чего более самонадеянного!
     Существо воздело руки:
     - Неужели вы всегда говорите детям правду?
     - Если они для нее готовы.
     - Ваша детская культура пока не готова знать о таких вещах.
     - Кто уполномочил вас считать нас детьми?
     - А вы откуда знаете, что вы - взрослый?
     - Берясь за  взрослую  работу  и  делая  ее.  Конечно,  мы,  земляне,
совершили немало страшных ошибок. Но они наши собственные. Мы  учились  на
них. Вы же со своей паршивой психонаукой пытаетесь  определить  рамки  для
человеческого  ума  и  затолкать  его  туда.  Хотите  воссоздать   у   нас
централизованное государство, да? А вы  не  думали,  что  феодализм  может
больше устраивать человека? Место в мире, которое можно  назвать  своим  и
быть его частью, община со своими традициями  и  честью,  возможность  для
личности принимать решения, которые что-то значат,  оплот  свободы  против
сильного центра, которому вечно нужно все больше и больше  власти,  тысяча
различных образов жизни... Мы строили на Земле сверхдержавы, и они  всегда
рассыпались. Я думаю, сама идея централизма ложна. И вдруг на этот раз нам
удастся что-то лучшее. Почему бы не попробовать мир маленьких  государств:
слишком укорененных на территории, чтобы рассыпаться,  слишком  маленьких,
чтобы угрожать. Постепенно они поднимутся выше мелкой зависти  и  сохранят
свое лицо. Тысяча разных подходов к нашим проблемам. Тогда, может быть, мы
и решим некоторые из них...
     - Вам никогда это не  удастся,  -  ответило  существо.  -  Вы  будете
повторять цикл вражды.
     - Я думаю иначе. Но кто бы ни был прав - а Вселенная  слишком  велика
для таких предсказаний, - здесь  на  Земле  мы  сможем  сделать  свободный
выбор. Уж лучше смерть, чем... приручение. Люди узнают о вас,  как  только
судья Бродский будет восстановлен на своем  посту.  Не  раньше.  Наш  полк
услышит об этом сегодня, город завтра - для того, чтобы никому не пришла в
голову идея вновь спрятать правду. К  тому  времени,  когда  прилетит  ваш
следующий корабль, мы будем готовы - на собственный манер, каким бы он  ни
был.
     Существо накинуло капюшон на голову. Спейер повернулся к Маккензи.
     - Хотите что-нибудь сказать, Джимбо?
     - Нет, - проворчал Маккензи. - Не знаю,  что  еще  добавить.  Давайте
организуем здесь командный пункт, хотя, полагаю, войне скоро конец.
     - Да. Вражеские войска капитулируют повсюду.  Им  больше  не  за  что
сражаться.


     На улице было тихо - город все еще не вернулся  к  нормальной  жизни.
Служанка провела Маккензи во внутренний дворик и удалилась. Он  подошел  к
Лауре, сидевшей на скамье под ивой. Она увидела его, но не  поднялась;  ее
рука лежала  на  спинке  колыбели.  Маккензи  остановился,  не  зная,  что
сказать. Как она похудела!
     Наконец она промолвила - так тихо, что он едва расслышал:
     - Том умер.
     - О нет! - У него потемнело в глазах.
     - Я узнала об этом позавчера,  когда  ко  мне  пришли  несколько  его
людей. Он был убит у Сан-Бруно.
     Маккензи не осмелился бы сесть с ней рядом, но ноги не держали его, и
он опустился на затейливо уложенные плиты  дворика,  не  в  силах  поднять
глаза.
     Ее голос звучал безучастно:
     - Так стоило оно того? Я говорю не только  о  Томе,  но  и  о  многих
других, убитых из-за какой-то политики.
     - Много больше стояло на карте.
     - Да, я слышала по радио. И все же цена слишком  высока.  Я  пыталась
понять, но не могу.
     У него не было сил защищаться.
     - Может, ты и права, утенок.
     - Я не себя жалею. У меня есть Джимми. Но Том не увидел так много...
     Маккензи внезапно понял, что здесь с ними ребенок и ему следует взять
своего внука и подумать о будущей жизни. Но он был слишком опустошен.
     - Том хотел, чтобы его назвали в твою честь.
     "А ты Лаура?" - подумал он и спросил вслух:
     - Что ты намерена делать дальше?
     - Придумаю что-нибудь.
     - Вернемся в Накамура.
     - Нет. Только не туда.
     - Ты всегда любила горы. - Он заставил себя посмотреть ей в  лицо.  -
Мы могли бы...
     - Нет. - Она встретила его взгляд. - Джимми не вырастет солдатом.
     Лаура чуть поколебалась.
     - Я уверена, что кто-нибудь из Эсперов продолжит  их  дело  на  новой
основе, но с теми же целями. Он должен верить во что-то отличное от  того,
что убило его отца. И сделать это сущим. Согласен?
     Маккензи встал, преодолевая вращение Земли.
     - Не знаю. Никогда не был мыслителем. Можно мне взглянуть на него?
     - Отец...
     Он нагнулся над колыбелью и посмотрел на маленького спящего человека.
     - Если ты снова выйдешь замуж и родишь  девочку,  ты  назовешь  ее  в
честь матери?
     Лаура уронила голову и стиснула кисти рук.
     - Я должен идти, - быстро сказал Маккензи. - Если  позволишь,  навещу
тебя на днях.
     Лаура обняла его и заплакала. Он гладил ее волосы и утешал, как делал
это, когда она была маленькой.
     - Ведь ты хочешь вернуться в горы? Там твоя страна, твой народ, ты им
принадлежишь!
     - Ты знаешь, как сильно я этого хочу.
     - Так почему же...
     Его дочь выпрямилась.
     - Не могу,  -  сказала  она.  -  Твоя  война  кончилась.  Моя  только
начинается.
     Эту волю воспитал он сам. Поэтому Маккензи только тихо произнес:
     - Надеюсь, ты ее выиграешь.
     - Может быть. Через тысячу лет.
     Когда он ушел, стояла непроглядно  темная  ночь.  В  городе  не  было
света,  зато  над  крышами  сияли  звезды.  Солдаты  взвода  сопровождения
казались во мраке  притаившимися  разбойниками.  Они  отсалютовали  ему  и
тронулись, держа ружья наготове. Но в ночи не было ничего,  кроме  цоканья
подков.



                              Пол АНДЕРСОН

                            ПОВОРОТНЫЙ ПУНКТ




     - Будьте так добры, мистер, не могли бы вы  угостить  крекером  моего
дроматерия?
     Не совсем те слова, которые ожидаешь услышать в момент, когда история
меняет свой курс и вселенная никогда уже не будет такой, как прежде.
     Жребий брошен... Сим победиши... А все-таки она вертится... Дайте мне
точку опоры - и я переверну Землю...
     Когда   человек,   наделенный   воображением,   вспоминает   подобные
исторические фразы, у него мурашки бегут по коже.  Но  слова,  с  которыми
впервые обратилась к нам маленькая Миерна на одиноком  острове,  в  тысяче
световых лет от дома...


     По всем статьям планета казалась  подходящей.  И  все-таки  с  самого
начала были симптомы, внушавшие опасения. Даже принимая во  внимание,  что
голосовой аппарат туземцев очень  близок  к  человеческому,  мы  никак  не
ожидали, что они заговорят на безукоризненном английском языке  уже  через
пару недель. Причем абсолютно все. По-видимому, они могли бы научиться еще
быстрее, учи мы их по продуманной системе.  Следуя  обычной  практике,  мы
окрестили планету "Джорил", от местного слова "земля", но потом оказалось,
что это значит не  просто  "земля",  а  "Земля"  с  большой  буквы,  а  ее
население разработало блестящую  гелиоцентрическую  астрономию.  Хотя  они
были слишком вежливы, чтобы докучать нам, туземцы не воспринимали нас  как
что-то непостижимое. Они буквально сгорали от любопытства  и  пользовались
малейшим случаем, чтобы засыпать  нас  самыми  что  ни  на  есть  сложными
вопросами.
     После того как горячка первых дней устройства на новом месте прошла и
у нас появилось время подумать, стало ясно, что мы натолкнулись на  что-то
заслуживающее  самого  пристального  изучения.  Прежде  всего  мы   решили
проверить  некоторые  другие  районы,   чтобы   убедиться,   что   местная
Данникарская культура не просто игра природы. Ведь в  конце  концов  и  на
Земле еще в неолите народ майя имел  отличных  астрономов,  а  в  аграрной
Греции раннего железного века была разработана  первоклассная,  утонченная
философия. Просмотрев карты,  составленные  при  облете  планеты,  капитан
Бэрлоу выбрал одинокий остров в семистах километрах к востоку. Был оснащен
гравитолет и назначен экипаж из пяти человек.
     Пилот  -  Жак  Лежен.  Инженер  -  я.  Военный  эксперт   -   капитан
космического  флота  Солнечной  Системы  Эрнест  Балдингер.  Представитель
Федеральной администрации - Уолтер Воэн.  Торговый  агент  -  Дон  Хараши.
Последние два считались главными, но и все  остальные  представляли  собой
высококвалифицированных специалистов в целом ряде  областей  планетологии.
Не захочешь, да станешь, если приходится постоянно работать в чужих мирах.
     Лежен выбрал лесную поляну милях в двух от деревни, протянувшейся  по
берегу просторного залива, и лихо посадил корабль.  Отчаянный  пилот  этот
Лежен!
     - Ну вот и приехали.
     Хараши встал во весь свой двухметровый  рост  и  потянулся  так,  что
суставы хрустнули.  Это  был  человек  мощного  сложения,  и  лицо  его  с
крючковатым носом носило на себе следы давних боев.  Большинство  служащих
Торговой миссии - жесткий народ с практическим складом ума, точно так  же,
как работа в Федеральной администрации требует  психологической  тонкости,
большего внимания к внутренним импульсам человека.  Иногда  это  порождает
конфликты.
     - Пошли прогуляемся.
     -  Не  так  быстро,  -  сказал  Воэн,  худощавый  молодой  человек  с
пронзительным взглядом. - Это племя и понятия о нас  не  имеет.  Если  они
видели, как садился наш гравитолет, там сейчас может быть паника.
     - Вот мы и рассеем их страхи, - пожал плечами Хараши.
     - Так уж и все сразу? Вы это серьезно? - спросил капитан Балдингер.
     Он немного помедлил.
     - Да. Вижу, вы не шутите. Так вот - здесь я за все отвечаю.  Лежен  и
Кэткарт, вы остаетесь. Остальные пойдут в деревню.
     - Просто вот так возьмем и пойдем? - возмутился Воэн.
     - Вы что, можете предложить что-нибудь получше?  -  ехидно  отозвался
Хараши.
     - Строго говоря... - начал было Воэн, но его никто не слушал.
     Федеральные чиновники привыкли следовать раз  навсегда  установленным
инструкциям. К тому же Воэн был еще новичком в дозорной службе и не  успел
убедиться,  как  часто  инструкциям  приходится  потесниться  перед  лицом
действительности. Всем не терпелось выйти из корабля, и я жалел, что  меня
не берут с собой. Конечно, кому-то надо было остаться, чтобы в случае чего
прийти на помощь товарищам.
     Мы  спустились  по  трапу  и  окунулись  в  заросли   высоких   трав,
покачивавшихся от легкого ветерка и  наполнявших  воздух  пряным  ароматом
корицы. Над головой шумели деревья; их пышные кроны  четко  вырисовывались
на темно-синем фоне неба. Розоватый свет  разливался  по  лиловым  полевым
цветам, над которыми  порхали  на  легких,  сверкающих  бронзой  крылышках
причудливые насекомые. Все были по-летнему одеты  и  отправились  налегке.
Только Балдингер нес на плече импульсное ружье, да Хараши прихватил рацию,
достаточно мощную, чтобы вызвать Данникар. Оба  инструмента  выглядели  до
смешного не к месту.
     - Завидую джорильцам, - сказал я.
     - Кое в чем стоит, - отозвался Лежен. - Хотя, может быть, их  природа
даже слишком хороша. Какие у них стимулы к дальнейшему развитию?
     - А зачем им это?
     - Дело тут не в сознательном стремлении, старина. Ведь  все  разумные
существа произошли от животных, которым когда-то пришлось вести борьбу  за
существование настолько ожесточенную, что они развили свой мозг, чтобы  не
погибнуть. В них заложен инстинкт к совершенствованию, даже в самых робких
травоядных. И рано или поздно он должен найти выход...
     - Боже милостивый!..
     Крик Хараши заставил нас с Леженом  обернуться.  Какую-то  секунду  я
думал,  что  сошел  с  ума.  Только  постепенно   до   меня   дошло,   что
представившаяся моим глазам картина не так уж удивительна здесь.
     Из лесу появилась девочка. По земным понятиям ей можно было дать  лет
пять. Меньше метра ростом (джорильцы несколько ниже  и  стройнее  землян),
она, как и все  жители  планеты,  обладала  большой  головой,  что  только
увеличивало ее сходство со сказочным  эльфом.  Длинные  белокурые  волосы,
круглые ушки,  тонкие  черты  лица,  вполне  человеческие  за  исключением
слишком  высокого  лба  да  огромных  фиолетовых  глаз,  только  усиливали
очарование. На  загорелом  тельце  не  было  надето  ничего,  кроме  белой
набедренной повязки. Одной четырехпалой ручкой она весело  махала  нам.  В
другой был поводок, а на конце поводка был привязан кузнечик  величиной  с
гиппопотама.
     Нет, конечно, не кузнечик, как стало ясно, когда она подошла поближе.
Голова действительно была как у кузнечика, но четыре лапы, на  которых  он
двигался, были короче и толще, а еще несколько ложноножек висело по  бокам
в виде жалких бескостных придатков. Тело было  покрыто  ярко  расцвеченной
кожей, а не жестким панцирем, как у насекомых. Я заметил  также,  что  эта
тварь дышит легкими. Все равно это было жуткое чудовище, и оно беспрерывно
жевало, пуская слюни.
     - Местный островной вид, - сказал Воэн. - Несомненно,  безобидный,  а
то бы она не стала... Но ребенок! Как весело и беззаботно идет к чужим!
     Балдингер улыбнулся и опустил ружье.
     - Ребенку все кажется чудесным, - сказал он. - Для нас  это  находка.
Она поможет нам познакомиться со взрослыми.
     Маленькая девочка (черт возьми, иначе ее и не  назовешь!)  подошла  к
Хараши на метр, подняла свои огромные глаза, пока они не  остановились  на
его пиратском лице, и  произнесла  очаровательным  голосом  с  неотразимый
улыбкой:
     - Будьте так добры, мистер, не могли бы вы  угостить  крекером  моего
дроматерия?


     Я плохо помню последующие несколько минут.  Они  прошли  во  всеобщем
замешательстве. В конце концов мы обнаружили, что  идем,  все  пятеро,  по
пятнистой от солнца лесной тропинке. Девочка, приплясывая, семенила  подле
нас,  беспрерывно  тараторя.  Чудовище  неуклюже   переваливалось   сзади,
пережевывая данное ему лакомство. Когда прямой луч  солнца  падал  на  его
выпуклые фасеточные глаза, они переливались, точно пригоршня бриллиантов.
     - Меня зовут Миерна, - сказала девочка, - а мой  папа  делает  разные
вещи из дерева. Не знаю, как это  называется  по-английски.  Ах,  плотник!
Спасибо, вы очень добры. Мой отец много думает. А мама сочиняет песни. Это
очень красивые песни. Она послала меня собрать мягкой травы, чтобы сделать
подстилку для роженицы, потому  что  вторая  жена  папы,  помощница  мамы,
должна скоро родить ребеночка. Но когда я  увидела,  что  вы  спускаетесь,
точь-в-точь как рассказывал Пенгвил, я решила вместо этого встретить вас и
отвести в Таори. Это наша деревня. В ней двадцать пять домов  и  сараи,  а
Зал для размышлений куда больше, чем в Риру. Пенгвил говорил, что  крекеры
страшно вкусные. Может быть, дадите и мне попробовать?
     Хараши оторопело протянул ей крекер. Воэн стряхнул с себя  оцепенение
и без обиняков выпалил:
     - Откуда ты знаешь наш язык?
     - Да у нас в Таори все знают. С тех пор, как приплыл Пенгвил и научил
нас. Это было три дня назад. Мы так надеялись, что вы  прилетите.  В  Риру
все полопаются от зависти! Но мы разрешим им навестить нас, пока вы здесь,
если они хорошенько попросят.
     - Пенгвил... Типично данникарское имя, - пробормотал Балдингер. -  Но
они и не слышали об этом острове, пока я не показал  им  нашей  карты!  Не
могли же они пересечь океан в своих жалких пирогах! Ведь здесь преобладают
восточные ветры, а квадратные паруса...
     - О, лодка Пенгвила может идти против ветра, - засмеялась Миерна. - Я
сама видела. Он нас всех покатал на ней. И мой папа уже строит  такую  же,
только лучше.
     - Зачем Пенгвил приплыл к вам? - спросил Воэн.
     - Посмотреть, как мы тут  живем.  Он  из  местечка  Фолат.  У  них  в
Данникаре такие потешные названия, да и одежда, ведь правда?
     - Фолат... Да, помню - поселок к северу от нашего  лагеря,  -  сказал
Балдингер.
     - Но туземцы не бросаются очертя голову в  неизвестный  океан  просто
так, из любопытства, - выдавил я.
     - Эти еще как, - ухмыльнулся Хараши. От умственного  напряжения  вены
на его лбу набухли. Здесь таились огромные возможности для торговли, еда и
текстиль и особенно блестящие поделки туземцев. В обмен же...
     - Нет! - выкрикнул Воэн. - Я знаю, о чем вы думаете, торговец Хараши.
И я не позволю привезти сюда машины.
     Великан еле сдержал себя:
     - Кто сказал, что нет?
     - Я сказал. Как полномочный представитель Федеральных  властей.  И  я
уверен, что Совет подтвердит мое решение.
     В душном влажном воздухе Воэн даже вспотел.
     - Мы никогда не рискнем дать им машины!
     - Что такое Совет? - спросила Миерна. Тень тревоги упала на ее  лицо.
Она придвинулась поближе к своему чудовищу.
     Хотя  я  сам  был  озабочен,  пришлось  погладить  ее  по  голове   и
прошептать:
     - Тебе нечего об этом тревожиться, малышка!
     Чтобы отвлечь ее мысли, да и свои собственные, я добавил:
     - Почему ты зовешь этого красавца дроматерием? Ведь это не  настоящее
его имя?
     - Конечно, нет, - она сразу позабыла свои заботы. -  Это  яо,  а  его
настоящее имя... В  общем  я  зову  его  "большеногий,  пучеглазый,  самый
сильный из зверей". Это я сама придумала. Он мой, и я его очень люблю.
     Она потянула за один из усиков, и животное довольно заурчало.
     - Пенгвил рассказывал нам о дромадере, который  живет  на  Земле.  Он
волосатый и робкий, на нем возят вещи, и он тоже пускает  слюни,  как  яо.
Поэтому я и решила, что это хорошее английское имя. А разве нет?
     - Очень, - сказал я слабым голосом.
     - Что вы там говорите о дромадерах? - спросил Воэн.
     Хараши запустил пятерню себе в волосы.
     - Да, - сказал он. - Вы знаете, как я люблю Киплинга. Так вот, как-то
вечером я прочитал туземцам несколько его поэм. Кажется, одна из них  была
о дромадере, о верблюде. И Киплинг им явно пришелся по вкусу.
     - Настолько, что, раз прослушав, они  уже  помнят  поэму  наизусть  и
разнесли ее в первозданном виде по всему побережью! А теперь она пересекла
океан, и ее знает весь остров.
     Воэн просто задохнулся от изумления.
     - А кто объяснил ей, что названия  крупных  первобытных  животных  на
языке землян часто кончаются на "терий", что значит "зверь"? - спросил я.
     Никто не знал, но  было  ясно,  что  кто-то  из  натуралистов  походя
упомянул об этом. А пятилетняя Миерна подхватила термин  у  странствующего
матроса и применила его абсолютно правильно!  Ведь  несмотря  на  усики  и
фасеточные, как у насекомых,  глаза  яо  вызывал  явно  палеонтологические
ассоциации.
     Через несколько минут лес  кончился,  и  мы  вышли  на  широкий  луг,
сбегавший к морю.  На  его  сверкающем  фоне  темным  силуэтом  рисовались
очертания деревни -  остроконечные  крыши  домов  из  дерева  и  тростника
несколько другого типа, чем в Данникаре, но такие же  изящные  и  приятные
для глаза. Освобожденные от снастей лодки были вытащены на песок  рядом  с
развешанными на просушку рыболовными сетями. Неподалеку от  берега  стояла
на  якоре  еще  одна  лодка,  почти  корабль.  Ярко   выкрашенный   корпус
благородной формы, на корме - спаренные рулевые весла, тканые паруса - все
было так необычно по  сравнению  с  тем,  к  чему  мы  привыкли  на  нашей
несчастной сверхмеханизированной Земле. Но лодка  была  оснащена  по  всем
правилам корабельного искусства, а на берег ее, по-видимому,  нельзя  было
вытащить из-за глубоко сидящего киля.
     - Я так и  думал,  -  проговорил  Балдингер  срывающимся  голосом.  -
Пенгвил пораскинул мозгами и выдумал парусную оснастку.  Очень  практичная
конструкция. На такой можно пересечь здешний океан  за  неделю  или  около
того.
     - Он разработал и правила навигации, - подметил Лежен.
     Жители деревни, не заметившие, как садился наш гравитолет,  побросали
свою примитивную утварь -  валки  для  стирки,  горшки  и  миски,  прялки,
гончарные круги - и кинулись к нам. Все были  одеты  так  же  просто,  как
Миерна. Несмотря на крупные