й это голос? Не все ли равно! Это голос из мира живых, а он хочет ТУДА. И дальше - к Началу Начал...
     (Ведь его Земная Тропа окончилась, и узелок, скрепляющий его часть узора, затянут... Или нет?)
     - Вестник! Твой путь не кончен. Вернись, или все будет напрасным!
     Голос - или что бы это ни было - кажется знакомым, но этот голос слишком слаб, он из оставленной жизни, а он, Аймик, уже далеко...
     (Оказывается, и ЗДЕСЬ - не одна Тропа; их много, но выбора нет, не он выбирает, выбирают его, и сейчас...)
     - ВЕСТНИК!!
     На этот раз призыв был так властен, что он... говоря земным языком, ?обернулся?, несмотря на Силу, неудержимо затягивающую ТУДА... ?Обернулся?, вопреки своему желанию, чтобы... ?увидеть?? ?ощутить??
     ...что граница, отделяющая Жизнь от Инобытия, еще досягаема. И там, на самой границе...
     АРМЕР?
     - Вернись, Вестник! Вернись и найди нас, детей Волка! Иначе...

2

     Армер, старый колдун детей Волка, ждал гостя. Ждал уже не первый год: сроки ему были неведомы. Но одно он знал твердо: гость должен прийти. Не просто гость - Вестник.
     Нет, даже самые дальние, самые опасные полеты в Верхний и Нижний Миры не раскрывали ему того, что происходило с Избранным в Среднем Мире; даже самые сильные из его духов-помощников здесь были бессильны. И все же главное ему было открыто: Избранный Могучими для того, чтобы связать то, что было когда-то разорвано, чтобы открыть спасительный путь тем, кто и поныне хранит вторую кость Первопредка со Священной Кровью Рода Мамонта, исполнил то, что должен был исполнить, и возвращается, чтобы завершить свою Тропу. Возвращается как Вестник Могучих.
     И Армер знал, что сам он не уйдет по Ледяной Тропе до тех пор, пока не встретится с тем, кто когда-то жил под его кровом и носил материнское имя Нагу.
     Но на исходе прошлого лета случилось то, чего Армер боялся с самого начала: Вестник, уже почти добравшийся до конца своей Тропы, все-таки принял снадобье, открывающее Прямой Путь.
     ...Да, быть может, не следовало давать непосвященному Средство, которое даже он сам не применял ни разу. Может быть... Но разве он, Армер, Знающий, мог поступить иначе? Разве можно не поделиться Силой с тем, в чьей судьбе завязаны судьбы многих и многих? Не отдельных людей - Родов?.. Вот только сила-то уж больно... сильная.
     Снадобье и заклинание, открывающие Прямой Путь... С их помощью можно самому - без духов-помощников, без Покровителей - проникнуть туда, где твоя судьба вплетается в Бытие, понять смысл происходящего, и... И чтобы осознанное пошло впрок, нужно вернуться назад. А это - самое трудное, потому что там, где собственная судьба слишком ясна, чрезмерно велика и тяга Инобытия, ибо ТАМ оно не страшит, а только манит. Особенно если ты устал и опустошен (а кто же другой прибегнет к такому средству?). И становится все равно. И нашедший Прямой Путь торопится покинуть этот Мир, даже если при этом рвется узел собственной судьбы.
     ...В ту тихую ночь, дышащую последним теплом лета, Армера словно кто-то толкнул. Еще не открыв глаза, понял: все-таки случилось. В самом конце своей Тропы, почти вернувшись, Вестник все же принял ЭТО, и нужно спешить ему на помощь, иначе будет поздно.
     Старый колдун детей Волка не колебался даже на миг, хоть и понимал, чем такой Полет грозит ему самому. Руки споро кипятили воду, губы шептали заклинания-просьбы, хотя и бесполезные, но - хуже не будет. И лишь когда вода закипела и на ладони очутился мешочек с тем Снадобьем, Армер заколебался. (Сколько?)
     Поколебавшись, кинул в воду щепотку порошка, добавил чуть-чуть с ногтя и, убрав мешочек на место, начал творить заклинания.
     Он успел. Почти успел: еще немного, и Вестник растворился бы среди множества путей, ведущих в Инобытие... а вслед за ним и Армер. ЭТО затягивало, и ему пришлось напрягать все силы не только для призыва, но и для того, чтобы самому удержаться у грани, не скользнуть ТУДА...
     По-видимому, справляться с ЭТИМ колдуну было труднее, чем Вестнику.
     И когда стало совсем невмоготу, когда предстал неизбежный выбор: Инобытие, или немедленный возврат, - Армер, уже возвращаясь в свой Мир, успел понять: его последний призыв услышан. Но вернулся ли Вестник?

3

     Армер ждал гостя много лет. А в этот раз он не просто ждал - знал совершенно точно: Вестник Могучих придет еще до весны... Или не придет никогда.
     Осень пришла гнилая, слякотная, затяжная; снег все никак не хотел ложиться, хотя, казалось, прошли все мыслимые сроки. Впрочем, может, и нет, может, так только казалось из-за болезней, не оставлявших Армера в покое. Тот Полет даром не прошел: Защита ослабла, а Хонка - тут как тут; насылает своих девок одну за другой. Отгонишь Огневку, утихнет жар, - Вьюжница тут как тут, у изголовья, кашлем грудь раздирает. А уж Сухоручка и вовсе не отступает, копошится своими тонкими пальцами в суставах так, что мочи нет...
     Общинники, конечно, беспокоились, видя, что их колдун большей частью в своем жилище отлеживается. Вслух, конечно, не говорили даже между собой, чтобы беду не накликать, но Армер понимал: боятся что он вот-вот уйдет по Ледяной Тропе. Напрасно боялись. Он видел свою часть Мирового узора и знал: Хонка властна мучить его, но увести из Мира живых бессильна. Этого не случится до тех пор, пока не будет ясна судьба Вестника.
     Наконец-то наступили холода, лег снег, и Хонка отступила, отвела своих девок. Не совсем, конечно, но все же стало полегче. Теперь Армер все больше времени проводил на краю стойбища, откуда открывается южный путь и можно издалека заметить долгожданного гостя. Но дни шли за днями, Одноглазая засыпала и просыпалась и вновь принялась готовиться ко сну, а Вестник не появлялся, и все чаще и чаще подступала тревога.
     Вестник услышал его призыв. Но смог ли, но захотел ли он вернуться?
     Армер, как мог, отгонял эти мысли, ничем и ничему не способные помочь. Убеждал себя: сейчас он, ослабевший после Полета по Прямому Пути, не способен даже ощутить присутствие Аймика в этом Мире. Но если бы тот действительно ушел ТУДА, колдун, даже растративший часть Силы, не мог бы этого не почувствовать.
     Бороться с сомнениями помогали воспоминания, причудливым образом смешивающиеся с реальным бытием. Особенно здесь, где все так похоже...
     ...Давно это было. Или, напротив, недавно? Армер усмехнулся. Теперь и не понять: в старости время уплотняется и сжимается; кольца Великого Червя втягиваются одно в другое... Вот и сейчас - много лет назад покинули дети Волка то место, где когда-то принимали они сыновей Тигрольва, приведших мальчика Нагу. Не раз и не два с тех пор переносила община свое стойбище, а вот поди ж ты! Ему, старому колдуну, все чаще и чаще кажется, что место, где они сейчас живут, - то самое. И хижина его, не далее как этой осенью построенная, - та самая. И тот же вечер вернулся, и те же синие снега...
     ...А вот и сыновья Тигрольва появились; ведут своего мальчонку...
     Армер даже вслух рассмеялся: никакие это не сыновья Тигрольва, невесть где обитающие теперь. Даже отсюда видно: свои сородичи-охотники. Возвращаются с добычей: эвон что-то на санях... Кусок свежей печени будет очень кстати, особенно если там - медвежья туша. Конечно, запасы есть, но... спину все еще ломит, и по ночам озноб. Тут медвежья печень и нутряное сало - первое дело.
     Повернувшись, колдун побрел в свое жилище. Как всегда, оно находилось несколько в стороне от остальных хижин, на окраине стойбища, в глубине ельника.
     - Старый! Да позволено будет обратиться к тебе и выслушать твой совет?
     (Что-то стряслось, и не шуточное, раз уж сам Илом, главный охотник, стоит у входа.) Армер откинул полог:
     - Что угодно Илому, великому вождю детей Волка?.. И другим храбрым охотникам?
     Главный охотник, он же вождь, еще совсем молодой - так, по крайней мере, казалось Армеру, - был чем-то взволнован.
     - Наш великий колдун говорил, что ждет гостя. Вестника, идущего из Мира Могучих Духов. Дети Волка помнят слова Старого. И вот сегодня наши охотники нашли незнакомца. Старик. Одет не по-нашему. Совсем слаб: его помял медведь; сильно помял... Этот чужак храбр; он убил зверя в одиночку. Сыновья Волка прервали свою тропу и принесли его сюда. Только он не похож на Вестника Могучих! И он умирает...
     Армер, ни на кого не глядя, молча подошел к саням, на которых неподвижно лежало укрытое по самые глаза тело. Чувствуя, как учащенно бьется его сердце, колдун откинул шкуру...
     ТАМ Армер не сумел разглядеть лицо того, кто все же услышал его призыв. Да если бы и успел, ТАМ оно наверняка было иным, чем здесь. Но в ночь накануне того Полета Армер, думая об Аймике, смотрел в лунную воду и увидел в ней только свое отражение, - так, по крайней мере, он думал. Что ж, колдуны тоже ошибаются. Даже такие старые. И, как говорят общинники, ?такие мудрые?.
     Перед ним было то самое лицо, что показалось тогда в лунной воде. Перед ним был Аймик, состарившийся на своей избраннической Тропе.

4

     Жарко... Жаром несет из страшной окровавленной пасти... Уже в который раз ломается копье, и Хозяин наседает, и левая рука защищает голову, а правая, вооруженная обломком копья, погружается все глубже и глубже в эту пышущую огнем глотку...
     Воспоминания путаются. Ему приснился хороший сон... и он пошел кого-то искать... (Но кого?) ...и все никак не мог найти. А потом...
     ...Он спешил и чему-то радовался (кажется, встал на след тех, кого искал), когда из-за косогора неожиданно появился Бурый Хозяин. Голодный. Злой.
     ?Брат, - почему-то именно так обратился он к опасному зверю, - брат, я не хочу тебе зла. Пропусти - я очень спешу. И да сопутствует тебе удача!?
     Но тот, кого неведомая сила подняла из берлоги не весной даже - посреди зимы, - не был склонен выказывать родственные чувства.
     Рычание. Ощеренная пасть. И ломается копье. Снова и снова...
     ...Но кто зовет его: ?Нагу?? И откуда этот запах? Знакомый... Далекий...
     ...Ну конечно же! Уж в этот раз не может быть никакой ошибки. Он, Нагу, у Армера, колдуна детей Волка. И не было никакого медведя, а вот единорог - был! Армер и Ата выхаживают его, не убоявшегося этого чудовища, а все остальное в горячечном бреду привиделось.
     Да-да; знакомые звуки, и покашливание такое знакомое, и бормотание себе под нос. А главное - этот запах: дым, и травы, и смола... И это пахучее изголовье, что добрые сны навевает...
     И все же он не решался открыть глаза до тех пор, пока не услышал прямо над собой знакомый и чуть насмешливый голос:
     - Давай, Нагу-волчонок, приходи в себя! Я же вижу: ты уже не спишь.
     В первый миг почудилось: так оно и есть - прежний Армер-колдун. А потом понял: НЕТ!
     И со стоном снова опустил веки. ...И все же этот худой, жилистый старик был прежним Армером. Его лучистые, смеющиеся глаза нисколько не постарели, не говоря уже о голосе.
     - Ну что? Опять тебя Армер выхаживает? Вот только как звать-то тебя теперь, Нагу-волчонок?
     (Ах да! Он же после Посвящения хотел быть настоящим сыном Тигрольва. Пришел за Атой, а мужское свое имя никому не назвал, даже Армеру. И Ате-то только после свадьбы сказал, как у сыновей Тигрольва принято...)
     Чувствуя, что губы расплываются в улыбке, он выпростал из-под медвежьей шкуры правую руку (левая почему-то плохо слушалась) и, коснувшись руки своего старого друга, проговорил:
     - Аймик.

5

     Аймику казалось: он очень быстро идет на поправку. ?Не так уж быстро, - объяснял Армер. - Мне дважды к Духам летать пришлось, тебя выпрашивать да отвоевывать. Хорошо, покровители у тебя сильные. И то хорошо, что медведь был не оборотень - обыкновенный шатун... хотя и неурочный?.
     Как бы то ни было, а дня через два после того, как в себя пришел, Аймик уже и вставать понемногу начал, а потом и наружу выходить, правда опираясь на плечо своего старого друга. Все бы ничего, только рука, побывавшая в медвежьей пасти, временами совсем отказывалась шевелиться. Армер пользовал ее особо: наговорами, примочками да растирайием. Говорил, что к весне будет в порядке.
     ?Не беспокойся, из лука будешь стрелять не хуже прежнего?, - говорил он. Аймик кивал головой в знак согласия, сам же думал:
     ?А для чего мне теперь это умение? Я дошел. Кто мне ближе, чем они, дети Волка? Неужели Инельга?..?
     Впрочем, в стойбище детей Волка мысли об Инельге как-то гасли сами собой. А о том дальнем предке Айми-ка, бывшем здесь когда-то ее женихом, и вовсе не хотелось думать: еще, чего доброго, снова странные сны станут возвращаться. Здесь, в жилище Армера, на него нахлынуло отрочество. Нахлынуло с такой силой, что и жилище, и само стойбище казались теми же самыми, - хотя Аймик прекрасно понимал, что это не так. И ощущал он себя не столько Аймиком (и уж конечно не Вестником!), сколько Нагу-волчонком, особенно во снах, в которых вдруг откидывался полог и входила Ата. Но не девочка Ата, а та, которую он оставил навсегда в стойбище детей Сизой Горлицы. Она приходила снова и снова, и Аймик уже не был уверен: только ли во сне приходила она? Все было как прежде, а может быть, и лучше, чем прежде. И когда иссякали силы, они говорили и никак не могли наговориться. Всякий раз поутру он пытался, но никак не мог вспомнить, о чем так долго говорил со своей первой женой?
     ?Я останусь здесь до конца. До Тропы Мертвых. Не прогонит же меня Армер?? - так думал Аймик и все прочнее утверждался в своем решении. Но с Армером пока говорил только о текущих делах. И Армер ни о чем его не расспрашивал и ничего не рассказывал.
     Потом стали наведываться общинники, знакомиться с необычным гостем. Первым пришел вождь, и Аймик, увидев перед собой совсем молодого мужчину, испытал жестокое разочарование: он почему-то был уверен, что вождем здесь будет его друг Йорр.
     ?А где Йорр?? - не выдержав, спросил он после у Армера.
     ?А-Туук, - поправил его Армер, - уже давно ушел по Ледяной Тропе в Землю Предков. Такие, как он, долго не живут?.
     Встав на ноги окончательно, Аймик принялся бродить по стойбищу - искать прошлое. Пусть без следа канет, как плохой сон, его Избранничество, его Вестничество, все эти Могучие, Неведомые, Бессмертные... Он сделал то, чего они добивались, и хочет дожить оставшиеся годы как простой охотник, там, где прошли его лучшие дни. Жаль только, никого из прежних друзей-приятелей словно и не осталось. Старики, конечно, были, но Аймик их не узнавал, и они, вдоволь наслушавшись его рассказов, теперь равнодушно отворачивались от чужака.
     (?Это ваши, колдунские дела. Что нам до них??) Было немного обидно: ну почему даже Старые не хотят понять, что никакой он не колдун, а такой же, как они? Что только этим он и счастлив - наконец-то нашел сам себя, наконец-то понял: здесь, и только здесь все, что ему нужно. Не случайно даже эта легкая обида не гасила радость обретения утраченного.
     К тому же были дети. Уж они-то слушали пришельца разинув рты, ходили за ним след в след, забыв о сугробах, в которых можно барахтаться и кувыркаться, об обледенелом склоне, с которого так весело лететь вниз, растянувшись на куске шкуры... Рассказы о непонятных ?горах?, о непредставимой ?Великой Воде?, о могучих колдунах, которым служат волки, которым лошади безропотно подставляют свои хребты, заменяли все.
     И Аймик чувствовал себя спокойным и воистину счастливым. Все вернулось. Даже Ата.
     И знакомый голос, приходящий не извне - изнутри, соглашался:
     ?Да, все вернулось. Все мечтают вернуться к Началу и сделать его неизменным, но дается это немногим. Избранным. Это - твоя награда. Живи и радуйся?. И теперь этот голос не внушал отвращения.
     Так длилось до конца зимы. С Армером он теперь общался не по-прежнему, не как младший и старший; старость их уравняла и сгладила разницу в возрасте. Пожалуй, одно казалось немного странным: хозяин был неизменно дружелюбен и приветлив, гость отзывчив, но разговаривали они так, словно и не было за плечами прожитой жизни, словно расстались они всего день или два назад. Впрочем, Аймику это нравилось. Никого из прежних друзей не осталось? Что ж, зато остался Армер, и жилище его - такое же, как прежде...
     И до занятий своего друга Аймику не было никакого дела.
     Только однажды...
     - Аймик, почему ты снял мои обереги?
     - ?!
     На ладони Армера лежали палочки, перехваченные какими-то сухими стеблями... Кажется, чесноком. (Ах да, совсем забыл.)
     - Ата просила. Сказала - иначе ей трудно приходить. Армер больше не сказал ничего.

6

     А потом почернел снег, и покалеченная рука стала слушаться хозяина почти как прежде - только к перемене погоды давала о себе знать ломота в суставах и нытье зарубцевавшихся ран. Армер не раз предлагал своему гостю испытать лук, но Аймик неизменно отказывался, почти с отвращением поглядывая в угол, где без дела покоилось оружие, подобранное и заботливо принесенное его спасителями.
     Почерневший снег осел, съежился и изошел водами; от черной земли по утрам поднимался пар; днем и земля, и деревья умывались после зимней спячки в пронзительной синеве и солнечных лучах, а по ночам в жилище был слышен перекликающийся звон капели. Армер все чаще общался с духами и внимательно приглядывался к ночному небу.
     Однажды перед сном он дольше, чем обычно, вглядывался в созвездия и, вернувшись, сказал Аймику:
     - Срок настал. Завтра та, кого вы зовете Небесной Охотницей, окончательно проснется, и я завершу твое лечение.
     - Завершишь лечение? - в недоумении спросил Аймик. - Да я ведь давным-давно здоров. Гляди: с рукой все в порядке.
     - Это тебе только кажется, что ты здоров, - ответил колдун. - Потом сам поймешь.
     К ночи они пришли на то место, где на Аймика напал медведь-шатун. Принесли с собой его шкуру, выделанную вместе с головой. На Армере, как всегда во время колдовского действа, была накинута шкура матерого волка.
     По знаку колдуна Аймик, скрестив ноги, уселся на медвежью шкуру. Армер навел Огненный Круг, зардев шийся ровным низким пламенем в густо-синем сумраке весенней ночи, встал прямо перед медвежьей мордой и, воздев руки к двойной звезде, тихо запел заклинания.
     Когда пение оборвалось, в Мире наступила такая упругая, такая звенящая тишина, как если бы кто-то вдруг залепил Аймику оба уха комочками воска. А по ту сторону Огненного Круга, Аймик отчетливо видел, начал сгущаться клубящийся мрак.
     Безмолвие оборвалось криком ворона, прозвучавшим прямо над головой. Медвежья шкура задрожала, в пустых глазницах вспыхнул свет - и началось Действо. Похожее и не похожее на то давнее, когда совершалось исцеление Йорра.
     ...В этот раз не люди - духи, обступившие Круг, участвовали в Действе. Рокотал барабан, кружился вокруг медвежьей шкуры, все убыстряя и убыстряя свой пляс...
     (Армер? Нет. Человековолк, Первопредок.) ...и в такт барабанной дроби, в такт невесть откуда запевшей флейте зазвучали извне Круга... (То ли орлиный клекот, то ли уханье филина.) ...голоса тех, кто стремился и не мог прорваться вовнутрь.
     Аймик чувствовал - медвежья шкура под ним дрожит, словно живая... (Она и есть живая.) ...пытаясь оторваться от земли...
     Дрожат Земля и Небо от неистовых ударов; уханье превращается в гул камнепада... ОБРЫВ!
     (На какой-то миг Аймик понял, что голова его упала на грудь, а глаза закрыты. Но это уже неважно, потому что...)
     ...Он уже в Полете. В том невообразимом, клубящемся Мире, заполненном чуждыми существами, где нет ни ?близко?, ни ?далеко?, ни ?здесь?, ни ?там?, ни ?вне?, ни ?внутри?, ни ?рано?, ни ?поздно?. В Мире, заполненном звуками и красками, но такими, что неведомы человеческому глазу и уху. В Мире, приоткрывающемся обычному человеку только в бреду, на грани... СМЕРТИ!
     ...Зачем он здесь? Неведомо! Знает Вожатый, Человековолк!
     ...Окружившие духи отнюдь не выказывали добрых намерений. Аймик понимал: они недовольны присутствием его, чуждого их Миру; они грозят обоим. Но грозит и Вожатый: он что-то требует, он настаивает...
     Духи сменяют друг друга, и не все настроены враждебно, хотя таких бо