Зайчик вряд ли успел сообразить,  что случилось,  и уж точно не понял, что
его убивают.  Валентину и  потребовалось-то на этого пидора недоделанного всего
два быстрых движения.  Подбить ему ноги, чтобы начал падать назад, да притом не
как-нибудь сполз,  вцепившись в перила,  а завис на мгновение в воздухе и ни за
что не схватился.  И ещ„ подправить ладонью, чтобы удар затылком о выщербленную
ступеньку оказался достаточно сильным.  Звук,  с  которым Зайчик  довершил свой
мгновенный пол„т, внятно сказал Валентину -дело сделано.
     Убийца немного постоял,  глядя,  как растекается кровь. Надо же убедиться,
что Зайчик действительно м„ртв, а не просто оглуш„н приземлением.
     Покинуть старый  дом  таким  образом,  чтобы  даже  всевидящие старушки не
сопоставили несчастный случай на лестнице с  появлением незнакомца,  было делом
техники.  Спустя полчаса Валентин уже садился на "Приморской" в поезд метро. По
широкой лестнице,  ведущей от эскалатора на перрон,  с  трудом тащила увесистую
тележку пожилая женщина в сбившейся косынке. Народ обтекал е„, зло ругаясь и не
упуская случая раздраж„нно толкнуть неуклюжую сумку.
     - Дома надо сидеть, а не под ногами путаться, когда все едут...
     - Т„тка, штаны потеряешь!..
     - Женщина,  уберите сумку,  я уже все чулки об не„!!! Каждый почему-то в„л
себя  так,  словно  привык постоянно ездить в  такси  и  как  раз  сегодня,  по
несчастливому  стечению  обстоятельств,  вынужден  был  воспользоваться  метро.
Валентин легко отодвинул плечом каких-то  молодых мужиков,  едва не своротивших
злополучную сумку, и подхватил т„ткину поклажу за нижний конец:
     - Лучше помогли бы, козлы...
     "Козлы",  естественно,  разобиделись.  Это  вообще очень доходчиво,  когда
задевают тебя самого. Кочетова сейчас же ткнули кулаком в спину:
     - Ты, мать твою так!..
     Валентин обернулся.  Он мог обоим вышибить мозги, прич„м так, что мужики и
мяукнуть бы не успели.  Мог деморализовать двадцатью разными способами,  даже и
не вступая в физический контакт.  Он выбрал беспроигрышный вариант.  В его руке
возникло  ярко-красное  удостоверение с  двуглавым  орлом  и  короткой  грозной
аббревиатурой.
     - Давно вшей не кормили? - негромко осведомился он, глядя то на одного, то
на другого,  и его взгляд однозначно соответствовал возможностям,  маячившим за
удостоверением.- А то мигом устроим...
     Кое-кто утверждает, будто тридцать седьмой год давно миновал. Но, конечно,
на  самом деле это  неправда.  В  ч„м  Кочетов лишний раз  и  убедился.  Мужики
позеленели так, что любо-дорого было смотреть, и принялись униженно извиняться.
Валентин  отпустил  их,   презрительно  мотнув  головой,   и   они  исчезли  со
сверхъестественной быстротой.  Ну  не положено человеку так мгновенно пропадать
из виду на подземной лестнице, по которой навстречу валит толпа!
     Валентин снова подхватил тележку за шершавый от пыли металлический край:
     - Вам до какой станции ехать-то?..
     Сам он вышел из вагона на "Маяковской" и спустился по короткому эскалатору
на  свою  линию.  Однако  не  зря  гласит народная мудрость,  не  рекомендующая
вставать с  левой ноги:  как  начн„шь день,  так он  у  тебя и  продолжится.  У
Валентина день начался с Зайчика.  Он даже не особенно удивился, увидев рядом с
собой  на  перроне  субъекта неопредел„нного возраста,  с  темноватым обрюзглым
лицом горького пьяницы.  Субъект выглядел,  да и пахнул,  так,  словно обитал в
общественном туалете. Погода стояла совсем не холодная, но вокзальный бомж явно
предпочитал таскать  свой  круглогодичный гардероб  не  с  собой,  а  на  себе.
Наверное,  и  на  эти вшивые засаленные обноски мог посягнуть кто-то  ещ„ более
опустившийся. Хотя, кажется, куда уже дальше...
     Ну  вот  зачем  ты  жив„шь,  мысленно спросил Валентин,  входя  в  вагон и
предпринимая усилия,  чтобы не оказаться бок о  бок с  пропойцей.  Неужели и ты
нужен кому-то? Кому с тобой хорошо?.. Какой-нибудь такой же мерзкой бомжихе, на
которую ни один нормальный мужик взглянуть-то лишний раз не захочет,  не то что
в койку улечься?..
     Он с  неприязнью подумал об "Эгиде",  которая,  как всякое государственное
учреждение,   по   части   своих  прямых  обязанностей  проявляла  удивительную
неповоротливость.  Для "Эгиды" он  покамест прикончил всего одного злодея.  Для
дяди Кемаля -  троих.  А  сколько ходит кругом всяческой публики,  без  которой
воздух в Питере чище станет?
     Валентин покосился на бомжа,  грустно размышлявшего о вечном возле входной
двери.  Вот  уж  кого можно сразу в  расходную графу.  По  определению.  Что ты
хорошего в  своей жизни сделал?  Да  наверняка ни хрена.  Ну так почему гораздо
более  достойные люди  должны ещ„  платить из  своего кармана,  чтобы для  тебя
построить ночлежку,  а  слабоумных ублюдков от  пьяной  бомжихи,  которых ты  и
знать-то не знаешь, воспитывать и кормить?..
     А  ведь  Валентину хватило бы  одного движения,  чтобы псевдожизнь жалкого
вонючего существа почти безболезненно прервалась.  Он МОГ. Мог сделать это хоть
прямо здесь,  в  набитом вагоне.  Никто ничего и  не  пойм„т,  вот  что смешно.
Человеку плохо стало, и вс„. Пить надо меньше...
     Валентин вдруг удивительно остро ощутил,  что держит в  руках судьбу этого
зачуханного бомжа. Равно как и любого другого человека в этом вагоне. Каждый из
них продолжал жить только потому,  что он, Валентин Кочетов, ещ„ не измерил его
грехов  и  не  наш„л,  что  они  превысили меру.  И  вон  те  молодые балбесы в
"банданах" с  фирменными черепами,  и  беленькая девица  под  ручку  с  носатым
кавказцем,  и стриженый верзила на сиденье, не желающий замечать, что перед ним
стоит женщина с сумкой...
     О  да!..  Валентин мог выбрать любого.  Ощущение власти над чужой жизнью и
смертью было хорошо знакомо ему.  Но никогда ещ„,  кажется, он не купался в н„м
так, как сегодня...
     Он МОГ.
     Ему было МОЖНО.
     В  это  самое время в  пыльный подъезд,  похожий на  храм  давно сбежавших
Богов,  вошла с  улицы молодая женщина с  пуделем на  поводке.  И  белый п„сик,
только  что  резвившийся  и  игравший,   вдруг  отчаянно  ощетинился,  а  потом
истерически,  с протяжным подвывом, загавкал. Женщина пугливо вскинула глаза...
и увидела т„мные струйки, медленно и тягуче сползавшие по ступенькам.
     Потом  было  много  крика и  беготни,  но  покойному Зайчику уже  не  было
никакого  дела  до  суеты  вокруг  его  остывающей плоти.  Его  дух,  более  не
стесняемый земной оболочкой,  постепенно поднимался Туда,  где уже нет ни тайн,
ни обид.  Теперь он видел вс„. И прощал всех. Соседа по коммуналке, перед чьими
детьми на н„м не было никакого греха. Дядю Кемаля, обливавшего его грязью перед
своим на„мным убийцей...
     И Валентина Кочетова, позволившего себя обмануть.

