осит  через  плечо:  "пришлите",  не  оставляя  адреса,  который,
конечно же, известен всем... Ее зарплата, как и любая другая,  не  оставляла
ни малейшей надежды на такие мечты. И вот  ее  везет  куда-то  замечательный
парень,  который  совершенно  явно  в  нее  именно  влюблен,  а  не  намерен
развлечься. Красавец с такими милыми  мальчишеским  огоньками  в  глазах,  с
такой неожиданной на культивированном  лице  англомана  глупейшей  радостной
русской улыбкой, ею искренне восхищается. Теперь же, когда она поняла,  КУДА
он ее действительное везет, все мечты ожили и заполыхали в  мозгу  ничем  не
ограниченными надеждами.
   За эстакадой начинались лесопарки  Рощина.  После  аннексии  перешейка  у
Финляндии все местные деревушки были снесены и вместо них  здесь  поселилась
знать. За монументальными,  но  изящными  изгородями  из  красного  кирпича,
чугуна, бронзы и бетона жили те полторы тысячи семей,  которые  и  управляли
СШР, созданными "волею Спасителя народом для народа отныне и присно во  веки
веков", как сказано в Конституции. Отсюда русский капитал и  аристократия  -
наследники несметных богатств самодержавия и огромных репараций после победы
в Мировой войне - правили половиной мира и держали в повиновении вторую  его
половину. Не в Думе  или  Сенате,  имеено  именно  "в  Рощино"  задумывались
финансовые операции и карательные экспедиции, проектировались на напралялись
колониальная бронепехота  и  атомные  подводные  лодки,  боевые  космические
корабли и обитаемые орбитальные станции вокруг Земли и Марса..
   Они свернули под бесшумно поднявшиеся тяжелые ворота.  Машина  прошуршала
по гравийной липовой аллее к бронзовым  скульптурам  у  подъезда.  Навстречу
бесшумно  и  стремительно,   чем   славился   российский   сервис,   вылетел
слуга-татарин, открывая дверцы "путятина" для барина  и  его  гостьи.  Мухин
ревниво  следил  за  пальцами  Мустафы  и  довольно  улыбнулся  -   восторгу
сдержанного вышколенного мусульманина не было границ, он даже позволил  себе
закатить глаза, пряча. Вслед за слугой  из  дверей,  извиваясь  и  свистя  в
воздухе  плетью  хвоста,  вылетел  ч„рный   паукообразный   дог,   последнее
достижение российских генетиков-кенологов, кинулся к Марине, лизнул ей руку,
и только потом бросился к ногам хозяина, джентльмен в прошлых поколениях.  В
застекл„нной конюшне радостно заржала лошадь, звеня поводом. Вс„ это замыкал
серебристый стабилизатор личной сверхзвуковой авиетки для деловых поездок по
всему миру, проглядывая за дальними массивными заснеженными елями небольшого
поместья. "Позвольте предложить вам руку," - неожиданно  для  себя  произнес
Мухин, протягивая Марине  ладонь,  хотя  это  полагалось  делать  молча.  "И
сердце? - еще более неожиданно  для  себя  выдала  Марина  свои  бушующие  в
сознании безумные мечты. - Простите, ради бога,  -  спохватилась  она.  -  Я
больше не буду шутить так глупо." "И сердце, и вс„, чем я  владею!  -  вдруг
горячо сказал Мухин официальную формулу брачного предложения и привлек е„  к
себе. - Вы угадали..." "Не надо и вам шутить так глупо... - задыхаясь  после
ответного поцелуя произнесла она. - Так, на улице,  брачные  предложения  не
делаются,  князь...  Тем  более  незнакомым   коммунисткам-психопаткам.   Вы
рискуете - а что, если она согласна?..  Ведь  больная  же,  не  ведает,  что
творит..." Мухин обалдел: она что, тоже читает мысли? Этого нехватало! ТАКОЙ
монополии он никому уступать не собирался. "Ладно, будем считать, что мы оба
не умеем тонко шутить, - улыбнулся он и взял е„ под руку. - Хотя, -  добавил
он поспешно, - я и не собирался шутить, Марина." "Я тоже... Андрей,"  -  еще
быстрее сказала она и сама потянулась губами к его лицу." Они оба заб
   ыли и о мечущимся вокруг доге и о скромно исчезнувшем татарине,  слившись
в одном желании не расставаться больше ни на миг и ни на дюйм... ***
   Сенатор Матвеев напряженно вглядывался  в  почти  готовый  протрет  своей
неповторимой персоны. Лейканд в  своем  неизменном  полтораста  лет  рабочем
наряде переводил неприятно прищуренный глаз с оригинала на копию и  улыбался
половиной рта, как не  без  ехидства  изображали  коллеги  самого  Вячеслава
Абрамовича. В  просторной  студии  было  тихо,  от  стен,  с  потолка,  даже
откуда-то  из-под  пола  лился  мягкий   свет.   За   невидимой   стеклянной
стеной-окном, словно наметенный на  паркет,  лежал  нетронутый  бело-голубой
пушистый снег, в котором тонули ели со снежными шапками на каждой просторной
лапе. Сенатор  сидел  в  кресле  напротив  картины  окаменело.  Портрет  его
восхищал, но мучила мысль, что еврей все-таки что-то задумал.  Как  заметить
это самому, пока пресса именно на это что-то не указала? Практический острый
ум наследственного кулака подсказывал Матвееву, что он получил сейчас  нечто
невообразимо более значительное, чем все его политические  и  художественные
победы, что его в общем-то  заурядная  семья  отныне  получает  в  его  лице
бессмертие, недостижимое ни при каком личном  успехе.  Сам  будучи  неплохим
художником  с  дипломом  Академии   художеств,   он   мог   оценить   работу
профессионально. Но еврей просто не мог не заложить в портрет злейшего врага
его народа хоть какого-то подвоха, не мог! Где же он?
   Лейканду, со своей  стороны,  нравились  динамичные  картины  Матвеева  -
борьба быка с волками, травля волками  зайца,  борьба  сильного  и  слабого,
пусть хитрого, но обреченного в конце концов покориться силе. Здесь было  не
только  мировоззрение  фашиста,  но  мастерство  изображения   порыва.   Вс„
двигалось, содрогалось, боролось за свою  жизнь  или  чужую  смерть.  Особую
известность принесла Матвееву картина, изображавшая один из эпизодов драмы в
особняке балерины и фаворитки Ксешинской летом 1917 года, когда казаки прямо
верхом ворвались в холл и устроили погром  штаба  большевиков,  изменив  тем
самым,  как  полагали  многие,  сам  ход  истории  России  и  мира.  Картина
изображала грузина, почему-то отмеченного Лениным словом  "чудесный"  в  тот
момент, когда он приоткрыл дверь клозета, а обезумевшая от грохота выстрелов
и взрывов ручных бомб в закрытом помещении  казацкая  лошадь  взбрыкнула  на
скрип петель и  ударила  его  в  лоб.  Ракурс  был  выбран  с  поразительной
точностью - как бы из-под брюха коня: на переднем плане - стремя, за  ним  -
мохнатая, стремительно сужающаяся к  копыту  лошадиная  нога,  а  за  ней  -
отлетающий к  неочищенному  унитазу  "чудесный  грузин"  с  кровавым  следом
подковы на низком лбу. На заднем плане проступали грязь,  мазки  и  похабные
рисунки на стенах туалета после визитов  "братишек".  Картину  автор  назвал
"Очищение России", она вошла во все учебники истории.
   "Мне нравится НАШ портрет, - наконец встал Матвеев. - В нем есть все, что
я вижу в самом себе, хотя я убежден, что эти же черты вас глубоко оскорбляют
и как художника и как еврея, не имеющего, в отличие от нас, русских, Родины.
Что поделаешь? Россия у нас одна, и делиться ею с евреями мы не собираемся и
- не позволим. Но за портрет вам огромное русское спасибо" - и он неожиданно
в пояс поклонился  Лейканду.  "Я  с  вами  совершенно  согласен,  -  так  же
неожиданно горячо согласился Лейканд. - Евреи не смеют  претендовать  ни  на
одну страну мира, кроме своей. Если мы настолько слабы и ленивы, трусливы  и
хитры, что предпочитаем галут, то не  заслуживаем  в  России  никого,  кроме
матвеевых. На вас вся надежда нашего маленького несчастного  народа.  Не  на
демократов, не на юдофилов, не на друзей - на врагов. Только враги  способны
научить нас сионизму, как  единственному  пути  к  независимости  от  других
народов.Только сильная независимая Палестина, Израиль, вооруженный лучшими в
мире еврейскими мозгами способен если не образумить вас, то стереть навсегда
с лица планеты. То, что к концу  тысячелетия  христианской  веры  вы  и  вам
подобные еще существуют у власти во всех  цивилизованных  странах  -  в  том
числе и наша вина. Нам следовало проснуться раньше..." "Вячеслав  Абрамович,
то же самое вы недавно говорили, но с коммунистических позиций."  "Теперь  я
ЗНАЮ НАВЕРНЯКА, милейший Иван  Викулович,  что  и  та  и  другая  постановки
вопроса были верными." "И  что  большевики  могли  чуть  ли  не  в  одиночку
сокрушить победивший во всей Европе немецкий фашизм? Полно, Лейканд,  сейчас
вы мне еще станете доказывать что кто-то из  большевиков,  чуть  ли  не  мой
несостоявшийся "чудесный грузин" мог победить несостоявшегося, к  сожалению,
действительно великого потенциального диктатора и спасителя человечества  от
еврейства Адольфа Гитлера, которого вы довели до самоубийства на французской
каторге..." "КАК НИ ПАРАДОКСАЛЬНО, НО  ТУТ  ВЫ  СОВЕРШЕННО  СЛУЧАЙНО  ПОПАЛИ
ПРЯМО В ЯБЛОЧКО, МАТВЕЕВ. Именно Джугашвили-Сталин, скорее злой  гений,  чем
ничтожество, и гробанул бы вашего Адольфа к
   ак раз в зените славы последнего после завоевания половины мира, включая,
кстати, пол-России."  "Ври  да  знай  меру,  Вячеслав,  -  вдруг  фамильярно
захохотал сенатор, дружески хлопая художника по плечу, - Я тоже  не  пальцем
деланный. Я биографию этого большевика изучил прежде,  чем  его  изобразить.
Бюрократ он был, даже не главарь-оратор,  как  ваши  жидки  вроде  Троцкого.
Говно, простите, а не большевик. Троцкий бы сожрал  Ленина  и  отдал  Россию
жидам на разграбление, а Гитлер бы е„ прибрал к рукам в этом жалком виде.  А
потом "русского" маршала Троцкого повесил бы на Бранденбургских воротах. Вот
и вся наша история без черной  кошки  поперек  проспекта.  А  ваш  "чудесный
грузин", в лучшем случае, подавал бы Троцкому калоши.  Но  что  мне  в  тебе
нравится, как там тебя для мамы, Слава?.. И чего это вас, евреев  так  тянет
на истинно русские имена? Был бы ты Сруль или какой-то Морде-хай, я бы  тебя
уважал больше. Так вот, теперь, в тво„м посткоммунистическом  виде,  ты  мне
нравишься больше. Я бы вообще к евреям ничего не имел бы, если бы у нас была
возможность их всех взять и переселить в Палестину. В конце  концов,  именно
им Палестина  дарована  самим  Богом...  Кому  же  ещ„  е„  отдать,  как  не
избранному народу? И  что  ещ„  могут  сделать  расские,  чтобы  вы  слезли,
наконец, с  нашей  шеи?.."  "Я  не  собираюсь  нарушать  далее  наш  договор
художников, Иван Викулович - никакой политики." "Так ведь портрет  закончен.
Почему бы и не сцепиться? Я люблю подраться, я не еврей." "Вы  правы...  Как
ни жаль, драться мы действительно не любим. Впрочем... Впрочем, относительно
насильственного переселения нас в Палестину,  господин  нацист,  то  это  вы
действительно, дай вам  власть,  сможете,  пожалуй,  организовать...  Только
эшелоны с миллионами евреев всех возрастов до Палестины не дойдут, Они будут
останавливаться на нескольких никому не известных станциях в лесу. Там будет
только два строения. В первом из них сотни  мужчин,  женщин  и  детей  будут
раздеваться вроде бы для санобработки; только вместо  душа,  вместо  воды  с
потолка будет поступать в закрытое помещение с сотнями люде
   й ядовитый газ "циклон". В специальное окошко за агонией несчастных будут
бесстрастно  наблюдать  операторы  этого  технологического  процесса,  чтобы
во-время начать перемещение трупов  на  вагонетках  во  второе  строение,  к
газовым или микроволновым печам. Здесь люди будут превращены в черный дым из
трубы  круглосуточно  работающего  крематория,  а  зола  с   костями   будет
вывозиться на удобрение полей для арийцев. Ещ„ вы будете делать  абажуры  из
еврейской кожи  и  "чисто  еврейское  мыло"  из  нашего  жира...  Вы  будете
сепарировать в этих толпах наиболее привлекательных  наших  молодых  женщин,
чтобы их насиловать  и  расстреливать  после  глумления.  Вы  будете  делать
медицинские эксперименты над нашими молодыми сильными мужчинами. А к лагерям
уничтожения, к этим издали заметным черным дымом вроде бы заводским трубам в
глухих углах  будут  идти  и  идти  со  всей  Европы  эшелоны  с  миллионами
обреч„нных на смерть людей. Все они, ещ„ вчера строившие планы на отпуск, на
счастливый брак, на учебу, на научные открытия... все они будут  удивлены  и
обижены в этих эшелонах пока  только  вашей  русской  неблагодарностью.  Они
будут страстно обсуждать между собой, за что это  их  насильно  высылают  из
любимой родины чуждую им Палестину. Именно  таков  ваш  нацистский  сценарий
"окончательного решения еврейского вопроса"  нацистами...  Таковы,  сенатор,
тайные замыслы вашего движения. Не  в  этом  ли  ваш  единственный  "русский
национальный" противовес мифическим Протоколам сионских мудрецов?"
   На Матвеева было страшно смотреть. Красный вспотевший  Лейканд  во  время
своего ужасающего монолога  бегал  по  студии,  яростно  жестикулируя,  пока
сенатор стоял  неподвижно,  бледный  до  синевы,  сжав  кулаки,  с  дрожащим
подбородком и  слезами  ярости  на  глазах.  "Простите,  Иван  Викулович,  -
опомнился, наконец, художник. - Я при случае докажу вам..." "Мне говорили, -
глухо сказал Матвеев, - что в Петрограде недавно появился какой-то еврей  из
Палестины с какими-то  фантастическими  фильмами,  клеветнически  порочащими
заодно и нашу, и коммунистическую идеи. Рано или поздно политическая полиция
до него добер„тся, чтобы допросить с пристрастием, зачем он вс„ это  делает.
Но  чтобы  этот  идиот  так   повлиял   на   одного   из   величайших   умов
современности!.. Неужели вы сами, Вячеслав Абрамович, не осозна„те, что вс„,
что вы мне тут наговорили - несусветная чушь! Даже если бы кто-то,  ну  хоть
тот же Гитлер, о котором мы с вами недавно говорили, посмел начать  подобный
процесс, то скрыть его от партии, от германской или  мировой  общественности
было бы невозможно. Его бы тут же остановили сами  товарищи  по  партии,  не
говоря о самом культурном в мире германском  народе.  Тем  более  ему  бы  и
начать массовое уничтожение людей не позволили бы мы, русские, как и  другие
народы! Ваши жуткие станции  просто  разбомбила  бы  авиация  Антанты.  Наша
непримиримая   конфронтация   с   еврейством   проходит   на   политическом,
идеологическом, культурном, религиозном, экономическом, наконец, уровне,  но
никак не на военном. Никогда  никто  из  нас  и  не  заикался  о  физическом
уничтожении не то что всего еврейского народа, но и  наиболее  одиозных  его
представителей, по которым давно  плачет  вер„вка  в  России,  гольотина  во
Франции и электрический стул в Америке! Но - на  общем,  законном,  судебном
основании. Никто в истории, кроме диких турок, не уничтожал людей миллионами
только за  принадлежность  к  иной  нации.  Да,  были  еврейские  погромы  в
средневековой Европе, в  Малороссии,  даже  у  нас,  в  России.  Да,  евреев
изгоняли, но кто же заикался об их поголовном уничтожении  миллионами!  Бред
какой-то... Даже в Испании  всем  евреям  предоставили  право  креститься  и
остаться в своей стране, что многие и  сделали.  Гитлеровские  же  труды  по
борьбе с мировым еврейством - не более, чем  политический  ход  предвыборной
компании.  Ни  один  разумный  германец   не   воспринимал   их   буквально!
Удивительно, что тогдашний наш президент и прочие  руководители  Антанты  не
поняли фюрера в сво„ время и так странно  отреагировали  на  эти  теории.  И
именно они-то  как  раз  физически  уничтожили  и  Адольфа  Гитлера,  и  его
сподвижников. И за что? За безобидное философское течение, ничуть  не  более
опасное, чем социальные теории Маркса и Ленина. Придя к власти, нацисты  тут
же свернули бы свою антисемитскую программу.  Впрочем,  и  Ленин  с  Троцким
никогда не посмели бы осуществить  людоедские  марксистские  программы.  Все
партии идут к власти с одними лозунгами, а управляют с другими...  И  вот  к
концу  века  стало  модно  всем  кому  не  лень  придумывать  без   малейших
исторических оснований, что бы натворили германские нацисты, или там русские
коммунисты, если бы их допустили  к  власти.  Мы  только  сме„мся  над  этой
нелепой фантастикой. Но того, что наговорили мне тут вы, я не читал в  самых
злобных антифашистских утопиях! Вы, милейший, просто  сошли  с  ума,  вам...
