нбор:
     - Ну что ж, Аймик! Духи все же привели тебя к нам; этого ты отрицать не можешь. Кто знает зачем? Быть может, чтобы напомнить шестиногим о нерушимости Древней Клятвы? Быть может, ты - предвестник Северного Посланца? Но мы тебя узнали и полюбили. Ты храбр и умел, ты верен и надежен в бою; сыновья Мамонта гордятся твоей дружбой. Так оставайся с нами. Хочешь - усыновим, хочешь - останься сыном Тигрольва и возьми в жены полюбившуюся тебе дочь Мамонта. Ну хотя бы... Он с улыбкой посмотрел на зардевшуюся Айриту.
     ...Припавшее к земле пламя очага вдруг само по себе, без пищи, взвилось вверх. И позади него словно из небытия возник силуэт... Женщина... ИНЕЛЬГА!

Глава 19

ИНЕЛЬГА

1

     Она появилась сразу, вдруг, - не пришла снаружи, не вышла из темноты, из глубины пещеры, - возникла у самого костра. Прозвучало тихое ?АХ?, - словно все, кто здесь был, одновременно вздохнули. Начался и тут же смолк детский плач. Воцарилась тишина.
     Худощавая (?Тоньше Аты?, - невольно отметил Аймик), в замшевой рубахе до колен, перепоясанной кожаным поясом, сплошь расшитой рядами костяных бляшек, образующими две вертикальные полосы на груди и горизонтальные - на рукавах и у горла. Длинные русые волосы убраны в две косы, перекинутые на грудь, украшенные какими-то неведомыми оберегами. На голове не шапочка - кожаный, расшитый бисером налобник. Темные глаза волшебницы, вызывающей ужас и восторг, смотрели прямо на Аймика, - и странен, непонятен этот взгляд; тонко очерченные губы слегка улыбались. Остролицая, она вся напоминала большую птицу - не хищную, но сильную.
     Инельга стояла так близко от костра, что было непонятно, как это внезапно взметнувшееся пламя не опалит ее, не подожжет платье? Отсветы плясали, играли на ее наряде на лице, - и временами казалось, что вовсе не из замши ее платье - из тех нетающих сосулек, что в глубине, в дальних залах, свешиваются с потолка, растут из пола. И сама она в этом неверном, меняющемся свете то казалась совсем юной, почти девочкой, а то невообразимо старой, такой старой, что само Время, накладывающее морщины на людские лица, разгладило их в конце концов...
     Прямо сквозь огонь протянула она свою тонкую девичью руку навстречу Аймику, и в глубокой тишине прозвучал ее голос. Ясный, певучий, он казался каким-то странным; что-то нечеловеческое было в нем... и словно вовсе не в нескольких шагах он раздался, а донесся откуда-то из дальней дали:
     - Северный Посланец! Сроки настали - пора идти! (Или это - только тень некогда живого голоса?) И не колеблясь, отбросив все сомнения, без всякого страха двинулся Аймик навстречу Той-Кто-Не-Мо-жет-Умереть. Сквозь пламя.
     И оно бессильно лизнуло его одежды и тело, не причинив никакого вреда.

***

     Они шли рука об руку. Где? Куда? Аймик не знал. Казалось, путь их начался у того дальнего, узкого лаза, через который, по словам Зетта, сыновья Мамонта могли проходить не чаще двух раз в год - к Начальным Святыням. Факела не было ни у него, ни у Инельги, а между тем странное голубоватое сияние сопровождало их. Ровное, но не мертвенное - живое, оно то усиливалось, то слегка ослабевало. Как дыхание спящего... Обернувшись, Аймик увидел, что сзади, там, где они только что проходили, - непроглядная тьма.
     Но там, где они шли, в этом дивном, невесть откуда льющемся свете была различима каждая трещинка в каменных стенах, каждая выпуклость нетающей сосульки, каждый камешек под ногой. И все же идти было нелегко. Глинистая тропа закончилась, и голые холодные камни резали ступни даже сквозь мокасины. Невольно посмотрев вниз, Аймик, к своему удивлению, обнаружил, что его спутница босая. А между тем идет так, словно под ногами исхоженная песчаная тропа.
     Каменные стены то подбегали вплотную, окружали, стискивали со всех сторон, то вдруг отлетали куда-то прочь, в неведомую глубь и высь. Как будто сама Гора стремилась погасить этот Дышащий Свет, а затем раздавить, расплющить земных червей, осмелившихся проникнуть в ее нутро. Так оно было или не так, но Аймик понимал, чувствовал: ни того, ни другого Гора сделать не может, несмотря на все ее Древнее Могущество.
     Послышался шум потока. В подгорной тишине он казался особенно страшным.
     - Что это?
     - Река. Идем, идем!
     Аймик вдруг почувствовал... (Или ему только показалось?) ...как его что-то словно мягко толкнуло... (В спину? Изнутри?)
     На миг все смешалось: тьма, и Дышащий Свет, и переливчатое мерцание струй, - и вот уже этот грозный подземный водопад рокочет во тьме за спиной. Осталась сырость от брызг на лице и одежде и ощущение свежести во всем теле.
     Гора сжалась до размеров узкой щели, уводящей куда-то вглубь, вниз... Да тут и младенец застрянет.
     - Идем, идем!..
     ...Странные звуки. Как будто... Барабан? Отбойник о кременевый желвак, когда нужно пластину отколоть? Только громче.
     - Что это, Инельга?
     - Молоты. (Непонятное слово.)
     - Это подгорный народ. Его труд. Им нет дела до нас, а нам - до них. Идем, идем! Бумм! Буммм! БУМММ!
     - Это духи?
     - Нет.
     - Люди?
     - Нет же, нет; это - подгорный народ. Они не люди, но нам их не надо бояться. У них иные тропы.
     - А я и не боюсь. Я и Горных Духов не боялся.
     Кажется, Инельга улыбнулась:
     - Это хорошо... Идем, Отважный!
     Они продолжали путь в неведомое, а молоты (что бы это ни было) все стучали и стучали, и такая нечеловеческая, непонятная, такая всесокрушающая мощь ощущалась в этих звуках, что Аймик невольно содрогался, несмотря на слова Инельги, невзирая на собственную похвальбу. Бумм! Буммм! БУМММ!
     ...Он перестал понимать: идут ли они по каменному полу, плывут ли над ним; раздвигаются ли перед ними стены, расширяются ли щели, слишком узкие даже для полевки, или прямо сквозь камень ведет его Инельга...
     ...И поплыли тени.
     ?Смотри же!?

***

     Звери. Как в тех странных снах, как в повествовании Айриты, они выплывали откуда-то из стен, из темноты; живые, они словно танцевали в голубом сиянии, в переливчатом тумане, вдруг поднявшемся от пола, изумленно поглядывая то друг на друга, то на этих людей, вызвавших их... из небытия? Вот скачет жеребая кобыла, мамонт косит удивленный глаз. А вот появляется голова его Тотема: тигрольвица гибко и мягко выбирается из тумана... Завороженный ритмом их движений, Аймик догадался, что ритм этот не случаен... Ну конечно. Это же Инельга поет какую-то дивную песнь. Давно поет; но почему он понял это только сейчас?
     И под это пение звери, то по одиночке, то сразу по нескольку, подплывали к каменным стенам, касались их поверхности и замирали, навсегда сохранив в своем застывшем движении один из звуков колдовской песни Инельги.
     Вот лошади, одна за другой, проскакали из тумана прямо на скалу. Медведь выгнал стадо желтых, красных и черных оленей и сам застыл вместе с ними на камне, даже не попытавшись кому-то из них переломить хребет. И выплыло пять гигантских круторогих быков, и нависли они над лошадьми и оленями, направив друг на друга рога. Два против трех.
     А вот целое стадо бизонов, самцов и самок, резвящихся, катающихся в тумане, словно в весенней траве, вдруг подплыло к потолку, нависшему чуть ли не над головой Айми-ка, и осталось на нем. Голос Инельги стал тоньше, завибрировал, - и к ним присоединились два кабана. И лани...
     (?Как же так? Потолок - над моей головой, а те стены, где жеребая кобыла... они же гораздо выше. И эти, с быками...?)
     Аймик вдруг осознает, что он одновременно - и здесь, и тут, и там, и еще невесть где.
     Мелодия меняется. Теперь из тумана выплывают диковинные существа: не звери, не люди. Духи - догадывается Аймик. Духи и предки. Живые, как и звери, они кружатся в колдовском танце, прежде чем присоединиться к застывшим на стенах теням зверей. Один, Оленерогий, с круглыми совиными глазами, вдруг подмигнул Аймику, как старому знакомому.
     (Это, - Аймик сразу вспомнил, - тот самый, что заглянул в их жилье. Его и Аты. И Хайюрр был с ними в ту ночь...)
     ?Смотри же!?
     Он смотрит. Он уже привык к тому, что одновременно он - везде. И может различать...
     Появляются люди. Тени людей; они не замечают ни Инельги, ни Аймика; они заняты своими делами. Оказывается, тени, вызванные песней Инельги из небытия и замершие на стенах, должны быть закреплены человеческой рукой... Аймик вглядывается в действа мужчин-колдунов, наконечниками дротиков, резцами и красками закрепляющих то, что уже создано песнопением Бессмертной. Порой видимое стирают, замазывают, - чтобы вновь и вновь, от обряда к обряду закреплять Вечное.
     Аймик вглядывается и запоминает. Почему-то он знает: это очень важно - научиться сохранять для других колдовство Инельги.
     ...Людей все больше и больше. Тени наслаиваются на тени. Появляются какие-то совсем уж странные, в ни на что не похожих одеяниях... И факелы у них ни на что не похожи...
     ...Бывшее в одном из странных снов и почему-то запомнившееся. Маленькая девочка, сидящая на полу, указывает пальцем вверх и что-то кричит мужчине, одетому не менее причудливо, чем она сама. Звуков нет, только пение Инельги. Но по лицу видно: она в восторге! И... отец? Ну конечно, отец ее тоже восхищен тем, что ему открылось. Аймик смотрит туда и видит: знакомое бизонье стадо, разместившееся на низком потолке... А теней все больше и больше; вглядишься в одну - остальные как бы отступают, но потом наплывают снова...
     Кружится голова... Невозможно. Невозможно быть одновременно не только везде, но и всегда. И все же - это так...
     Кружится голова. Сейчас она раздуется и лопнет, и он, Аймик... (АЙМИК?! УВЕРЕН?) ...прямо отсюда ступит на тропу Мертвых...
     ?Стой!?
     Он сидит прислонившись спиной к влажной стене, приятно холодящей затылок. А на лбу - тонкая, сухая ладонь. Теплая, чуть вздрагивающая. Живая.
     ?Отдохни, и пойдем дальше. Это только начало. Ты должен пройти все до конца!?
     Ну что ж, должен так должен. Он только немного отдохнет, и...
     Аймик поднимается, вопреки желанию. И - сам ли? - он произносит:
     - Веди!

***

     Людские тени исчезли. Все - и знакомые, и неведомые. А колдовство, запечатленное на каменных стенах и потолках, осталось.
     И - вновь полилась неведомая песнь. Только ли Инельга ведет мелодию? Вон вступила флейта... еще одна. Они перекликаются, жалуясь друг другу, они говорят о чем-то невероятно печальном. Но и прекрасном...
     Аймик понимает: звери и духи, застывшие на стенах, песня, флейты и... что-то еще, чему нет названия, - это все едино. Все об одном. О самом главном... Вот сейчас, вот-вот, еще немного - и ЭТО ему откроется во всей полноте, и тогда...
     Он ВИДИТ. Он ПОНИМАЕТ. ОН ВСЕМ СВОИМ СУЩЕСТВОМ ОСОЗНАЕТ...
     Начало Мира. Боль и рана в самом начале. Пропасть между тем, как должно было быть, и как стало...
     (Так вот откуда этот... что на самом дне, и хочет вырваться.)
     А вот... то, что было с ними. Со всеми. И что еще будет... Или - то, что может быть?
     И дальше, дальше... ДАЛЬШЕ! ?Смотри же! И слушай!?
     О да! Он смотрит и слушает. Его сознание скользит вдоль колец Великого Червя, то выхватывая отдельные части с яркостью только что пережитого, то воспринимая все сразу... И отказывается верить - так несовместимо все это с тем, чем он жил до сих пор, чем жили и живут все, с кем сводила его Долгая Тропа. И друзья, и враги...
     Мир... ИЗМЕНЯЕТСЯ!
     ЭТО проникало в сознание помимо воли. Хотелось зажмурить глаза, зажать уши, но не было сил. Хотелось убежать, но его ноги словно вросли в камень. Да и куда бежать? Хотелось...
     УМЕРЕТЬ!
     Их Мир, такой устойчивый, такой прочный, такой... неизменный... ИЗМЕНЯЕТСЯ!
     Расползается Тьма. Изначальный яд, гнездящийся в сердце каждого, отравляет душу, - и Мир наполняется не охотниками, а черными колдунами, не братьями и сестрами, а самцами и самками...
     ...Быстрее, быстрее, быстрее...
     Их могущество невероятно и непонятно. Оно все растет и растет...
     (Быстрее, быстрее, быстрее...) ...и они торопятся... (Как они торопятся!) ...исказить Мир своим могуществом. Разрушить его.
     ...Жестокость, по сравнению с которой даже их война с лошадниками - детская забава...
     ...Кощунство, перед которым даже нарушение Закона Крови - пустяк...
     И Вода заливает останки... И Огонь поглощает останки...
     Так уже было. Так еще будет.
     Быстрее, быстрее, быстрее...
     Кажется, Аймик кричит. (АЙМИК? Нет больше прежнего Аймика.)
     И снова он, обессиленный, у стены, и знакомая ладонь поглаживает вспотевший лоб. Но и это не раду ет. Не хочется открывать глаза, не хочется возвращаться...
     (Куда? Никуда! Исчезнуть бы... Совсем...)
     То, что он видел и слышал... Оно уже растворилось в нем... Понять ЭТО? Объяснить ЭТО? Рассказать ОБ ЭТОМ? Невозможно; его разум слишком слаб; у него и слов-то таких нет... И все же теперь ОН ЗНАЕТ. Слишком многое... и то, чего не хотел бы знать...
     (Великие Духи! Как счастливы простые охотники; с любым из них он бы с радостью поменялся своей судьбой. Даже с самым последним, самым захудалым... ...Или - НЕ поменялся бы?)
     С детства он знал - и это было даже не знание, а сама жизнь, ее суть, самое главное: МИР НЕИЗМЕНЕН!
     Потом, во время Посвящения, он понял: Мир ДОЛЖЕН быть неизменным, ибо всякое изменение опасно и гибельно.
     Поэтому нельзя терять связь с Предками. Поэтому нужно все делать так, как научили людей Первопредки: раскалывать кремень, мастерить копье, строить жилище... Поэтому в Обрядах нужно вновь и вновь возвращаться к Изначальному, соединяться с Ним, возрождать Его... И тогда Мир пребудет неизменным вовеки.
     И вот все рухнуло.
     Так зачем он шел сюда? Зачем он здесь? Зачем жить?
     И тут пришел Голос.
     (Инельга заговорила с ним? Или некто неведомый? В уши ли проник этот Голос или прямо в сердце? Аймик не знал.)
     ?Ты малая часть Целого, узелок в узоре, не тобой творимом. Но ты - един и целен. Ты малая часть этого Мира, но и Мир - только часть тебя самого и принадлежит тебе, как ты - ему. Ты не властен изменить предначертанное, спрямить или искривить чужие пути. Но на своей Тропе ты волен. Решай же, выбор за тобой?.

***

     ?Очнись же! Осталось последнее...?
     (Это точно голос Инельги.)
     Аймик открыл глаза и медленно встал. Да, он - Аймик, хотя и не тот, не прежний, чья Тропа, хоть и нелегкая, пролегала по уютному, неизменяющемуся Миру, безраздельно принадлежащему охотникам, а не черным колдунам... Он - новый Аймик, на чьи плечи легла тяжесть иного, изменяющегося Мира. Согнула их, но все же не сломила.
     - Я готов.
     Другая песня полилась. Ждущая. Призывная. Теперь ее вел только один голос.
     (Инельга? Да. Но откуда-то... из дальней дали.)
     Ожили на стенах звери и духи. И Аймик... (АЙМИК? Да, но не только он, а еще и тот, кто приходил в странных снах. Тот, чья рука некогда стиснула копье, чтобы метнуть его в черный вихрь, уносящий его невесту. И была остановлена колдуном...) ...почувствовал, что сам он... (Нет, ОНИ!)
     ...вплетаются в этот хоровод зверей и духов, скользят вместе с ними... (КУДА?)
     ?На встречу с Великим Мамонтом, разделившим некогда единый Род. И с Первобратьями!?

***

     ?Дрогон!?
     Он открыл глаза и понял, что слеп. Ничего не видит. ?Дрогон!?
     Его зовет Эльга! Его невеста, унесенная черным вихрем. (Или это был сон?)
     ?ДРОГОН!?
     (Ну конечно, дикий, скверный сон. Будто не только его Эльгу духи унесли, но и он сам всю жизнь уже... Сейчас он проснется у себя дома; его мать, Туйя, должно быть, и завтрак уже приготовила... Он просто заспался перед долгим походом. Вот сейчас...)
     Зрение вернулось. Сразу. Как удар. И его качнуло от этого удара так, что едва смог удержаться на ногах.
     Стало ясно: не сон. Все так и было. И он уже был Там...
     (Обрывки чего-то огромного, изведанного, улетели прочь из памяти, несмотря на все попытки зацепиться... удержать... Бесполезно.
     Осталось: его земная жизнь да еще - смутно - этот... Сын Тигрольва.)
     Но то, что возникало и менялось в голубом сиянии перед его живыми глазами, не похоже ни на что земное.
     Кроме Эльги!
     Она стояла всего в пяти-шести шагах от него, такая же, как прежде, - босая, в платье невесты, - как в тот навеки проклятый день, когда была дана эта безумная клятва, и налетел черный вихрь, и... ?Дрогон! Мы встретимся! Ты придешь ко мне, Дрогон!? Прожив свою земную жизнь до конца, умирая от ран - свежих и прежних, - он, вовсе не старый, не страшившийся ни когтей, ни клыков, ни вражеских копий, думал: ?Все напрасно. Она солгала, из жалости... Или, быть может, - Там?? Оказалось - не Там. Здесь. Неведомо где.
     - Дрогон!
     - Эльга!
     - Нет, Дрогон. Теперь я - Инельга.
     - Перемена имени? Так твое Посвящение завершено?
     (Дрогнуло сердце. Ведь это значит...)
     - Нет, Дрогон, нет. Разве ты не помнишь, что сказал мой отец?..
     (Как не помнить? Ее отец, великий колдун Рода Куницы сказал тогда: ?Я подготовил мою дочь. Но дочерью Куницы она станет лишь когда ты, Дрогон, сын великого Дрого, основателя вашего Рода, станешь ее мужем?. Они думали: это произойдет там, куда они уходят. На земле предков. Где родился его отец. Кто же мог знать...)
     - ...Иди ко мне, Дрогон, сын великого Дрого. Настало время сбыться предсказанному.
     Инельга, не отводя глаз от жениха, вырванного ради нее из Инобытия, сняла пояс, расстегнула ворот, повела плечами, - и платье невесты скользнуло к ее ногам. И Дрогон шагнул ей навстречу, чтобы наконец-то коснуться ее тела. Такого знакомого, но так и не познанного.
     ...Опустошенный, чувствуя, что ему вот-вот придется возвращаться Назад, что возвращение уже началось Дрогон шептал в безнадежной тоске:
     - Инельга, я не хочу! Не отпускай меня. Туда оставь здесь. Ты колдунья, ты - Могучая, ты можешь...
     (Он был Там, но теперь, пока он жив, Оно вновь стало неведомым. И страшным. Таким страшным, что... Все что угодно, лишь бы избежать этого Возвращения.)
     - Нет, любимый, нет! - всхлипнула Инельга. Совсем как та, давняя, бесконечно далекая девочка, что когда-то, убегая от маленького Нагу, упала и разбила колено. - Нет, я не могу, поверь. Могучие Духи, не я, вызвали тебя Оттуда. И не ради нас. Ради других. Многих. А я, Бессмертная... Как бы я хотела сейчас разделить твою Тропу! Но и это - не в моих силах.
     - И этот... сын Тигрольва... - бессильно прошептал Дрогон и успел еще услышать в ответ:
     - Успокойся, сын Волка, не надо. Разве ты отделим теперь от него, сына Тигрольва?
     И уже на самой грани Инобытия Дрогон успел понять: да, теперь они и в самом деле нераздельны. И какая-то часть сына Тигрольва, Северного Посланца, дошедшего-таки до Инельги, уйдет сейчас Туда, вместе с ним. И что-то от него, сына Дрого, останется здесь, доколе Северный Посланец сам не встанет на Ледяную Тропу. А что будет потом?..
     Губы Инельги... И вновь он неудержимо летит сквозь черную дыру в бесконечность, и путь назад невозможен.

***

     Он снова стал Аймиком. Не тем, кого, словно несмышленыша, привела сюда Инельга. Новым Аймиком, не только познавшим Изменение Мира, но и, кажется, побывавшим там, куда только что ушел Дрогон.
     Этот Аймик действительно мог стать мужем Бессмертной.
     Инельга. Она рядом; ее руки гладят его лицо, голову, плечи.
     Аймик отстраняется. Он хочет видеть ее всю, нагую. И видит... Впервые.
     Видит хрупкую, обиженную девочку, нуждающуюся в защите. И в утешении...
     Они лежали? Плыли? Летели?
     Он не знает. Но ощущение полета - то плавного, то стремительного - осталось навсегда.
     Слияние настолько полное, что на его вершине они воистину становились одним существом. И это было самым упоительным. Порой они отстранялись друг от друга, лишь для того, чтобы взглянуть друг другу в глаза и снова слиться воедино.
     Как долго длилось все это?
     Ответа нет. Здесь, в голубом сиянии Межмирья, нет Времени...

***

     - Ты можешь остаться со мной. Если захочешь.
     Аймик вздрогнул от неож