ужой подсказки. Я научил тебя, а ты
повиновался. Есть, однако, испытанье посильнее. - С этими словами старый
Флоуз повернулся к стене, снял с нее боевой топор и протянул его Локхарту.

- Возьми, ублюдок, - сказал он. - Держи топор. Локхарт встал и взял.

- У древних скандинавов был обычай: стариков лишали головы посредством
топора, - продолжал Флоуз. - То был обязан сделать старший сын. Но у меня
лишь ты, родившийся в канаве внебрачный внук; возьми же на себя
ответственность и бремя и соверши сей акт...

- Нет! - закричала Джессика, вскакивая со стула и выхватывая у Локхарта
топор. - Я не позволю! У вас нет права подвергать его такому искушению.

Старик захлопал в ладони:

- Браво! Вот так намного лучше. У сучки характер посильнее, чем у пса.
Пусть самую лишь малость, но посильней - и есть. Салютую ему. Мистер
Балстрод, прочтите завещание. - В изнеможении от собственной риторики,
старый Флоуз сел. Адвокат Балстрод театрально поднялся и развернул
завещание.

"Я, Эдвин Тиндейл Флоуз, находясь в здравом уме и в слабом состоянии
здоровья, достаточном, однако для того, чтобы поддерживать ясность моего
рассудка, настоящим актом оставляю после себя в качестве своего наследства
и завещаю все принадлежащее мне движимое и недвижимое имущество, всю
собственность и все мои земли жене моей, миссис Синтии Флоуз, которая
получает право владеть, пользоваться и распоряжаться всем поименованным
вплоть до того момента, пока собственная смерть не заставит ее покинуть это
место, определяемое мною как круг радиусом в одну милю с центром во
Флоуз-Холле, и на том условии, что она не продаст, не сдаст в залог, в
заклад, в аренду или же во временное пользование ни все передаваемое ей
таким образом по наследству имущество, ни какую бы то ни было часть его, и
ч то она не будет каким бы то ни было образом усовершенствовать, изменять,
дополнять или перестраивать любую часть наследуемой ею указанной
собственности, земли, строений и дома, но будет существовать только на
поступающий от них доход; в знак согласия с чем она подписывает завещание
как договор, предполагающий безусловное выполнение его положений".

Балстрод положил текст завещания на стол и посмотрел на миссис Флоуз.

- Вы согласны это подписать? - спросил он; однако миссис Флоуз захлестнули
эмоции. В конце концов старик все-таки сдержал свое слово. Он оставлял ей
все свое имение, целиком и полностью. Если учесть, что ее только что
сравнивали со стервятником, то нетрудно понять, почему столь благородный
поступок начисто лишил ее способности все тщательно взвешивать и
просчитывать. Ей нужно было время на обдумывание, но такого времени у нее
не было.

- Подписывайте, мадам, или завещание полностью теряет силу и будет
аннулировано в той его части, которая относится к вам, - сказал старый
Флоуз.

Миссис Флоуз взяла ручку и расписалась, два фермера-арендатора
засвидетельствовали этот факт.

- Продолжайте, мистер Балстрод, - голосом, который можно было бы назвать
почти веселым, сказал Флоуз, и адвокат начал читать завещание дальше.

"Моему внуку Локхарту Флоузу я не оставляю ничего, кроме своего имени, до
тех пор и пока он не представит в физической форме персону своего
фактического отца, отцовство которого по отношению к Локхарту должно быть
достоверно установлено и доказано, поручительством чему должно стать
заявление о том моего поверенного мистера Балстрода или его преемников, и о
чем должны быть составлены и подписаны письменные показания под присягой,
после чего указанный отец должен быть порот указанным Локхартом до тех пор,
пока жизнь его не повиснет на ниточке. В случае, если изложенные выше
условия доказательства отцовства будут полностью выполнены, то изложенные
ранее положения завещания в части, касающейся моей жены Синтии Флоуз и
скрепленные ею собственноручной и добровольно данной подписью,
автоматически становятся недействительными, и имение, земля, строения на
пей и прочая собственность целиком и полностью переходят к моему внуку
Локхарту Флоузу в его полное владение и распоряжение. Своему слуге Дональду
Робсону Додду я завещаю право пожизненного пользования моим домом и прошу
его кормить и поить собак и лошадей вплоть до его или их кончины".

