Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Олди Генри. Перекресток -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -
нара. Я вцепился в Гро, рвущегося туда, в гущу схватки, на помощь -- но если кому-то и требовалась помощь, то уж никак не Эйнару. То, что делал с людьми неистовый Бич Божий -- это было достойно легенд, это было неповторимо, но это было дико. До рези в желудке. До отчаяния. До спазм в горле. Впервые я подумал не о героях мифов -- несокрушимых и отважных -- а о сотнях несчастных врагов, попадающихся им под руку. И о том, что любой герой -- безумен. -- А-а-ах...-- задохнулась толпа, и я осмелился поднять голову. Перед Эйнаром, танцующим среди поверженных тел, обнаружился грошовый придурок, ловчила по маленькой -- Бычара Мах. Буйвол Махиша, Предстоятель Инара-Громовержца. И небо зарычало во второй раз. А Эйнар опустился на колени, ткнулся лбом Махише в живот, и плечи гиганта дрогнули и обмякли. Эйнар плакал. И кровь в мокрых глазах тускнела, размываемая слезами. А Махиша все гладил его непокрытую голову и смотрел поверх толпы, в грозовое небо, куда-то далеко, слишком далеко для всех нас. Вот так они и стояли -- Предстоятель и его Мифотворец. А потом спустились с помоста и подошли к нам. -- Это я, Сарт,-- сказал Махиша. -- Это снова я. Пошли отсюда. И мы ушли. *** 29 -- Как волк,-- произнес Махиша, глядя в пол и тяжело роняя слова,-- как волк, попавший в капкан, отгрызает себе лапу и уходит, зализывая рану... Дом оторвал нас от себя и ушел, а мы остались -- гниющий кусок никчемной плоти - - остались и поняли, кем мы были, и кем -- стали. Мы, считавшие себя отцами Дома-на-Перекрестке... Таргил резко встал и отошел к окну. -- Крыша...-- пробормотал он. -- Крыша над миром... Крышка. Всем нам... Махиша его не слышал. Предстоятель Инара сидел на табурете, обмякнув всем своим грузным телом, и мне показалось, что невидимая крышка навалилась ему на плечи неподъемной тяжестью, и вот-вот захлопнется. -- Великие Предстоятели,-- с горечью усмехнулся Махиша,-- владыки Перекрестков... Дом порвал нас -- пойми, Таргил, враг мой, брат мой! -- Дом прорвал во мне дыру, и я чувствую, как вера течет сквозь меня и изливается в никуда... Раньше ярость толп сворачивалась во мне в тугой комок, и я был -- Я БЫЛ! -- я вставал вровень с молниями Инара, и сказители пели песни; о, какие песни они пели!.. А теперь я довольствуюсь крохами и счастлив, когда отребье визжит при виде урода Рукошлепа! И не могу уйти с Зуботычихи, потому что в других местах не найду и этих крох... Я увидел, что Грольн заснул. Он привалился к Эйнару, и тот бережно поддерживал голову юноши, а затем осторожно переложил его на единственную кровать. Так они и замерли -- один раскинулся на покрывале, другой опустился на пол; палач Косматого Тэрча и убийца Найка-Рукошлепа, Мифотворцы, уставшие, обессилевшие люди... Я посмотрел на Эйнара, и он тихо улыбнулся мне. Ничего, мол, Сарт, все в порядке, пусть мальчик поспит... И я улыбнулся в ответ. Потом я прикрыл глаза, и внезапно мне почудилось, что мы -- я, Эйнар и Гро -- снова в Доме, в Доме-на-Перекрестке, в моей неменяющейся комнате; Гро скорчился на лежанке, Эйнар сидит на полу, глядя на обугленный тюльпан в знакомой вазе, а я опираюсь о косяк двери, и мне очень трудно стоять... Себя я не видел, но откуда-то твердо знал, что мы вернемся в Дом, что мы должны вернуться во что бы то ни стало, и уйти должны, и еще много чего должны... Все это было так глупо, и так страшно, и так неизбежно, что я замотал головой, вцепившись ладонями в виски -- пока глухой голос Таргила не вернул меня к действительности. И действительность понравилась мне ничуть не больше. -- Брось, Махиша,-- Таргил ссутулился и стал еще меньше ростом,-- не время... Просто ты слишком долго прожил под крышей Дома, и Он успел переварить тебя почти целиком. Я сбежал раньше вас, но я прекрасно понимаю, что ты испытываешь сейчас. Со мной было так же. Кому, как не тебе, Махиша- Предстоящий, знать, что дело не в вере и богах, а в людях и в нас самих -- потому что мы тоже люди... Таргил говорил тихо, почти шепотом, и я вдруг сообразил, что он просто боится разбудить спящего Гро. Предстоятель Хаалана опасливо поглядывал на слегка дрожащие ресницы юноши-леера, а я вспоминал ночь в Фольнарке, стилет под грудью Клейрис... О люди, воистину неисповедимы пути ваши!.. -- Боги, вера... Нет, это не костыль, на который мы опираемся, чтобы не упасть в пропасть зверя -- это ключ, образ, помогающий собрать росу чувств человеческих в НАШ кубок -- собрать и затем вернуть волшебной сказкой... Злость, свирепость -- это все так, ерунда, пыль, но когда за ними встает Бог -- мы говорим: "Ярость". Влечение, похоть -- грязь, пот и сопение, но когда Богиня взмахивает своим плащом, мы падаем на колени и шепчем: "Страсть"... Опаска, боязнь -- одна улыбка Ахайри, Матери-Ночи -- и они превращаются в "Ужас". Бог встает над мертвецом, которого скоро сожрут черви -- и живые пишут слово "Смерть" с большой буквы. И непонятное знание в руке божества оборачивается Тайной... Таргил помолчал и жестко закончил: -- Мы, Предстоящие, пили нектар душ человеческих, когда они переходили порог посредственности; мы копили его в себе и возвращали миру сверх естественное; но, отказавшись отдавать -- мы лишились имени Предстоящих и стали вампирами человечества. Вспомни, Махиша, начало всего, вспомни Авэка Эльри... В основе Дома лежали его голод и наша жадность, и Он в конце концов пожрал и нас. Теперь мы остались в мире плоских бумажных людей, где одна реальность -- Дом-на-Перекрестке... Ты поможешь нам найти остальных, Махиша? -- Да,-- ответил Махиша, не отрывая глаз от пола. -- Я помогу вам. Нет, не вам -- нам. -- А потом,-- неумолимо продолжал Таргил,-- потом ты сделаешь неизбежное? Махиша резко вскинул голову и почему-то посмотрел на меня. Он словно увидел меня впервые, и я никак не мог понять, что происходит -- но Махиша и Таргил, по-видимому, прекрасно понимали друг друга. -- Да,-- ответил Махиша-Предстоящий. -- Я пойду до конца. *** 30 ...И был день, и был вечер, когда я проклял прошедший день -- последний из той бешеной недели, в течение которой мы с Таргилом рыскали вдоль излучины Хриринги, разыскивая следы Лайны-Предстоящей. Нас направил сюда Махиша, но при этом он все время старался не встречаться со мной глазами и под конец намекнул, чтобы я ехал один. Или, в крайнем случае, с Таргилом. Не знаю, почему, только я послушался Махишу, и мы выехали вдвоем, погоняя купленных у хозяина двора Арх-Ромшит лошадей. Правда, примерно через час я заметил в голубизне неба над собой черную точку, описывавшую круги, и не удивился, когда возмущенный Роа свалился нам буквально на головы и полдороги обзывал нас всякими нехорошими птичьими словами. Но все по порядку, или хотя бы относительно по порядку. А порядок был такой: редкие леса с колючими вечнозелеными деревьями, такие же редкие хутора с хмурым и неразговорчивым населением и изматывающие попытки разговорить хуторян и выжать из них хоть слово, способное навести на след Лайны. Дважды Таргил натыкался на Перекрестки, но один из них не подходил Лайне, а другой находился в труднодоступном месте, и люди там давно не жили. И в конце недели, когда я уже готов был убить Махишу по возвращении, нам встретилась та крестьянка. Роа уже приучился во время таких разговоров сидеть где-нибудь на ветке и помалкивать, не привлекая к себе лишнего внимания. Алиец лениво клевал крупную шишку, сбивая чешуйки на плечи и платок полной круглолицей женщины лет сорока -- сорока пяти, с объемистыми корзинами в обеих пухлых руках. -- Вы не из столицы, господа мои? -- поинтересовалась почтенная толстушка после того, как мы купили у нее абсолютно ненужную нам рыбу и круг пористого козьего сыра. -- Из столицы,-- подтвердил Таргил, я же только кивнул. -- И часто у вас в столице казни публичные вершат? -- с милой улыбкой осведомилась