имоверные объемь! кислорода и уничтожают природную среду,
вырабатывающую кислород. Есть тревожные наблюдения за повышением
температуры Земли и научные расчеты, предрекающие неисчислимые беды земной
жизни, если количество углекислого газа в атмосфере будет расти даже
сегодняшними темпами. Атмосфера, правда,. содержит еще колоссальные запасы
кислорода, только это мало утешает, потому что каждый живет в своей
микросреде; жители многих городов и промышленных районов мира уже ощутимо
чувствуют на себе кислородное голодание, хотя и не всегда связывают с ним
потерю аппетита, бодрости, трудоспособности, головные боли и обмороки...
 
   В Стокгольме, повторяю, дышится легко, несмотря на обилие автомашин.
Сказывается, конечно, близость моря с его свежими ветрами и огромными
резервами чистого воздуха. Но Лос-Анджелес - тоже приморский город, а люди
в нем. задыхаются и даже гибнут от удушливой смеси из тумана, дыма,
промышленных и автомобильных газов. Сравнительно недалеко от моря
расположен и Лондон, первый на земле производитель смога; эта отравляющая
смесь двадцать лет назад только за одну неделю убила четыре тысячи жителей
британской столицы, а десять лет назад - семьсот человек.
   Стокгольм не знает, что такое смог. Почему?
   Осматривая город с высокой точки, обращаешь внимание на просторную
планировку, на обширные, хорошо продуваемые ветрами акватории и все время
никак не можешь отделаться от навязчивой мысли, что городу этому не
хватает чего-то обязательного, характерного для всякого большого людского
поселения. Ах, вот в чем дело! В Стокгольме нет ни одной дымящей трубы.
Больше того, в городе нет и недымящих труб, которые в иных местах вроде бы
бездействуют, а на самом деле постоянно выбрасывают в атмосферу хорошо
очищенные от аэрозолей невидимые отравляющие газы.
   Как стокгольмцы обходятся без труб? Это же не курортный Канн или,
скажем, Ялта, не административно-чиновничий Вашингтон или Бразилиа;
Стокгольм - индустриальный центр Швеции, в нем много крупных промышленных
предприятий. Интересно бы побывать на одном из них.
 
   .."Альфа-Лаваль". Эта солидная фирма до недавнего времени называлась
акционерным обществом "Сепаратор", и, оказалось, я близко, намного ближе,
чем в этот раз, познакомился с ним почти сорок лет назад.
 
   Дело было такое. После революции мои родители с Рязанщины переехали в
Сибирь налегке, взяв самое дорогое. Отец вез немецкий бондарный
инструмент, мать - ручной шведский сепаратор. Со временем они завели
коровенку, и сколько же радостей в раннем детстве доставила эта шведская
машинка мне, моим сестрам и братьям! Мать, бывало, крутит ручку
сепаратора, а мы сидим вокруг, слушаем его ласковое урчание и нетерпеливо
ждем, когда получим в свое распоряжение металлические детали, покрытые
пленкой восхитительного продукта - крапинками масла в остатках сливок и
обрата. "Separator" было первым иностранным словом, которое я прочел, еще
не умея как следует читать по-русски...
 
   А тут я узнал, что "Альфа" - это название сепараторной тарелочки,
Лаваль же - фамилия. Фирма основана в 1883 году, вскоре после того, как
шведский ученый Густав де Лаваль изобрел первый в мире сепаратор для
выделения из молока жировых шариков. Новшество произвело революцию не
только в молочной промышленности. Появились сепараторы для очистки
смазочных масел, мазута, производства дрожжей, потом промышленные
центрифуги и установки для комплексных процессов: центриблад обезвоживает
кровь при производстве кровяной муки, центривей извлекает протеин  из
сыворотки, центримил выделяет из туш забитых и павших животных технический
жир, центрипюр используется в мыловарении, центрифайн очищает жир,
центрифил перерабатывает рыбий жир и рыбную муку, центрифлоу извлекает
протеин из мясных отходов и так далее. Все эти машины выпускают ныне заводы
"Альфа-Лаваль". Да чего они только не выпускают в Швеции и других ста
десяти странах! Теплообменники, пастеризаторы, охладители, насосы,
дистанционно управляемые клапаны, доильные установки, автокормушки,
автоматизированные молочные и сыродельные заводы, оборудование для
выработки мыла, клея, крахмала, фруктового сока, антибиотиков,
фармацевтических препаратов, варочные установки для получения целлюлозы,
искусственных удобрений, пластиков, опреснители морской воды и - снова я
должен написать - так далее.
 
   Но все же основная продукция, составившая добрую репутацию
"Альфа-Лаваль",- оборудование для переработки молока, извлечение и
рафинирование жиров из различного животного сырья. Кстати, мы иногда
слишком односторонне понимаем широкий и глубокий процесс охраны и
приумножения природных богатств. Ведь инженер, создавший машину,
помогающую извлечь максимум пищевого продукта из такого сырья,- защитник
природы не меньший, чем лесовод, вырастивший добрый лес. Эта машина
экономит земли, занимаемые сельскохозяйственными культурами, предупреждает
истощение рыбных запасов морей, высвобождает почву для выпасов или того же
леса. Даже пастьбу молочного скота она делает более эффективной, потому
что сепараторы, установленные на фермах, дают возможность потребителю
получить свежий молочный продукт с его первородными, наиболее ценными
свойствами.
 
   С нашей страной "Альфа-Лаваль" поддерживает стародавние, прочные
контакты. Ручные сепараторы для крестьянских хозяйств были первыми
поставками фирмы молодому социалистическому государству. Директор
"Альфа-Лаваль" Гуннар Перен рассказывает, что за последние годы концерн
поставил нашей стране семнадцать молочных комбинатов, десять
автоматизированных заводов, десять автоматических линий для производства
творога и сгущенного молока. Недавно заключен новый большой контракт:
"Альфа-Лаваль" построит в московском районе Чертаново один из лучших в
мире автоматизированных молочных заводов, который будет перерабатывать за
сутки семьсот пятьдесят тысяч литров молока.
 
   Интересно, что с 1965 года "Альфа-Лаваль" вместе с другой фирмой
приняла на себя представительство по реализации в Швеции советских
металлообрабатывающих станков.
   Продано уже несколько тысяч станков нашего производства. При
посредничестве "Альфа-Лаваль" шведские промышленники только что сделали
большой заказ на наши станки с программным управлением. Специалисты
"АльфаЛаваль" встречаются с нашими инженерами, проводят совместные
симпозиумы, обмениваются опытом и производственной информацией, участвуют
в советских ярмарках и промышленных выставках.
 
   Мне любопытно было услышать также, что специалисты и рабочие
"Альфа-Лаваль" за последнее время внесли непосредственный вклад в дело
охраны природы: фирма начала выпускать современное надежное оборудование
для химической и биологической очистки сточных вод с применением
знаменитой шведской нержавейки и других легированных и чистых металлов, в
том числе титана - для особо активных жидкостей. Фирма проводит также
лабораторные опыты и промышленные эксперименты, рассчитанные на
потребности будущего.
   Господин Перен рассказал нам, что фирма исследует возможность получения
пищевого (не кормового!) белка из зеленых листьев деревьев, потому что мир
испытывает острый белковый  голод. * 
   Поучительно было бы рассказать еще о многом другом, что я увидел на
"Альфа-Лаваль", только это заведет далеко от основной темы.
   Загрязняют ли воздух предприятия фирмы - вот что мне тут хотелось
узнать. Оказывается, нет. В Стокгольме и его пригороде Тумба работает
несколько заводов "Альфа-Лаваль", выпускающих паровые котлы, насосы,
молочные и промышленные сепараторы, испарители, измерительные приборы и -
опять же - так далее. Ни дыминки не поднимается от них. Это объясняется
двумя обстоятельствами. Во-первых, заводы эти сборочные; первичное
производство раскидано по другим районам страны.
   Во-вторых, питаются они энергией, текущей по проводам с далеких и
близких станций. Этим правилам следуют и другие промышленные предприятия
Стокгольма, в котором давно уже не сжигаются уголь и торф, не спекается
кокс, не варится целлюлоза, не плавятся руды.
   И во всех кухнях стокгольмских домохозяек - электроплиты.
 
   Истины ради следовало бы добавить, что в отопительный сезон, когда в
городе начинают работать индивидуальные нефтяные печи, а замершая на зиму
зелень не помогает дышать, качество стокгольмского воздуха ухудшается, что
особо чуткие электронные приборы обнаруживают в пробах, взятых над центром,
частицы молибдена, алюминия, магния, кремния и других элементов. Есть также
в старых кварталах средневековые, узенькие, плохо продуваемые улочки, есть
улицы с очень интенсивным движением, но тоже тесноватые, однако обычно
воздуха в шведской столице не замечаешь, и это верный признак того, что он
все же чист.
 
   Не сказал я еще ни слова о великом благе, созданном здешней природой и
здешними людьми, - стокгольмской зелени. Вековые деревья на городских
площадях, улицах и набережных, скверы, цветники и газоны, лужайки и
обширные луга, просторные парки, ухоженные аллеи, рощи и почти что
первозданные заросли. Есть на окраинах города улицы, кварталы и целые
районы, имеющие вполне дачный вид: утопающие в зелени жилища богатых,
маленькие сборные домики людей среднего достатка и незнакомые пока нам
одноэтажные кооперативные дома с парадными дверьми в разные стороны.
   В таком доме, который шведы окрестили "Большим Змеем", живут пять-шесть
семейств, и каждая имеет крохотный кусочек земли для сада-огорода или
полоску берега с причалом.
   В Стокгольме можно увидеть немало новых домов, окруженных соснами,
бережно сохраненными при застройке, а в старых .районах, где нет ни клочка
свободной земли, много зданий оплетено какой-то ползучей цепкой лозой -
кирпича под зеленью не видно. Хорошо!
 
   Не всегда мы по достоинству оцениваем нашего бессловесного зеленого
друга. Общеизвестно, что растения производят на нашей планете кислород. А
земная жизнь, в том числе жизнь человеческая, существует только потому,
что зеленая растительность улавливает энергию солнца, которая претерпевает
в живых организмах бесчисленные преобразования. Дерево, кроме того,
поглощает углекислый газ, дает тень, осаждает на себя пыль, пригашает
городские шумы, ионизирует воздух, убивает фитонцидами болезнетворных
микробов, улавливает и аккумулирует некоторые вредные излучения.
Благородное величие стволов и крон дает отдохновение глазу, а их безмолвие
и покой лечат душу от суетливости. И есть в отношениях человека с живым
деревом такое, чего он не может пока назвать словом. Мы, должно быть,
инстинктивно понимаем свою зависимость от этого кроткого, беззащитного и
молчаливого существа, полного бездонных тайн жизни.
 
   Художники и философы прошлого тонко чувствовали эту нерасторжимую
связь. Великий Пушкин писал: "В двух шагах от дома рос молодой кипарис;
каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на
дружество".
 
   Знакомясь с зеленым строительством Стокгольма, я по достоинству оценил
шведскую предприимчивость и расчетливость. Люди, занимающиеся озеленением
города, порекомендуют для того или иного района соответствующие. древесные
или кустарниковые породы, удобрения и методы ухода, привезут, посадят,
польют растение и, что мне больше всего понравилось, выдадут на него
гарантию: если за два года дерево не прижилось, оно бесплатно заменяется
новым. Нет, не совсем прав был Киплинг, написав, что люди и деревья не
живут вместе...
 
   О людях и деревьях я со многими говорил в Стокгольме. Журналист Рольф
Бернер, один из первых моих шведских знакомых, спросил:
   - А вы что-нибудь слышали о "вязовой войне"?
   - Нет, что за война? Шведы ведь давно не воевали.
   - Ну, это было настоящее сражение! - У Рольфа воодушевленно заблестели
глаза. - Знаете сквер, где стоит памятник Карлу Двенадцатому? Вот там все
и произошло. Шум был на всю Швецию. Этот "вязовый бунт" сыграл роль
нравственного, я бы сказал, детонатора...
 
   Иду по Королевскому скверу. В большой эстрадной раковине только что
танцевали и пели наши моряки. Советские военные корабли прибыли в Швецию с
дружеским визитом, бросили якорь в центре города и неделю украшали ночной
Стокгольм своей праздничной иллюминацией. Шведы толпами приходили на
набережную и любовались гирляндами лампочек, очерчивающими в темноте
стройные профили кораблей. А в Королевском сквере моряки дали большой
концерт художественной самодеятельности, с которого я унес неожиданное и
сильное впечатление. Признаться, к концертам такого рода наш зритель
попривык, может быть, даже чуток набалован ими, а я тут посмотрел на
шведов. Зрителей собралось тысяч пятнадцать. Боже, как они аплодировали,
как приветствовали каждый номер, каким интересом и восторгом горели их
глаза! И никаких признаков знаменитой скандинавской сдержанности.
 
   Стокгольм не богат массовыми зрелищами; несмотря на постоянные гастроли
знаменитых заграничных артистов и творческих коллективов, досуг многих
горожан ограничивается "жевательной резинкой для глаз", то есть
телевизором, пикантной киношкой, и, видно, всем тут порядочно приелись
патлатые хилые хиппи с их вульгарными концертами, примитивные уличные
фокусники, юные нищие с аккордеонами. И вдруг необыкновенно бодрое, живое,
молодое, светлое, крепкое, с огоньком, с открытыми улыбками, лихим
матросским переплясом, с завораживающими, незнакомыми здешнему уху
музыкальными переборами. Здорово получилось, просто молодцы братишки!..
 
   Моряки давно разъехались по кораблям, народ разошелся. Лишь на
скамеечках Королевского сквера сидят и оживленно беседуют пожилые
горожане, и мне показалось, что это они о концерте, потому что в другое
время посетители этого зеленого уголка молча смотрят на деревья или внутрь
себя. Старые узластые вязы источали благодатную прохладу, под ними было
очень хорошо в тот теплый вечер. А прошлогодний бунт, о котором до сего
дня помнит вся Швеция, начался именно из-за них.
 
   Однажды в темный ночной час жители окрестных домов проснулись от воя
бензопилы.
   Вскоре послышался треск сучьев и глухой удар дерева о землю. Люди
повскакивали с постелей, в панике и гневе выбежали наружу. Да, начали
пилить их вязы! Бросились к телефонам и подъездам - будить знакомых и
незнакомых.
   Тем временем рухнуло еще одно дерево. Толпа возмущенных людей росла.
Окружили пильщиков, завладели бензопилами. Прибыла полиция. Рабочие
приготовились выполнять дальше предписание властей, но весь сквер
заполнили горожане, стеной встали вокруг деревьев.
   Утром об этом событии рассказали средства массовой информации.
Несколько дней власти убеждали, настаивали и требовали. В Королевском
сквере появились целые соединения полицейских. Блюстителей порядка вежливо
и невежливо ссаживали с лошадей, а их собак угощали кусочками аппетитной
колбасы и камнями.
 
   Лагерь защитников вязов все рос. Люди тут ночевали, ели, читали, пели,
приходили сюда на дежурства после работы и спали прямо на земле. Появились
плакаты и ораторы. Шведы в принципе относятся с уважением к памяти Карла
XII, того самого, что когда-то оказался юношески непредусмотрительным под
Полтавой, а тут какие-то озорники влезли на бронзовый монумент
воинственного короля и прикрепили к его мечу большую, двуручную пилу...
 
   Точки зрения стокгольмцев на "вязовую войну" кардинально расходятся.
Вязы мешали строить станцию метрополитена, в которой этот район города
остро нуждался. И почему бы не поступиться частью зеленого убранства
столицы, если это для удобства населения? Станцию метро ведь все равно
строят. Так что "вязовый бунт" и шум вокруг него, говорят некоторые, -
пустое, никчемное дело. Им горячо возражают другие стокгольмцы. Все, мол,
не так!
   Кто же выступает против метро? Вязы хотели спилить совсем по другой
причине. Богатые торговцы задумали встроиться со своими магазинами в
станцию, и вскрышные работы сразу резко возросли. Сейчас- проект изменен,
торговцы отстранены. Выход из метро несколько переместился, вязы
остаются...
 
   Ученые в последнее время все' чаще отмечают вредное влияние городских
шумов на здоровье людей. Да и без науки каждый горожанин знает, какое это
проклятие - трамвай, когда он каждые пять минут прогромыхивает под окном.
А если напротив твоего дома стоит какая-нибудь фабричонка с ревущими
вентиляционными жерлами, то уж совсем беда. В беседе нужно напрягать
голос, приходится прибавлять громкость телевизору или приемнику, кричать в
телефонную трубку. Человеку становится трудно засыпать без таблеток,
сосредоточиться над 'книгой. Коварство постоянного шума состоит в том, что
он незаметно изнуряет организм, постепенно разрушает нервную систему и
тогда, когда уровень его не превышает допустимой нормы децибелл и слух
твой будто бы адаптировался.
 
   Конечно, тишина в городе - довольно дорогое удовольствие, но на эти
затраты приходится идти. Незаметно как-то, но последовательно во многих
наших городах, а в Москве особенно, разбираются довоенные и
дореволюционные трамвайные рельсы, на магистральные направления выходят
почти бесшумные троллейбусы, развивается сеть подземок - безусловно,
лучшее решение всех транспортных проблем любого большого города.
 
   Стокгольмское метро не идет ни в какое сравнение с прославленным
московским, однако оно тоже очень удобно и доступно, как и положено быть
этому виду городского транспорта. Трамваи тут сняты совсем. Ради борьбы с
шумом здесь пошли в свое время на значительные расходы. Многие
транспортные магистрали идут вдоль набережных, с которых автомобильный шум
легко сливается и растекается над водным пространством. Зеленое хозяйство
города тоже очень эффективно глушит городские шумы. Мне понравилось также,
что в городе почти нет высоких зданий, стоящих сплошняком. Широкие
прогалины в каменных рядах открывают просторные окна, в, которые вытекают
шумы. Хороши и городские транспортные развязки с виньетками путепроводов,
расположенных на приличном расстоянии от окрестных зданий.
 
 
   И, несмотря на то что в Стокгольме не слыхать фабричных гудков и
трамвайного перезвона, что там, как и у нас, запрещены автомобильные
сигналы, несмотря на шумопоглощающую зелень и водные просторы, в городе все
же довольно шумно. Как ни странно, главный шумовой фон образуется из-за
стремления стокгольмцев по-настоящему благоустроить свой город. Идешь по
улице и вдруг слышишь отбойный рокот, будто где-то вдалеке черпает землю
экскаватор или разгребает щебенку бульдозер. Рокот все ближе и громче, и
вот за следующим домом видишь на газоне небольшую машинку для стрижки
травы. Газонов в Стокгольме чрезвычайно много, и, чтобы держать зеленые
ковры в порядке, нужно семь-восемь раз за сезон их стричь. С утра до вечера
на улицах, дворах и скверах рокочут, фыркают и стреляют моторами, стрекочут
режущими, устройствами компактные механические жуки, и звуки эти, не
смешиваясь с другими, назойливо лезут в уши.
 
   Во многих местах города долбят пневматическими молотками и чем-то
дробят камень, и эту резкую стрельбу тоже слышно издалека.
   Однако самые оглушающие звуки обрушиваются на тебя с неба. Конечно,
удобная это вещь - авиация, но рев самолетов и вертолетов становится все
оглушительнее, потому что растет мощность двигателей, габариты и подъемная
сила воздушных кораблей. Скачкообразно увеличивается в мире и количество
летательных машин. Только на гражданских аэродромах ФРГ за -последние пять
лет, например, число взлетов и посадок возросло с двух до шести миллионов
в год. Для густонаселенных районов это настоящее бедствие. Миллионы людей
круглые сутки слышат этот ужасающий грохот над головой, внезапные пугающие
хлопки и ударЫг от которых дрожат оконные стекла, болят уши, изнашивается
сердце. Москвичи-то, можно сказать, счастливчики - уже многие годы они не
слышат самолетов, потому что своевременно, на заре реактивной авиации,
предусмотрительно и заботливо были изменены воздушные маршруты, продуманы
схемы посадок и взлетов, соответственно выбраны места для новых аэродромов
нашей столицы.