-   Лукавый   клялся
непременно быть в Трое, но до сих пор не объявился; а без  бога-Психопомпа
невозможно было узнать,  куда  отправилась  душа  Лаомедонта,  убитого  на
Геракловом алтаре, и не последовала ли она за тенью Эврита-Одержимого.
     Алкид молчал.
     После  трех  лет  рабства  у  Омфалы  он  вообще  стал  на  удивление
молчаливым.
     Шли  корабли  по  Эгейскому  бурному  морю,  покуда   страшная   буря
воздвиглась, со всех сторон света прикликав ветры противные; облако темное
вдруг обложило море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь.
     Первый порыв на удивление холодного  северо-западного  ветра  -  плод
совместных усилий  тугощекого  Зефира  и  воинственного  Борея  -  налетел
неожиданно, обдал полуголых  гребцов  солеными  брызгами  и  пронзительным
дыханием далеких снегов; после  чего  умчался  прочь,  ероша  вспенившиеся
гребни волн.
     Короткое затишье, которое никого уже не  могло  обмануть  -  и  шквал
ударил в полную силу, прошедшие половину  пути  корабли  стало  неудержимо
сносить с курса, буйство ополоумевших  стихий  играло  жалобно  скрипящими
скорлупками, смеясь над тщетными потугами гребцов и кормчих, неся  корабли
туда, куда ветры и волны считали нужным, а вовсе не  туда,  куда  хотелось
добраться измученным людям.
     Мгновенно потемневший небосклон затянуло тучами,  кому-то  невидимому
хрипло угрожал  гром,  зигзаги  молний  сшивали  небо  с  морем,  высветив
мертвенным светом береговые утесы, мелькнувшие слева по борту.
     - Миконос [остров в Эгейском море у берегов Малой Азии, как и  остров
Родос, принадлежащий к Спорадам], что ли?! - пытаясь перекрыть  рев  бури,
прокричал Ификл, неплохо знавший здешние воды.  -  Эк  нас  занесло!  Так,
глядишь, под утро и в Родос врежемся... а там скала на  скале,  костей  не
соберешь!
     Иолай, стоявший рядом с кормчим, только плечами пожал.
     -  Без  Олимпийской  Семейки  тут  явно  не  обошлось,  -  задыхаясь,
беззвучно бормотал он. - Передрались они там, что ли?!
     Иолай был почти прав.


     - ...Итак, Гермий принес хорошие вести: мой возлюбленный  сын  Геракл
очищен, искупив трехлетним рабством вину перед Семьей и смертными  (лишняя
трата времени, мы б его и так простили, ну  да  ладно)  и  доблестно  взял
неприступный Илион. Ответь, Гермий: готов ли Геракл идти вместе  с  Семьей
на Гигантов?
     - Думаю, что да, папа.
     -  Думаешь  -  или  готов?!  -  кустистые  брови   Громовержца   чуть
сдвинулись, и где-то на Земле слегка громыхнуло.
     - Готов, - после недолгого колебания, кивнул Лукавый.
     - Тогда  пора  выступать  на  Флегрейские  поля!  Ибо  даже  смертные
удивляются долготерпению своих богов - особенно после  наглых  требований,
выдвинутых этими ублюдками Тартара!
     "Ну да,  удивляются,  -  думал  Гермий,  пока  Зевс  державной  речью
воодушевлял  Семью,  -  еще  бы...  А  мы-то  откуда  об  этом  знаем?  Об
ультиматумах Гигантов, о том, что  они  хотят  погасить  Солнце,  изменить
границы мира и требуют себе в жены  богинь  Олимпийских?!  Да  от  тех  же
смертных и знаем! Сами Гиганты с Флегр носа не кажут, послов не шлют  -  а
слухами вся Гея полнится! Не Одержимых  ли  работа?  Зачем  Гигантам  наши
богини - если в жертву себе принести, так  что  Артемида,  что  Арей,  без
разницы!.."