лечиться надо!" "Вы сами предложили  подраться,  Иван  Викулович?"  "Это  не
драка! Это горшком с говном прямо в морду!"  "Действительно  меня  несколько
занесло... Приношу извинения и прошу забыть обо всех нелепостях, что  я  вам
тут наговорил... В качестве компенсации  я  готов  показать  вам  мою  новую
работу. Прошу вас в другую студию. И вы, уверен, сразу забудете вс„,  что  я
вдруг вообразил." "Уж не портрет ли этой очаровательной дочери Сикорского вы
имеете в виду? То-то я е„ тут постоянно встречаю. Тоже,  небось,  знакома  с
вашим психопатом, раз на меня таким волчонком смотрит. А ведь мы с е„  папой
почти дружили. А мой сын  в  не„  до  сих  пор  безнад„жно  влюбл„н.  Ну-ка,
посмотрим,  на  что  ещ„  способен  еврейский  гений  на   службе   русскому
искусству?"
   Они перешли в другую студию, и Матвеев остолбенел. На мольберте был почти
законченный портрет юной женщины в полный рост, стоящей у мраморной колонны,
опершись на нее локтем поднятой руки. В духе раннего Лейканда была солнечная
улыбка обнаженного тела, которое дышало, жило на полотне собственной жизнью,
волшебной силой передачи мерного движения и непреходящей безмятежной улыбки,
какой обладает уверенная в своей грозной непобедимости красота, когда ничего
лучше вообразить невозможно. Уверенная торжественность, гимн абсолютной силе
человека настолько же были  в  духе  Матвеева  -  художника  и  политика,  -
насколько противоречили  самой  манере  Лейканда,  певца  недосказанности  и
неразрешимости. Стилю Лейканда противоречила и подчеркнуто классицистическая
форма портрета вместо противопоставления контраста четкой логике композиции.
Поэтизация человеческого тела сочеталась  с  подавляющим  совершенством  его
законов и форм на фоне слабого человеческого воображения  и  восприятия.  "Я
покорен...Воистину еврейский гений не знает  границ,  -  произнес,  наконец,
сенатор. - Это лучшее из всего, что было  создано  вами...  Боюсь,  что  это
лучшее из всего, что было создано в тысячелетней истории живописи! Но...  на
этом полотне нет и тени знакомого публике Лейканда,  его  сомнений,  борьбы,
противоречий,  наслаждения  противоречиями,  наконец!   Это   женское   тело
убеждает, побеждает. Это  шедевр  уверенности,  силы  и  бескомпромиссности.
Плотная весомая форма, фиксация  контуров,  все  в  добротном  академическом
духе. И, в то же время, такая невероятная передача движения...  Позвольте...
позвольте, Вячеслав Абрамович, она  же...  она  же  у  вас  дышит...  у  нее
вздымается грудь! Боже, это даже не полотно, это революция в  живописи!  Но,
воля ваша, раздражающего меня Лейканда здесь нет!.." "Я и не  предполагал  в
вас такой чувственной натуры, Иван Викулович. Вы покорены женскими формами и
забыли, что у женщины есть лицо, глаза, душа, наконец. Присмотритесь,  и  вы
найдете здесь меня в наилучшем виде..." Сенатор  уселся  в  кресло  напротив
портрета, положив ногу на ногу и стал расс
   матривать изображенное в натуральную величину совершенство. Девушка  была
в одних сереблистых туфлях с небрежно  наброшенными  на  щиколотки  голубыми
лентами, выступающими контрастом багровому фону  потрета.  Точ„нные  длинные
ноги с сильными, словно светящимися изнутри бедрами  переходили  в  округлые
формы таза, резко сходящиеся к тонкой гибкой  талии,  за  которой  словно  в
воздухе впереди нежного торса парили изумительной формы неожиданно  обширные
для такой талии полушария бюста, мягко  связанные  в  единое  чуть  выпуклое
основание, плавно  восходяее  к  едва  очерченным  ключицам.  Над  округлыми
пологими плечами покоилась удивительной формы длинная  гибкая  шея.  Работая
неестественно  быстро,  Лейканд,  в  то  же  время,  умудрялся  подчеркивать
мельчайшие детали. Вот и здесь поэтизация женского  образа  наслаивалась  на
откровенную эротику. Была выписана каждая морщинка,  каждый  завиток  волос,
шрамик, родинка,