возили
мокрой тряпкой,  а  унитаза и  раковин вовсе  ничья  рука  не  коснулась -  Оля
(очередь Борисовых шла следом) смолчала бы,  но вмешался Гриша.  Он заявил, что
потакать разгильдяям непедагогично, что Вите надо указать на ошибки, может быть
вынести общественное порицание или даже продлить ей  дежурство ещ„ на  неделю -
но  добиться,  чтобы  вс„  делалось как  положено.  Гриша говорил столь умно  и
приводил такие доводы, что женщины с ним согласились.
     Увы!  Гришина теория  блистательно провалилась.  Витя  объявила,  что  вс„
вымыла не  хуже других,  а  если кому что не по ноздре,  пусть сам и  тр„т.  Не
повлиял даже тот устрашающий факт,  что Гриша красной пастой написал на графике
против фамилии Новомосковских -  УБОРКА НЕ  ПРИНЯТА.  Листок сиротливо провисел
ещ„ несколько месяцев, потом исчез и более не появлялся.
     С  тех пор убирали в квартире трое -  Оленька,  тетя Фира и Патя Сагитова.
Остальные -  Тарас  Корабл„в,  Таня  Дергункова и  тихий  алкоголик дядя  Саша,
обитавший в комнатке кухарки,  - рассудили иначе. "Эти не убирают, а я буду пуп
надрывать?.."
     ...Часа  через  два   домой  вернулся  Тарас,   ходивший  предлагать  свою
физическую силу и  снова не  нашедший желающих е„  использовать.  Он  был зол и
голоден,  денег ни  хрена -  он даже подумывал,  не пойти ли разгружать вагоны,
хотя и западло это тому, кто мнил себя первосортным частным охранником...
     Едва Тарас ступил в  коридор,  как его взгляд упал на  ярко-ж„лтый детский
горшок,  благоухавший возле соседской двери.  Обычно Тарас отворачивался, чтобы
не смотреть, но сегодня...
     - Ты!!!  -  громыхнул он,  заглушив "Дым сигарет с  ментолом" в исполнении
дуэта "Нэнси".- Ты там!!! Говно собираешься из коридора убирать?
     А когда я е„ обнимаю,
     Вс„ равно о тебе вспоминаю... - доносилось из комнаты.
     - Ах ты, шалава! - зарычал Тарас и бросился крушить дверь.
     Музыка смолкла,  и  на пороге появилась Витя собственной персоной.  Из-под
копны  неч„саных волос на  Тараса щурились злые  голубые глаза.  На  самом деле
Виктория была очень хороша собой, но только не в эту минуту.
     - Ч„ ор„шь?  -  спросила она.- Ч„ надо?! Коз„л!.. Корабл„в некогда охранял
их с Валей лар„к, но и тогда они не слишком дружили.
     - Ты, падла!! - взвился Тарас.- А ну немедленно убери дерьмо!
     - И не подумаю,  -  Витя смотрела на него, принципиально скрестив на груди
руки.
     - Ща в рожу выплесну, блин!
     - А  ты попробуй,-  процедила сквозь зубы Витя.-  Вернется Валентин,  он с
тобой разбер„тся...
     - Вынеси, я сказал!
     Витя  повернулась,  не  соизволив ответить.  Хлопнула дверью  и  заперяась
изнутри на ключ.
     - Падла! - выкрикнул Тарас и с размаху наподдал горшок.
     Тот взмыл в воздух,  пролетел,  как футбольный мяч,  по коридору и с силой
грянул о дверь ванной. "Анализы" щедро разлетелись по стенам, полу и потолку, а
„мкость из-под них с пластмассовым грохотом покатилась в сторону кухни.
     Раздраж„нно сопя, Тарас завернул за угол и удалился к себе. Кроме картошки
на постном масле жрать было нечего. Даже луковки не завалялось...
     Жидкая    часть    "анализов"    постепенно    подсыхала,    распространяя
соответствующий запах.  Тв„рдая фракция так  и  осталась красоваться аккуратной
горкой посреди коридора.
     Первым обнаружил непотребство Гриша.  У него нынче было всего три пары,  и
он  радостно  спешил  домой,  чтобы  почитать  в  приятной тиши,  устроившись у
огромного   полукруглого  окна   (комната   Борисовых   была   средней   частью
дореволюционной гостиной).
     Однако стоило ему открыть дверь,  и  хорошее настроение испарилось.  В нос
ударил запах, мало чем уступавший ароматам сортира на провинциальном вокзале.
     "Безобразие...-    расстроенно   подумал   молодой   педагог.   -   Совсем
распустились..."
     И бочком, по краешку опасной зоны, стал пробираться к своей комнате.
     Затем  явилась Таня  Дергункова,  которую сопровождал мелковатый мужчина с
железной  "фиксой"  во  рту.   Оба  были  подозрительно  веселы,   а   что  ещ„
подозрительней -  несли матерчатые сумки с  пустыми бутылками.  Домой,  а не из
дома.
     - О!  Гля!  Насрали!  -  радостно закричала Таня и хрипло захохотала. - Во
дошли! Смотри, Лень, какую кучу наделали!
     - Так сама говорила,  - ухмыльнулся Л„ня, - в сортире засядут, другим мочи
нет ждать....
     - Может, и нам теперь так?! - хохотнула Таня.
     - Давай, - подзадорил Л„ня и радостно осклабился: - А я смотреть буду!
     Они смачно прошл„пали по коридору и  ввалились к  себе в комнату,  даже не
обтерев обувь. "А ч„? Не ногами едим, ч„ мыть-то?" - удивилась бы Татьяна, если
бы кто сделал ей замечание.
     Громкий разговор привлек внимание т„ти  Фиры.  Она  плотно закрыла дверь в
тамбур,  чтобы не выбежал Васька,  и  выглянула в  коридор.  Ей не понадобилось
долго  ломать голову,  вычисляя виновников.  Столь же  очевидна была  и  первая
кандидатура в  уборщицы.  Т„тя  Фира почувствовала,  как  на  глаза навернулись
слезы. Ну почему она на старости лет ещ„ и в ассенизаторши угодила? За что?..
     Во входной двери снова заскрипел ключ -  пришла Оленька Борисова с  дочкой
Женечкой в  коляске.  Ещ„  минут  через пять  в  коридоре раздалось характерное
позвякивание металлической ручки о  ведро.  "Моет!" -  воодушевилась т„тя Фира.
Теперь она была не  одна.  Схватив швабру и  тряпку,  старая женщина решительно
двинулась в коридор. Свободолюбец Васька прыгнул следом прямо со шкафа, но т„тя
Фира поспела прикрыть дверь у  него перед носом:  "А то вскочит потом на диван,
ещ„ и покрывало стирать..."
     Оля  уже  вынесла в  унитаз тв„рдую составляющую и  теперь,  забравшись на
табуретку,  шваброй удаляла подозрительные пятнышки с потолка. В дверях комнаты
стоял Гриша:
     - Пойми,  это  же  азы.  Совершивший проступок должен сам,  на  свой шкуре
убедиться,  что  поступил  дурно.  А  ты  оставляешь  содеянное  безнаказанным.
Безнаказанность - это...
     - А мне как прикажешь на кухню ходить?  Мостки проложить?  - спросила Оля,
опустив зат„кшие руки.
     - Ну, из педагогических соображений можно и...
     - Да? И Женечке вс„ это нюхать?..
     - Женечке...-  начал было  Гриша,  но  остановился при  виде  т„ти  Фиры с
тряпкой в руках. - И вы, Эсфирь Самуиловна? Вы, опытный человек...

     Девушка и смерть

     Никогда не  садись за  компьютер "на  минуточку" -  даже  с  самым  благим
намерением  попробовать  пустячную  программу  или  разобраться в  каком-нибудь
третьестепенном  вопросе.   "Минуточка"   имеет   свойство   растягиваться   до
невообразимых размеров. Маленькая программа повлеч„т глобальный системный отказ
и,   соответственно,   долгие  и   нервные  усилия  по   его   исправлению.   А
третьестепенный вопрос внезапно затронет всю файловую систему, и выяснится, что
ни в коем случае нельзя выключить машину, не наведя в ней полный порядок...
     Наташа пренебрегла этой мудростью в шесть вечера, когда вообще-то пора уже
собираться домой. У не„ был заранее составлен список тематических каталогов, по
которым она собиралась рассортировать хранившиеся в компьютере тексты; казалось
бы,  чего проще -  создать на  диске "D"  нужные директории и  рассовать вс„ по
местам.  Но не тут-то было.  Наташа впала в глубокую задумчивость над первым же
текстом,  соображая,  к чему его отнести -  к "Сигнализации" или к "Табличкам".
Лиха беда начало!  Документов было много,  и  каждый при ближайшем рассмотрении
обнаруживал  многозначность.   К   тому  же   Наташа  порядком  волновалась  и,
перетаскивая файлы с  помощью мыши,  через два  раза  на  третий "роняла" их  в
совершенно посторонние каталоги.  После  чего  с  замиранием сердца разыскивала
пропажу.  Далее  многострадальный файл  следовало от  греха  подальше проверить
редактором,  а  заодно привнести в  "фавориты",  чтобы  Алла,  придя  завтра на
службу,  не  раскричалась,  куда  это  "Порос„нкова" задевала  все  е„  рабочие
документы...
     Одним  словом,   когда  она  спохватилась,  было  уже  десять  часов.  Дав
компьютеру  последнее  распоряжение,   Наташа  торопливо  позвонила  маме  ("Не
волнуйся, выхожу прямо сейчас") и побежала вниз.
     Багдадский Вор  -  он  как  раз  сегодня  дежурил  -  сидел  на  крылечке,
присматривая за собаками, игравшими возле края площадки.
     - Счастливо,  Толя,- сказала Наташа. Он не ответил. Он теперь вообще с нею
не  разговаривал и  в  упор е„  не  видел,  общаясь только по  служебным делам.
Тянулось это  не  первый день,  и  Наташа давно решила держаться с  ним ровно и
вежливо,  как бы не замечая подобного поведения.  Нельзя сказать, что это легко
ей давалось.  Очень уж она не любила такие вот занозы в душе:  вс„ пыталась без
промедления разобраться,  выяснить, доказать, что совсем не хотела плохого. Жди
теперь,  пока "и это пройд„т".  Аллу он,  конечно, проводил до метро, хотя ушла
она гораздо раньше Наташи. А с ней не соизволил и попрощаться. Вот так.
     Спускаясь  по   эскалатору,   она  извлекла  из  рюкзачка  мятую  книжечку
расписания.  Так и  есть!  Если прямиком на  вокзал,  ещ„ будет шанс вскочить в
ближайшую  электричку.   Наташа  прошла  вдоль  подземного  перрона,  чтобы  на
"Пушкинской" оказаться как  можно  ближе к  выходу в  город,  и  стала мысленно
просить голубой поезд  скорее выскочить из  тоннеля.  Поезд,  в  соответствии с
законом  подлости,   не   торопился.   Спустя   минуту   Наташа  начала  нервно
оглядываться.  В этот поздний час "Фрунзенская" была почти совершенно безлюдна,
только  за  соседней  колонной  хохотали  и  матерились несколько подростков на
год-два помладше е„ самой.  Эта компания -  четыре парня и девчонка, наравне со
всеми глотавшая из бутылки т„плое пиво,-доверия определ„нно не внушала.  Наташа
запоздало вспомнила мамин совет:  если прид„тся уж очень задерживаться, заночуй
лучше прямо в "Эгиде". Как-никак, а вс„ же охрана...
     Она чуть ли  не  с  нежностью вспомнила мрачного Багдадского Вора и  почти
созрела вернуться,  пока охламоны не  вздумали к  ней  приставать...  И  тут из
тоннеля дохнуло воздушной волной, а следом с шумом и лязгом вылетел поезд.
     Снегир„в стоял на  платформе Витебского вокзала и  ждал электричку.  Вечер
выдался тихий, но не особенно теплый: в л„гкой кожаной куртке, которую он очень
любил,  было как раз. Алексей смотрел на ночных мотыльков, пытавшихся влететь в
фонарь,  и  не  торопясь ел  картофельные чипсы  из  только что  раскупоренного
пакета.  Он ехал знакомиться с Доверенным Лицом, и настроение у него было самое
философское, а бренность чужой и собственной жизни казалась особенно очевидной.
И сегодня,  пожалуй,  больше обычного.  Кира не одобрила бы задуманного, но она
уже  была там,  где не  существует вины,  а  он  пока ещ„ туда не  добрался,  и
благодаря его  нынешней поездке трое  вполне конкретных ублюдков...  Скунс умел
спрашивать.  И  осторожно добиваться ответов,  не  застревая ни  в  чьей памяти
этаким подозрительным типом,  проявлявшим нездоровое любопытство.  Он  уже знал
три имени,  отчества и фамилии.  И три точных места работы.  Умница Аналитик...
Рано или поздно Скунс будет знать вс„.  Рано или поздно...  Он  не  спешил.  Он
никогда не спешил.
     - Понаехали тут...  бессовестные...-  раздался ворчливый голос у  него  за
спиной.
     Алексей  обернулся.  Эту  старушенцию он  заприметил уже  некоторое  время
назад:  она циркулировала по платформам,  подходя к кучковавшемуся под фонарями
народу,  и,  кажется,  большей частью ругалась. Наверное, потому, что далеко не
все  пили пиво или  лимонад,  а  значит,  и  ей  пустыми бутылками разжиться не
удавалось. Вот и этот седой в потр„панной кожанке, к е„ большому разочарованию,
всухомятку лопал что-то  такое,  чего ей  при е„ пенсии в  двести тыщ только на
витрине и...
     А запах, батюшки-светы, запах-то вкусный какой...

     Все  старухины рассуждения на„мный убийца уловил так же  отч„тливо,  как и
скудное позвякивание из матерчатой кош„лки, которую она держала в руках.
     - Бабуля,  картошки хотите?  -  спросил  он,  протягивая ей  почти  полный
пакет.- Держите, угощайтесь...
     Зубов у не„,  естественно,  не было, но для тающих во рту импортных чипсов
они и  не требовались.  Бабка уставилась на Снегир„ва вечно сердитым старческим
взором,  наполовину ожидая  подвоха.  Потом  запустила в  пакет  сухую  корявую
лапку...  Двести  граммов чипсов  "Эстрелла" занимают довольно приличный объ„м.
Шуршащие поджарки торчали во все стороны из цепкой бабкиной жмени, но некоторым
чудом пакет оказался практически опорожнен,  прич„м на асфальт не вывалилось ни
крошки.  Старуха не  стала тратить время попусту и  заспешила к  лестнице вниз,
обернувшись уже на ходу:
     "Спасибо, сынок..."
     Тут подали электричку.  Снегир„в высыпал в рот немногие уцелевшие чипсины,
выбросил пакет и  уселся в  пустом полут„мном вагоне,  уже со  стороны глядя на
живущий своей жизнью вокзал.  Он был почти уверен,  что так и  просидит один до
самого  Пушкина,  однако ошибся,  К  моменту отправления в  вагоне собралось не
меньше десяти человек.  Просто не  все,  как  он,  ждали  электричку на  скудно
освещ„нном   перроне.   Нормальные   люди   благоразумно  придерживались  более
цивилизованных мест.
     Когда поезд тронулся, вагон показался Снегир„ву до ужаса похожим на тот, в
котором они с  Кирой возвращались из Зеленогорска.  Такое же тусклое освещение,
такой же перестук неторопливых кол„с...  Или вс„ дело было в том,  что он с тех
пор,  собственно,  и  не  ездил на отечественных электричках?..  Тринадцать лет
сдуло  как  ветром,  время  понеслось вспять.  Алексей  запоздало осознал,  что
устроился тоже не  где  попало,  а  на  двухместном сиденье в  углу,  справа от
входа...  "Извини,-  виновато  сказал  он  призраку  Киры,  неслышно присевшему
рядом.-  Я  как бы  на работе сейчас...  Мне бы настроиться..."  Кира понимающе
улыбнулась,  кивнула. Алексей закрыл глаза и перестал о ч„м-либо думать. Только
рука ощущала тепло е„ пальцев, забравшихся ему в ладонь.
     Электричка не  доползла ещ„  даже до  "Воздухоплавательного парка",  когда
сзади, в тамбуре, оглушительно грохнула железная дверь, послышался хохот, потом
визгливые матюги.  Скунс невольно оглянулся,  открывая глаза, и мысленно плюнул
при виде компании каких-то недорослей, ввалившейся в вагон. Две девки и четверо
парней,  которым в детстве явно недодали ремня...  Нет, не так. Девка в кожаном
картузе с  октябрятской зв„здочкой,  четверо охламонов в  косухах...  и  вторая
девчонка, ровесница или на годик постарше, ничего общего с пятерыми лоботрясами
не  имеющая.  То  есть,  как  выразилась бы  т„тя  Фира,  совсем даже наоборот.
Худенькая,  стриженая  и  очень  приличная  (несмотря  на  облегающие джинсики)
вчерашняя школьная отличница пугливо юркнула к  окну через несколько сидений от
Скунса,  прошмыгнув между  двумя  пожилыми  т„тками,  сидевшими возле  прохода.
На„мный убийца без труда уловил отзвуки словесной перепалки, случившейся ещ„ на
перроне, потом неловкую попытку отмолчаться, и наконец - когда дошло уже до рук
- бегство в соседний вагон,  показавшийся более насел„нным...  Попав в общество
женщин,   девчонка  успела  даже  облегч„нно  перевести  дух,  но  спастись  от
"великолепной пят„рки" оказалось не  так-то  просто.  Вся  ватага  протиснулась
следом за ней,  наступая на ноги т„ткам,  и те,  недовольно косясь, пересели на
другую сторону прохода.  Где и продолжили разговор.  Бедная отличница проводила
их  отчаянным взглядом,  но они предпочли не заметить.  Ещ„ бы.  Распустившуюся
молод„жь лучше обсуждать дома,  за чаем,  а  не в поздней электричке,  ползущей
промышленными задворками.  Между тем недоросли, отмечавшие какой-то успех, живо
обеели девчонку,  и  Скунс увидел,  как крупный сутулый парень хозяйски положил
руку ей на колено.  Отличница д„рнулась...  и -  женская логика!  - вместо того
чтобы  кричать  как  можно  громче,  судорожно  покраснела  и  попыталась молча
сбросить его  ладонь.  Девка в  кожаном картузе переложила жестянку с  пивом из
руки в руку и закатила ей оплеуху, а под боком щ„лкнул кнопарь:
     - Цыц, сявка...






     И опять она даже не пискнула.  На сей раз не из-за комплексов, а просто от
страха.  Открыла рот и закрыла. Господи, вот ведь несчастье... Скунс поднялся и
пош„л по  проходу.  Вагонный пол ничем не  был похож на обледенелый асфальт под
аркой  на  Московском проспекте,  и  вообще он  скорее всего совершал очередную
глупость, и...
     - Те ч„, дядя? - заметив его приближение, оглянулся сутулый.
     Скунс молча взял его за  шиворот,  и  он  улетел спиной впер„д по проходу,
чтобы гулко шмякнуться в раздвижные створки дверей.
     - Мужчина!  -  подала  голос  одна  из  т„ток.-  Постыдились  бы!  Реб„нка
толкаете!..
     Скунс пропустил е„  возмущение мимо ушей.  Он  уже сидел на освободившемся
месте рядом с  отличницей,  и  та всячески силилась отодвинуться и  съ„житься в
сво„м  уголке,  чтобы  только  не  касаться его  колена  своим.  Он  вс„  равно
чувствовал, как е„ колотило.
     - Докуда едешь?  -  спросил он  негромко,  в  упор не  видя ни  оставшуюся
четв„рку (хоть бы перо спрятали, недоноски...), ни сутулого у дверей.
     ..Первой что-то сообразила подавившаяся пивом девка в картузе.  Видать,  с
инстинктом самосохранения у  не„  был  полный порядок.  И  этот  инстинкт очень
внятно сказал ей:  наглеть и брать горлом будешь в другой раз. А сейчас - уноси
ноги.  Без шуток и как можно быстрей.  До остальных то же самое дошло секундами
позже.  Компания слиняла удивительно тихо и незаметно, на глазах превращаясь из
шайки  молодых  "крутяг" в  обычную стайку  подростков,  напоровшихся на  нечто
действительно стр„мное.
     - Я на д-двадцать первом... к-километре...- выдавила отличница.
     - А дальше в какую сторону?
     - На генерала Х-хазова...
     Ей вс„ не верилось, что рядом наконец "свой" и бояться больше некого.
     - Провожу,  -  коротко  пообещал Скунс.  Положил  ногу  на  ногу  и  снова
нахохлился, закрывая глаза. Девушка и смерть ехали в Пушкин.

     Дама сдавала в багаж...

     Кемалю Губаевичу Сиразитдинову следовало стать оперным певцом и  играть на
сцене хана Кончака.  Благо о  том,  что летописные половцы были голубоглазыми и
белобрысыми, за каковые качества их, собственно, "половцами" и прозвали, теперь
известно только уч„ным.  Простой обыватель,  в том числе киношный и театральный
постановщик,  умных  книжек не  читает.  И  потому сценический Кончак неизменно
"татарообразен":  скуласт,  темноглаз и черноволос.  То есть в лице дяди Кемаля
искусство вне всякого сомнения понесло большую потерю.
     Была  уже  почти  полночь.  Кемаль  Губаевич  сидел  в  квартире  на  углу
Оранжерейной наедине  со  Скунсовым багажом  (Даже  без  телохранителей!..),  и
ожидание понемногу действовало ему на нервы. Тет-а-тет в отдельной квартире был
непременным требованием Скунса  (или  того,  кто  прид„т  от  имени  Скунса,  -
напомнил себе  дядя Кемаль).  Его  также предупредили,  что  любое,  даже самое
осторожное наблюдение будет замечено. И за последствия просили не обижаться.
     Дядя  Кемаль поначалу вскипел.  До  сих  пор  у  него  были  совсем другие
отношения со  сменявшими друг  друга "курками".  Что  это  за  личные встречи в
отдельной квартире,  какой такой неприкосновенный багаж и  о  ч„м  ещ„ этот сын
ишака собирается "думать" уже с заказом в зубах?..
     Однако на  эмоциях далеко не  уедешь.  Дядя  Кемаль предпоч„л опираться на
тв„рдые земные реалии,  выражавшиеся в зел„ных дензнаках, и дал по всем пунктам
согласие.  Лида баерсэ* -  может,  он,  этот Скунс, и окажется совершенно дутой
фигурой.  Но  вдруг он  правда так  хорош,  как о  н„м говорят?..  Для хорошего
человека чего ведь не сделаешь...
     Мелодичная  трель  дверного  звонка  прервала  его  размышления.  Невольно
вздрогнув,  Кемаль  Губаевич поднялся и  поспешил в  прихожую,  но  на