удовищной  скоростью  -
без вроде бы даже реактивного  двигателя?"  "Все  очень  просто,  -  ответил
Андрей, - если учесть, что у нас под днищем находится левитационный  блок  с
диафрагмой, регулирующей изоляцию от земного  притяжения.  Потребляет  массу
энергии, саккумулированной в конденсаторе. Его заряжают от сети не менее час
для каждого взлета. Зато потом одноразовый  ракетный  ускоритель  включается
уже почти в космосе и разгоняет самолет практически без сопротивления  среды
до пяти-десяти скоростей звука, в  зависимости  от  расстояния  перелета.  В
принципе, я могу достичь Австралии за то же время, что и вашей Палестины."
   Уже через четверть часа засияло на солнце голубым простором Ч„рное  море,
потянулись заснеженные вершины Анатолии и снова появилось  море  с  полоской
земли вдоль него. Теперь их чуть качнуло вперед. Компьютер вывел авиетку  на
британскую военную базу, которая приближалась снизу  так  стремительно,  что
Арон и Марина  невольно  вжались  в  кресла.  Но  что-то  бесшумно  и  мягко
сработало, авиетка без  толчка  опустилась  на  землю.  Вокруг  простирались
желтые  холмы,  какие-то  невысокие  постройки,  а  к  ним  мчался  джип   с
британскими офицерами. ***
      "Вы даже представить себе не можете, князь, как мы польщены вашим визитом, - сиял глава британской колониальной администрации Палестины генерал Артур Джеферсон, как он не замедлил представиться, прикладывая ладонь к высокой круглой зеленой фуражке. - Я специально приехал на базу, чтобы вас встретить. О вас сейчас столько говорят, - неожиданно поклонился он именно Марине, как-то смущенно и странно на нее посматривая.- На этой, так назваемой, святой, но Богом забытой  земле вообще увидеть новое человеческое лицо - подарок судьбы. Тем более, людей, о которых сегодня говорит весь мир. Не откажите отобедать. Моя супруга прямо с ума сошла, когда узнала, что сейчас вас увидет, - снова почему-то обратился он именно к Марине. - Мы живем в самом центре довольно приличного  жидовского Тель-Авива. Там много спокойнее, чем среди этих непредсказуемых мусульман." "А что, евреи вам разве не досаждают?" - осторожно спросил Фридман. "Евреи? - офицер пристально посмотрел на Арона. - Пожалуй, не очень. Если они кому и досаждают, то друг другу и арабам. Вечные перестрелки. Причем не так арабов с евреями, как красных евреев с бело-голубыми." "Не понял, - удивился Мухин. - Евреи-то что между собой не поделили?" "Вы, князь, видно с евреями никогда дела не имели, - он опять мельком взглянул на Фридмана. - Это такая нация... С одной стороны вроде друг за друга держатся, а с другой - вечно один другого в ложке воды утопить готовы. То есть свою веру, свое еврейство, свой избранный народ, в целом, абстрактно, они все искренне любят, но отдельного, конкретного еврея, любого, кроме себя самого, терпеть не могут. А арабы, хоть вроде бы и дурные, а этим ой как пользоваться научились. Дело в том, что, в свое время тут оказались иммигранты из вашей России, зараженные тогда большевизмом. Ленина и других вождей несостоявшейся русской социалистической революции они считали и, пожалуй, считают до сих пор, своими учителями и кумирами. Не будет преувеличением сказать, что наши палестинские евреи, во всяком случае большая их часть, еще больше больш 
   евики, чем ваши коммунисты. Как, кстати, и наши арабы, обласканные в свое
время германским нацистом Гитлером, здесь и сегодня больше фашисты, чем  ваш
Матвеев. Если сама Россия  с  той  же  большевистской  заразой  почти  сразу
справилась,  то  тут  выросло  уже  черт-те  сколько   поколений   оголтелых
социалистов. Евреи, как всем известно, вообще склонны к социализму.  Поэтому
большинство из их - совершенно большевистского склада. В то же время, есть у
нас немало и достойных евреев -  иммигрантов  последующих  лет.  Эти  просто
хотят жить в Палестине, отлично умеют выращивать апельсины и  цветы,  делать
лучшие в мире вина и разводить самых дойных на планете коров. Но  эти  евреи
склонны к независимости Палестины и в этом смысле для нас  в  какой-то  мере
опасны. Поскольку они вывешивают над своими сторожевыми башнями бело-голубой
флаг с шестиконечной звездой, то мы их и называем бело-голубыми. А вот  наши
евреи-социалисты не столько за независимость  (они  вообще  строят  из  себя
интернационалистов, на своих сборищах вывешивают  красный  флаг  и  поют  на
иврите "Интернационал"),  как  за  чуть  ли  не  тяжелую  индустрию  под  их
управлением в Палестине. Они жить не могут без  угнетенного  пролетариата  и
управления им, спекулируют на необходимости "власти  рабочих".  На  деле-то,
конечно, внутри их ишува есть только власть партийных бюрократов,  но  евреи
ей верят. Это вс„ - красные евреи. С ними, собственно, у нас забот меньше. А
вот бело-голубые - это похуже. Тут уже из-за арабов, которые, в  отличие  от
евреев, вообще работать не хотят, на одном месте не живут. То переселяются в
нашу Палестину из  соседней  французкой  Сирии  ради  заработков  у  тех  же
бело-голубых евреев (красные их на работу не берут),  то  торопятся  слинять
обратно. Но перед уходом непременно своих же работодателей-благодетелей  без
конца режут и убегают в пустыню. Мы посылаем за ними солдат и, как  правило,
настигаем и уничтожаем. "А сколько тут живет  сегодня  арабов  и  евреев?  -
спросил тот же Фридман. - И кто из них активнее претендует на святую землю?"
