Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Олди Генри. Перекресток -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -
тические свечи и сброшенные тоги на наших пустых креслах... Шутки шутишь, Дом, Дом-на-Перекрестке?.. *** ...Мы уже долго брели по привычным знакомо-незнакомым комнатам, коридорам и лестницам Дома и удивлялись, почему Дом все не выводит нас на Гро или хотя бы к его телу. А потом совсем рядом послышались спотыкающиеся шаги, и я ринулся в боковой переход с криком "Грольн!", а Эйнар отстал... и когда я, никого не найдя, попытался вернуться, то понял, что остался один. И услышал Голос. Голос Дома. Это было, как на Испытании -- моем давнем Испытании -- только гораздо страшнее, и я пошел прочь, а потом побежал, сжимая гудящую от Голоса голову руками -- потому что знал, что лишь в одном месте я могу спастись от того, чего хочет от меня Дом... Я должен был успеть, добежать, дойти, доползти... ИНТЕРМЕДИЯ Человек идет по Дому. Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен, прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами... Человек бежит по Дому. -- Меня зовут Грольн! -- кричит человек. -- Меня зовут Грольн! Меня зовут... -- О-о-о!..-- отзывается Дом, и множество имен -- незнакомых, непроизнесенных -- запутываются в занавесках и сползают вниз по стенам бесконечного коридора. Поворот. Еще один. Человек бежит по Дому. Маленький человек. "Меня зовут Грольн... Только меня так уже никто не зовет. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Я бегу по этому безвыходному Дому и зову себя: "Гро!.. о-о-о..." -- и только эхо дробится сотнями отголосков, словно Дом дразнится чужими именами, которые гонятся за мной, которые хотят быть моими, которые..." Человек бежит по Дому. Маленький человек. В развевающейся рубахе и с зачехленным леем на боку, с высохшими соломинками в волосах. Бежит. Спотыкается. Падает. "Я не хочу выбирать. Ты слышишь, Дом-на-Перекрестке? -- я не хочу!.. Не слышит. Молчит и меняется. Вон -- был кирпич, а теперь -- ковры какие-то... И я меняюсь вместе с ним. Я чувствую себя дорогой, дорогой с дурацким и дорогим именем "Грольн", по которой идут люди, люди Дома -- они идут по мне, они идут через меня, они ждут, когда я выберу себе имя одного из них, и забуду себя, и тоже стану человеком Дома; а я иду через Дом..." Человек идет через Дом. Поворот. И пустые доспехи на подставке у стены. Человек оглядывается. Ни одна занавеска не полощется на стенах. Ковры, ковры, ковры... Тяжелые, двухслойные ковры в бордовых тонах, и никакому сквозняку не сдвинуть с места их пыльную тяжесть. Человек стоит у пустых доспехов. Человек трогает шлем с узким гребнем, привстав на цыпочки и по-детски шевеля припухшими губами. Он -- подросток, этот человек... "Я. Я -- подросток. Идущий по коридорам, бегущий по коридорам, стоящий в коридоре... Но если я расслаблюсь -- вот я уже мужчина, бородатый мужчина, безбородый мужчина, маленькая женщина, еще одна женщина, очень красивая... Люди Дома. И их имена волочатся за мной шлейфом, мне больно их отдирать; я -- подросток, я -- Грольн, а они все кричат на меня, и Дом кричит, кричит, кричит..." -- Выбери!.. Человек идет по Дому. Останавливается. Смотрит в зеркало. И лицо человека не отражается в зеркале. Словно у человека нет лица. Или Дому не нравится это лицо. В зеркале отражается Дом. Переходы, комнаты, залы, двери, лестницы... Человек и Дом смотрят друг на друга. Через стекло с блестящей, холодной амальгамой. Дом-на-Перекрестке. Человек-на-Перекрестке. -- Чего ты хочешь? -- тихо спрашивает человек, моргая и стряхивая слезу, повисшую на реснице. Капля срывается и беззвучно падает на пол. В зеркале появляетая лицо. Чужое лицо. Взрослое. С крупными, резкими чертами. Со складками у рта. Человек не убегает. Человек примеряет чужое лицо. Лицо хмурится, собирая многочисленные морщины в напряженную маску, словно тот, в зеркале, что-то вспоминает. Человек примеряет чужую память. Лицо в зеркале одними губами произносит имя. Человек примеряет чужое имя. Имя. Махиша. Предстоятель Инара-Громовержца. Человек вглядывается в чужое прошлое. Примеряя предложенную жизнь. МАХИША-ПРЕДСТОЯЩИЙ ...В мир приходим мы нагими и беспомощными, и, уходя, ничего не уносим с собой. Можно жить Предстоятелем, но умереть Предстоятелем -- нельзя. Последнее право и последний долг Предстоящих -- право выбора смертного часа и долг передачи дара своего тому, кто идет следом. И пусть Идущий следом поможет уйти опустевшему Предстоятелю за грань между миром и небом, поможет и проводит; и запомнит день и час сей. Посему нет Предстоящему подлинного покоя вне его воли и в одиночестве... Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих. Они стояли рядом. Почти рядом. Они были невероятно, невозможно похожи друг на друга. Дряхлый волхв Хаом, взметнувший к провисающему небу обглоданные временем руки, руки аскета и провидца, и Грозовое дерево, Древо-у-алтаря, с его черными, навеки обугленными ветвями, покрытыми крикливой листвой воронья, и лишь сучья, сучья... Эх, жизнь, сучья жизнь!.. Ударит, опалит... Стократ благородней тот, кто не скажет при блеске молнии: "Вот она, наша жизнь!.." Они стояли рядом. Они ждали. Ждали того ослепительного мгновения, когда набрякшая холстина небес прорвется водой и огнем. Приехавший на рассвете князь -- Ликский Великий князь; хоть молодо-зелено, а взгляд властный, с рысьим прищуром, с холодным азартом -- лениво сидел на пригорке и вполглаза поглядывал на волхва и его мертвое дерево. Князь тоже ждал. Он хорошо умел ждать, и трупы нетерпеливых братьев ступеньками ложились к престолу Большого Лика; братьев, так и не научившихся ждать, а теперь -- поздно. Учиться надо вовремя. Все надо делать вовремя. Время камни разбрасывать, и время собирать, как любил говаривать покойный наставник при дворе, удавленный за неучтивость. Разбрасывать так, чтоб падали, куда положено, и на кого положено (князь вспомнил свой полк легких пращников и довольно пожевал губами), и собирать тоже надо с умом. Без ума собрал, свалил в кучу -- холм получился, а кому тот холм нужен?.. Разве что на могилу, для вечной памяти, и то... А попадется толковый каменщик -- и лягут камни в основу столичного храма Инара-Громовержца; поклонятся людишки грозному князю неба, глядишь -- и ему, земному князю охотней кланяться станут. Хорошая вещь -- вера... полезная, дорогостоящая... сколько запросит Хаом за слово о храме?.. не базар здесь, не поторгуешься... "Вера...-- думал молодой послушник Махиша, разглядывая своего знатного ровесника. -- Ишь, словно купец: весы вынул и прикидывает, сколько барыша достанется... Шалишь, князюшка, с огнем играешь!.. Будет барыш, да не тебе..." Послушник хмуро глядел, как напускное безразличие застывает на лице гостя равнодушно-приветливой маской династии, выдержавшей и вой степняков, и каменные ножи староверов, и многое другое... ох, многое, бессчетное, гулевое; веками выдержанное, отстоянное... А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной земле, в пыли -- пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши... Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться... Именно эта мысль -- глупая, пустая, ядовитая -- занозой сидела в мозгу ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать.Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и понимания -- где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья... Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы, маги, шаманы, ясновидцы, пророки -- Предстоятели!.. Трижды видел он -- словно в бреду -- тот Алтарь, и косматое, гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного возбуждения -- он вспомнил! Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот сладостный миг. Он видел свое лицо. Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении беснующихся молний... Тогда он впервые понял -- глядя одновременно снизу вверх и сверху вниз -- понял две истины. Нет, не две -- три. Он понял, что богов -- нет. Нет Стоящих над миром -- но есть Предстоящие. Молчащие в тени. Те, кого ждут князья. И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться. И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче время. Предстоящее. Его время, Махиши -- сегодняшнего Предстоятеля Инара- Громовержца. И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость. А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам выбрал время дара и час ухода -- и последняя истина обожгла предчувствием грядущего. -- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе мне ждать, идол?!. Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного князя. Он слышал совсем другое. То, о чем молчал сейчас волхв Хаом -- на пороге между прошлой силой и будущим бессилием. И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой. И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные, бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в самых затаенных мечтах. Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было что- то сказать, осекся -- и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки. ...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно -- когда два огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в Ничто. Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома. Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы -- один большой, другой -- поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи, укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на лбу, и недвижный, страшный послушник рядом... Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с грохотом подскакивающую на выбоинах неба. Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень. Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое лицо. Зря, конечно, все равно дождь... И повернулся к человеку в алом плаще. -- Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь -- Инар согласен. Обо мне -- молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут спрашивать -- запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял? -- Понял, Пастырь... Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки сверстника -- неожиданно состарившегося на века, тысячелетия -- за короткий миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во рту еще оставался сладковато-терпкий привкус... Вкус чужой веры. ИНТЕРМЕДИЯ Человек идет по Дому. Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и тот вздрагивает и оборачивается. Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека -- дескать, что же ты, меняйся!.. -- Сарт...-- бормочет человек. -- Я -- Сарт... -- С-с-харр!..-- громко и насмешливо отзывается Дом, и человек отшатывается, вскидывая руки. Потом он долго стоит и смотрит перед собой. "Меня зовут Сарт. Меня зовут Сарт. Меня зовут... Меня так уже никто не зовет. Давно. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Чтобы не забыть. Я брожу по этому Дому, живущему своей смутной жизнью, и зову себя: "Сарт!.. а-а-а..." -- и тишина разбивается на сотни осколков, сотни имен с острыми зазубренными краями, и все они режут меня, мою душу, мой мозг, потому что они хотят, чтобы я выбрал, а я -- не хочу..." Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен коридора, и прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами... За поворотом мелькает на миг и скрывается маленькая фигурка. Развевается полотняная рубаха, и лей гулко хлопает по бедру. Человек кричит и бежит по коридору. Человек бежит по Дому. Дом виляет коридором, как собака -- хвостом, и человек сначала бежит, потом - - идет, потом садится и измученно приваливается к мозаичной плитке стены. Дом что-то шепчет на ухо сидящему человеку. Человек отрицательно мотает головой. "Я не выберу. Никогда. Я лучше сдохну, хотя вряд ли это лучше... Слушай, Дом, лучше сдохни ты, а?.. Я иду по Дому-на-Перекрестке, я ищу своего ученика, я цепляюсь за свое ускользающее имя; а Дом молча пытается растворить меня в себе. Я иду, словно продираясь сквозь паутину, а вокруг снуют тени, призраки, они липнут на плечи, мне больно отдирать их, и я скоро стану кем-то... а я не хочу..." -- Не хочу! -- кричит человек, и нижняя губа его трескается, пропуская редкие капли крови. Человек слизывает кровь языком. В стене напротив появляется окно. За окном -- город. Он неожиданно наезжает на человека, распухая глыбами крепостных стен, потом в оконном переплете проносятся улочки, площадь, базарные ряды, домишки окраины... За окном -- храм. Человек сидит на полу, и у него больше нет сил сопротивляться. Он сидит и одновременно входит в храм, и две женщины в странных одеждах ведут его куда-то вниз, почтительно потупив взгляды. Человек чувствует, что и он сам -- женщина. И понимает, что у женщины есть имя. Имя. Варна. Предстоящая Сиаллы-Лучницы. -- Ну, хорошо,-- шепчет человек окровавленным ртом. -- Все равно не могу больше... давай, не стесняйся... Варна -- так Варна... Дом входит в человека. ВАРНА-ПРЕДСТОЯЩАЯ ...ибо не может человек не верить ни во что. И течет вера людская путями скрытыми -- вера-страх, вера-любовь, вера-ярость, обреченность, знание, боль - - сходясь на перекрестках дорог своих. А на Перекрестке том лишь Предстоящему видно невидимое, и ведомо неведомое; и вера войдет в него, дав Силу творить невозможное, толковать неявленное и пророчествовать о скрытом. Укажет он тогда людям, где возводить храмы, столицы и кладбища, и из веры малой родится большая. И да будет вера течь через Предстоящих, рождая сверх естественное в делах и помыслах, пока не встанет Предстоящий на Перекрестке и не скажет: "Мое..." Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих. ...