недель они держали дело в состоянии
неопределенности, а затем нанесли удар.

- Я верно расслышал - четыреста тысяч фунтов в возмещение ущерба? -
переспросил мистер Фолсом, когда Арбутус показал ему ответ Гиблингов. - За
всю мою карьеру не читал ничего столь чудовищного. Эти Гиблинги с ума
сошли. Разумеется, мы будем оспаривать подобное требование.

- Оспаривать? - возразил Арбутус. - Но у них должны же быть какие-то
основания...

- Блеф, мой мальчик, голый блеф, - ответил Фолсом. - Конечно, я не читал
книгу. Но за непреднамеренную клевету требовать подобную сумму неслыханно.
Это неслыханно, даже если клевета была бы преднамеренной. Может быть, вся
причина клеветы в том, что просто машинистка перепутала пару слов.

Но ошибался сам Фолсом. Интуиция мистера Шортстэда подсказывала ему, что
"Песнь сердца" чем-то отличается по тону от других романов мисс Голдринг.
Тем не менее издатель доверился не собственной интуиции, а совету Фолсома и
поручил Арбутусу подготовить ответ, выдвинув со своей стороны тоже
максималистские требования: если "Гиблинг и Гиблинг" хотят подавать в суд,
то пускай подают, и черт с. ними. На следующий день, когда старший клерк
принес мистеру Гиблингу на доклад почту, этот уже пожилой и строгий
джентльмен впервые в жизни увидел, что сам мистер Гиблинг-старший способен
отплясывать на собственном письменном столе. А наплясавшись, босс
потребовал за любую цену немедленно доставить в контору две... нет, три
бутылки самого лучшего шампанского.

- Мы их поймали за хвост, - торжествующе пропел он, когда появился
Гиблинг-младший. - О Боже, в жизни бы не поверил, что доживу до такого дня.
За хвост, братишка, за хвост! Перечитай вслух, я должен это слышать!

И когда в воздухе прозвенели слова: "Пусть подают в суд, и черт с ними",
Гиблинг-старший задрожал в экстазе профессионального сутяжника.

- Подают в суд, и черт с ними, - упоенно повторял он. - Пусть подают в суд,
и черт с ними. Представляю себе, как прозвучит эта угроза в устах адвоката
в суде! Да, прямо в лицо судье! Вот в чем, брат, подлинная красота нашей
профессии. В жизни юриста есть свои прекрасные моменты. Посмакуем же ту
радость, что принес нам этот чудесный день!

Мистер Партингтон, старший клерк, внес шампанское, и Гиблинги послали его
за третьим бокалом. Только когда он вернулся, был поднят тост за мистера
Локхарта Флоуза, проживающего в доме номер 12 по Сэндикот-Кресчент, столь
удачно вошедшего одновременно и в их жизнь, и в роман мисс Женевьевы
Голдринг с - о Господи! - каким подходящим названием! В этот день в конторе
"Гиблинг и Гиблинг" практически никто не работал. Составление искового
заявления - не ахти какое сложное дело. Иск, предъявленный "Гиблинг и
Гиблинг" от имени Локхарта Флоуза, истца, к Женевьеве Голдринг и господам
Шортстэдам, ответчикам, ничем не отличался от других подобных документов и
носил форму обращения Елизаветы II, милостью Божьей королевы Соединенного
Королевства Великобритании и Северной Ирландии и всех наших государственных
владений и территорий, главы Содружества Наций, Защитницы Веры, к Женевьеве
Голдринг, подлинное имя мисс Мэгстер, через посредство господ Шортстэдов:
"Мы повелеваем вам в течение четырнадцати дней после вручения вам
настоящего искового заявления, включая день вручения, предстать перед судом
по иску Локхарта Флоуза, в противном случае истец может осуществить свои
права и решение может быть вынесено в ваше отсутствие".

Исковое уведомление было вручено адресатам уже на следующий день и не
вызвало почти никакого испуга в правлении издательства, однако основательно
напугало всех в конторе "Кул, Пул, Стул и Фолсом с партнерами". К этому
времени Арбутус прочел "Песнь сердца" и обнаружил, что в книге
действительно содержится чудовищная клевета на Локхарта Флоуза. Ему
приписывалась привычка быть привязанным своей женой к кровати, а затем и
быть избитым этой же женой, которую действительно зовут Джессика, - в
наоборот. Утверждалось также, что когда они не занимаются взаимной поркой,
то выкрадывают деньги из банков, причем в ходе таких грабежей Локхарт якобы
застрелил насмерть нескольких банковских кассиров.

- Мы даже не сможем утверждать, что эта клевета непреднамеренна, - убеждал
Арбутус Фолсома, но тот считал иначе.

- Никакой автор, находящийся в здравом уме, не станет сознательно и
преднамеренно писать книгу, героем которой был бы какой-то реальный,
известный автору человек, и при этом приписывать ему подобные извращения и
преступления. Это чепуха. Такое просто невозможно.

Того же взгляда придерживалась и Женевьева Голдринг.

- Никогда не слышала об этом типе, - заявила она Шортстэду и Арбутусу, - а
потом, это какое-то совершенно невероятное имя. Откровенно говоря, я не
помню, чтобы когда-нибудь писала о человеке, которого бы звали Локхарт
Флоуз, да еще с женой, которую зовут Джессика.

- Но это же написано в "Песни сердца, - возражал Арбутус, - не могли же вы
этого не читать. В конце концов, вы ведь сами написали эту книгу.

Женевьева Голдринг только фыркнула в ответ:

- Я пишу по пять книг в год. Не могу же я всю эту муть еще и читать. Я
целиком и полностью полагаюсь в данном случае на вашу компетентность,
мистер Шортстэд.

- А верстку вы что, не проверяете?

- Молодой человек, - ответила мисс Голдринг, - моя верстка не нуждается в
том, чтобы ее проверяли. Поправьте меня, если я не права, мистер Шортстэд.

Но, хотя сомнения начали уже закрадываться ему в душу, мистер Шортстэд на
этот раз все же придержал язык.

- Значит, будем признавать факт клеветы, но утверждать, что она
непреднамеренная? - спросил Арбутус.

- Я не вижу оснований вообще признавать факт клеветы, - запротестовала мисс
Голдринг. - Единственное, что нам пока достоверно известно, так это то, что
некто Флоуз привязывает свою жену к кровати и порет ее, что у нее дурацкое
имя Джессика и что ей все это не нравится. Вот и пускай он сам доказывает,
что не делает ничего подобного.

Арбутус обратил внимание присутствующих на процессуальную норму, согласно
которой истина сама по себе не является средством защиты за исключением тех
случаев, когда защита ведется в интересах общественного блага.

- Если речь идет об извращенце и человеке, который грабит банки, полагаю,
это как раз тот случай, когда затрагиваются интересы общественного блага.
Возможно, моя книга станет из-за этого суда даже лучше продаваться.

Адвокаты были убеждены, что дело обстоит совершенно наоборот.

- Нам не на чем основывать защиту, - сказал один из них, королевский
советник Виддершинс. - Я бы порекомендовал достичь соглашения сторон, не
вынося дела в судебное разбирательство. У нас нет никакой надежды выиграть
его в суде.

- Но разве реклама не пойдет нам на пользу, даже если придется выплатить
какую-то компенсацию? - спросил Шортстэд, вынужденный занять эту позицию
под нажимом мисс Голдринг, которая постоянно жаловалась на то, что ее
романы недостаточно рекламируются. Виддершинс выразил сомнение, что от
подобной рекламы может быть польза. Но, поскольку ему самому платили за
осуществление защиты, он не видел оснований лишать самого себя того
финансового вознаграждения, которое должен был принести затяжной судебный
процесс.

- Оставляю решение на ваше усмотрение, - сказал он. - Я свое мнение
высказал, и оно заключается в том, что мы неминуемо проиграем.

- Но за урегулирование без суда они требуют четыреста тысяч фунтов, -
возразил Шортстэд. - Никакой суд не присудит им таких денег. Это
возмутительно! - Сумма действительно была возмутительной.

Судебное разбирательство проходило в здании Верховного суда,
председательствовал судья Пламмери. Виддершинс представлял ответчиков, а
адвокат Фескью - фирму "Гибдинг и Гиблинг". Последние пребывали в состоянии
откровенного экстаза. Пламмери пользовался репутацией объективного,
жесткого до грубости судьи, который к тому же испытывал отвращение к
склонным ко всяческим уверткам адвокатам. У мистера же Виддершинса не было
никакой иной возможности построить защиту иначе, кроме как на увертках.
Дополнительную трудность для адвокатов защиты представляла и сама мисс
Голдринг, преисполненная решимости, коли уж она не может выиграть дело, то
по крайней мере проиграть его по возможности ярко. Шортстэд сидел рядом с
ней, подрагивая от холода в тени ее темно-красной шляпы. Одного взгляда на
истца, Локхарта Флоуза, ему оказалось достаточно, чтобы понять: перед ним -
честный, разумный и толковый молодой человек, представитель того типа
людей, о существовании которых Шортстэд уже давно забыл; человек, который
скорее может быть собственником банка, нежели грабителем, и который, уж
коль скоро он женится, обращается со своей женой нежно и по-рыцарски
благородно. Шортстэд хорошо разбирался в характерах.

Мистер Фескью встал для изложения исковых претензий. Его выступление было
безупречным. Мистер Локхарт Флоуз, проживающий в доме номер 12 по
Сэндикот-Кресчент, Ист-Пэрсли - при этих словах адвокат Виддершинс закрыл
лицо руками, а шляпка мисс Голдринг задрожала, - живет по соседству с
ответчицей и известен ей, притом настолько хорошо, что однажды она даже
приглашала его на чай. В записке, которую передали от мисс Голдринг
Виддершинсу, кратко утверждалось: "Лжет, нагло лжет. Я никогда в жизни не
встречалась с этим поганцем". Прочитав записку, Виддершинс было воспрянул
духом, но тут же снова сник, услышав, как Фескью расписывает добродетели
Локхарта Флоуза и те невзгоды, что свалились на него после публикации
"Песни сердца". Среди этих невзгод наиболее тяжелым ударом было для него
увольнение из бухгалтерской фирмы "Сэндикот с партнером", где он до этого
работал. Будет представлено доказательство того, заявил адвокат, что
вынужденное увольнение мистера Локхарта Флоуза с этой должности,
приносившей весьма хороший доход, явилось прямым результатом постыдных
нападок мисс Голдринг на его частную жизнь и совершенно вымышленной его
склонности якобы грабить банки и убивать кассиров. Мистер Фескью не
упомянул (потому что просто не знал об этом), что Трейер выказал готовность
предоставить соответствующие доказательства после личной беседы с ним
Локхарта, в ходе которой последний объяснил, что если Трейер откажется
сотрудничать, то совесть заставит его, Локхарта, обнародовать факты о том,
как мистер Джипсум уклоняется от уплаты налогов. Для подкрепления этой
угрозы Локхарт предъявил Трейеру копии всех досье Джипсума - как настоящих,
так и тех, в которых хранились сфальсифицированные материалы.

Кроме того, продолжал Фескью, соседи стали избегать истца в такой степени,
что из одиннадцати домов, расположенных рядом с его домом, жильцы съехали,
дабы избежать любой связи между собой и предполагаемым убийцей. Наконец
миссис Флоуз, совершенно верно названная в романе Джессикой, может
подтвердить под присягой, что она никогда не привязывала мужа, а он никогда
не привязывал ее к их брачному ложу и что в их доме вообще нет плетки.
Положение, в котором оказалась миссис Флоуз, было столь тяжелым и причиняло
ей такие неудобства, что в последнее время она была вынуждена начать носить
вуаль, дабы избежать приставаний к ней на улице мужчин, страдающих
мазохистскими и садистскими сексуальными извращениями, а также и
оскорблений со стороны женщин, которых прежде она приглашала в свой дом, но
которые теперь отказываются впускать ее в свои дома. В общем, адвокат
Фескью нарисовал убедительную картину того, как молодая супружеская пара
оказалась в полнейшей социальной изоляции на основании абсолютно ложных
причин, картину того, сколь неопределенно теперь их финансовое будущее, - и
все это вследствие публикации романа "Песнь сердца", чем и обусловлено
требование истца о выплате столь колоссальной компенсации за нанесенный ему
ущерб.

Выступление Фескью явно произвело впечатление на судью Пламмери и
присяжных, и адвокату Виддершинсу было крайне трудно начинать защиту
ответчиков. Конечно, мисс Голдринг легко утверждать, будто Локхарт Флоуз -
лжец, но попробуйте доказать это. Мистер Флоуз не выглядел лжецом. Если уж
на то пошло, он производил прямо противоположное впечатление. А миссис
Джессика Флоуз даже под вуалью светилась такой невинностью, которая являла
разительный контраст вульгарности его клиентки. Пьянство, труды над
многочисленными книгами и постель - все это наложило отпечаток на мисс
Голдринг. Виддершинс сделал все, на что был способен. Клевета, заявил он,
была абсолютно непреднамеренной. Ответчица понятия не имела о существовании
истца и никогда его даже не видела. Предположение, будто она однажды
приглашала его на чай, было совершенно безосновательным, а тот факт, что
мисс Голдринг жила в Вест-Пэрсли, а истец владел домом в Ист-Пэрсли -
чистейшим совпадением. Однако в свете заявлений, которые сделал его ученый
друг господин Фескью, ответчик готов принести свои извинения и выплатить
финансовую компенсацию за ущерб, нанесенный истцу и его супруге, за те
насмешки и оскорбления, которым они подверглись, и за последовавшую в
результате всего этого потерю должности... В этом месте мисс Голдринг
оттолкнула удерживавшую ее руку мистера Шортстэда, встала и заявила, что
никогда, никогда, никогда она не заплатит ни пенни, ни одного-единственного
пенни человеку, о котором она никогда в жизни не писала, и что, если кто
думает иначе, так тот крепко ошибается. Судья Пламмери оглядел ее с
выражением столь откровенной неприязни на лице, что, казалось бы, этот
взгляд должен был испепелить даже сфинкса с расстояния пятидесяти ярдов, а
со ста - заставить его заговорить.

- Присядьте, мадам, - прорычал он, и в его голосе звенело железо и
безошибочно угадывалась кровожадность. - Что вы будете или не будете
делать, определит суд. В одном могу вас уверить: еще одно подобное
нарушение порядка и я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду.
Продолжайте ваше выступление, мистер Визерслин.

Кадык Виддершинса ходил вверх-вниз, чем-то напоминая болтающийся в воде
шарик для пинг-понга. Адвокат искал нужные слова, но не мог найти их.
Продолжать он не мог: ему нечего было сказать.

- Мои клиенты признают себя виновными в непреднамеренной клевете, -
проскрипел он вопреки полученным от клиентов указаниям. Судья Пламмери с
сомнением посмотрел на него.

- Мне показалось иначе, - сказал он.

Виддершинс запросил перерыв для консультаций с клиентами. Перерыв был
объявлен. Фескью, Гиблинг. и Локхарт провели его, торжествуя. А между
Виддершинсом и мисс Голдринг разгорелся желчный спор. Шортстэд, прослушав
исковое заявление и его обоснование, был готов решить дело по
договоренности сторон. Мисс Голдринг же, перед лицом малодушия издателя и
откровенной неприязни судьи к ней самой, ни о какой договоренности сторон
не желала и слышать.

- Все, что они утверждают, - наглая ложь, - кипела она. - Никогда я не
приглашала этого говнюка на чай. Никогда я не использовала имени этого
поганого Локхарта Флоуза ни в одной из моих книг!

- Но ведь оно же есть в "Песне...", - начал было Шортстэд.

- Заткнитесь! - оборвала его мисс Голдринг. - Если оно там есть, значит,
это вы его туда вставили. Его не было в той рукописи, что я отправляла в
издательство.

- Вы в этом твердо уверены? - спросил Виддершинс, пытавшийся отыскать хоть
проблеск надежды в совершенно безнадежном деле.

- Клянусь Господом Богом, - ответила мисс Голдринг столь страстно, что это
прозвучало убедительно, - я никогда в жизни даже не слышала имени Флоуз и
уж тем более не использовала его в своих книгах.

- Можно взглянуть на рукопись? - спросил Виддершинс, и Шортстэд послал за
ней. Имя Флоуз было напечатано по всей рукописи четким машинописным шрифтом.

- Ну, что вы на это скажете? - спросил Виддершинс. Мисс Голдринг сказала
очень многое, и по большей части сказанное ею было верно. Шортстэд сказал
очень мало; в его словах верно было все.

- Тогда мы должны подвергнуть сомнению подлинность этого документа, -
сказал Виддершинс. - Все согласны с таким предложением?

Мисс Голдринг была согласна, Шортстэд - нет.

- Это та самая рукопись, которую мы от вас получили, - настаивал он.

- Нет, не та. И это не тот текст, что я диктовала. Это гнусная подделка.

- Вы в этом абсолютно уверены? - спросил Виддершинс.

- Клянусь Господом Богом...

- Хорошо. Мы оспорим иск на этом основании. То есть заявим, что данный
документ, который поступил к мистеру Шортстэду, не является оригиналом той
рукописи, которую подготовили вы лично.

- Совершенно верно, - подтвердила мисс Голдринг. - Я клянусь Господом
Богом...

На следующий день, когда мисс Голдринг заняла место свидетельницы, чтобы
подвергнуться перекрестному допросу со стороны пышущего энергией Фескью,
она все еще продолжала клясться именем Господа Бога и многих других богов
поменьше. Слушая ее, Гиблинги едва сдерживались.

- Мисс Мэгстер... - начал Фескью, но судья прервал его.

- Свидетельницу, насколько мне известно, зовут мисс Голдринг, мисс
Женевьева Голдринг. Почему вы обращаетесь к ней "мисс Мэгстер"? - спросил
он.

- Мисс Женевьева Голдринг - вымышленное имя, - ответил Фескью, - ее
настоящее имя... - Его прервал резкий выкрик со скамьи для свидетелей.

- Женевьева Голдринг - мое литературное имя, мой псевдоним.

Судья Пламмери с отвращением уставился на перо в ее шляпе.

- Не сомневаюсь, - произнес он, - не сомневаюсь, что ваша профессия требует
иметь целый набор имен. Но суду необходимо ваше подлинное имя.

- Мисс Мэгстер, - угрюмо произнесла мисс Голдринг, отлично отдавая себе
отчет в том, что обнародование этого имени разочарует немалую часть ее
читателей. - Но своим поклонникам я известна как мисс Женевьева Голдринг.

- Опять же не сомневаюсь, - сказал судья, - но, основываясь на том, что я
тут услышал, должен заметить, что у ваших поклонников своеобразный вкус.

Фескью мгновенно уцепился за эту подсказку, брошенную ему судьей.

- Если вы так предпочитаете, я готов называть вас Женевьевой Голдринг, -
сказал он. - Я никоим образом не хочу повредить вашей профессиональной
репутации. Скажите, верно или нет, что в романе "Песнь сердца" вы
описываете героя по имени Флоуз, который является любителем того, что на
языке проституток и их клиентов называется "сбруей и поркой"?

- Я не писала "Песнь сердца", - ответила мисс Голдринг.

- Но, мне казалось, вчера вы признали, что являетесь автором этой книги, -
возразил судья, - а сейчас...

В ответ со свидетельского места он услышал речь о несправедливостях и
беззаконии, творимых издателями и редакторами. Когда мисс Голдринг
выдохлась, адвокат Фескью повернулся к судье Пламмери:

- Возможно, ваша честь, стоило бы внимательно изучить оригинал рукописи и
сравнить его с другими рукописями, представленными ответчицей ее издателю?

- Защита не возражает, - сказал Виддершинс, и в слушании дела вновь был
объявлен перерыв.

В тот же день два специалиста - графолог и эксперт по шрифтам пишущих
машинок - дали под присягой заключение, что рукопись "Песни сердца" была
напечатана на той же самой пишущей машинке, что и "Шкаф короля" и "Болотная
девушка" - две другие книги, написанные мисс Голдринг. После чего Фескью на
следующем слушании в суде продолжил перекрестный допрос ответчицы.

- Сейчас доказано вне всякого сомнения, что "Песнь сердца" написали именно
вы, - сказал он. - Признаете ли вы теперь, что вы знакомы в настоящее время
и были знакомы прежде с истцом, мистером Локхартом Флоузом?

Мисс Голдринг начала отчаянно отрицать это, но Фескью остановил ее.

- Пока вы не совершили преступления, давая ложные показания, - сказал он, -
хочу попросить вас ознакомиться с данными под присягой показаниями мистера
Флоуза, что вы приглашали его в свой дом на чай и угощали его ментоловым
ликером.

Со своего свидетельского места мисс Голдринг смотрела на него широко
раскрытыми глазами.

- Откуда вам это известно? - спросила она.

Фескью улыбнулся и посмотрел на судью и присяжных.

- Мистер Флоуз рассказал мне вчера об этом под п