"Претендует? - генерал от удивления даже останов
   ил машину и вынул из рта сигару. Джип  уже  въезжал  в  нарядный  зеленый
Тель-Авив, выглядевший внезапно возникшим оазисом после  бесконечной  желтой
пустыни с черными козами. - Позвольте, вы... наверное, из русских сионистов,
мистер Фридман? Хорошо, что вы тут с князем,  иначе  мы  бы  вас  бы  тотчас
вернули в Россию - стройте себе любое еврейское государство,  но  где-нибудь
на вашей Аляске... У нас в империи, как и в вашей, кстати, уже лет  тридцать
никто ни на что не претендует. Немногочисленные эксперименты двадцатых годов
показали цивилизованным нациям, что  нет  для  населения  любой  из  колоний
большего зла, чем независимость и безраздельная власть местного диктатора  и
его непременно бандитского окружения над собственным нищим и т„мным народом.
Поэтому здесь и миллиону евреев, и примерно стольким  же  арабам  мы  раз  и
навсегда дали понять, что это имперская земля.  На  нее  может  претендовать
только  британская  королевская  колониальная   администрация,   которую   и
представляет ваш покорный слуга... Вот мы  и  приехали."  Декабрьские  улицы
Тель-Авива были чистыми и тенистыми. Вс„ утопало в зелени и цветах,  залитых
почти летним декабрьским солнцем.  Поместье  губернатора  было  выстроено  в
центре регулярного  английского  парка  -  яркозеленые  лужайки,  павильоны,
скульптуры среди огромных деревьев, но тут гуляли павлины, а среди ветвей, в
лианах носились мартышки. За огромными деревьями нестерпимо сияло на  солнце
голубизной и бликами бескрайнее Средиземное  море  до  самой  густой  синевы
ровной линии горизонта.  Подъезд  был  украшен  колоннами  темного  мрамора,
которые отражались в изумрудном бассейне  под  белой  колоннадой  просторной
веранды.
   Миссис Джеферсон оказалась красивой рыжей шотландкой,  одетой  неожиданно
фривольно,  даже  с  учетом  жаркого  приафриканского  климата:  в   шортах,
открывающих  стройные  загорелые  ноги,  в  открытой   кофточке,   намеренно
расстегнутой для обозрения ее контрастно белой груди  ниже  т„много  загара.
Генерал был так шокирован этой выходкой колониальной львицы,  находящейся  в
каком-то лихорадочном возбуждении, что его веснущатое лицо  побагровело.  Он
скомкал сигару, которую собирался закурить  и  многозначительно  закашлялся.
Когда же к гостям выпорхнула миловидная дочь генерала, смущение  губернатора
перешло в смятение. Девочка лет шестнадцати была  в  бикини  под  прозрачной
туникой, Несчастный англичанин крякнул и  демонстративно  ушел  к  себе  под
звонкий хохот супруги и дочери, к которому охотно присоединилась  и  Марина.
"Это был сюрприз для генерала, но это ничто по  сравнению  с  сюрпризом  для
вас, ваша светлость, - все еще смеясь сказала миссис Джеферсон  Марине  -  И
одно связано с другим, как вы сейчас поймете... Вы  не  возражаете,  если  я
буду называть вас просто Марина. А меня зовите просто Джекки. А дочь  моя  -
просто Мэгги. Ну, не ожидали?!" Марина обалдело смотрела на  стену,  где,  в
раме! висел ее портрет, для которого она позировала Лейканду. В  натуральную
величину. "Откуда он у вас? - пораж„нно спросила Марина, заливаясь  краской.