Палевые одеяния служительниц прошелестели по коридору, и снова воцарилась тишина. Пыльный сумрак зашевелился в углах, выгибаясь всем своим бархатным телом, облизал бронзовую чеканку двери и настороженно лег. Сумрак чуть подрагивал и искоса разглядывал женщину у порога, женщину с телом мраморной статуи работы Сэнора-Искусника -- только статуи не носят легких шелковых туник и не прячут лиц под ажурной вуалью. Женщина-статуя сделала еще один шаг, последняя ступенька послушно подставила себя под точеную ногу, и темнота мурлыкнула, впитывая неторопливую грацию чужих движений. Две служительницы задержались у поворота, переглянулись с чисто женской завистью и удалились -- даже им, старшим жрицам Темной Матери, путь на нижние храмовые уровни был заказан. -- Аум-м-м!..-- громыхнул где-то вверху гонг под войлочной колотушкой немого раба. Полночь. Пауза между прошлым и будущим. Гостья помедлила, прежде чем взяться за дверную ручку -- за металлом ощущался мощный пульсирующий Перекресток, но иной направленности, чуждой, не способной заставить трепетать чуткие ноздри Варны, Предстоящей Сиаллы-Лучницы. Зря она согласилась на встречу... Или не зря?!. Дверь распахнулась без скрипа, и сумрак тут же просочился в аскетично убранную келью, мимоходом заглянув под вуаль гостьи. Он скользнул к низкому лакированному столику, за которым сидела хрупкая женщина в строгом глухом платье, обвил ее колени, метнулся выше и повис на узких плечах агатовой накидкой, сгущаясь полуотброшенным капюшоном. Сидящая не шевельнулась. Веки ее дрогнули, странно сверкнуло из-под ресниц старое серебро, и вся она вдруг стала ужасающе похожа на свернувшуюся перед броском кобру. Ломкое равновесие на миг об единило обеих -- женщину-змею и женщину-статую -- и в келье запахло сырой после дождя землей. -- Да сопутствуют тебе Перекрестки, Лайна, Предстоящая Ахайри, Покрывала Мира! -- гостья говорила положенные слова четко и размеренно, выдерживая полные ритуальные интонации. -- Пусть каждый шаг твой... -- Брось, Варна, брось... к чему нам церемонии? Хозяйка кельи слабо шевельнула рукой и еле заметно улыбнулась -- так серпик нарождающегося месяца мелькает среди лиловых пятен вечернего неба. -- Заходи, не стой на пороге... Нам с тобой делить нечего, по разным дорогам ходим -- значит, и опасаться нечего. Тебе -- вера-страсть, мне -- вера-страх... каждому свое, положенное... Гостья откинула вуаль, словно заканчивая этим жестом официальную часть, и прошлась по келье. Она бездумно касалась свитков на подставках, поглаживая уродливые статуэтки из волчьего камня, тронув деревянного идола Саа-Ру, но лицо ее затеняла дымка некоего глубинного внимания; она словно прислушивалась к каким-то дальним отголоскам, к трепету угасающего звука, и в удлиненных глазах Варны светились понимание и уважение. -- Добрый Перекресток, Лайна... Сильный, устойчивый... Надолго хватит. Почти как у меня в Кэрете. Или в Фольнарке. -- Да, твой Фольнарк -- место достойное... Долго искала? Говорят, ты там с кем- то перехлестнулась? Как эту девушку звали... помнила же... Молодая Предстоящая от береговых племен -- мне еще Трайгрин рассказывал... Хотя ему верить -- себе дороже... До сих пор хозяйка и гостья перебрасывались репликами небрежно, с ленцой, вкрадчиво касаясь друг друга взглядами -- но с последними словами тон разговора внезапно изменился. Варна-Предстоящая резко остановилась, прекрасное лицо ее пошло пятнами, и даже сумрак кельи оставил плечи Лайны и испуганно отполз в угол -- подальше от яростно вспыхнувших глаз, глаз кошки и богини. -- Элиноар-Предстоящая,-- надо было слышать, с каким презрением выплюнула Варна это имя, само по себе достаточно благозвучное -- и голос ослепительной статуи зазвенел от злости. -- Элиноар-Предстоящая от алтарей Аэллы Пенногрудой... Девка! В Фольнарк захотелось?! Сидела бы у своих рыбоедов и ловила крохи от стола Великих -- так нет, мало! Тварь!.. Дрянь раскосая... Лайна еще раз улыбнулась со скрытым удовлетворением, пальцы Предстоящей перебрали в воздухе невидимые струны, полыхнув звездами перстней -- мудра Лайна, Предстоящая Темной Матери Ахайри, мудра да терпелива, по ней дела ночные, тайные, по мерке и размеру... -- Правду говоришь, Варна... злую, гневную -- но правду. Перекрестки новые не каждый день рождаются, да и те все мелкие -- а вот Предстоятелей расплодилось сверх всякой меры. Что ни ведьма с окраин Хриринги -- и то в Великие лезет! Доведет дюжину деревень до кошмаров сонных, веры-ненависти напьется, раздуется пузырем -- и туда же... Давишь их, как клопов, давишь, а попадется Перекресток -- так сухо до донышка, все выкачали!.. Варна согласно кивнула и присела напротив. -- Слышала я,-- подбросила она нов

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору