вно  почувствовали  это,  музыка  стала
громче и сладострастней.
   Дельарам извивалась в дивном танце - он не в силах  был  оторвать  от
нее глаз.
   И он не понял даже,  куда  и  когда  исчезли  девушки  и  как  царица
оказалась в его объятиях. Он стоял посреди зала, дрожа от вожделения,  и
держал ее за восхитительную талию, подвластную его рукам, и утопал в  ее
бездонных гипнотизирующих глазах.
   - Возьми меня,  -  чуть  слышно  прошептала  она  своими  прелестными
губами, и мужчина с жадностью впился  в  них,  потеряв  последние  крохи
рассудка.
   Царица закрыла в вожделении глаза  и  выскользнула  у  него  из  рук,
распластавшись на ворсистом роскошном ковре. Он упал на колени пред ней,
покрывая жадными жаркими поцелуями точеные плечи и тонкую лебединую шею.
   Он задыхался от счастья, забыв, что это его последняя ночь в жизни, -
кроме подвластного сейчас ему тела, он не желал знать больше ничего...

***

   Дельарам  встала,  оставив  лежать  на   ковре   расслабленное   тело
очередного, явно не последнего, мужа,  пребывающего  сейчас  на  девятой
сфере небесной.
   Она медленно стянула  с  себя  порванную  в  лохмотья  тонкую  желтую
рубашку,  провела  ладонью  по   низу   живота.   Коснулась   пальчиками
подрагивающего взбухшего соска, взгляд упал на перстень  с  диамантом  -
последний подарок ее несравненного Джавада. Она улыбнулась  с  тоской  -
гордый профиль покойного царя встал пред ее взором...
   Дельарам качнула головой, отгоняя видение; золотое  ожерелье  на  шее
звякнуло мелодично и тихо.
   Флейта нежно выводила грустную, щемящую музыку. Эту мелодию так любил
слушать Джавад, лаская свою юную жену.
   - Что потускнел смарагд горячих уст?
   Что аромат волос уже не густ? - грустно прошептала она  свой  любимый
бейт.
   Не торопясь, царица пошла к самому  дорогому,  что  есть  у  нее:  на
подставке, покрытой до пола черным бархатом,  под  хрустальным  колпаком
лежал амулет, доставшийся ей среди прочего наследства  Джавада.  Крупных
размеров   мужские   органы,   искусно    сделанные    из    необычного,
переливающегося  всеми  оттенками  красного  -  от   нежно-розового   до
багряного, фиолетового и сиреневого - минерала.
   - Для чьих очей мое очарованье,
   Кто мой попутчик в дальнем караване?
   Дельарам не ведала, как попал сей предмет к Джаваду,  но  она  любила
это странное произведение  искусства.  Она  часами  могла  стоять  перед
высокой подставкой  и  смотреть  на  хрустальный  купол.  Иногда  амулет
вспыхивал ярко-красным светом, и тогда она падала в изнеможении на  пол,
вновь ощущая в себе  силу  покойного  Джавада,  извивалась  на  полу  от
наслаждения, испытывая необыкновенное счастье, которое давно  недоступно
ей с другими мужчинами.
   Ибо валятся все с ног, как и этот вот, что лежит сейчас на полу.  Она
даже имени его не знала - зачем оно ей? Он не похож даже на бледную тень
ее ушедшего в мир иной возлюбленного.
   - Иди сюда, - властно произнесла она. Голос ее заставил бы  задрожать
и мертвого и восстать из могилы. Мужчина одним прыжком подлетел с  ковра
и встал на ноги, которые дрожали еще от пережитого оргазма.
   - Да, госпожа моя, иду.
   Он подошел и в недоумении уставился на странный предмет,  с  которого
не сводила глаз царица.
   - Смотри на него, - с едва скрываемым презрением произнесла Дельарам.
- Не отрывай от него взгляда, пока не почувствуешь в себе силу не упасть
расслабленно, едва возлюбив.
   Оставив униженного и разозленного мужчину у подставки, она  прошла  к
своей огромной постели  и  улеглась  на  тонкую,  нежную,  восхитительно
прохладную ткань. Амулет был волшебным - он придавал мужчинам  силу,  но
не настолько, насколько желала ненасытная Дельарам.
   Мужчина  очень  долго  стоял,  не  в   силах   отвести   взгляда   от
переливающегося кровавым цветом предмета. В жилах вновь заиграла  кровь,
и  вновь  безумно  захотелось  обладать   этой   своенравной   женщиной,
распростертой сейчас на  роскошной  постели.  В  окно  пробились  первые
робкие лучи рассвета.