- Он еще и не закончен,  насколько  я  знаю...  и  вообще..."  "Закончен,  -
радостно кричала Мэгги. Это копия, ваша светлость, из  Лувра  по  интернету.
Отличить от оригинала может только специалист. Вы  же  знаете,  что  картина
вчера получила первую премию на Парижской выставке, куплена Лувром и  тотчас
появилась в интернете. И тут мы узна„м, что вы здесь! Тотчас же  заказали  у
жида раму и сделали вам сюрприз, как  мы,  а  ?"  "Отлично..."  "А  картина,
изображающая нагую русскую княгиню, так  поразила  европейское  общество,  -
тараторила Мэгги, - что чуть ли не все аристократки кинулись заказывать свои
подобные портреты. Вчера была передача из Лондона - в общественном  бассейне
все дамы были ню! Представляете, что вы с Лейкандом натв
   орили, это же революция, это - новый век! Вот и мы  умоляем  вас  сделать
папке сюрприз (как он вчера плевался!) и искупаться с нами  с  мамкой  ню!!"
Мухин и Фридман растерянно  переглядывались.  Фридман  то  смущенно  отводил
глаза от портрета, то снова  прикипал  к  нему  взглядом.  "Вы  поразительно
хороши, Марина, - хрипло сказал он. - Поразительно..." "Еще  бы!  -  прыгала
вокруг Мэгги. - Вы знаете, что, по представлению менеджера  Лейканда  барона
Шустера, княгиня Марина Мухин единогласно  признана  ЖЕНЩИНОЙ  ВЕКА!  Миссис
Мухин, ну что вам стоит, вы же натурщица, вы же  секс-витрина,  все  уже  об
этом знают, в интернете десяток ваших  фотографий,  ну  же,  добьем  папку!"
"Андрей? - неуверенно обратилась Марина к мужу. - Как вам с Ароном  массовое
ню для вас в Палестине? Княгиня, юная девушка  и  генеральша-губернаторша  в
придачу?.. " "Что уж теперь, - рассмеялся Андрей. - Ню так ню!  Только  одно
условие:  на  нас  с  Ароном  этот  психоз  Европы  и  Ближнего  Востока  не
распространяется.   Мы   раздеваться   не   будем   ни    за    что.    Ваше
превосходительство, прошу к нам, дамы вступают в новый век и тысячелетие,  и
вступают в самом красивом их наряде, где подделка исключена."  "За  всеобщий
дамский ню, - генерал, уже  сильно  под  шафе,  появился  с  подносом  (слуг
зараннее удалили) с бутылками  и  бокалами.  Женщины  радостно  забрались  в
бассейн и плескались, мужчины не  менее  радостно  напивались.  Когда  Мухин
почти перестал соображать, где он, с кем и на каком языке следует  общаться,
генерал, осушивший вторую бутылку виски, вдруг  наклонился  к  нему  и  тихо
спросил трезвым голосом: "Так что вас привело в Палестину, князь? Только  не
говорите, что интерес к святым местам. Я тут двенадцатый  год  и  мне  сразу
ясно, что русский князь, склонный к коммунизму, зря с явным сионистом в нашу
Палестину не приедет. Итак? Что вы тут забыли?" "Вы напрасно так волнуетесь,
мой генерал. Мне наплевать и на евреев, и на сионистов тем более. Это ваши с
ними дела.  У  нас  в  России  никакого  национализма,  кроме  русского,  не
просматривается - все прочие мы в  зародыше  задавили,  как  и  вы  в  ваших
индиях-егип
   тах. И не нам учить вас, как поступать с евреями, арабами или зулусами. У
нас своих чеченцев и прочих дурных абреков хватает. Но  на  каждого  по  два
казака." "Я бы и не заподозрил вас ни  в  чем,  князь,  да  больно  мне  ваш
напарник не нравится. Вот уж кто в вашей милой компании явно лишний. У  меня
на сионистов нюх, почище, чем у моих дам  на  разные  европейские  ню.  Этот
парень - сионист, это написано их голубыми буквами на  его  еврейской  роже.
Ему явно здесь что-то надо." "Начнем с того, что мистер  Фридман  -  русский
гражданин, документы в порядке,  вы  сами  проверяли.  Живет  в  Петрограде,
дружен с Лейкандом, и Британской Палестиной отнюдь не  бредит.  Здесь  мы  в
связи с моим последним проектом..."  "Знаю,  наводил  в  интернете  справки,
когда узнал, что вы  запросили  посадку  в  Лоде.  Но  ваш  проект  касается
трансамериканского транзита контейнеров из Японии в Европу, минуя Суэцкий  и
Панамский каналы. Нельзя сказать, что Лондон в восторге  от  этого  поворота
потоков, но это меня прямо не  касается..."  "Теперь  коснется,  генерал.  Я
намерен проложить такую  же  линию  через  Палестину,  параллельно  Суэцкому
каналу, из Хайфы в Эйлат. По своему каналу вы увеличите  поток  танкеров,  а
контейнеры пойдут через вашу территорию и дадут  британской  казне  огромные
деньги. А вы меня чуть в русские шпионы не записали. Мистер Фридман, кстати,
- известный математик. Он мне делает  все  расчеты  по  новой  линии.  И  мы
намерены все  посмотреть  на  месте.  Надеюсь,  теперь  вы  не  возражаете?"
"Простите, князь... Сами понимаете, у меня свои заботы."  "Теперь  их  будет
много больше, генерал. Поезда, порты с тысячетонными кранами. Ну, вы  читали
же об американском транзите. То же  самое.  Масса  рабочих  мест.  Еврейская
иммигация. Но, повторяю, это все ваши проблемы. Я инженер, а  не  политик...
Как там, кстати, наши милые дамы? Как бы Марина не сгорела на вашем солнце с
непривычки." "Не бойтесь, ей дали крем от загара. Ей вообще,  по-моему  идет
быть белой..." Женщины полулежали в  шезлонгах  у  бассейна  под  вороватыми
взглядами расположившегося на верхней веранде Фридмана. На них были очк
   и-наушники, сочетавшие защиту от  солнца  с  просмотром  стероскопических
стереофонических телевизионных программ. Мэгги, по всей вероятности смотрела
и слушала что-то музыкальное, ее ноги дергались в  ритме  танца.  Марина  же
просматривала и прослушивала вс„, что было связано с  разразившимися  вокруг
не„ событиями в Петрограде и в Париже. Что смотрела в  этот  момент  Джекки,
осталось тайной. Не исключено,  что  то  же  самое  -  в  е„  провинциальной
колониальной жизни неожиданный  визит  главной  героини  мирового  светского
скандала был, пожалуй, не менее важным, в своем духе, чем для самой  Марины.
***
   "Я дам вам машину с верным мне арабом. Он отлично говорит по-английски  и
провезет вас куда прикажете, все покажет и со всеми, кто вам нужен,  сведет,
- сказал генерал. -  Не  подумайте,  Бога  ради,  что  я  приставляю  к  вам
шпиона..." "Дело не в этом, ваше превосходительство, - нахмурился  Мухин.  -
Ваш араб будет нас демаскировать, а у нас свои конспиративные дела, нам ни к
чему подставляться конкурентам. Американцы и французы спят и видят,  как  бы
залезть в Палестину с подобным проектом раньше русских. Нет уж,  мы  возьмем
такси и доберемся до Хайфы сами, с вашего  позволения."  Генерал  задумался,
пристально глядя то на Мухина, то на  дам,  невольно  задерживая  взгляд  на
вытянутых блестящих на солнце белых ногах Марины, то, еще пристальнее на все
еще подозрительном ему Фридмане. "Ладно, мистер Мухин.  В  конце  концов,  я
подробно опишу нашу встречу в докладе на имя Министерства колоний.  Если  вы
что-то задумали, вам и  расхл„бывать  после  ссоры  наших  правительств.  Вы
достаточно известный в России и в мире  человек."  "Но  чтобы  в  докладе  -
никаких ню, - ударил его по коленке Мухин и налил обоим по бокалу. - Все  ню
будут нашим маленьким русско-английским заговором против наших правительств.
Ваше здоровье, генерал," - по-русски добавил  он.  "Ле  бриют,  ле  хаим,  -
хохотнул генерал, - как говорят ваши любимые  евреи,  князь.  Не  хотите  ли
взглянуть на их Тель-Авив? Мистер Фридман, как насчет экскурсии с британским
генералом, пока нашим дамам не до нас?.."
