руг  уехали  на  дачу,  прямо  среди  зимы.  И  даже  не
постучали, хотя знали, что за тонкой перегородкой - живые люди... Забыл? Это
и был великий советский народ  -  строитель  коммунизма,  светлого  будущего
всего человечества." "Положим, в твоем Израиле мы тоже снимали и снима
   ли, пока не влезли в эту кабалу с машкантой,  которую  и  наши  внуки  не
выплатят. Погоди, а это что? - в очередной  раз  остановились  они  напротив
нарядной прекрасной церкви, о которой понятия не имели. - Смотри,  построено
в 1743 году от Рождества Христова. Господи, и эту красоту..." "Снесли просто
так твои любимые большевики. И еще десятки соборов в обеих столицах." ***
   "Арон, попытайся меня понять и простить, - князь Андрей держал руку друга
в своих огромных ладонях, сидя в кресле напротив. - Ты же все время об  этом
думаешь, а я, как ты догадался, умею читать чужие мысли.  Иногда  и  сам  не
хочу и не интересуюсь, но читаю.  Итак,  ты  мечтаешь  об  Израиле  в  нашем
измерении вместо той жалкой подмандатной Палестины, где нас  так  приветливо
принял сэр Джеферсон и его милое семейство..." "Вас. Вас  с  Мариной,  а  не
меня. Ладно. И что же ты еще  вычитал  у  меня  в  мозгу?"  "Ты  бы  непрочь
переселиться с семьей в такой  Израиль  из  своего.  Во  всяком  случае,  ты
полагаешь, что в обоих мирах евреи имеют право на свою историческую  родину,
так?" "Примерно так..." "Я рассказал о  тебе  вчера  Президенту  Соединенных
Штатов России Юрию Михайловичу Соловьеву. Он ждет нас сегодня в шесть вечера
у себя дома. Это тут же, в Рощино, мы к нему прогуляемся на финских  санках.
Сегодня это самый мощный человек в  мире.  Если  ты  убедишь  его  купить  у
Британской империи Палестину, он купит. А если докажешь, что России  выгодно
ее подарить евреям - подарит. Он может  все.  Господин  Соловьев  -  человек
высокого благородства  и  порядочности.  Если  он  пообещает  сохранить  ваш
разговор в тайне, то можно не сомневаться - сохранит. Мы  договорились,  что
это будет пока сугубо частная беседа. У меня с ним давняя дружба.  Пару  раз
он просил графа Путилова командировать меня с ним на  встречи  в  верхах,  в
частности  с  китайцами."  "Чтобы  ты  угадывал  тайные  замыслы  вероломных
азиатов?" "Точно! - совсем как Марина взорвался искренним  смехом  Мухин.  -
Знаешь, сначала они никак не могли понять, откуда у  нашей  делегации  такая
проницательность, но потом стали просто все держать руки за спиной, мы долго
смеялись - было-то уже поздно! Так мы присоединили  к  нам  Маньжурию,  а  я
получил орден Андрея Первозванного, над чем в свете тоже долго иронизировали
- князь Андрей с Андреем на шее. Кстати, в Харбине мне поставили  памятник."
"Погоди... а сколько тебе лет, Андрей? Я с русскими этого  измерения  совсем
теряюсь. По нашим понятиям, ты выглядишь едва ли на тридцать
   ." "Увы, на самом деле мне чуть за сорок.  Просто  у  меня  благополучная
биография." "А Марина?" "О, Мариночка действительно очень молода. Ей  нет  и
двадцати. Ты шокирован?" "Отнюдь, - с удовольствием ввернул Арон полузабытое
в его мире русское слово. - Вы прекрасно смотритесь, как ровесники." "И - не
вр„т! - снова захохотал князь, мельком взглянув на пальцы Арона. -  Ты  даже
не представляешь, как я тебя люблю, Арончик!.." ***
       "У меня есть встречное предложение, милейший Арон Ефимович... - задумчиво сказал Президент, глядя на огонь в камине. - Или, простите, Арон Хаймович, если вам угодно? Так вот, я пытаюсь понять, что ВЫ ЛИЧНО забыли и в вашем Израиле и, тем более, в еврейской Палестине под дружественным русским протекторатом. Я вас внимательно выслушал. И, поскольку я в какой-то мере ученик князя, понял, что вы совершенно искренни в вашем желании дать евреям национальный очаг на их исторической родине. Вы отнюдь не первый сионист, которого я принимаю, но вы первый, кто более чем убедительно доказал мне, что это возможно. Я  действительно могу убедить короля Джорджа уступить евреям Палестину. Но... гораздо труднее мне было бы убедить наших евреев ее взять. Более того, я совершенно уверен, что мне их не убедить. Вы не бывали в Гомеле? В Одессе? В фешенебельных еврейских кварталах обеих наших столиц? Мы приняли у русского царя страну с четырехмиллионным еврейским населением, расселенным, как правило, внутри черты оседлости. Февраль дал евреям даже больше прав, чем многим  другим народам России, но не ломал их уклада. Напротив, мы всячески культивировали культурно-национальную автономию еврейского населения в черте их традиционного проживания. В результате, в Мало- и Белороссии существуют еврейские анклавы, а в СШР сегодня более двадцати миллионов евреев. Они дают чуть ли не пятую часть продукции нашей легкой промышленности, которую вообще невозможно регулировать на государственном уровне. Живут они там много лучше, чем большинство евреев, переселившихся, скажем, в Петербург. Вас ведь княгиня Марина возила в гетто? Неприглядная картина, не правда ли? Но я вам не завидую, если вы именно эту публику, электорат, кстати, коммунистов, а отнюдь не сионистов,  переселите в Палестину и заставите там осваивать пустыню и осушать болота. Иное дело наши евреи из бывшей черты оседлости. Они действительно способны на многое, но им не до осушения ваших болот. Надо вам сказать, что в нашем искусстве, литературе, особенно в музыке и театре евреи 
   занимают заметное  место.  Я,  знаете  ли,  по  специальности  историк...
Поэтому вы для меня - прямо подарок судьбы! Но именно поэтому я, просто  как
патриот России, никогда не способствовал бы исходу евреев  из  моей  страны.
История учит, что любая страна, вынудившая  евреев  на  массовую  эмиграцию,
обречена на бедствие. Чему вы улыбаетесь, Арон Хаймович?" "Я,  к  сожалению,
не имел чести быть в учениках  у  моего  друга  Андрея,  но  мне  все  время
кажется, Юрий Михайлович, что вы с трудом заставляете себя произносить слово
"еврей" вместо слова "жид". В этом-то и разница.  Я  -  свободный  еврей  из
свободной и независимой еврейской страны. А самые свободные из ваших евреев,
тот же Лейканд, эта гордость и надежда СШР, все-таки жид. Даже  для  вас.  Я
прав?" "В известной мере... Тем не менее, я бы вернулся к  моему  встречному
предложению. Когда вы будете его анализировать, не забывайте, КТО ИМЕННО ВАМ
ЕГО СДЕЛАЛ. Так вот, я предлагаю вам, Арону Хаймовичу Фридману и вашей семье
гражданство  СШР.  Я  буду  ходатайствовать  перед  Сенатом,  чтобы  вам   и
пожаловали баронский  титул  для  вашей  фамилии  за  предоставление  России
исключительного права использования ваших  сделанных  и  грядущих  открытий.
Кроме  того,  Российская  Академия  наук,  по  моему  представлению,   будет
ходатайствовать перед Нобелевским комитетом о выдвижении  вас  на  премию  в
области математики и физики в 2000 году, которую вы  заслужили  без  всякого
сомнения. Естественно, вам  будет  предоставлена  соответстующая  кафедра  в
Российском   Государственном   Университете   в   Петрограде   с   достойным
содержанием:  вам  будет  выделен  миллион  золотых   рублей   на   семейное
обзаведение и миллиард рублей на развитие вашего научного направления в  РГУ
и в Российской Академии наук с правом создавать научные школы и лаборатории,
с опцией  на  развитие  в  дальнейшем  -  с  неограниченным  кредитом.  Ваше
открытие, которое вы так блестяще продемонстрировали самому  доверенному  из
моих советников..."  -  он  поклонился  в  сторону  Мухина.  Тот  следил  за
происходящим в страшном волнении, с пятнами на лице и лихорадочно  пляшущими
забытыми паль
   цами,  на  которые  с  едва  заметной  иронией  искоса   поглядывал   его
высокопоставленный ученик. - "Условие у меня только одно: вы обязуетесь  все
свои знания и опыт, равно как и все  ваши  дальнейшие  открытия  и  проекты,
предоставлять  в  распоряжение  России  и  только  России,  без  какого-либо
приоритета интересам евреев как  таковых  или  Израиля  в  вашем  измерении.
Естественно, как богатый человек, еврей вы вольны помогать своему народу, но
лишь как меценат, в меру ваших возможностей.  Естественно,  в  рамках  нашей
демократии, вы вольны примкнуть к сионистам и бороться за  право  евреев  на
национальный очаг в Палестине нашего измерения.  Но  все  контакты  с  вашим
миром, как и с мирами, с которыми нас, возможно,  столкнут  ваши  дальнейшие
открытия, могут быть  только  с  санкции  Президента  и  парламента  России.
Второе. Если же  вы  откажетесь  от  моего  предложения,  вы  и  ваша  семья
немедленно объявляетесь здесь персонами нон грата. Мы попросим князя  Мухина
сохранить ваше имя и само ваше пребывание в Петрограде в тайне. Вы будете  с
комфортом  депортированы  в  любую  страну  без  права  возвращения  к   нам
когда-либо даже в качестве туристов. Там, в  любой  другой  стране,  вы  без
всякого препятствия со стороны тайных служб нашего Департамента  федеральной
безопасности, даже под их защитой, сможете встречаться с князем и  княгиней,
которым я безраздельно доверяю. Там и только там вы можете  беспрепятственно
действовать на благо вашего Израиля, но упаси вас Бог посметь смущать  наших
евреев. Поймите меня правильно. Для меня важнее всего то отечество,  которое
мне доверили Спаситель и народ. И не вам диктовать мне свою волю. Подумайте,
барон, как вас будут именовать, если вы  согласитесь.  Ведь  вы  родились  и
выросли на русской земле. Вы гораздо  больше  русский  по  своей  сути,  чем
еврей. Древнееврейский язык вы так и не освоили, еврейским обществом вы  так
и не были востребованы, насколько я знаю. К еврейской науке в вашем  Израиле
вас даже близко не подпустили. Ваша жена,  потенциальная  русская  баронесса
Фридман, зарабатывает на жизнь унизительным трудом, ваша дочь, насле
   дственная баронесса в нашем измерении, в вашем мире  работает  врачом  на
подхвате, поскольку престижные места в госпиталях  поделены  навсегда  между
совсем другими евреями. В "вашей" стране одному  из  гениальнейших  людей  в
истории  человечества   не   нашлось   иного   применения,   как   продавать
псевдокитайские  продукты  американского   производства,   как   они   там?"
"Санрайдер," -  выдавил  ошеломленный  всем  происходящим  несчастный  Арон.
"Единственное преимущество вашего бытия в вашем мире - осознание  того,  что
вы живете в свободной и независимой еврейской стране. Но к вам это  едва  ли
относится. Тут вас шокирует, что у всех на уме слово "жид" вместо  еврей,  а
там у всех даже и на  языке  слово  "русский"  вместо  израильтянин.  Евреем
отлично можно быть в свободной России.  Вы  были  в  нашей  новой  Хоральной
синагоге?" "На углу Офицерской и?.." "Нет, нет, на Поклонной  Горе.  Нет?  Я
сомневаюсь, что в вашем Израиле есть такие богатые культовые сооружения.  Вы
войдете в круг богатых и уважаемых евреев Петрограда, в их свет,  ничуть  не
хуже нашего, русского, в который входим мы с князем."  "Я  бы  предпочел..."
"Так в чем же дело? Забудьте ваше еврейство, примите  православие,  молитесь
на родном языке и..." "И быть вечным  ренегатом-выкрестом  в  глазах  вашего
света, Юрий Михайлович? И ждать, когда Матвеев или Седой придут к  власти  и
начнут очередное решение еврейского вопроса, а я не смогу даже  достойно,  с
оружием в руках,  умереть  за  свою  семью?"  "Матвеев?  Седой?  -  искренне
удивился Соловьев. - Вы просто находитесь под гнетом  неестественного  опыта
своего измерения, милейший барон. Членов коммунистической партии сегодня  от
силы миллионов десять, примерно столько же  фашистов.  А  нас,  православных
демократов, социал-демократов и членов прочих партий нашей коалиции -  более
ста миллионов. Соответственно и места в парламенте.  О  какой  власти  может
мечтать партия с одним-двумя  мандатами?"  "Это  зависит  от  обстоятельств.
Большевиков, в нашем измерении, без черной кошки, было к моменту  переворота
всего пара сотен тысяч, а..." "Милый Арон Хаймович, да неужели вы у нас з
   аметили хоть гран революционной ситуации!..  Меня,  как  историка,  остро
интересует все, что касается последствий октябрьского  переворота  в  другом
измерении, и я охотно побеседую с вам об этом, но  -  в  другой  раз.  Время
позднее, господа. Предложение мною сделано,  на  раздумье  вам  да„тся  один
день. После этого мне оста„тся либо только радоваться вместе  с  вами,  либо
сожалеть  о  вашей  недальновидности.  Вы  сейчас  движетесь  по   Троицкому
проспекту, дорогой господин Фридман. Поперек вашего пути бежит кошка,  очень
ч„рная кошка ваших заблуждений. Обойдите проспект, сверните в боковую улицу.
И вы не  искалечите  судьбу  вашей  семьи..."  "У  меня  встречное  условие,
господин Президент, - вдруг необычайно  жестко  сказал  Фридман.  -  Либо  я
отказываюсь от вашего предложения немедленно, либо я беру не день, а  неделю
на размышление. И размышлять я буду не здесь, а в Израиле.  Петроград  же  я
покину завтра же." "Согласен, - Президент  горячо  пожал  Арону  руку.  -  Я
отлично вас понимаю. Вы попытаетесь получить то же, что предложил вам я,  но
в Израиле, который вы, вопреки всему,  сегодня  считаете  своим  отечеством.
Трудно передать, как я  уважаю  ваши  убеждения."  "С  вами  просто  страшно
разговаривать," - засмеялся  Фридман  во  весь  свой  стальной  рот.  "Какой
человек! - повторял он, скользя рялом с  Мухиным  по  чистой  снежной  аллее
Рощина на легких финских санках  среди  бесчисленных  саночников  навстречу,
впереди и сзади. - Ну почему в МОЕЙ России вечно  у  власти  какие-то  тупые
гнусные и бесчестные ублюдки?.." "Да нельзя пересекать определенную черту, -
смеялся рядом Мухин. Подтаявший на дневном солнце  снег  к  ночи  подмерз  и
тонко хрустел под полозьями, сверкая в свете фонарей. В  центре  окаймл„нной
монументальными елями  широкой  улицы-аллеи  прогуливались  семьями  десятки
саночников. - Нельзя перебить лучших  людей  и  удивляться,  что  от  прочих
рождаются не лучшие. И забудь ты о ТВОЕЙ России, она давным-давно  не  твоя.
Ты о ней и не вспоминал, кстати все эти годы в Израиле. Теперь забудешь и об
Израиле. Хотя, кто же тебе помешает  туда  приезжать?  После  того,  как  ты
отрастишь здоровые зубы и волосы, избавишься от этих позорных очков, станешь
питаться истинными продуктами вместо твоего  фальшивого  "санрайдера",  тебя
никто в Израиле и не узнает." "А  меня  там  почти  никто  и  не  знал-то...
Кстати, с чего это ты так представил  Президенту  "санрайдер":  фальшивый  и
тому подобное. Между прочим, отличный продукт,  если...."  "Верю,  верю.  Но
все-таки Президент прав - тебе вам всем там и терять-то особенно нечего..."
                                                             *** 
   "И ты еще сказал, что подумаешь?! Господи, о чем еще можно и думать-то! -
истерически кричала Жанна. Лицо ее, искаженное нестерпимой обидой за  своего
вечного дурака-мужа стало сразу старым, красным, отвратительно  дрожащим.  -
Ты - идиот! Тебе в Израиле за твоих "тараканов" и спасибо премьер не сказал,
даже познакомиться побрезговал, а ты за эту шваль цепляешься! Деньги они ему
на поездку дали,  большое  им  спасибо,  багодетелям!  Как  будто  ты  твоим
неестественным бизнесом не заработал бы на полет в Париж  и  обратно.  Да  я
одна на своем никайоне на это скопила бы... Немедленно проси Андрея  сказать
Президенту, что ты согласен, немедленно! Да я и видеть твой  вшивый  Израиль
больше не хочу. посмотри, какие здесь красивые люди,  после  этих  спесивых,
наглых перекошенных рож,  после  моих  проклятых  теток  и  твоих  траханных
дистрибюторов и супервайзеров, чтоб им всем сдохнуть! Кой веки его, наконец,
оценили - и как! А он  кочевряжится.  Ради  чего?  Кирочка,  объясни  своему
идиоту-папаше, что он ИДИОТ!! Нашел нам еврейскую страну на нашу голову!  Да
где ты там евреев-то нашел? Жиды одни подлые и трусливые, друг друга продают
и страну свою торопятся всучить арабам. Евреи! Да лучше вообще креститься  и
забыть..." "И это мне Президент предложил, - уныло сказал Арон, глядя  через
огромное окно их аппартаментов на втором этаже мухинской усадьбы на  темный,
весь в синеватом отсвете луны на сугробах лес с темными тенями на  снегу  от
черных пирамидальных елей. - Спасибо им большое... Уважили..." "Господи, его
жене предлагают быть баронессой  вместо  уборки  вонючих  тряпок  за  всяким
говном, а он говорит: я подумаю...  -  рыдала  Жанна,  почти  уже  в  полной
прострации. - Связалась с идиотом, на всю жизнь... Нет, я к Мухиным лучше  в
уборщицы наймусь, но  с  тобой  в  твой  трепанный  Израиль  ни  за  что  не
вернусь..." "И тем не менее, я выясню, что мне теперь светит  в  Израиле.  Я
привык к этой стране, даже к своему образу жизни..." "И даже к моему  образу
жизни, - рыдала Жанна. - К моему рабству, спасибо  тебе  большое!  К  чужому
рабству так легко привыкнуть! Не зря ты ка
   ждое утро произносишь молитву тому, кто не сотворил тебя рабом.  Меня  он
тоже не сотворил рабыней, меня ею сделала твоя  хваленая  еврейская  страна,
чтоб ей пусто было..." "Хорошо. Я  тебе  обещаю,  что  если  наше  положение
кардинально не изменится после нашего возвращения..." "Никаких  возвращений,
я - не вернусь. И Киру с тобой  не  пущу!  Звони  своему  сраному  генералу.
Увидишь, как он с тобой будет разговаривать." "Но мы в другом измерении,  не
забудь. Чтобы позвонить, надо переместиться  в  Ленинград,  то  есть  в  наш
Санкт-Петербург. А у нас даже нет тамошних русских денег, а доллары лучше не
показывать..." "Да я вообще тебя в Ленинград больше ни за что не  отпущу,  -
испугалась Жанна, забыв, что минуту назад собиралась  вообще  расстаться  со
своим "идиотом". - Еще одного приключения захотелось?"  "Тогда  вот  что.  Я
возвращаюсь в Париж, там звоню и тотчас обратно." "Я с тобой, Арик! Без меня
ты и туда не поедешь. А Киру оставим тут заложницей у Мухиных, чтобы ты  при
самом благожелательном ответе вернулся в Петроград."
   "Интересное кино получается, -  подала,  наконец,  голос  Кира.  -  Моего
мнения здесь почему-то не спрашивают. А может быть я с папой согласна, а  не
с тобой, мама? Кстати, не  ты  ли  в  последнее  время,  когда  папа  достиг
третьего уровня и мы все стали прилично зарабатывать,  говорила  все  время,
что нам хорошо, вот, мол какую квартиру, какую машину имеем, живем на берегу
теплого моря, зимы ввобще нет, вокруг никаких  бандитов,  только  безобидные
евреи. Это твои слова, мамочка. Да, я пока не имею квиюта, но я  на  пути  к
нему. Да, профессора мною помыкают, но таковы профессора во  всем  мире,  во
всяком случае, в медицине. Нам действительно хорошо было в последние годы  в
Израиле. Я очень люблю эту страну. А ты пашешь у своих  теток  на  износ  от
чистого фанатизма и желания зарабатывать не меньше  нас  с  папой,  хотя  ты
вполне могла бы их всех бросить, сидеть на балконе и рисовать море. Да ты  и
сама и дня без купания в море  прожить  не  можешь.  У  нас  так  все  было,
наконец, хорошо, все работали, съездили в Италию, в Грецию.  Всю  зиму  даже
окна не закрывали, пока тут все за двойными рамами от  метели  и  промозглой
сырости прячутся. Как хотите, но я папу  поддерживаю.  Вы  уже  увезли  меня
десять лет назад из Союза, обрекли  на  унижения  эмиграции.  Думаете  здесь
будет иначе? Все эти "красивые люди" станут для нас родными?  Диплома  врача
для СШР у меня нет, медицины ЭТОЙ России я не  знаю.  У  них  вообще  генная
инженерия вместо медицины, а фармакология такая, о которой я  и  понятия  не
имею. Да я и читать-то с этими "ять" и тв„рдым знаком не смогу,  не  то  что
свободно писать. Я тут буду такая же безграмотная как в Израиле без  иврита.
А израильскую медицину я наконец-то такой кровью освоила..." "Кирочка, да мы
же просто были нищими! А здесь папе сразу..."  "Там  тоже  обещали,  помнишь
Репу и компанию, когда мы ехали  в  Израиль?  А  что  потом?"  "Но  папе  не
проходимец какой-то обещает, а сам Президент СШР!" "Короче говоря, Я ЕЩЕ  НЕ
РЕШИЛА. Я взрослая. Теперь вы меня насильно не увез„те. В крайнем случае, вы
будете жить здесь, а я в нашей квартире в Израиле. И буду к
   атат