   Он осторожно сел на  край  постели  пред  царицей,  впитывая  в  себя
слепящую красоту ее тела, и робко пальцами провел по смуглому бедру.
   - Не надо, - холодно произнесла Дельарам, не открывая глаз. Презрение
открыто сквозило в ее голосе. - Не трать  сил  понапрасну,  приступай  к
делу, пока я не позвала стражу.
   Он проглотил подбежавший к горлу ком и неуклюже взобрался на царицу.
   "Как все нестерпимо скучно - нет в мире второго Джавада."
   Она  вдруг  застонала,  изогнулась  вся  дугой,  упираясь  плечами  в
постель, и с силой сдвинула ноги. Он недоуменно открыл глаза и  туманным
взглядом посмотрел на сжатые в экстазе карминовые губы царицы.  Рука  ее
уверенно протиснулась меж прижавшихся друг к другу тел, и сильные пальцы
сомкнулись у основания вонзившегося в ее лоно органа.  Остро  наточенные
ногти привычно и сильно сомкнулись, разрывая  трепещущую  плоть,  второй
рукой царица властно и беспощадно отталкивала мужчину от себя.
   Он закричал - тонко и страшно, от боли и  от  ужаса.  Он  понял,  что
пришел последний миг, но он не предполагал погибнуть от руки царицы,  он
надеялся умереть как воин - от сабли, что отсечет его голову.
   И не было у него сил ни душевных, ни физических  сопротивляться  этой
обольстительной фурии. Кровь брызнула на  нежное  смуглое  тело  царицы,
предмет гордости неудачливого мужа остался в чреве ее, а неожиданно  для
него самого оскопленный мужчина схватился руками за кровоточащее место и
корчился рядом, пачкая нарядные тонкие ткани. Чего угодно он ожидал,  но
только не этого!
   Дельарам же, словно дикая хищника, загнавшая добычу,  набросилась  на
свою жертву, раздирая острыми ногтями кожу груди, пытаясь  добраться  до
сердца, впившись губами в губы его, подавляя животный  крик  и  стараясь
задушить несчастного.
   В этот момент  она  испытывала  настоящее  наслаждение,  запах  крови
заменял ей любовное исступление.
   Наконец  она  оторвалась  от  бездыханного  тела,  которое   покинули
последние жизненные силы, и встала с постели, вытирая о свое нежное тело
окровавленные руки. Она медленно подошла к амулету  на  покрытом  черным
бархатом высоком постаменте и опустилась на колени.
   - О великая Моонлав! - страстно обратила она свои очи  в  потолок.  -
Услышь мои молитвы, пошли мне мужчину, достойного  любви.  Я  грешна,  я
слаба, я погубила моего Джавада. Но  сжалься  надо  мной,  всемогущая  и
милосердная, избавь меня от невыносимых страданий. Избавь  мужчин  моего
народа  от  бессмысленной  гибели  -  они  не  виноваты,  что  не  могут
сравниться с бесподобным Джавадом!
   Она выпрямилась во весь рост. В узкие высокие  окна  зала  пробивался
нежный розоватый свет. Она подошла к огромному зеркалу  и  долго  стояла
перед  ним,  купаясь  в  лучах  рассвета,  -  обнаженная,  стройная,   с
взлохмаченными упрямыми черными волосами и измазанная в крови, она  была
прекрасна и ужасна одновременно.
   Флейта выводила устало душещипательную проникновенную мелодию. Царица
глубоко и печально вздохнула.
   - Стража! - наконец повелительно крикнула она.
   Тяжелые  двери  тотчас  распахнулись,  и  на  пороге   появились   ее
телохранители с обнаженными саблями в руках.
   - Уберите это... - Она махнула брезгливо  рукой  в  сторону  постели,
ничуть не стесняясь своей наготы. - И позовите  служанок,  пусть  вымоют
меня.
   Стражники с непроницаемыми  лицами  привычно  подхватили  бездыханное
тело,  стараясь  не  смотреть  на  свою  повелительницу.  Они   потащили
очередную  жертву  к  дверям,  и  вдруг  Дельарам  случайно  перехватила
пожирающий ее тело взгляд одного из охранников.
   Она резко повернулась в их сторону.
   - Ты хочешь меня? - жестко, властно, но в  то  же  время  с  надеждой
спросила она.
   Охранник выронил в ужасе руки мертвого, и тело  со  стуком  упало  на
пол, пачкая  кровью  дорогой  ковер.  Стражник  грохнулся  на  колени  и
взмолился:
   - Пожалей раба своего, солнцеподобная. У меня  больная  жена  и  двое
маленьких детишек дома! Я выколю глаза свои за то,  что  осмелились  они
взглянуть на бесподобную госпожу мою.
   - Иди, - властно сказала Дельарам. - Ты вряд ли сильнее, чем этот.  -
Она презрительно кивнула на остывающее тело. - И  грех  оставлять  детей
сиротами без нужды. Но чтоб я больше не видела тебя.
   Не переставая  повторять  жалкие  и  несвязные  слова  благодарности,
стражник подхватил тело несчастного, и охранники поспешно покинули зал.
   Свечи погасли, но за окнами набирал силу прекрасный весенний день.
   Дельарам подошла к  окну  и  набрала  полную  грудь  чистого  горного
воздуха. После  непродолжительного  беспокойного  сна  предстоит  долгий
утомительный день, отягощенный думами о судьбах страны, о новых фирманах
и о войне с соседним Фархадбадом, ибо требуются новые пленные.
   В это время в лучах рассвета к городу подъезжал на великолепном белом
коне усталый всадник, дремлющий в седле, но в  любое  мгновение  готовый
выхватить острый меч и вступить в бой.

***

   Радхаур дружелюбно потрепал по гриве верного Лореллера.
   Конь послушно остановился у городских ворот. Лореллер был утомлен, за
долгое   путешествие   подковы   стерлись,   когда-то   богатая   упряжь
прохудилась.
   Доспехи коня,  как  и  собственные,  впрочем,  пришлось  давным-давно
запрятать в укромном месте на  берегу  широкой  ленивой  реки,  названия
которой Радхаур не знал. И надежды, что он сумеет найти их,  у  него  не
было. Хотя, если очень захотеть, то можно воспользоваться  способностями
Алвисида. Но после этого всегда болит голова. Хорошо,  что  не  пришлось
прятать в  камнях  и  единственного  надежного  друга  -  меч  по  имени
Гурондоль, не раз спасавший ему жизнь.
   Стараниями барона Ансеиса у него была охранная грамота шаха  Балсара.
При  виде  ее  нечестивцы  ворчали,  но  разрешали  проезд  вооруженного
христианского рыцаря по своей территории.
   Радхаур отер пот со лба и посмотрел на запачканную руку  -  давно  на
его пути не попадалось городов,  где  можно  было  бы  привести  себя  в
порядок.
   Его боевая кожаная куртка цвета бычьей крови от въевшейся в нее пыли,
стала серой, а  позумент  на  рукавах  из  позолоченного  превратился  в
грязно-черный и отрывался. Сапоги прохудились, и пора было доставать  из
мешка новые.
   Он провел ладонью по щеке - семидневная рыжая щетина больно  кольнула
его. Он знал, что щетина отнюдь не украшает  его,  а  спутанные  грязные
белокурые волосы сосульками упираются  в  плечи.  За  годы  путешествий,
кровь, вызванная магией возрождения жизни, выцвела и его когда-то черные
волосы стали светлыми.
   Он развязал стягивающую волосы  и  прикрывающую  голову  от  знойного
восточного солнца алую повязку, встряхнул и перевязал ее.
   Да, недостойное рыцаря зрелище сейчас он из себя представляет. Но  не
перед неверными же красоваться, а любимая Рогнеда далеко отсюда,  хранит
подземелье ее прозрачные воды.  Она  ждет,  когда  он  в  последний  раз
отразится в  них  и  отправится  в  поход  за  сердцем  Алвисида.  Чтобы
вернуться победителем и спасти ее от опостылевшего водного плена.
   - Куда направляешься, франк? - грубо спросил неопрятный  стражник,  с
сизым набухшим носом и ужасающими мешками под глазами.
   Рука потянулась к мечу в негодовании, но Радхаур усилием воли сдержал
себя.
   К воротам подошли еще четыре стражника, выглядевших  весьма  солиднее
первого. Конечно, убивать неверных, избавляя землю от скверны, -  святая
обязанность любого благочестивого рыцаря, но ни  в  коем  случае  нельзя
забывать о деле, которому он посвятил последние пять лет.
   Он ясно чувствовал, что цель его путешествия  рядом,  совсем  близко,
где-то в  центре  этого  аляповатого,  кичущегося  безвкусной  роскошью,
огромного муравейника сарацин.
   - Я прибыл сюда по особому фирману вашего государя, - сказал Радхаур.
   Он пытался прочувствовать мысли неверных, но ему  это  не  удалось  -
либо он устал за долгую дорогу, что маловероятно, либо мысли  стражников
были чересчур путаны и несвязны.
   - По какому же делу тебя  вызвала  царица?  -  вдруг  спросил  шестой
сарацин, в богатой  пурпурной  одежде,  который  только  что  подошел  к
воротам.
   - Если ваша царица захочет объяснить вам дело,  по  которому  я  сюда
прибыл, она сделает это, - надменно заявил благородный рыцарь.
   К его удивлению, стражники грубо расхохотались, лица их были  в  этот
момент отвратительны Радхауру.
   - А он похож на самоубийцу, - надрывался от мелкого противного  смеха
первый стражник. - Царица будет довольна, ха-ха-ха...
   Резко и грубо оборвал их смех человек в  богатых  одеждах,  прокричав
что-то,  что  Радхаур  разобрать  не  сумел.  Да  его   это   не   особо
интересовало. Не пропустят по-хорошему - познакомятся с режущей  кромкой
его  Гурондоля.  Шесть  человек   -   пустяк,   даже   размяться   после
утомительного пути не удастся как следует.
   Однако его пропустили без эксцессов, содрав за въезд два  дирхема,  и
Радхаур въехал в узкие извилистые улочки Шахрияра - он уже прочувствовал
в голове одного из стражников название города.
   Он услышал дребезжащие неприятные звуки труб и  поморщился.  Сарацины
так зазывают в свои бани, по древнему обычаю открывающиеся на  рассвете.
В первое путешествия по Востоку Радхаур польстился на баню в  персидском
городе и ничего, кроме отвращения, она у него не вызвала.
   Он вполне мог запутаться в этих грязных, кривых узких улочках,  уныло
однообразных во всех азиатских городах. Постепенно все  больше  прохожих
попадалось ему навстречу, он слышал сдерживаемые, цедящиеся сквозь  зубы
проклятия, но уже не обращал на это никакого внимания. Зов Алвисида  вел
его к сердцу города.
   Он не спеша объехал высокую стену из белого камня, окружающую  дворец
(или как называют местные жители - айван). Восьмая часть  тела  Алвисида
находится во дворце - это Радхаур знал совершенно точно.
   Увидев уличную птаху, беспечно щебечущую на пыльной мостовой, Радхаур
завладел ее сознанием и заставил полететь внутрь огромного дворца. Он не
любил пользоваться свойствами Алвисида, но нужда сильнее зазора.
   С трудом разобравшись в лабиринтах  темных  коридоров,  он,  в  конце
концов, нашел искомое.
   Радхаур прочувствовал, что восьмая часть Алвисида бережно хранится  в
личных покоях царицы, и  с  привычной  обреченностью  понял,  что  опять
придется сражаться за обладание необходимым.
   Он заставил пичугу лететь под потолком в поисках  нынешней  владелицы
детородных членов заколдованного сына бога.
   Царица присутствовала на диване - так, кажется, называется у  сарацин
совет высших сановников.
   Дельарам была поразительно стройна. Восточный наряд был  ей  очень  к
лицу.  Желтый  шелковый  тюрбан  удивительно  гармонировал  со   смуглым
оттенком ее кожи. Глаза блестели, как два  горных  озера,  тонкие  брови
выгибались горделивыми дугами, белые зубы сверкали как жемчуг, а  густые
черные косы рассыпались по груди и плечам, прикрытым длинной симаррой из
синего персидского шелка с  вытканными  по  нему  золотыми  цветами.  Ее
платье было застегнуто жемчужными запонками; три верхние  расстегнуты  -
день жаркий. На открытой шее было видно  ослепительно  переливающееся  в
лучах солнца золотое ожерелье с бриллиантовыми  подвесками  удивительной
красоты. Страусовое перо, прикрепленное к  тюрбану  изумрудным  аграфом,
также сразу бросалось в глаза.
   Царица была безусловно хороша.
   Полная  противоположность  принцессе   Рогнеде,   подкупающей   своей
скромностью и сдержанной красотой, эта восточная красавица  воплощала  в
себе страсть и вожделение. Она явно знала себе цену.
   Радхаур заставил птаху примоститься под потолком великолепного зала.
   Перед царицей стоял  на  коленях  старик  с  длинной  седой  козлиной
бородой, в странного покроя черном с  золотыми  и  серебряными  звездами
халате, в чалме с подвернутым концом. Он говорил:
   - ...и звезда  Альк-кальб  совместилась  с  планетой  Бехрам,  что  в
совокупности, о светлейшая, означает  для  вас  опасность  погибнуть  от
сердечной раны. Вам следует, о солнцеподобная, остерегаться...
   - Ты говорил это нам  и  месяц  назад,  -  раздраженно  оборвала  его
царица. - Но, как видишь, мы в добром здравии!
   - Но, Богоподобная...
   - У нас много дел, эфенди Аль-Халиб. Предоставим слово Дамильбеку...
   Радхауру стало неинтересно, план действий созревал в его  голове.  По
дороге ко дворцу он прочувствовал мысли многих горожан и  был  прекрасно
осведомлен о наклонностях царственной красавицы.
   Птаха вспорхнула со своего временного насеста и полетела прочь.
   В это  мгновение  кто-то  кольнул  Радхаура  в  бок  копьем.  Радхаур
перестал контролировать пичугу.
   Ее собственное сознание не успело  управиться  с  телом,  и  птица  с
размаху врезалась в каменную стену и упала бездыханная. Радхаур  отметил
это краем сознания и подосадовал о невинной жертве.
   Он полностью переключился на окружающую его обстановку.
   Разъяренный стражник заносил копье для удара.
   - Замышляешь против нашей царицы, грязный франк! - услышал Радхаур.
   В тот же  момент  Гурондоль  покинул  ножны,  и  стражник,  не  успев
завершить свое смертоносное движение копьем, получил сокрушительный удар
по  шлему.  Острейшее  лезвие  как  сквозь  мед   прошло   через   тело,
остановившись на уровне пупка. Брызги багровой крови попали Радхауру  на
лицо.
   Он брезгливо вытер щеку рукавом.
   Надо  немедленно  убираться  отсюда,  пока  не   подоспели   товарищи
погибшего стражника. Радхаур узнал  все,  что  было  необходимо,  а  для
выполнения созревшего плана он все равно должен был покинуть город.  Ибо
одна только мысль о местных  банях  приводила  его  в  ужас  и  вызывала
непреодолимую тошноту.
   Беспрепятственно миновав городские ворота,  Радхаур  через  три  часа
достиг берега  быстрой  горной  реки.  Свернув  с  дороги,  он  удалился
подальше от нее вглубь труднопроходимого буйного кустарника.
   Подкрепившись  скудными  остатками  черствых  лепешек,  купленных   в
небольшом городке, он расседлал Лореллера и  завел  его  в  стремительно
текущие воды.
   Он долго и заботливо соскребал многодневную грязь с туловища  верного
бессловесного  друга,  потом  так  же  долго  и   заботливо   расчесывал
специальным  костяным  гребнем  его  замечательную  белую  гриву.  Затем
отремонтировал упряжь.
   И только после этого обратил внимание на себя.
   Скинув с облегчением пропотелую грязную  одежду,  он  с  наслаждением
вошел в холодную чистую воду.
   Зная, что от этого может зависеть его жизнь,  он  мылся  не  спеша  и
тщательно. Затем развязал  дорожный  мешок  и  разложил  на  земле  свое
парадное  платье,  одевать  которое  с  самого  начала  похода  ему   не
доводилось. Он придирчиво осмотрел его и остался удовлетворен.
   Воткнув в землю Гурондоль, он встал перед ним на колени  и,  глядя  в
отполированное лезвие, тщательно побрился.  Затем  хотел  натереть  себя
остатками мускусного масла, но решил,  что  от  мужчины  должно  пахнуть
потом и силой, а благовоний во дворце и так достаточно.
   Он догадывался, что строптивую царицу можно  покорить  только  грубым
напором и мощью.
   Затем растянулся на прохладной земле и крепко заснул.

***

   Спрятав верного Лореллера в зарослях неподалеку от ворот, он уверенно
вошел в город. Радхаур не беспокоился за своего коня -  верный  друг  не
подведет и в обиду себя не даст.
   Трудно было  узнать  в  этом  стройном,  богато  и  изысканно  одетом
европейце, вошедшем в Шахрияр вместе с купеческом  караваном,  утреннего
бродягу с грязной тряпкой на голове.
   Устояв перед искушением  поесть  в  харчевне  или  чайхане,  которыми
изобиловали улочки Шахрияра, он прямо прошел ко дворцу царицы.
   Радхаур нежно поцеловал надетый на мизинец перстень Рогнеды и подошел
к стражнику, охранявшему ворота дворца.
   - Передай своему начальнику, что бриттский р