крестьянка. -- Соседи говорили, что в неделю до пяти, а то и шесть раз случается,-- да врут небось, шиши языкатые... Слюна в моем рту стала вязкой и горькой, и по спине пробежал зябкий ночной холодок, хотя было еще не поздно. -- Бывает,-- неопределенно пошевелил пальцами Таргил, словно затягивая петлю на невидимой шее, и сам Предстоящий вдруг стал подозрительно похож на заплечных дел мастера, ушедшего на покой в связи с возрастом. -- Всяко случается, хозяйка... А тебе-то что с того, в глухомани вашей? -- или курицу свою четвертовать собралась?.. Похоже, что "глухомань" обидела нашу собеседницу. -- Да уж тоже не дегтем мазаны... Хриринга -- место известное, отсюда куда хошь -- рукой доплюнуть, хоть до столицы, хоть куда... А спрашиваю по делу, не просто так говорилом болтаю... -- Это что ж за дело такое? -- я постарался состроить самую любезную физиономию, на какую был способен, и, кажется, мне это удалось. -- На Черчековом хуторе ведьму жгут,-- доверительно сообщила крестьянка, сцепив руки под необъятной грудью и придвигаясь поближе. -- Думали, всех повывели, ан нет, объявилась одна... У старого Черчека коровы уксусом доятся, младшенький его женился осенью, а детей до сих пор нету... град, опять же, зачастил... А тут и шепнули знающие люди, что на Кроапской пустоши черная одна жить стала, и ворожит по ночам... Вот парни Чековы ее и вынули, порчу тощую, и теперь жгут под закат, возле елок, да не знают, как оно положено, по правилам-то, чтоб заклятья на себя не накликать... Хотела я остаться, посмотреть, только поздно уже, мужик мой драться станет, а мужик у меня жилистый -- все знают... -- Черчек далеко живет? -- тихо спросил Таргил, и было в голосе его что-то такое... этакое. -- Хутор где лежит? ...Роа сорвался с ветки и метнулся вслед двум всадникам, горячившим лошадей так, словно за ними гнались все демоны этого проклятого леса, и предзакатное солнце забрызгало беркута кровью. -- Рыбку-то, рыбку,-- заблажила вдогонку испуганная крестьянка,-- рыбку забыли!.. И сырок тоже... ой, горе-то какое, а я ж деньги брала, дура старая, стыдобища одна... Видать, не так Черчеки ведьму палить собрались, не по правилам! -- вот городские и спешат предупредить... заботливые люди, сразу видно, душевные, легкие на подмогу... рыбку бы им, да забыли, ай, жалость... *** 31 ...Закатное солнце, вскипая и пузырясь, лениво растекалось по острым верхушкам колючих елей -- я наконец узнал от Таргила, как называются эти растрепанные деревья -- и бор стоял единым монолитом, резной пластиной черного металла, опущенной в расплавленную лаву драгоценных камней. И это было красиво. ...Ближе к западному краю опушки, отсчитав три-четыре крохотных бугра с редким кустарником, расположился хутор -- никаких деталей, снова сплошной контур островерхих черепичных крыш, по которым бродили загулявшие одинокие искорки; словно огромный ребенок вырезал их из двух листов бумаги -- бор и хутор -- и расставил под углом друг к другу для неведомой и таинственной игры. И это тоже было красиво. ...Между двумя плоскостями декораций (все выглядело до того ненастоящим и ирреальным, что я не мог воспринимать происходящее иначе) растревоженным осиным роем гудело многоголовое и раздраженное существо -- толпа, сбившееся в кучу население Черчекова хутора, человек сорок, и пред ними торчал вкопанный в землю столб, заваленный вязанками хвороста. К столбу была привязана маленькая хрупкая фигурка, плохо различимая на таком расстоянии, и это тоже было красиво. ...А за спинами хуторян, в двух минутах галопа от страшного столба, на вершине пологого холма стояли два всадника, одним из которых был я,-- и это, несомненно, было очень красиво, только плевать я на это хотел. Руки мои тряслись, мелкая противная дрожь вцепилась в тело, и липкий озноб бродил внизу живота. Там, у столба, еле видимая из-за вязанок, замерла Лайна, Лайна -- Предстоящая Ахайри, насмешливый хрусталь моих ночей, и я, как испуганный ребенок, повернулся к Таргилу. -- Что ты можешь сделать, Таргил? -- Ничего,-- ответил он, и я увидел капельки пота на его переносице. -- Сверх естественное ушло из мира в Дом, и я, Предстоятель Таргил -- шут и шарлатан, а их там внизу -- сорок человек, озлобленных и звенящих от ненависти, как струна, которая того и гляди порвется. Я снова посмотрел вниз, где Судьба и Время наперегонки стремились к жуткому живому факелу в надвигающейся ночи. -- Она не может умереть. Предстоящим нет смерти вне их воли и желания. Вы сами сто раз говорили это при мне... Я судорожно цеплялся за память, за эти детские слова, но соломинка трещала под пальцами, и я закоченел в холодном ужасе Таргилова голоса. -- Да, не может. Она будет гореть и жить, жить и гореть... И, может быть, кто- нибудь дотронется потом до обгорелого корчащегося трупа, чтобы она смогла передать Дар -- и уйти навсегда. Будем надеяться... Молчание встало между нами, и я почувствовал, как во мне зреет что-то отрешенное и суровое; и понял безумие Эйнара. -- Твой чернокнижник зажигал огонь на ладони,-- тихо произнес я. -- Ты тоже можешь так? Таргил ошарашенно глянул на меня, потом раскрыл ладонь, и на ней закачался язычок пламени. Я протянул ему свою руку, Предстоящий как-то странно причмокнул, и второй огненный лепесток осветил линии моей жизни и судьбы, без боли вспыхнув в оправе пальцев. Я сжал руку в кулак, и пламя исчезло. Роа недовольно захрипел и взъерошил перья, клацая клювом. -- Ты спустишься вниз, Таргил, и незаметно смешаешься с толпой. Что бы потом ни происходило -- молчи и жди. Когда я вскину руки вот так -- как чаши -- зажигай свой огонь у меня на ладонях. После сосчитай до пяти и кричи. Громко кричи, Таргил-Предстоящий, страшно кричи -- и беги. Только обязательно толкни кого-нибудь. Понял? Или повторить?.. Он глядел на меня, как, должно быть, смотрит волк на взбесившегося кролика. -- Что можешь ты, Сарт,-- Таргил выговаривал каждое слово так, словно это был адский, нечеловеческий труд,-- что можешь ты там, где бессилен Предстоящий? Я покосился на свою ладонь, где еще недавно горел огонь. -- Увы, Таргил, отец Дома... Где недороги Предстоящие -- там в цене Сарт- Мифотворец. Всему свое время: и силе, и отчаянью, и тому, что пока не имеет имени. И на миг мне показалось, что невдалеке сгустился и колыхнулся в вечернем воздухе силуэт Дома, Дома-на-Перекрестке, и у нас стало одним зрителем больше. *** 32 Я подождал, пока Таргил спустится с холма, привяжет коня у одиноко растущего дерева и нырнет в людское месиво с равнодушно-заинтересованным видом случайного проезжающего. Потом взгляд мой выхватил крупного обрюзгшего мужика с факелом в мощной лапе -- по-видимому, это и был Черчек, глава хутора -- и я стал легонько поглаживать Роа по хребту, от хвоста к затылку. Беркут встрепенулся и захлопал крыльями. Он вертел головой, не видя добычи, не понимая, откуда должна взяться дичь, а мои пальцы все настойчивее говорили алийцу о начале охоты. Когда возбуждение птицы достигло предела, я успел учесть все, что нужно было принять в расчет -- наполовину скрывшееся за горизонтом солнце, расстояние от холма до столба и от столба до леса, настроение и нервозность толпы, где было всего с дюжину мужиков, а остальные -- женщины, старики и дети... Человек с факелом направился к куче хвороста, и время для раздумий истекло. -- Роа,-- коротко бросил я, указывая на добровольного палача,-- ррай!.. Алиец сорвался с моего плеча и стал набирать высоту. За мгновение до его охотничьего крика я привстал на стременах и заорал что было сил: -- А-ХАЙ-РИИИ!!! Последний звук я провизжал на самой высокой ноте, на которую было способно мое многострадальное горло. Черчек чуть не выронил свой факел, и вся его многочисленная родня немедленно обернулась на крик. Я отчетливо понимал, что они сейчас должны видеть и чувствовать -- нарушение ритуала, неуверенность и одинокая фигура всадника на холме, раздражающе неподвижная. Кроме того, мой