   "Ровер" губернатора в сопровождении бронетранспортера с  томми  катил  по
тихим ухоженным улицам с табличками и вывесками на английском и иврите.  Как
и в любой колонии, этот город был слепок со старой  доброй  Англии.  Дома  с
выходом из квартир  прямо  на  улицу,  скверики  напротив  каждой  квартиры,
омнибус  на  главной  улице  имени  какого-то  короля.  "Словно  и  не  было
декларации Бальфура, - заметил вдруг Фридман. - хоть это и  еврейский  ишув,
но независимостью тут и не пахнет." "И не запахнет, - ощерил генерал крупные
зубы под жесткими рыжими усами. - Во  всяком  случае,  пока  вы,  князь,  не
дадите независимость вашему Азербайджану и не уступите  тамошним  суверенным
мусульманам их нефть. А, между нами говоря,  мистер  Фридман,  что  дала  бы
независимость вашим евреям, кроме  бесконечных  войн  с  соседними  арабами?
Согласитесь, дать евреям свое государство по Бальфуру нельзя, не  дав  такие
же независимые образования Египту, Персии, Месопотамии. Но если евреи смогут
худо-бедно наладить здесь экономику и дать своим гражданам сносную жизнь, то
правители независимых арабских  стран  могут  дать  своим  подданным  только
нищету и произвол. А чтобы оправдать разницу в уровне жизни  между  смежными
народами, тут же пояснят, что во  вс„м  виноваты  жиды.  Мои  мусульмане  по
природе вроде ваших абреков, князь. Им привычнее отнять, чем произвести  или
купить. Им только намекни, что кто-то рядом не защищ„н... Вот вам и война, в
которой Европа, не говоря о вашей России, будет отнюдь не на  стороне  ваших
евреев. Вот вам и конец ишуву, если не физический конец всем этим достаточно
счастливым в империи людям". - Он показал на многочисленных мужчин и женщин,
сидящих под тентами в кафе  на  уютной  узкой  набережной  Тель-Авива  и  на
резвящихся на ярко-зеленых газонах у самого песка пляжа детей.  -  "Без  нас
тут вместо всей этой пасторали будут взрывы и поножовщина. Более подходящего
объекта для резни, чем евреи, мировая история  не  изобрела.  Я  лучше  вас,
господин сионист,  знаю,  с  кем  имею  дело...  Так  что  не  вы,  а  я  их
благодетель. Не я, а вы со своими бредовыми идеями ацмаута -
   независимости - их злейший  враг.  Смотрите,  какой  прекрасный  город  у
палестинских евреев. А потом я повезу вас в не менее прекрасный  город  Яффо
для палестинских арабов."
   Набережная действительно вся сияла  чистотой  и  богатством,  зеркальными
витринами  магазинов,  бесчисленных  аптек  -  признака   почему-то   любого
еврейского города в Англии ли, в России или в Америке. Через каждый  квартал
сияла золотыми буквами на белом  мраморе  синагога  с  десятками  одетыми  в
черное мужчинами и нарядными, по  моде  конца  прошлого  века,  женщинами  в
кокетливых  шляпках.  Тут  же  играли  бесчисленные  дети  с  пейсами  и   в
разноцветных кипах. Евреи оглядывались на "ровер"  и  почтительно  кланялись
генералу, который едва наклонял голову в  ответ.  "А  почему  вы  не  можете
вообразить, мистер Джеферсон, - продолжил  Фридман,  что  евреи  сами  могут
обеспечить себе в своем  Тель-Авиве,  но  без  вас,  такое  же  благолепие?"
"Евреи? Сами, без английских  колониальных  сил?  Не  смешите  меня,  мистер
Фридман. ДА КТО ИМ ЭТО ПОЗВОЛИТ на этой земле? Я же вам только  что  сказал,
что арабы тут же всех вас... простите,  их  и  вырежут."  "А  почему  вы  не
допускаете, что евреи сами не позволят арабам себя  вырезать?"  "Вы  слишком
плохого мнения о своем народе, мистер Фридман, -  генерал  явно  наслаждался
своей лекцией и знанием вопроса. - Неужели вы  не  знаете,  что  еврей  даже
курицу зарезать не может, специального резника нанимает, что еврей соблюдает
заповедь "не убий", как никто  другой.  Если  и  найдется  здесь  с  десяток
достойных солдат вроде, как мне кажется, вас, то их сами же евреи и  осудят.
А то  и  каменьями  побьют...  А  мы  против  исламских  погромщиков  всегда
выставляли в городских воротах заряженные картечью пушки, чтобы их  достойно
встретить. Это вам не проповеди ваших  гуманистов  -  действует  безотказно.
Ничему арабы так свято не верят, как пушкам. В последнее время мы их изредка
доучива