а и всяких пустомель из Челси. А там все те идеи,
из которых состоит унитарианство, - только перемешать их вместе.

- Так вы не знаете, кто мой отец? - снова спросил Локхарт, не испытывавший
желания втягиваться перед завтраком в теологические споры. Мисс Дейнтри
добавила на сковородку грибов.

- Я этого не говорила, - ответила она. - Я сказала, что твоя мать мне в
этом не признавалась. Но у меня есть свои мысли на этот счет.

- Так кто же он? - спросил Локхарт. - Я сказала, что у меня есть свои мысли
об этом. Я не говорила, что расскажу о них. В таком деле немудрено
ошибиться, а я не хочу наговорить на кого-нибудь попусту.

Она поставила на стол две тарелки и черпаком разложила по ним яичницу с
ветчиной и грибами.

- Ешь и дай мне подумать, - сказала она, берясь за вилку и нож. Они молча
ели, шумно прихлебывая из больших кружек горячий чай. Мисс Дейнтри налила
свой чай в блюдце и отпивала из него маленькими глотками. Когда они кончили
завтракать и вытерли рты, мисс Дейнтри поднялась и вышла из кухни,
возвратившись через несколько минут с деревянной шкатулкой,
инкрустированной перламутром.

- Ты, конечно, не слышал о мисс Джонсон, - сказала она, ставя шкатулку на
стол. Локхарт покачал головой. - Она была почтальоншей в округе Райал-Бэнк.
Настоящей почтальоншей: она сама развозила почту на старом велосипеде. А не
сидела в лавке, собирая письма от тех, кто их отправляет. Она жила в
коттедже, что стоит перед въездом в деревню. Вот это она отдала мне перед
смертью.

Локхарт с любопытством посмотрел на шкатулку.

- Шкатулка - это чепуха, - сказала мисс Дейнтри. - Важно, что внутри.
Старуха была очень сентиментальна, хотя послушать ее - такого не скажешь.
Она держала кошек. И обычно летом, развезя почту, садилась у дверей дома,
на солнце, а вокруг нее сидели кошки и котята. Как-то к ней зашел пастух, с
ним была собака. И вот эта собака вдруг загрызла одного из котят. Мисс
Джонсон и глазом не повела. Только посмотрела на пастуха и сказала:
"Кормить надо свою собаку". Вот такова была мисс Джонсон. Счесть ее
сентиментальной было трудно.

Локхарт рассмеялся, мисс Дейнтри изучающе разглядывала его.

- Ты страшно похож на свою мать. Она тоже так громко говорила и смеялась.
Совсем по-ослиному. Но есть и еще что-то общее. - Она подтолкнула к нему
шкатулку и открыла крышку. Внутри, аккуратно завернутая в полиэтиленовую
пленку, лежала пачка конвертов.

- Возьми, - сказала она, продолжая при этом придерживать шкатулку. -
Старуха взяла с меня слово, что эта шкатулка никогда не попадет в чужие
руки. Но насчет содержимого я ей ничего не обещала.

Локхарт достал связку писем и посмотрел на конверты. Все они были
адресованы в Нортумберленд почтальонше Райал-Бэнк для мисс К. Р. Флоуз. Все
конверты были нераспечатаны.

- Она их не открывала, - пояснила мисс Дейнтри. - Мисс Джонсон была
человеком твердых убеждений, и ее вера не позволяла ей нарушать правила
Королевской почты.

- Но почему они не адресованы прямо в Блэк-Покрингтон и Флоуз-Холл? -
спросил Локхарт. - Почему мать предпочитала почтальоншу из Райал-Бэнка?

- Ты что, дурак? Там бы твой дед наложил на них лапу и все бы узнал. Старый
черт так ревновал ее, что обязательно прочел бы эти письма. Твоя мать
отлично это понимала, она была хитрюга.

Локхарт посмотрел на штемпель одного из писем и увидел, что оно пришло из
Америки и было датировано 1961 годом.

- Это письмо пришло через пять лет после ее смерти. Почему мисс Джонсон не
отправила его назад?