вопль хлестнул по и так натянутым нервам толпы, а резкий поворот голов добавил багровости толстым рожам любителей публичных сожжений. Секунду мы смотрели друг на друга, и тут же им пришлось поворачиваться обратно, поскольку рухнувший с небес Роа вцепился в лицо Черчека- факельщика, и тот завопил еще похлеще меня, бросив факел и бестолково размахивая руками. Я не дал хуторянам времени на осмысление происходящего. Я только отметил, что мне повезло -- факел упал не на хворост, а сразу у ног перепуганного Черчека, и край его штанины уже начал тлеть -- и вонзил шпоры в бока моей кобылы, донельзя возмущенной таким обращением. Копыта загрохотали за спинами всполошившихся людей -- звук отражался от глухих стен бора и хутора, и казался раза в три громче, чем был на самом деле - - а у груды вязанок надрывался полуослепший и дымящийся Черчек, над которым хлопал крыльями взлетевший Роа, и хуторяне завертели головами туда-сюда, пытаясь уследить за всем одновременно, в результате чего полностью перестали что бы то ни было понимать. Это дало мне те две минуты, две шумные бестолковые минуты, и моя бесящаяся кобыла грудью разделила толпу на две неравные части, а еще через мгновение мы сбили с ног несчастного Черчека. Впрочем, мне сейчас было не до жалости. -- Роа,-- рявкнул я во всю глотку, поднимая храпящую лошадь на дыбы,-- рри!.. Беркут сложил крылья и упал на мое левое плечо, больно разодрав когтями кожу и дрожа от охотничьего азарта. Бросив поводья и пытаясь удержать танцующую лошадь на задних ногах, я вскинул руки к полыхающему небу. Я молил это небо об одном -- чтобы Таргил не утонул в возникшей суматохе, чтобы он сумел, не забыл... Он не забыл. И сумел. И два огненных тюльпана расцвели на моих ладонях. Толпа замерла. Они глядели против солнца и видели лишь силуэт, контур черного всадника с горящими руками и призрачной птицей на плече -- и им было страшно. Пять томительных ударов сердца, пять толчков крови в висках царила тишина. И ее разорвал вопль ужаса. Кричал Таргил, и смею заметить, кричал он отлично -- громко, с хрипом, треснувшим фальцетом, точно выдержав необходимую паузу. И тут же рядом с ним завизжала женщина. Этого хватило с избытком. Крестьяне ринулись прочь, подальше от дикого места, от черного всадника, от страшного имени Ахайри, и крик Таргила затерялся в многоголосом вопле. Я видел, что мужики помоложе на бегу оглядываются, и понимал, что вскоре они опомнятся и могут захотеть вернуться. Но я не собирался их ждать. Лопнули веревки под короткими косыми ударами ножа, я перекинул невесомое тело Лайны через круп лошади, и мы поскакали так, словно нас несла крылатая колесница Темной Матери, а не почтенная кобыла средних лет. Только тут я заметил, что истерически смеюсь, и из нижней прокушенной губы у меня течет кровь. За нами ударили в землю копыта коня Таргила. *** 33 Когда мы остановились, я спешился, осторожно снял Лайну с лошади и уложил на землю, вернее, на подстеленный Таргилом плащ. Капюшон ее сбился в сторону во время скачки, и я увидел ее лицо. И тогда я проклял угасающий день за то, что успел увидеть. Она была стара. Она была уродлива. И лишь на самом дне запавших глаз билась пленная Лайна, прежняя Лайна -- Предстоящая Ахайри. *** 34 ...Мы с Таргилом украдкой пробирались по ночному кладбищу. Мрамор плит и гранит надгробий были обильно припорошены лунной пылью, видно было довольно хорошо -- и, тем не менее, мы продвигались вперед медленно и осторожно, рассчитывая каждый шаг. Нет, мы нисколько не опасались приятной встречи с призраком, вампиром или загулявшим покойничком... Мы боялись спугнуть нескладную приземистую фигуру, по-хозяйски расположившуюся на одном из свежих надгробий в дальнем конце кладбища. Однако, опасения наши были слегка преувеличены. Сидевший на могильной плите человек настолько увлекся своим занятием, что не замечал ничего и никого вокруг. Мы с Таргилом тих

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору