править его туда,  где  бы
он не смог помешать, а, напротив, принес  какую-нибудь  пользу.  В  глазах
генерала мелькнуло что-то, похожее на благодарность, он взглянул на  карту
и уже совсем иным тоном предложил Ростиславу посетить части,  прикрывавшие
Малую Белозерку. Красные явно готовили удар, и лишняя пара глаз была бы  к
месту...
     Это было третьим совпадением, но Арцеулов понял, что  совпадение  тут
не при чем. Те, кто рассчитывал  на  него,  каким-то  невероятным  образом
знали все заранее. И теперь от него  зависело,  чтобы  не  сплоховать.  Он
проверил по календарю - до полнолуния оставалось два дня...
     ...Ростислав не стал брать в штабе корпуса авто и предпочел коня - на
этот раз белого в яблоках со смирным,  несколько  флегматичным  нравом.  В
Сибири почти не приходилось ездить верхом, зато в Таврии юнкерская  выучка
пригодилась. Арцеулов примкнул к резервному эскадрону, спешившему на левый
фланг, и к вечеру уже въезжал  в  большое,  разбросанное  среди  выжженной
солнцем степи село...
     ...Штаб боевого участка был тут же, в простой мазанке  неподалеку  от
церкви. Ростислав входил туда с тайной надеждой сразу же  увидеть  кого-то
из старых друзей, ведь пока все предсказанное сбывалось.
     Но знакомых лиц он  не  увидел.  Ни  командовавший  участком  пожилой
полковник, ни его офицеры никогда прежде  не  встречались  Арцеулову.  Его
приезд, как и следовало ожидать, никого не  обрадовал.  Полковник,  только
что назначенный сюда, пытался разместить свои  немногочисленные  силы  для
прикрытия огромного фронта, проходившего но голой  степи.  К  тому  же,  в
ближнем тылу шевелились махновцы, а Упыря, как звали  "батьку"  в  Таврии,
боялись даже больше, чем красных.
     Арцеулов чувствовал себя явно не на месте. Полковник отдавал приказы,
то и дело поглядывая на гостя из штаба.  Ощущение  было  не  из  приятных:
Ростислав только мешал. Впрочем, он пересилил  себя  и  досидел  до  конца
совещания, решив, что по долгу службы обязан знать обстановку.
     Вмешиваться он, естественно,  не  стал  и  лишь  попросил  разрешения
посетить передовые позиции. Полковник,  обрадовавшись,  что  на  некоторое
время избавится от непрошенного гостя, посетовал  на  невозможность  лично
сопровождать гостя и послал за каким-то штабс-капитаном, дабы тот проводил
Арцеулова на позиции. Фамилия офицера  внезапно  показалась  знакомой,  но
Ростислав вспомнил, что тот, о ком он подумал, давно уже отвоевал свое.
     Через несколько минут в хату вошел невысокий  худой  штабс-капитан  с
короткой бородкой. Вид у него был явно  недовольный.  Впрочем,  мало  кого
могла прельстить роль чичероне  при  заезжем  штабном  чине.  Он  собрался
доложиться,  небрежно  подбросив  ладонь  к  козырьку,  и  тут  их   глаза
встретились...
     Память не подвела. Подвели слухи: многих на памяти Арцеулова хоронили
по нескольку раз. Выходит, и здесь, к счастью, вышла ошибка.
     - Андреич! Вы!
     - Ростислав? Ну, знаете!..
     ...В Марковском полку их роты сражались рядом. Поручик  Арцеулов  был
взводным  в  роте  капитана  Корфа.  Соседней  ротой   командовал   бывший
приват-доцент  Харьковского  императорского   университета   штабс-капитан
Пташников. Они расстались в Донбассе: Ростислав попал в госпиталь, а  рота
Пташникова, по слухам, полностью полегла при штурме Горловки.
     Штабс-капитану было за тридцать, и молодые офицеры называли его не по
имени, а по отчеству. Владимир Андреевич Пташников  ходил  в  "Андреичах",
нисколько не сетуя на нарушение  субординации.  Впрочем,  всех  остальных,
включая самого Маркова, он сам называл не по уставу. Арцеулов был для него
Ростиславом, а порой и просто Славиком.
     Сообразив, что офицеры знакомы, полковник с видом  явного  облегчения
поспешил распрощаться. Арцеулов и штабс-капитан вышли на улицу.
     - Постойте, Славик... Я вообще-то верю в приведения, но даже  в  этом
случае вы должны пугать людей где-нибудь на Енисее...
     Арцеулов рассмеялся. Приятно все же иногда чувствовать себя живым!  В
двух словах он поведал о своих приключениях. Пташников покачал головой:
     - Экий вояж! Когда нас отсюда вышибут, не пропадете - заработаете  на
мемуарах... А подполковника в Индии получили?
     Сам Пташников оставался по-прежнему штабс-капитаном и ничуть этим  не
тяготился, заявив, что привык к своим погонам, к тому же скоро все это  не
будет иметь не малейшего значения.
     - Но вы-то, Славик! Ну ладно, обошли  всю  Азию,  но  вы  -  и  штаб!
По-моему, это противоестественно!
     - Самому противно, - честно признался Арцеулов, прекрасно помня,  как
относился к штабным. - Не по своей воле, ей-Богу! Лучше  скажите,  кто  из
наших еще остался? Я, кажется, помню всю вашу роту.
     - Никого, Ростислав, - ответ прозвучал спокойно  и  грустно.  -  Я  -
последний. Всех похоронил, представляете... Сейчас набрали желторотиков из
Симферополя и пленных краснопузых - вот и воюй!
     Куда-либо ехать расхотелось. Андреич, несмотря на доцентское прошлое,
воевал с  пятнадцатого  года,  и  на  его  слова  можно  было  положиться.
Ростислав, достав карту, уточнил некоторые детали: обстановка была  вполне
понятна. Пташников пожал плечами:
     - Хуже чем под  Екатеринодаром.  Там  хоть  можно  было  верить,  что
солдаты не побегут при первом выстреле. Красные - еще ладно,  а  вот  если
появится Батька Упырь со своими тачанками... Еще не встречались?
     Арцеулов покачал головой. С махновцами, о которых он был наслышан еще
в Сибири, воевать не приходилось.
     - Ваше счастье. Я познакомился  с  ними  под  Волновахой,  почти  год
назад. Удовольствие - ниже среднего. Воюют, как боги... Или  как  дьяволы,
уж не знаю...
     Пташников предложил расположиться  на  ночь  в  его  хозяйстве:  рота
стояла на северной околице. За столом сидели долго, вспоминая Ростов, марш
к  Екатеринодару,  блуждания  по  кубанской  степи.  Теперь  это  казалось
страшной сказкой, или, может, легендой.
     - Мы продули, - Пташников говорил спокойно, но в голосе звенела боль.
- Знаете, Ростислав, я часто  думал:  почему?  Дело  ведь  не  в  господах
пейзанах и нашей дурацкой привычке хвататься за шомпол. Краснопузые  ведут
себя не умнее...
     Арцеулов  невольно  вспомнил  слова  полковника   Любшина,   странные
рассуждения Семирадского и свои собственные беседы с  неумытым  комиссаром
Степой.
     - Им помогают... -  он  пожалел  о  вырвавшихся  словах,  но  тут  же
повторил. -  Им  кто-то  помогает,  Андреич!  Мне  кажется,  Смуту  вообще
задумали не большевики: у них на это ума бы не хватило...
     - Вы о жидо-масонах? -  скривился  штабс-капитан.  -  Славик,  вы  же
интеллигентный человек! Масоны - это...
     Арцеулов покорно выслушал лекцию о масонах - доцентские привычки  еще
чувствовались у бывалого фронтовика.  Ростислава  подмывало  рассказать  о
Бессмертных Красных героях, а еще больше - о монастыре в горах Тибета.  Но
говорить  об  этом  не  следовало:  бывший  приват-доцент  не  поверит.  В
таврических степях ему самому порою казалось,  что  все  виденное  -  сон,
вернее - ночной кошмар.
     - Андреич, вы, кажется, историк? -  поинтересовался  Арцеулов,  желая
сменить тему.
     - Помилуйте, Славик! Вчера сообразил, что забыл даже дату  битвы  при
Грюнвальде...
     - Вы профессора Валюженича знаете? Он американец...
     - Крис? -  штабс-капитан  удивленно  моргнул.  -  С  каких  это  пор,
милостивый государь, вы стали  интересоваться  проблемами  классической  и
романо-германской филологии?
     - Я познакомился с его сыном. Он археолог, студент Сорбонны.
     - Крис и сам когда-то недурно копал... Вы что, Славик, за  это  время
успели увлечься благороднейшей из наук?
     - Усвоил понятие "артефакт" - улыбнулся Арцеулов. -  А  вы,  Андреич,
больше этим не интересуетесь?
     Пташников грустно покачал головой:
     - Это  только  Государь  Император  Александр  III  в  бытность  свою
наследником мог во время турецкой войны баловаться раскопками - в перерыве
между боями. Где уж нам!.. Да  и  места  тут  не  особо  интересные.  Пара
скифских курганов, их раскопали  еще  при  Мельгунове.  А  так  -  бронза,
печенеги...
     Арцеулов улыбнулся  -  штабс-капитан,  похоже,  не  забыл  того,  чем
увлекался в университете. Во всяком случае, будущее поле боя он изучил  не
только с точки зрения ротного командира. Ростислав вспомнил: "Старый  дом,
хранящий мудрость"...
     - Здесь раньше был какой-то музей, - не особо уверенно заметил он.  -
Или библиотека...
     - В Белозерке? Да Господь с вами, батенька! Глушь страшная, грамотных
- трое на сотню. Безбаховку - и ту разграбили.
     Странное  название  резануло  слух.  Значит,  здесь   была   какая-то
Безбаховка...
     - Ничего там уже нет! Это бывшее имение  Вейсбахов.  Господа  пейзане
перекрутили по своему - вот и Безбаховка. У старого графа был  там  конный
завод, маслобойня, опытная станция - все спалили! Дом,  говорят,  цел,  но
все, что можно, вынесли. А там была такая библиотека! Леопольд фон Вейсбах
собирал всякие раритеты, особенно увлекался древними надписями...
     - Где это?
     Безбаховка оказалась небольшим хутором  посреди  степи  километрах  в
пятнадцати от Малой Белозерки.
     - Ездить не  советую,  -  покачал  головой  бывший  приват-доцент.  -
Во-первых, ничего там уже нет,  даже  склепы  разграбили.  Во-вторых,  там
фронт. Красные в  нескольких  верстах,  да  еще  Батька...  Я  бы  туда  с
батальоном не сунулся.


     Ночью не спалось. Арцеулову  предлагали  заночевать  в  хате,  но  он
предпочел сеновал: здесь никого не было, черное небо  нависало  над  самой
головой, ярко светил мертвенный лунный диск. Итак, завтра он должен быть в
Безбаховке. Интересно, кто ждет его там - в старом поруганном доме?  Да  и
ждет ли?
     Накатили сомнения - не в первый раз и не во второй. На  Тэпе-Кале  он
верил каждому слову старика. Но в спокойном Севастополе и здесь, на  линии
огня, случившееся казалось если не сном, то глупым розыгрышем. Какие могут
быть тайны среди голой степи, по которой гуляют махновские тачанки!
     Правда, покуда все сбывалось. Его  вылазка  в  заброшенное  имение  -
если, конечно, он все  же  решится  -  немногим  опаснее  любой  разведки.
Кутепов  -  и  тот  похвалит.  Штабная  крыса,  не  побоявшаяся   провести
рекогносцировку... И то, что ночью, - тоже правильно. Не днем же гарцевать
на  виду  у  красных  разъездов!  Даже  если  все  происходящее  -  просто
последствие контузии, он  разведает  обстановку,  а  заодно  поглядит,  не
осталось ли чего-нибудь интересного в заброшенном имении...
     Ехать следовало завтра, как стемнеет. Никакой возможности связаться с
краснопузым Косухиным у Ростислава не оставалось. Вновь вспомнились  слова
странного приказа.  "Позови  его  ночью  -  он  придет".  Ночь  оставалась
единственная - эта. Как он  может  позвать  Степана?  Выйти  на  ближайший
курган и во всю глотку воззвать к командиру 256-го полка, назначая рандеву
в Безбаховке?
     Арцеулов представил себя на кургане, орущего в  ночной  тьме,  и  ему
стало смешно. Можно еще открыть огонь  из  трехлинейки  -  азбукой  Морзе.
Правда, краснопузый с его четырьмя  классами  азбуки  Морзе  наверняка  не
знает...
     Наконец  пришел  сон.  Что-то  странное  виделось  Ростиславу:  серые
силуэты  в  отсветах  луны,  пустая  зала  с  косо  висевшими   старинными
портретами. И тут перед ним встал Косухин -  в  окровавленном  разорванном
френче: неживые глаза смотрели пристально, не мигая...
     Ростислав проснулся, перевел  дух  и  закурил.  Вокруг  царила  ночь,
издали доносилось лошадиное  ржание,  а  где-то  совсем  далеко  короткими
очередями строчил пулемет.
     Он должен позвать  Степана.  Позвать,  пока  не  кончилась  ночь.  До
Косухина не докричишься, не пошлешь телеграмму. Но старик почему-то верил,
что это возможно. Ростислав  вспомнил  пещеру  возле  Челкеля,  серебряную
чашу... Сома дэви...
     Ростислав уже не удивлялся, что легко понимает незнакомую речь.  Надо
лишь сконцентрировать внимание, и слова сами собой становились  понятными.
Но, может, он способен на большее? "Позови его ночью..."
     Ростислав лег на спину, закрыл глаза и представил себе лицо Косухина,
каким запомнил его в последний раз, -  злое,  недовольное  и  одновременно
растерянное. Нет, не  так:  сейчас;  когда  нет  боев,  красный  командир,
наверное, спит...
     Воображение  нарисовало  лицо  Степана  с  закрытыми  глазами,   чуть
улыбающееся (во сне краснопузый почему-то всегда  улыбался).  А  теперь...
Ростислав представил, как мысленно переносится туда сквозь черную ночь. Он
сейчас рядом со Степой. Он должен в это поверить - хотя бы на минуту.
     - Степан! - он произнес это мысленно,  про  себя,  а  затем  повторил
вслух. - Степан, проснись!
     Во сне он мог не говорить краснопузому "вы".
     Лицо спящего не изменилось, и на миг Арцеулов  ощутил  всю  нелепость
совершаемого. Но привычка доводить все до конца пересилила:
     - Косухин! Хватит спать!
     Сонная  улыбка  исчезла,  веки  дрогнули,  на  Ростислава   взглянули
одурелые глаза. Губы шевельнулись.
     - Ты... ты чего?
     Внезапно, без всякого  на  то  основания,  Арцеулову  увиделось,  что
Степина   рука   сложилась   в   щепоть:   краснопузый   явно    собирался
перекреститься.
     - Да ты же атеист! Вот чудила!
     Рука, коснувшись лба, дрогнула, почудились далекие еле слышные слова:
     - Ты что, Слава? Ты это... умер, да?
     Арцеулову стало  страшно.  Если  это  игра  воображения,  то  выходит
слишком реально. Впрочем, можно проверить.
     - Почему ты спрашивал о перстне?
     - Да... это... У Берга такой же... Только там нет змейки,  а  голова,
как ее, чердынь, Горгоны...
     И тут Ростислав сообразил, что это уже не шутки. Он заторопился:
     - Степан, завтра к одиннадцати вечера приезжай в  Безбаховку.  Я  там
буду один. Ты мне нужен, понял?
     Лицо Косухина вдруг стало расплываться, но слух уловил далекое:
     - Да ты, беляк, сначала скажи, ты жив?
     Интересно, как Степа  воспринимал  его  самого?  Если,  конечно,  все
виденное не результат разгулявшегося воображения.
     - Я жив. Помнишь старика в пещере? Приезжай...
     Внезапно в глазах вспыхнул белый  огонь,  и  все  исчезло.  Ростислав
перевел  дух  и  взглянул  на  бесстрастно  мерцавшие  звезды.  В   голове
пульсировала кровь, в ушах шумело, и Арцеулов понял, сколько сил стоил ему
этот  воображаемый  разговор.  Что  ж,  он  попытался.  Ростислав  грустно
улыбнулся: как просто было бы  жить,  умей  люди  разговаривать  вот  так,
сквозь черную ночную пустоту. Интересно, почему воображение подсказало ему
какую-то голову Горгоны?..
     Весь день Арцеулов был на позициях. Конечно, ударь большевики в  этот
день, защитникам Белозерки пришлось бы туго. Но  бывший  поручик  Уборевич
медлил, и срочно переброшенные батальоны резерва сумели перекрыть наиболее
опасные участки. Правда, конницы у красных было по-прежнему больше, да еще
где-то поблизости крутился Махно. На махновцев управы не было,  с  ними  в
белой армии умел управляться лишь генерал Слащев, да и то при  трехкратном
превосходстве сил...
     Похоже,  полковник  оценил  энергию  присланного  к  нему   штабника,
поскольку пригласил Арцеулова к ужину, а узнав, что перед  ним  не  просто
офицер  по  особым  поручениям,  а  "первопоходчик",  стал   смотреть   на
Ростислава  совсем  иначе.  Тосты  следовали  за  тостами,   и   Арцеулову
приходилось прилагать героические усилия, чтобы не пить.
     В начале одиннадцатого он распрощался, сославшись на усталость.  Конь
был уже готов, к седлу приторочен карабин, а в вещевом мешке припасены две
бомбы. Можно ехать...
     Пароль Ростислав  знал,  и  посты  пропустили  его  беспрепятственно.
Выехав за околицу, он в  последний  раз  взглянул  на  карту.  Маршрут  он
запомнил и теперь решил поспешить.  Ориентироваться  было  нетрудно  (язык
созвездий он выучил еще в детстве), к  тому  же  над  горизонтом  вставала
огромная красноватая луна. Полнолуние...
     ...В степи было свежо. Резкий крик  ночных  птиц  нарушал  тишину,  а
откуда-то  с  запада,  со  стороны  Токмака,  доносились  дальние  отзвуки
канонады. Но здесь было спокойно, белый в  яблоках  конь  ровно  перебирал
точеными ногами, и уже через час на  горизонте,  вынырнув  из-за  высокого
кургана, появилось небольшое темное пятно. Мертвенный свет  луны  высветил
острые вершины тополей, густые кроны  старинного  парка  и  серые  контуры
утонувшего среди деревьев дома. Ростислав был у цели.
     По дороге ему встретились черные остовы деревянных  строений.  Что-то
здесь горело, но  горело  давно,  и  на  пепелище  успела  вырасти  трава.
Наверно, это и был конный завод старого графа, уничтоженный еще  в  начале
Смуты. Арцеулов невольно насторожился, но никто - ни человек, ни тень - не
потревожили его в пути. Кованные ворота усадьбы  были  сорваны  с  петель,
когда-то роскошная  аллея  темнела  рядами  уродливых  пней.  Парк  погиб,
вырубленный  и  сожженный.  Чуть  в  стороне  Арцеулов  заметил  небольшую
часовню. Не удержавшись, он подъехал ближе:  лунный  свет  сквозь  выбитые
окна падал на сорванные могильные плиты - все, что осталось от усыпальницы
Вейсбахов...
     Возле  самого  крыльца  Ростислав  спешился  и  неторопливо  двинулся
вперед, держа коня на поводу. Он не опоздал было около одиннадцати.  Успей
он связаться с Косухиным наяву, а не в воображении, краснопузый  уже  ждал
бы - либо прислал бы сюда пару взводов для поимки опасного врага трудового
народа. Черные выбитые окна дома молчали, в саду Ростислав не  заметил  ни
души, но  он  по  опыту  знал,  как  обманчива  эта  тишина.  Арцеулов  не
волновался. Будь здесь красноармейский разъезд или махновская засада,  ему
все равно не уйти.
     Внезапно его белый в яблоках вскинул голову  и  заржал,  ловя  воздух
мягкими ноздрями. И тут же, совсем рядом, послышалось  ответное  ржание  -
чья-то кобыла была спрятана где-то в густых деревьях, окружавших дом...
     Карабин мгновенно оказался в руках. Секунда - и Ростислав отскочил  в
сторону, вслушиваясь в обманчивую  тишину.  Если  здесь  все-таки  засада,
сейчас враги должны себя обнаружить: не глухие же они в самом деле! Ржание
послышалось вновь, и тут откуда-то со стороны мертвой часовни донесся звук
шагов. Арцеулов удивился: неизвестный шел спокойно,  словно  не  ждал  для
себя беды.
     Шаги прозвучали возле крыльца, и лунный  свет  упал  на  человеческую
фигуру.  Перед  ним  был  враг:  высокий   конический   шлем,   прозванный
"богатыркой", считался последней новинкой в красных частях.  Секунда  -  и
неизвестный уже был на прицеле.
     Человек в "богатырке" прошел мимо крыльца и стал приближаться к  тому
месту, где был привязан белый в яблоках. Конь еще раз заржал, красноармеец
внимательно вслушался и зашагал быстрее.
     Арцеулов положил палец на спусковой крючок, но спешить не стал. Этот,
в суконном шлеме, казался странно знакомым. Но этого не могло быть!  Таких
совпадений не бывает!
     - Эй, беляк! Хватит прятаться, чердынь-калуга!



                              7. ПОЛНОЛУНИЕ

     Красный командир Косухин стоял освещенный серебристым светом  луны  и
внимательно прислушивался. Карабин висел за спиной, рука  сжимала  тяжелый
маузер - осторожности Степа не терял. Арцеулов переступил с ноги на ногу -
и Косухин тут  же  резко  повернулся.  Свет  упал  на  лицо,  и  Ростислав
поразился. Казалось, Косухин успел постареть на много лет. Резкие  складки
рассекли щеки, на лбу обозначились морщины.  Степа  вполне  мог  сойти  за
тридцатилетнего,  побитого  жизнью  человека,  а  не  за  молодого  парня,
которому было еле-еле за двадцать. Мертвенный лунный свет сыграл невеселую
шутку с красным командиром, добавив непрошенные годы.
     - Да ладно, Арцеулов, чего прячешься? - в голосе  Косухина  слышалось
нетерпение и почему-то страх.
     Ростисла