- Пришлось бы распечатать его, чтобы выяснить обратный адрес. Она бы
никогда так не поступила, - ответила мисс Дейнтри. - Я же сказала, для нее
Королевская почта была такой же священной, как сама вера. А кроме того, она
не хотела, чтобы единственный друг твоей матери узнал, что та умерла. Как
она говорила, "лучше жить надеждой, чем горем". А она знала это по
собственному опыту. Человек, с которым она была обручена, пропал без вести
на Ипре, но она так никогда и не согласилась считать его погибшим. Она
верила в вечную жизнь и вечную любовь, это придавало старухе силы. Хотела
бы я верить хоть во что-то одно, но нет, не верю.

- Думаю, я имею право распечатать эти письма, - сказал Локхарт. Мисс
Дейнтри кивнула.

- Мать не оставила тебе ничего, кроме внешности. Сомневаюсь, что ты найдешь
имя отца в этих письмах.

- Быть может, хоть какую-то зацепку. Но мисс Дейнтри не верила и в это.

- Нет, не найдешь. Заранее могу тебе сказать. Лучше уж сходи к цыганке в
табор, пусть погадает. Твой отец за всю жизнь не написал ни одного письма.

Локхарт посмотрел на нее с подозрением.

- Похоже, вы все-таки знаете, кто он, - начал было Локхарт. - По крайней
мере вы могли бы... - Но мисс Дейнтри поймать было не так-то просто.

- Уходи, - сказал она, вставая из-за стола. - Ты слишком напоминаешь мне
Клариссу. Нечего рассиживать тут над письмами из прошлого. Сходи к
прорицательнице, на скорее знает, кто твой отец, чем я.

- К прорицательнице? - переспросил Локхарт.

- К гадалке, - ответила мисс Дейнтри. - Она утверждает, что она будто бы
потомок старого Элспета Фааса, о котором говорится в преданиях. - Мисс
Дейнтри направилась к выходу, Локхарт пошел за ней, унося с собой связку
писем и на ходу благодаря хозяйку.

- Нечего меня благодарить, - ворчливо возразила она. - Это все пустые
слова, да и только. Я их наслушалась вволю. Понадобиться тебе помощь -
приходи, скажи. Это и будет для меня благодарностью. Я хоть увижу, что от
меня есть польза. А все остальное - пустая болтовня и вздор. Сходи сейчас к
цыганке, пусть она тебе погадает. И не забудь позолотить ей ручку серебром.

Локхарт кивнул, обошел дом и прямиком направился к лугу. Немного спустя он
уже сидел на корточках ярдах в двадцати от табора и, повинуясь какому-то
инстинкту, подсказавшему ему, как следует себя вести, никого не окликал, но
молча ждал, когда к нему обратятся сами. Таборный пес немного полаял и
замолчал. От костра поднимался дым, в жимолости, окружавшей сад мисс
Дейнтри, гудели пчелы.

Цыгане занимались своими делами, не обращая на Локхарта никакого внимания,
как если бы его тут не было. Но примерно через полчаса к нему подошла
старуха. У нее было темное и обветренное лицо, кожа ее была вся в морщинах,
как кора старого дуба. Она присела перед Локхартом на корточки и протянула
руку.

- Положи серебро, - сказал она. Локхарт порылся в карманах и нашел
десятипенсовую монетку, но цыганка ее не взяла.

- Там нет серебра, - сказала она.

- Другого у меня нет, - ответил Локхарт.

- Тогда золото. Еще лучше, - сказала старуха.

Локхарт мучительно пытался сообразить, есть ли у него с собой что-нибудь, в
чем было бы золото, и наконец вспомнил об авторучке. Он достал ее и снял
колпачок.

- Вот все золото, какое у меня есть.

Рукой, на которой сильно выступали сосуды - так, что казалось, будто она
обвита плющом, - цыганка взяла авторучку.

- У тебя есть дар, - сказал она, и при ее словах ручка как будто зажила
собственной жизнью, вертясь и переворачиваясь в пальцах, как крутится
щепка, попавшая в водоворот. Она покрутилась и уставилась кончиком пера
прямо на Локхарта. - У тебя есть дар слова, твой язык хорош для песен.
Ручка указывает тебе, как компас; но ты неверно поймешь, что она
показывает. Цыганка отвернула ручку от Локхарта, но та закрутилась, и
кончик пера снова остановился напротив него. После этого цыганка отдала ему
авторучку.

- Чего-нибудь еще ты видишь? - спросил Локхарт. Цыганка не стала
разглядывать его ладонь, а уставилась в разделявший их кусочек земли.

- Смерть. Две смерти. Может быть, больше. Три открытые могилы, одна пустая.
Вижу повешенного на дереве, других убитых. Больше ничего не скажу. Уходи.