     -  Итак,  сегодня  настал  великий  день!  -  торжественно  возвестил
Тучегонитель, подводя итог речи, пропущенной Лукавым  мимо  ушей.  -  Твое
мнение, бог войны, перворожденный сын мой?
     - Я не очень понял, что именно ты предлагаешь, отец,  -  подал  голос
Арей, принимая кубок с амброзией из рук прелестной Гебы-сестренки. - Взять
Геракла и вломиться всей Семьей на Флегры? Лоб в лоб? А резерв?
     "Вот тебя и оставим",  -  раздраженно  буркнул  солнцеликий  Аполлон,
досадуя,  что  не  его  мнение  спросили  первым;   Арей   собрался   было
огрызнуться, но Зевс двинул бровями, громыхнуло уже где-то совсем рядом, и
перебранка угасла в зародыше.
     - Не будем ссориться, - подал Арей пример миролюбия, -  ведь  завтра,
возможно, кому-то будет суждено погибнуть навсегда...
     - Не завтра, а сегодня, - досадливо поправил Зевс. - Я  ведь  сказал,
что сегодня настал великий день!
     - Великий день сегодня, - согласился бог войны, - а атаковать  Флегры
лучше завтра. Вспомни, отец -  в  свое  время  ты  далеко  не  всегда  шел
напролом, не пренебрегая и военной хитростью.
     - Пожалуй, - одобрил Громовержец. - Но тогда я  был,  почитай,  один,
надеяться не на кого, советоваться не с кем, а теперь... Гермий - хитрости
по твоей части, тебе и слово.
     -  Позвольте  лучше  мне,  высокомудрые,  -  оттеснил   промедлившего
Лукавого Мом-насмешник, сын Нюкты-Ночи и брат  как  Таната-Смерти,  так  и
Сна-Гипноса. - Все, в том числе и Гиганты,  знают,  как  наша  златообутая
владычица Гера любит Мусорщика-Одиночку, балуя его  то  безумием,  то  еще
чем... я сказал "все знают", а не "так оно и есть" - значит,  нечего  Гере
на меня, шута-пустозвона, глазищами сверкать, я ей  не  муж,  она  мне  не
Горгона-Медуза!
     - Короче, болтун! - рявкнул Зевс.
     - Слушаюсь, Великий! Итак, почему бы Гере вместе  с  любимым  братцем
Посейдоном не учинить для разнообразия  небольшую  бурю,  которая  погонит
корабль Геракла по воле волн - то бишь к ближайшему Флегрейскому  Дромосу,
о чем посторонним знать не обязательно! И злой умысел налицо, и  вреда  от
него - мышь наплакала, и Мусорщика нашего без шума доставим прямиком  куда
надо!
     - Неплохо, - благосклонно кивнул Громовержец. - Дальше!
     - А дальше ты, высокогремящий, страшно разгневаешься на свою ревнивую
жену и подвесишь ее меж небом  и  Геей  на  серебряных  -  нет,  лучше  на
золотых! - цепях вверх ногами (Гера пыталась возражать,  но  Зевс  одернул
супругу, видимо, вдохновленный идеей Мома).  Одновременно  оповестим  всех
жрецов, пифий, прорицателей и базарных попрошаек,  что  в  Семье  случился
грандиозный скандал - поверят как миленькие, в  первый  раз,  что  ли?!  -
Геракл в море, Гера в воздухе, Зевс в гневе, Гериных  защитников  молниями
на Землю посшибал, те врассыпную... к Флегрейским Дромосам, о чем умолчим!
Так и до Гигантов  дойдет:  Семье  не  до  них,  погрязла  в  сварах.  Они
расслабятся, а мы с утра по Флеграм и ударим! Сперва сами,  а  за  нами  -
Зевс-отец с возлюбленным Гераклом и Никой-Победой!
     - Одобряю, - даже зная, что советы правдивого  ложью  Мома  частенько
заводят следующего им в тупик, Громовержец  многозначительно  обвел  Семью
взглядом. - Особенно насчет цепей... ну, где там у  нас  в  Эгейском  море
ближайший Флегрейский Дромос? На острове Косе? Тогда,  пожалуй,  не  будем
медлить. Арей в резерве - сам напросился, Гефест  -  бегом  в  кузницу  за
цепями, Мом-насмешник...
     - Я с Атой [Ата - богиня обмана] к  Гипносу  сбегаю,  -  Мом  потирал
руки, скрывая лихорадочный блеск в глазах.  -  Пускай  братец  лживые  сны
выпускает - шутка ли, всей Элладе головы заморочить! А ты, Скипетродержец,
начинай, что ли?!
     Зевс кивнул в очередной раз, подумал  и  как-то  неуверенно  полыхнул
первой молнией.
     Вторая пошла уже значительно лучше.



                                    7

     ...Рыжий Халкодонт, сын рыжего Антисфена, всегда считал себя  героем.
Ну и что, что козопас? Зато - главный. Ну и что, что не сын бога?  И  даже
не  внук.  Зато  в  колене  эдак  шестом-седьмом  боги  в  его  роду  были
непременно. Не Посейдон, так Аполлон, не Аполлон, так Зевс-Бык - этот если
какую бабу не осчастливил, так лишь по забывчивости. А впрочем, в  предках
ли дело? Герой - он и в Эфиопии герой, а на острове Косе - и подавно.
     И вообще: рыжие - они все герои.
     Так что когда пастухи среди ночи донесли Халкодонту, что  под  грохот
бушевавшей грозы к  западному  берегу  приближается  неизвестный  корабль,
колебания не отяготили Халкодонтову душу.
     "Пираты! - решил давно томившийся жаждой крови доблестный козопас.  -
Подлые грабители! Кто сказал, что на Косе взять нечего?! - я-то знаю,  что
есть! И знаю, что боги на нашей стороне! Сам великий Зевс рассеял  молнией
ночной мрак, дабы мои люди вовремя увидели коварных врагов! Вперед, косцы!
Вперед, сограждане! Не посрамим скал отечества!"
     И не посрамил.
     Отослав гонца к местному басилею Эврипилу, который считал себя  сыном
Посейдона (с  тем  же  правом,  что  и  Халкодонт),  воинственный  козопас
приказал вооружиться всей пастушьей  братии,  после  чего  занял  выгодную
позицию на крутых  прибрежных  утесах.  Заготовив  камней  для  метания  в
достаточном количестве  -  дротиков  и  стрел  было  гораздо  меньше,  чем
хотелось - Халкодонт перевел дух и, дождавшись очередной  вспышки  молнии,
всмотрелся в бушующее море.
     Пятидесятивесельное  пиратское  судно  шло   прямиком   в   небольшую
бухточку, окруженную скалами, где засели пастухи-воины.
     Еще нетерпеливому герою померещился невдалеке силуэт второго корабля,
но Халкодонт мгновенно забыл о мелькнувшем  видении,  поскольку  пиратское
судно уже скрежетало днищем по песку, приставая к берегу.
     "Могли бы и в скалы врезаться",  -  с  некоторым  сожалением  подумал
защитник Коса, взвешивая на  ладони  увесистый  камень  и  прицеливаясь  в
голову здоровенного полуголого грабителя, первым спрыгнувшего на берег.
     Если бы кто-нибудь  сказал  сейчас  рыжему  Халкодонту,  сыну  рыжего
Антисфена, что камень в его руке  является  камнем  преткновения  на  пути
осуществления хитроумного плана,  задуманного  Момом-Эвбулеем  [Эвбулей  -
досл. "добрый советник", эпитет многих богов] и одобренного лично  Зевсом,
- наш герой очень удивился бы.
     И был бы прав.


     Лихас первым сообразил, что происходит, когда Алкид, как подкошенный,
рухнул на прибрежный песок. Небо распороло огненное лезвие, парень  глянул
вверх и сквозь косые полосы хлеставшего вовсю  дождя  увидел  человеческие
силуэты на вершинах утесов, откуда летели камни и дротики.
     - Щиты! - заорал Лихас во всю мочь, прыгая к  поверженному  Алкиду  и
пытаясь прикрыть его собственным щитом. -  Закрывайтесь  щитами!  Лучники,
стреляйте по скалам!
     Сам Лихас лука не имел, поскольку стрелял плохо, а умение метать ножи
или любимый крюк на веревке сейчас не значило ничего.
     - Стой! - парень дернул за ногу  пробегавшего  мимо  воина,  чей  щит
выглядел достаточно большим. - Помоги прикрыть!
     Последние слова он добавил второпях, поскольку шлепнувшийся  рядом  с
Лихасом воин уже собирался высказать все, что он думает по  поводу  такого
приглашения, подкрепив сказанное действием.
     Впрочем, случайный напарник оказался понятливым, и  двумя  щитами  им
удалось достаточно надежно прикрыть и  себя,  и  распростертого  на  песке
Алкида. Только после этого Лихас склонился к своему кумиру и приложил  ухо
к его груди.
     - Жив! - с невыразимым облегчением выдохнул парень.
     - А кто это? - запоздало поинтересовался воин; судя по произношению -
арголидец, один из людей оставшегося на палубе Оиклея.
     - Мой лучший друг, - прошептал ему на ухо Лихас, справедливо решив не
уточнять во избежание паники.
     Берег уже был усеян телами раненых и убитых - щиты плохо помогали  от
камней, сыплющихся на головы со всех сторон -  грохот  ударов  сливался  с
оглушительными раскатами грома, крики и стоны тонули в  драконьем  шипении
разбивающихся о скалы волн, и холодный дождь яростно хлестал море, землю и
мечущихся людей неумолимой плетью надсмотрщика за рабами.
     "Интересно, в Аиде будет так же  или  еще  хуже?"  -  подумал  Лихас,
наблюдая, как из-за западных утесов выворачивают хорошо вооруженные  косцы
с  копьями  наперевес  -  гвардия  подоспевшего  басилея  Эврипила  -   и,
присоединяясь к прыгающим вниз пастухам, направляются к попавшим в ловушку
покорителям Трои.


     "Пора", - решил Зевс, открывая Дромос.
     Гроза бушевала уже чуть ли не по всей Элладе, жрецы и пифии в храмах,
закатив  глаза  в  экстазе  прозрения,   вещали   об   ужасных   событиях,
разыгрывавшихся на Олимпе, весть эта передавалась из уст в уста, наверняка
дойдя и до тех, кому она, собственно, предназначалась -  короче,  все  шло
как надо.
     И владыка богов и людей бодро шагнул в  запульсировавший  серебристым
светом кокон Дромоса.
     На той стороне  в  лицо  Олимпийцу  немедленно  ударил  пронзительный
ветер, его с головы до ног окатило дождем, который он сам же и  вызвал,  и
несколько  дротиков  просвистело  совсем  рядом   -   впрочем,   поведение
непочтительных стихий, как и оружие смертных, Зевса не интересовало.
     Ему нужно было свое оружие.
     Ему был нужен Геракл.
     Подсветив себе причудливо разветвившейся молнией,  в  ее  жутковатом,
сине-белом блеске Зевс увидел распростершееся у самой черты прибоя могучее
тело; и щуплого молоденького воина,  из  последних  сил  отбивавшегося  от
подступавших врагов,  не  давая  им  приблизиться  к  беспомощному  сейчас
Гераклу. Еще один солдат лежал в двух шагах от Громовержца, между богом  и
его целью, нелепо ткнувшись лицом в  мокрый  песок,  и  из  спины  убитого
торчал обломок копья, пригвоздившего человека к негостеприимному берегу.
     Проклиная нелепые случайности, грозившие  разрушить  столь  тщательно
продуманный план, Громовержец погрозил кулаком непонятно кому  и  двинулся
сквозь грозу.


     ...Лихас  никогда  не  мнил  себя  великим   воином,   и   в   других
обстоятельствах уже давно  предпочел  бы  спастись  бегством  или  скромно
погибнуть. Но сегодня пришла ночь, когда платят долги, когда  жизнь  берет
тебя  за  шиворот  и  без  спросу  швыряет  в   огонь,   заставляя   чудом
уворачиваться от смертельного удара копьем  и  бросаться  вперед,  рубить,
колоть, сбивать с ног - с тем, чтобы  снова  избегать  бронзового  жала  и
жить, когда это кажется невозможным. Напарник-арголидец погиб почти сразу,
успев зарезать  кого-то  из  островитян,  и  Лихас  остался  один...  нет,
конечно, рядом дрались и другие спрыгнувшие с корабля воины, но здесь,  на
крохотном пятачке чужой земли, у Лихаса была своя битва, один на  один  со
всем миром, потому что позади лежал бесчувственный Геракл, некогда спасший
десятилетнего оборвыша от кровожадных кобыл  Диомеда,  и  сегодня  оборвыш
платил долги, не имея права бежать или умереть.
     Косцы шарахались  в  стороны,  не  решаясь  приближаться  к  верткому
пирату, к яростному демону с безумно горящими глазами, который,  казалось,
мог находиться сразу в нескольких местах, всякий раз избегая  направленных
в него ударов, даже не отражая их.
     "Аластор! [Аластор - греч.  "дурной  глаз";  демон  порчи  и  сглаза,
живущий в Аиде] - кричали солдаты Эврипила, промахиваясь в очередной  раз.
- Дурной глаз!"
     А Лихас метался вокруг Геракла уже из последних сил, соленый пот  тек
по лицу вперемешку со струями дождя, туманя зрение, хотя и без того в этой
кромешной тьме было трудно что-либо разглядеть; небо раскололось над самой
головой - парню некогда было понимать, что это  просто  очередная  молния,
только какая-то очень уж долгая - и  рядом  с  Лихасом  неожиданно  возник
пожилой, но крепкий еще мужчина с косматыми бровями и  изрядно  поседевшей
бородой.
     Незнакомец взмахнул жилистой рукой, ураганный порыв  ветра  отшвырнул
несколько летящих копий, как сухие тростинки; вокруг  образовалась  гулкая
пустота, как иногда бывает в самой сердцевине шторма, и  Лихас  догадался,
что перед ним - бог.
     Более того, парень даже знал - какой; и бог этот только что спас  ему
жизнь.
     - Ты хорошо сражался, мальчик, - бог положил тяжелую ладонь на  плечо
Лихаса, и тому отчего-то не пришло в голову, что надо бы пасть на колени и
вознести хвалу. - Спасибо - за него.
     Бог ободряюще кивнул парню и, легко подхватив оглушенного  Алкида  на
руки, ступил во тьму и исчез во вспыхнувшей серебряным огнем воронке.
     Лихас не знал, что никто, кроме него, этого не видел.
     Он все стоял, опустив меч, и в голове его эхом отдавались слова бога:
"Ты хорошо сражался, мальчик. Спасибо - за него".
     И крепкая мозолистая ладонь на плече.
     Алкид теперь находился в безопасности.
     Можно было умирать.
     И Лихас расхохотался в лицо опешившим косцам, шагнув на  копья  -  но
тут чья-то рука, не менее крепкая, чем рука бога, ухватила его за  шиворот
и оттащила назад.
     - Где Алкид? - выкрикнул невесть  откуда  взявшийся  Ификл,  и  Лихас
сперва различил рядом с ним звериный  оскал  Иолая,  а  уж  потом,  за  их
спинами - силуэт второго, только что причалившего корабля, за которым  уже
проступали из размытого дождем мрака контуры третьего.
     - Его оглушили. Камнем. А потом... потом явился Зевс, сказал мне, что
я хорошо сражался, и унес Алкида.
     Лихас понимал, что ему не поверят.
     Особенно про "хорошо сражался".
     Но в глазах Ификла не было недоверия.
     - Как они ушли? - вмешался Иолай,  озираясь  по  сторонам  и  жестами
отдавая какие-то команды бегущим от кораблей воинам. - Куда?!
     - Не знаю! Они в такое... в светящееся... ну, на воронку похоже!
     - Дромос... - пробормотал Ификл, окончательно убеждаясь, что Лихас не
врет. - Ну что ж, мальчик, ты и впрямь хорошо  сражался!  А  теперь  -  не
научить ли нам этих  драных  козопасов,  как  положено  встречать  дорогих
гостей?!
     - Научить! - счастливо завопил Лихас и - откуда  и  силы  взялись!  -
устремился вслед за Ификлом.
     Рядом, по щиколотку увязая в песке, уже бежали мирмидонцы Теламона  и
седые тиринфские ветераны; при вспышке  молнии  на  вершине  утеса  Лихасу
померещилась какая-то высокая фигура, похожая на женскую, но в шлеме  и  с
копьем в руке - только задумываться над этим не было времени,  потому  что
надо было не отстать от машущего дубиной  Ификла,  облаченного  в  изрядно
потрепанную и мокрую львиную шкуру, которую он  так  и  не  успел  вернуть
брату; и тут на Лихаса снизошло вдохновение.
     - Геракл с нами! - взметнулся над побережьем  пронзительный  клич.  -
Вперед, герои! Геракл с нами!
     - Геракл с нами! - подхватила сразу дюжина глоток, и  с  этим  кличем
невиданная волна, пенясь остриями мечей и  копий,  хлынула  на  дрогнувший
остров Кос.
     Не ждавшие такого натиска  и  прибывшего  к  "пиратам"  подкрепления,
островитяне начали  отступать.  Кое-кто  успел  вскарабкаться  обратно  на
утесы, но большинство оказалось прижато к скалам и было вынуждено  принять
бой. Рубились вслепую,  на  слух,  ориентируясь  лишь  во  время  коротких
вспышек молний - но когда дубина Ификла с тупым хрустом  размозжила  череп
немолодого бородача в потрепанном дедовском доспехе, кто-то из сражавшихся
рядом косцев воскликнул, не сумев сдержаться:
     - Эврипил... басилея убили!
     - Геракл убил басилея Эврипила! -  немедленно  поддержал  оказавшийся
как всегда в нужном месте Лихас - и исход ночной битвы был решен.
     Клянясь, что не знали о том, что имеют дело с самим Гераклом (это,  в
сущности, было чистой правдой), косцы начали сдаваться, моля о пощаде.
     И первым  бросил  копье  рыжий  Халкодонт,  сын  рыжего  Антисфена  -
хвастовство решив оставить на потом,  когда  Геракл  и  его  люди  покинут
остров.
     Главный козопас твердо знал, что мертвым слава ни к чему.
     Может быть, Халкодонт и не был настоящим героем, но уж дураком он  не
был ни в коем случае.



                                    8

     Ификл ни секунды не сомневался, что его брат - жив.
     Мелкие ракушки, похожие на распростерших крылья хищных птиц, хрустели
под ногами; из бухты по ту сторону мыса раздавались возбужденные  возгласы
- Иолай со мирмидонцами приводил в порядок потрепанные бурей корабли; море
ластилось к побережью Коса, как напроказивший  щенок,  вылизывая  песчаные
отмели, и вчерашняя битва под проливным дождем казалась дурным сном.
     А Алкид был жив.
     Не здесь; но - жив.
     Из-за береговых скал  тянулись  к  небу  робкие  дымки:  жители  Коса
мало-помалу приходили в с