлису даже сделалось не по себе, и, завидя на дороге кучку
рабочих, направлявшихся в его ресторан, он под этим предлогом поспешил
уйти, сказав, что еще вернется. Но так и не вернулся. Попросту забыл,
должно быть. И только выйдя опять, уже в восьмом часу, он услышал в гараже
громкий, злой голос миссис Уилсон, и ему сразу вспомнился давешний
разговор.
  - На, бей! - кричала она. - Бей, топчи ногами, ничтожество, трус
поганый!
  Дверь распахнулась, она выбежала на дорогу, с криком размахивая
руками, - и прежде чем он успел сделать хоть шаг, все было кончено.
  "Автомобиль смерти", как его потом назвали газеты, даже не
остановился; вынырнув из густеющих сумерек, он дрогнул на миг в
трагической нерешительности в скрылся за поворотом дороги. Михаэлис и
цвета его нс успел разглядеть толком - подоспевшей полиции он сказал, что
машина была светло-зеленая. Другая машина, которая шла в Нью-Йорк,
затормозила, проскочив ярдов на сто, и водитель бегом кинулся назад, туда,
где, скорчившись, лежала Миртл Уилсон, внезапно в грубо вырванная из
жизни, и ее густая темная кровь смешивалась с дорожной пылью.
  Шофер и Михаэлис подбежали к ней первые, но, когда они разорвали еще
влажную от пота блузку и увидели, что левая грудь болтается где-то сбоку,
точно повисший на ниточке карман, они даже не стали прикладывать ухо к
сердцу. Рот был широко раскрыт и в углах чуть надорван, как будто она
захлебнулась, отдавая весь тот огромный запас энергии жизни, который так
долго в ней копился.
  Мы еще издали увидели толпу и машины, сгрудившиеся на дороге.
  - Авария! - сказал Том. - Уилсону повезло. Будет ему теперь работа.
  Он сбавил газ, но останавливаться не собирался; только когда мы
подъехали ближе, хмурое безмолвие толпившихся у гаража людей побудило его
затормозить.
  - Может, все-таки взглянем, в чем там дело, - сказал он неуверенно. -
Только взглянем.
  Глухой, прерывистый стон доносился из гаража; когда мы, выйдя из
машины, подошли к дверям, стон стал более внятным и в нем можно было
расслышать слова "Боже мой, боже мой!", без конца повторяемые на одной
ноте.
  - Что-то, видно, стряслось серьезное, - с интересом сказал Том.
  Он привстал на носки и поверх голов заглянул в гараж, освещенный
только желтыми лучами лампочки в металлической сетке, подвешенной под
самым потолком. Что-то вдруг хрипло булькнуло у него в горле, он с силой
наддал своими могучими плечами и протолкался вперед.
  Толпа заворчала и сейчас же сомкнулась снова, так что мне ничего не
было видно. Но сзади напирало все больше и больше любопытных, и в конце
концов нас с Джордан просто вдавили внутрь.
  Тело Миртл Уилсон лежало на верстаке у стены, завернутое в два од