- А о моем отце ничего? - спросил Локхарт.

- О твоем отце? Ты будешь искать его. Долго искать. А имя его будет все
время с тобой, в песне. Больше ничего не скажу.

Локхарт положил авторучку в карман и достал однофунтовую бумажку. Старуха
взяла ее, сплюнув на землю.

- Бумага, - пробормотала она. - Бумага - это дерево. Но бумага и чернила не
принесут тебе добра, пока ты не обратишься к своему дару слова. - С этими
словами она поднялась и вернулась в табор, а Локхарт, сам не понимая,
почему и зачем он это делает, перекрестил двумя пальцами место, на котором
она сидела. После чего повернулся и зашагал вниз по долине, по направлению
к старой военной дороге и Гексану. В тот же вечер он вернулся на
Сэндикот-Кресчент, где Джессика пребывала в сильной тревоге и волнении.

- Приходила полиция, - сказала она, как только Локхарт переступил через
порог, - они спрашивали, не слышали или не видели ли мы в последнее время
чего-нибудь необычного.

- Что ты им сказала?

- Правду, - ответила Джессика. - Что мы слышали крики, что взорвался дом
ОТБрайена, что бились окна, и все остальное.

- Обо мне они не спрашивали?

- Нет, - ответила Джессика. - Я сказала, что ты на работе.

- Значит, дом они не обыскивали? Джессика отрицательно помотала головой и
со страхом посмотрела на него:

- Что происходит, Локхарт? Сэндикот-Кресчент всегда. был таким тихим и
спокойным местом, а сейчас все превратилось в какой-то кошмар. Ты знаешь,
что кто-то обрезал телефонный провод к дому Рэйсимов?

- Да, - ответил Локхарт так, что было неясно, относится ли его ответ только
к знанию им того, что провод обрезан, или же и того, кто это сделал.

- Все это очень странно. Да, а еще сестер Масгроув отправили в сумасшедший
дом.

- Ну что ж, вот и освободился еще один дом, который ты сможешь теперь
продать, - отреагировал Локхарт на эту новость. - Не думаю, чтобы и
ОТБрайен вернулся.

- Супруги Рэйсимы тоже не хотят возвращаться. Сегодня утром я получила от
них письмо о том, что они съезжают. Локхарт удовлетворенно потер руки:

- Так. Значит, на этой стороне улицы остаются только Петтигрю и полковник.
А что слышно о Грэбблах и миссис Симплон?

- Грэббл выгнал свою жену, а миссис Симплон заходила узнать, согласна ли я
не брать платы, пока у них не решится вопрос с разводом.

- Надеюсь, ты ей отказала.

- Я сказала, что должна посоветоваться с тобой.

- Ответ - нет. Пусть съезжает, как другие. Джессика неуверенно посмотрела
на него, но решила не задавать вопросов. Локхарт был ее мужем, а кроме
того, выражение его лица не располагало к расспросам. Но спать в эту ночь
она ложилась расстроенная и в состоянии какого-то труднообъяснимого
беспокойства. Локхарт рядом с ней спал крепко, как ребенок. Он уже принял
решение, что следующим станет полковник Финч-Поттер; но прежде надо было
что-то сделать с бультерьером. Локхарт любил бультерьеров. У деда во
Флоуз-Холле их было несколько, и - как и пес полковника - все они были
дружелюбнейшими зверями, если их не дразнить. Локхарт решил, что надо
как-то раздразнить бультерьера, пока же самому ему надо было внимательно
последить за домом номер 10. Количество использованных презервативов,
скопившихся в канализационном спуске этого дома, позволяло предположить,
что старый холостяк имел привычки, которыми можно было легко
воспользоваться.

Вот почему на следующей неделе каждый день, с семи до двенадцати вечера,
Локхарт просиживал, не зажигая света, в комнате, окно которой выходило на
дом номер 10. Но только в пятницу он увидел, как из старого "хамбера"
полковника вышла женщина и вошла с ним в дом. Она была намного моложе
Финч-Поттера и одета ярче и крикливее, чем большинство тех женщин, что
приезжали на Сэндикот-Кресчент. Через десять минут в спальне полковника
зажегся свет и Локхарт смог рассмотреть женщину получше. Она подходила под
ту категорию, кого дед Локхарта называл "греховными женами". Но тут
полковник задернул занавеси. Через пару минут открылась дверь кухни и
бультерьера вытолкали в сад. Полковник явно возражал против одновременного
присутствия в доме "греховной жены" и бультерьера.

Локхарт спустился вниз, подошел к забору и тихонько посвистел. Бультерьер,
переваливаясь, подбежал к нему. Локхарт просунул руку через забор, потрепал
его, и бультерьер завилял остатком своего хвоста. И пока в доме полковник
занимался со своей гостьей любовью, в саду Локхарт подружился с его
собакой. Он все еще сидел у забора, поглаживая и почесывая пса, когда в
полночь дверь дома полковника открылась, парочка вышла и уселась в
"хамбер". Локхарт заметил время, когда это произошло, и принялся
рассчитывать свой план.

На следующий день он отправился в Лондон и снова околачивался в Сохо. Он
посидел там в нескольких кафе и барах, заходил даже на внушавшие ему
отвращение представления стриптиза и в конце концов, познакомившись с
болезненного вида молодым человеком, купил то, ради чего приезжал. Домой он
вернулся с несколькими маленькими таблетками в кармане и спрятал их в
гараже. Затем дождался ближайшей среды и предпринял очередной ход. По
средам полковник Финч-Поттер играл в гольф и потому отсутствовал всю первую
половину дня. Локхарт незаметно пробрался в его дом, прихватив с собой
банку со средством для чистки плиты. Этикетка на банке рекомендовала
надевать при пользовании средством резиновые перчатки. Локхарт был в них,
но по другим причинам. Во-первых, он не хотел оставлять в доме своих
отпечатков пальцев, особенно когда вокруг было столько полиции. А
во-вторых, потому, что цель его прихода не имела ничего общего с чисткой
плит. Бультерьер по-дружески приветствовал его, и вдвоем они поднялись
наверх, в спальню полковника, и обыскали там все ящики его туалетного
столика, пока Локхарт не нашел того, что искал. Похлопав собаку по голове,
он выскользнул из дома полковника и через забор вернулся к себе.

В этот вечер, просто чтобы убить время, Локхарт вырубил свет в доме
Петтигрю. Сделал он это относительно просто. Воспользовавшись куском
капронового троса, он привязал к его концу жесткую проволоку, которую
отломал от вешалки для одежды, и забросил эту проволоку на провода, шедшие
от столба к дому. Последовала вспышка, и супруги Петтигрю провели ночь в
темноте. Локхарт же провел ее, рассказывая Джессике о мисс Дейнтри и
старухе-цыганке.

- Ты не прочитал письма? - спросила Джессика. Локхарт не прочитал.
Предсказание цыганки заставило его позабыть обо всем. Особенно самые
последние ее слова о том, что бумага - это дерево и что бумага и чернила не
принесут ему добра, пока он не обратится к своему дару слова. Это
пророчество разбудило в нем суеверность. Что она имела в виду, когда
говорила о его даре языка и песни и о трех открытых могилах и одной пустой?
И о повешенном на дереве? Все это были предзнаменования какого-то пугающего
будущего. Разум Локхарта был слишком сильно занят настоящим, и тот дар,
который находился в этот момент в его поле зрения, должен был прийти как
результат продажи всех двенадцати домов по Сэндикот-Кресчент, что, как он
уже подсчитал, должно было принести Джессике больше шестисот тысяч фунтов
по текущим ценам. - Но нам ведь придется заплатить налог с этой суммы? -
спросила Джессика, когда он объяснил ей, что скоро она станет богатой
женщиной. - И мы пока еще не знаем, все ли жильцы согласятся уехать...

Она оставила вопрос открытым, но Локхарт не стал отвечать. Он знал ответ.

- Меньше слов, больше дела, - загадочно произнес он и стал дожидаться,
когда возымеют действие его приготовления к самоизгнанию полковника
Финч-Поттера.

- Думаю, тебе стоит посмотреть эти письма, - сказала Джессика, когда они
ложились в этот вечер спать. - В них могут быть доказательства того, кто
твой отец.

- Время терпит, - ответил Локхарт. - Что есть в этих письмах, то уже никуда
не денется.

То, что было на презервативе, который полковник Финч-Поттер натянул на свой
пенис в половине девятого вечера следующего дня, безусловно, обладало
немалой стойкостью. Во всяком случае, со среды оно тоже никуда не делось.
Полковник обратил внимание на то, что презерватив был немного более
скользким, чем обычно, когда доставал его из пачки. Однако полный эффект
средства для чистки плит проявился тогда, когда презерватив был натянут уже
на три четверти и полковник заправлял на место резиновое колечко,
призванное обеспечить максимально возможную защиту от сифилиса. Уже в
следующее мгновение из его сознания начисто исчез страх заразиться этой
болезнью, и вместо того, чтобы надеть презерватив до конца, полковник стал
лихорадочно стаскивать его, стремясь сделать это как можно быстрее, Но
тщетно. Проклятая штуковина была скользкой, а кроме того, средство для
чистки плит подтверждало честность его рекламы: оно действительно было
способно моментально удалять с внутренних стенок плиты пригоревший к ним
жир. С жутким воем полковник Финч-Поттер отказался от попыток содрать
презерватив рукой и рванулся к ванной в поисках ножниц. Боль буквально
раздирала его, становясь с каждой секундой все невыносимее. "Греховная
жена", оказавшаяся позади него, наблюдала происходящее, и в ней росло
предчувствие чего-то крайне скверного. Наконец, когда полковник, продолжая
вопить, с безумным видом вывернул на пол содержимое аптечки и, увидев
ножницы, схватился за них, она вмешалась.

- Нет, нет, не надо! - закричала она, по ошибке решив, будто в полковнике
взыграло чувство вины и раскаяния и он собирается заняться
самокастрированием. - Не делай этого! Ради меня - не делай! - И она вырвала
у полковника ножницы. Если бы он в этот момент был в состоянии говорить,
то, конечно, объяснил бы ей, что именно ради нее он и должен сделать то,
что собирался. Но говорить он не мог, а потому, вертясь волчком наподобие
юродивого, полковник с такой силой и выражением начал дергать рукой и
презерватив, и то, что в нем находилось, что казалось, он хочет вырвать с
корнем и то и другое. Через дом от него Петтигрю, уже привыкшие к тому, что
по ночам что-нибудь происходит, шумит или взрывается, на этот раз не
обращали внимания на вопли полковника о помощи. И даже то, что призывы
Финч-Поттера сочетались с криками "греховной жены", нисколько не удивило
супругов Петтигрю. После той отвратительной демонстрации извращенности,
которую устроили Рэйсимы, они уже были готовы к чему угодно. Полицейские
же, сидевшие в машине в начале улицы, среагировали иначе. Но когда их
машина, заскрипев тормозами, остановилась у дома номер 10 и они выскочили
из нее, торопясь к месту очередного преступления, их встретил бультерьер.

Сейчас это была отнюдь не дружелюбно настроенная псина и даже не то
свирепое животное, что укусило ОТБрайена и не желало отцепляться от него,
даже когда тот залез на дерево. Сейчас это был совершенно иной зверюга,
которого Локхарт до предела накачал наркотиком, и в нем пробудились все
первобытные, дикие инстинкты и представления, так что, наверное,
полицейские виделись ему чем-то вроде пантер, и даже в столбах забора
мерещилась угроза. Но настоящей-то угрозой был сам бультерьер. Скрежеща
зубами, он молниеносно перекусал трех полицейских, первыми выскочивших из
машины, не давая им забраться в нее обратно, укусил столб в воротах, сломал
зуб о "хамбер" полковника, вонзил зубы в шину переднего колеса полицейской
машины, да так, что та с грохотом лопнула, сбив с ног саму собаку, но и
сделав невозможным отступление полиции. После чего бультерьер, злобно рыча,
устремился в ночь в поисках новых жертв.

Он нашел их легко и в изобилии. После того как рядом с ними взорвался
"баухаус" ОТБрайена, супруги Лоури взяли за правило спать на первом этаже.
Услыхав новый взрыв - так грохнула лопнувшая шина, - они выскочили во двор.
Тут на них и наткнулся возбужденный бультерьер полковника Финч-Поттера.
Крепко покусав обоих и загнав их назад в дом, он заодно под корень
уничтожил три куста роз, не обратив никакого внимания на их шипы. Скорее
наоборот: розы, оказавшие хоть какое-то сопротивление, только еще больше
раздразнили его, и, когда наконец подъехала вызванная Джессикой "скорая
помощь", пес был уже совершенно не расположен шутить. Бультерьеру однажды
уже довелось путешествовать в этой карете вместе с ОТБрайеном, и
воспоминания об