Балстрод остановился, а старый Флоуз подошел к столу и взялся за ручку.

- Я в здравом уме? - спросил он, обращаясь к доктору - Мэгрю.

- Да, - сказал врач. - Я свидетельствую, что вы находитесь в здравом уме.

- Слушайте внимательно, - сказал Флоуз, обращаясь к двум фермерам, которые
с готовностью кивнули головами. - Вы должны будете подтвердить, что я
нахожусь в здравом уме, после того как я подпишу это завещание.

- Вы - в здравом уме? - внезапно закричала миссис Флоуз. - Да вы просто
сумасшедший! Вы обманули меня! Вначале сказали, что все оставляете мне, а
теперь добавляете условие, гласящее, что я потеряю все права на наследство,
если... если... если этот незаконнорожденный найдет своего отца!

Но старый Флоуз, не обращая никакого внимания на ее вспышку, подписал
завещание.

- Отстаньте, женщина, - сказал он, передавая ручку одному из фермеров. - Я
сдержал свое слово; а вы сдержите слово, данное мне, или же потеряете все,
что я вам оставил, до последнего пенни.

Миссис Флоуз оценивающе посмотрела на лежащий на длинном столе топор, но
потом опустилась на свое место, почувствовав, что проиграла. Ее
просто-напросто надули.

- И вы еще требуете, чтобы я тут жила до самой вашей смерти. Да я уеду
завтра же утром!

- Мадам, - засмеялся Флоуз, - вы подписали контракт, обязывающий вас
оставаться тут до конца ваших дней или же возместить мне утрату вашего
присутствия здесь из расчета пяти тысяч фунтов стерлингов в год.

- Я?! - воскликнула миссис Флоуз. - Я ничего подобного не подписывала...

Но адвокат Балстрод протянул ей завещание:

- Это условие записано на первой странице. Не веря ушам своим, миссис
Флоуз, раскрыв рот от изумления, посмотрела на адвоката, а затем прочла то
место на странице, которое он указывал пальцем. Слова поплыли у нее перед
глазами.

- Но вы же не прочли этого! - простонала она. - Вы же не прочли слов: "В
случае, если моя жена Синтия Флоуз уедет..." Боже мой, Боже! - И она без
сил опустилась на стул. Условие было вписано в завещание черным по белому.

- Ну а сейчас, когда дело сделано, - сказал Флоуз, видя, что Балстрод
складывает этот бесподобный документ и убирает его в свой портфель, -
давайте выпьем за здоровье Смерти.

- За Смерть? - переспросила Джессика, еще не пришедшая в себя от странности
и эксцентричности той сцены, свидетельницей которой она только что была.

Старый Флоуз с любовью похлопал ее по пухленькой щечке:

- За Смерть, моя дорогая, за то единственное, что нас всех объединяет и
уравнивает! Додд, принеси-ка графинчик нортумберлендского виски!

Додд бесшумно вышел.

- Я не знала, что в Нортумберленде тоже делают виски, - сказала Джессика, у
которой появилось какое-то теплое чувство к старику. - Я думала, виски
бывает только шотландским.

- Ты еще много чего не знаешь, не только этого. Нортумберлендское виски
гнали в этих местах в огромных количествах; но сейчас, похоже, Додд -
единственный человек, который еще умеет это делать. Видишь эти стены? У них
толщина десять футов. Раньше тут говорили так: шесть футов - для защиты от
шотландцев и еще четыре - для защиты от акцизных чиновников. Надо было быть
очень хитрым парнем, чтобы найти вход сюда. Додд знал, как это сделать.

Как бы подтверждая справедливость этих слов, появился Додд, неся поднос с
графином виски и со стаканами. Когда стаканы были наполнены, Флоуз встал,
остальные последовали его примеру. Только миссис Флоуз осталась сидеть.

- Я отказываюсь пить за Смерть, - упрямо проворчала она. - Это
безнравственный тост.

- Да, мадам, но ведь мы живем в безнравственном мире, - сказал Флоуз. -
Однако выпить все равно придется. Для вас в этом - единственная надежда.

Миссис Флоуз неуверенно поднялась и с отвращением посмотрела на него.

- За Великую Определенность! - сказал Флоуз, и его голос зазвенел среди
боевых знамен и оружия.

После обеда, который был подан в столовой, Локхарт и Джессика отправились
побродить по Флоузовским болотам. Послеполуденное солнце освещало грубую
траву. Когда они взбирались на Флоузовы холмы, им попались лишь несколько
лениво отошедших в сторону овец.

- Локхарт, милый, я бы ни за что на свете не хотела пропустить сегодняшний
день, - сказала Джессика, когда они поднялись на верхушку холма. - Твой дед
- очаровательнейший старик.

Локхарт скорее охарактеризовал бы своего деда каким-нибудь иным
прилагательным, а миссис Флоуз, которая, смертельно бледная, сидела у себя
в комнате, наверное, воспользовалась бы словом, прямо противоположным по
значению. Но ни первый, ни вторая не высказали своего мнения вслух. Локхарт
промолчал потому, что Джессика была его возлюбленным ангелом и ее точка
зрения не подлежала сомнениям и обсуждению, а миссис Флоуз потому, что ей
некому было что-либо высказывать. Мистер Балстрод и доктор Мэгрю сидели в
это время вместе со старым Флоузом за столом из красного дерева, потягивали
портвейн и вели ту философскую дискуссию, к которой предрасполагало их то
общее, что было в их прошлом и в их взаимоотношениях.

- Я не одобряю ваш тост за здоровье Смерти, - говорил доктор Мэгрю. - Он
противоречит данной мною клятве Гиппократа; а кроме того, как вообще можно
пить за здоровье того, что по самой своей природе несовместимо ни с каким
здоровьем?

- А вы не путаете здоровье с жизнью? - спросил Балстрод. - Говоря "жизнь",
я имею в виду то основополагающее, что отделяет ее от не-жизни. Закон
природы таков, что все живое рано или поздно умирает. Надеюсь, сэр, вы не
станете этого отрицать.

- Я не могу отрицать то, что верно, - ответил Мэгрю. - Но, с другой
стороны, я сомневаюсь, что умирающего человека можно назвать здоровым. При
всем моем огромном опыте практического врача я не могу припомнить случая,
чтобы мне довелось присутствовать у смертного одра здорового человека.

Флоуз постучал по своему стакану, чтобы заполучить одновременно и графин, и
внимание беседующих.

- Полагаю, мы игнорируем такой фактор, как смерть, не вызываемая
естественными причинами, - сказал он, подливая себе в стакан. - Вы,
несомненно, знаете задачку о мухе и паровозе. Совершенно здоровая муха
летит со скоростью двадцать миль в час в направлении, прямо противоположном
тому, в котором со скоростью шестьдесят миль движется паровоз. Паровоз и
муха сталкиваются, и муха мгновенно погибает. Но в процессе своей смерти
муха перестает двигаться вперед со скоростью двадцагь и начинает двигаться
назад со скоростью шестьдесят миль. Так вот, сэр, если муха остановилась, а
потом начала движение в обратном направлении, то разве не вправе мы
предположить, что паровоз тоже должен был приостановиться, пусть на
миллионную долю секунды. Но для нашего разговора гораздо существеннее иное:
разве не вправе мы сделать вывод, что муха умерла здоровой?

Балстрод подлил себе еще портвейна и задумался над задачкой, доктор же
энергично ввязался в продолжение спора:

- Я не инженер и не знаю, останавливался ли локомотив на миллионную долю
секунды, или же нет. Тут я полагаюсь на ваше суждение. Но в любом случае
муха в эту миллионную долю находилась в крайне нездоровом состоянии. Чтобы
понять это, давайте соотнесем это мгновение с ожидаемой продолжительностью
жизни мухи. Естественная продолжительность жизни мухи, насколько я знаю,
ограничена одним днем, тогда как у человека она около семидесяти лет - я не
говорю о присутствующих. То есть сознательная жизнь мухи должна насчитывать
около 86 400 секунд, тогда как у человека с момента рождения до момента
смерти проходит порядка 2 107 000 520 секунд. Судите сами, сколь разное
значение имеет одна миллионная доля секунды в жизни мухи и в жизни
человека. То, что нам представляется всего лишь одной миллионной секунды, в
жизни мухи значит примерно столько же, что пять с половиной минут могут
значить в жизни человека. Такого времени вполне достаточно, чтобы состояние
человека можно было определить как нездоровое.

Разделавшись таким образом с задачкой о мухе и опустошив свой стакан,
доктор Мэгрю выпрямился в кресле с видом победителя.

Теперь очередь была за Балстродом, который подошел к проблеме с юридической
стороны.

- Возьмем пример смертной казни, - сказал он. - Наша правоохранительная
система всегда больше всего гордилась тем, что на виселицу попадали только
те, кто заслуживал быть повешенным. Но тот, кто заслуживал быть повешенным,
обычно бывал здоровым человеком, а поскольку смерть при повешении наступает
мгновенно, можно сказать, что убийцы умирали здоровыми.

Но доктора Мэгрю было не так-то легко сбить с толку.

- Все это только словесные упражнения, сэр, не более. Вы говорите, что
убийца, которого отправляют на виселицу, заслуживает повешения. А я считаю,
что ни один человек, совершивший убийство, не имеет права жить. Все можно
поставить с ног на голову, это зависит только от точки зрения, с которой мы
смотрим на предмет.

- Вот именно, - вмешался Флоуз, - с какой точки зрения мы смотрим на
что-то? Я могу полагаться только на собственный опыт, более солидных
оснований у меня нет; а опыт этот в основном связан с собаками и с их
привычками; но все же должен сказать, что на шкале эволюции нам надо бы
начинать не с приматов. Обычно говорят: один пес сжирает другого[15]. Тот,
кто сказал это первым, не знал собак. Псы не едят других собак. Они живут
стаей, а животные, живущие стаями, никогда не бывают каннибалами. В
добывании пищи они зависят друг от друга, а такая зависимость порождает
общественную мораль - пусть и основанную только на инстинктах, но все же
мораль. С другой стороны, у человека нет природной, инстинктивной морали.
История доказывает именно это, а история религии - тем более. Если бы
человек обладал прирожденной моралью, не возникало бы нужды ни в религии,
ни даже в законе. Однако без морали человек не смог бы выжить. Вот вам еще
одна задачка, джентльмены: наука разрушает веру в Бога - ту первооснову, из
которой произрастает всякая мораль. Наука же снабдила человека средствами
самоуничтожения. Короче, мы лишились сейчас того чувства морали, которое
предохраняло нас в прошлом от самоистребления; но на будущее у нас есть
теперь средства уничтожения друг друга. Нас ждет мрачное будущее, господа,
и хочется надеяться, что я его не увижу.

- А какой бы совет, сэр, вы дали грядущим поколениям? - спросил Балстрод.

- Тот же, какой Кромвель дал своим "круглоголовым[16]", - ответил Флоуз. -
Положиться во всем на Бога и держать порох сухим.

- То есть исходить из предположения, что Бог существует, - заметил доктор
Мэгрю.

- Ничего подобного, - возразил Флоуз. - Вера - это одно, а знание - совсем
другое. Иначе было бы слишком просто.

- Тогда вы опираетесь на традицию, сэр, - одобрительно произнес Балстрод; -
Мне, как юристу, весьма импонирует ваш подход.

- Я опираюсь на свою семью, - сказал Флоуз. - Наследуемость качеств -
несомненный факт природы. Еще Сократ говорил: "Познай самого себя". Я бы
пошел еще дальше и утверждал бы, что для познания самого себя надо вначале
познать своих предков. Вот в чем суть того, что я пытаюсь втолковать
ублюдку. Пусть разузнает, кто был его отцом, кто такой его дед и так далее,
и тогда он найдет себя.

- А что будет потом, когда он найдет себя? - полюбопытствовал Балстрод.

- Будет самим собой, - ответил Флоуз и заснул.

Глава девятая

Миссис Флоуз, сидевшая в одиночестве наверху, в своей спальне, была вне
себя. Второй раз в ее жизни муж надувал ее; и на этот раз действительно
были все основания выть и скрежетать зубами. Но, будучи женщиной
методического склада характера и хорошо зная, во сколько обошлось бы
изготовление новых челюстей, миссис Флоуз вначале вынула зубы и положила их
в стакан с водой, а уже потом стала скрипеть деснами. Выть она не стала.
Это означало бы дать мужу возможность почувствовать удовлетворение; миссис
Флоуз же была убеждена, что он должен пострадать за свои прегрешения.
Поэтому она сидела без зубов и обдумывала планы мести. Она понимала, что
месть ее должна как-то осуществиться через Локхарта. Если в своем завещании
старый Флоуз фактически приговорил ее к безвыездной жизни во Флоуз-Холле,
без всяких удобств, то ведь и своего внука он точно так же приговорил к
необходимости отыскать отца. Лишь в этом случае мог Локхарт отобрать у нее
завещанное ей наследство; если же его розыски не увенчались бы успехом, а
старик бы тем временем умер, тогда она смогла бы осуществить во Флоуз-холле
все перемены, какие пожелает. Кроме того, и доход от имения был бы тоже ее,
и она могла бы тратить его по собственному усмотрению. Она могла бы год за
годом накапливать этот доход, прибавляя его к собственным сбережениям, и
тогда в один прекрасный день у нее оказалось бы достаточно средств, чтобы
уехать и больше сюда не возвращаться. Но все это могло осуществиться только
в случае, если бы Локхарт не нашел своего отца. Не дать Локхарту
возможности успешно вести розыски - тут миссис Флоуз подумала о деньгах, -
и тогда ее собственное положение окажется прочным. Она сумеет сделать так,
чтобы не дать Локхарту этой возможности.

Дотянувшись до письменного прибора, она взяла бумагу, ручку и написала
короткое и четкое письмо Трейеру, распорядившись немедленно уволить
Локхарта из фирмы "Сэндикот с партнером". Запечатав конверт, она отложила
его в сторону, чтобы отдать потом Джессике, которая отправила бы его по
почте. Еще интереснее получилось бы, если бы Локхарт передал письмо по
назначению сам, лично. Миссис Флоуз улыбнулась беззубым ртом и стала
размышлять дальше о способах мести; ко времени, когда подкрались сумерки,
ее настроение заметно улучшилось. Старик в своем завещании потребовал,
чтобы в доме не производились никакие улучшения; она намеревалась жестко
придерживаться каждой буквы этого условия. Никаких улучшений. Напротив,
пока он еще жив, будет все наоборот. Окна везде будут открыты, двери не
заперты, еда только холодная, сырые постели станут еще более влажными; и
все это до тех пор, пока ее помощь немощам возраста не ускорит наступление
естественного конца. Старик после подписания завещания поднял тост за
Смерть. Что ж, очень кстати. Смерть придет гораздо раньше, чем он ожидает.
Да, действовать надо было именно так: любой ценой затягивать розыски,
которые станет вести Локхарт, и одновременно приближать смерть мужа; тогда
она сможет оспорить завещание, а еще лучше перекупить Балстрода, чтобы тот
переписал его условия. Надо будет прощупать адвоката на этот счет. А пока
нужно при всех обстоятельствах сохранять хорошую мину.

Локхарт был не меньше миссис Флоуз расстроен содержанием завещания. Сидя
вместе с Джессикой на одном из Флоузовых холмов, он вовсе не разделял ее
романтического взгляда на свое внебрачное происхождение.

- Я не знал, что незаконнорожденный означает, что у меня нет отца, -
объяснял он Джессике. - Я думал, это просто прозвище, которое он мне дал.
Он всегда называл всех людей ублюдками.

- Но разве ты не видишь, как это здорово? - говорила Джессика. - Получается
что-то вроде игры "Найди отца". А когда ты его разыщешь, то получишь все
имение, и мы сможем приезжать и жить тут.

- Не так-то просто будет разыскать того отца, который знает, что, как
только он в этом признается, его станут пороть, пока жизнь его не повиснет
на ниточке, - ответил практичный Локхарт, - а кроме того, я даже не знаю,
как и с чего начинать.

- Ну, по крайней мере, ты знаешь, когда родился, и тебе надо всего лишь
узнать, в кого тогда была влюблена твоя мать.

- А как мне узнать, когда я родился?

- Глупый, посмотри свое свидетельство о рождении, - ответила Джессика.

- У меня его нет, - пояснил Локхарт, - дед не пожелал меня регистрировать.
Из-за этого у меня масса неудобств. Трейер, например, не мог из-за этого
оплачивать мою меди