     Бабушка

     - Да,  Василиса Петровна,  вам  только  большим начальником быть...-  Саша
Лоскутков  восхищ„нно  следил,  как  хозяйка  дома  накладывает ему  в  тарелку
дымящуюся манную кашу.- Такой оравой командуете...
     Накануне Фаульгаберы категорически оставили его ночевать,  и  теперь он от
души наслаждался жизнью в  большой и  дружной семье.  Взрослые и  важная Муська
завтракали  во  вторую  смену;  четверо  Фаульгаберят и  Шушуня  уже  поели  и,
одевшись, умчались с Драконом на улицу.
     - И  в  загсе у не„ под началом все по струночке ходят -  гордо подтвердил
Кефирыч.  -  Кого уж  поженит,  те про развод и  думать не смеют.  Одно слово -
Василиса Премудрая... Тебя-то, красная девица, когда под венец повед„м?
     Саша опустил голову и ничего не ответил.
     - Как  собер„тесь,  Сашенька  -  всенепременно к  нам,-  ласково  добавила
Василиса Петровна.  Мужнина командира она знала уже лет десять.  И  не уставала
повторять сво„ приглашение.



     Лоскутков подумал о  Кате.  О  том,  как  она  стояла на  деревянном полу,
растр„панная,  с  горящими глазами оторванным рукавом и  кровью под  носом,  но
непобежд„нная,  готовая съесть любого,  кто станет оспаривать е„ место в группе
захвата...  И ведь съела.  Тогдашние сомневавшиеся теперь сами рады были за не„
кого угодно сожрать.  ...О том, как мгновенно влюбились в не„ Степашка и Филя -
к  немалой ревности Пахомова и  Багдадского Вора.  О  том,  что  он,  командир,
НИКОГДА ей не сможет сказать...
     Правду,  наверное,  говорят,  что у  детдомовцев плохо как-то получается с
семьями...
     - Donner und Doria!  Diebesbande!* Чума и холера!..-  рычал Кефирыч, когда
они с  Сашей шагали к  двухэтажному зданию отделения милиции.  -  Кто у них там
сидит в детской комнате?! Окончательно оборзели?..
     Лоскутков мрачно молчал.
     Рано  утром  они  начали звонить в  это  самое отделение.  Дозвонились,  и
дежурный переадресовал их к инспектору детской комнаты, капитану Галкиной Ольге
Петровне.  Каковая должна была пребывать на своем рабочем месте, выходной день,
не выходной.
     Но  тут  пошли  чудеса.  Для  начала телефон в  детской комнате оказался с
АОНом.  Было отчетливо слышно,  как он подключается.  И  вс„.  Трубку упорно не
брали.  Даже  когда  Сем„н  Никифорович решил  взять капитана Галкину измором и
отсчитал ровно тридцать три звонка. При следующей попытке номер оказался занят.

     - Теперь с подругой треплется! - злобно сказал Кефирыч.- Или с любовником.
Ох, поймать бы - и солдатам...
     Ч„рт побери! Воровская шайка (нем.).

     Наконец Ольга Петровна наговорилась: гудки опять стали длинными. Наверное,
телефон честно надрывался,  на полированном столе капитана милиции,  высвечивая
Фаульгаберовский  номер.   Этот  номер  не   принадлежал  ни   начальству,   ни
родственникам,  ни  даже  знакомым Ольги Петровны.  И  она  спокойно продолжала
заниматься тем, чем она там занималась.
     Окончательно  озверев,   Кефирыч   с   Лоскутковым  решили   наплевать  на
современные средства связи и явиться лично. По старинке. Оно как-то над„жней...

     К  этому времени пятеро мальчишек и  собака вернулись домой и столпились у
дверей ванной - мыть после улицы руки.
     - Ну как дела, Шура? - спросил у найд„ныша Лоскутков.
     - Здорово,  дядя Саша!.. Мы с Драконом... Вы видели, какой у него хвост? Я
бы здесь насовсем остался...- Он помолчал.- Только бабушку жалко...
     - А как зовут твою бабушку?
     - Бабушка Надя. Надежда Борисовна.
     - А фамилию знаешь?
     - Не-а...
     - Эх...- Лоскутков вздохнул.- Ну играй. Найдем твою бабушку.
     На двери красовалась табличка:  "Капитан милиции О.  П.  Галкина". Кефирыч
хотел немедленно вломиться вовнутрь, но Саша остановил его и вежливо постучал.
     - Подождите, я занята, - раздался изнутри женский голос. Приятным его даже
при большом желании нельзя было назвать.
     Эгидовцы переглянулись и подперли стену.  Лоскутков посмотрел на часы. Три
минуты... пять, семь, десять... Саша покосился на Сем„на Никифоровича и увидел,
что у того с лица стали исчезать веснушки. Это был очень плохой признак.
     - Вс„!..- рявкнул великан.- Иду убивать!.. Дверь детской комнаты с треском
сокрушила какую-то  мебель,  и  взору эгидовцев предстала банальнейшая картина.
Ольга  Петровна  Галкина  внимательно  вглядывалась  в   круглое  зеркальце  на
подставке, тщательно наводя макияж.
     - Я же сказала, я занята!..- возмущ„нно повернулась она к незваным гостям.
Со  щ„к  у  не„  свисали полоски свежей  огуречной шкурки.  Обалденно полезная,
говорят, процедура для кожи.
     Кефирыч вдруг садистски заулыбался и выдал:
     Не могу ходить одна
     На поле огуречное:
     Вот ведь выдумала плод
     Природа бессердечная!..*
     - Что вы себе позволяете?!  -  взвилась капитан Галкина.- Я при исполнении
нахожусь! Но Кефирыча было уже не остановить:
     Долго в зеркало глядела
     На нетронутое тело:
     Жалко мне - не портишь ты
     Этой дивной красоты...*

     - Я не потерплю! - взвизгнула капитан милиции.
     - А пошла ты,-  спокойно сказал Лоскутков.-  Не пугай,  пуганые.  АОН себе
завела, чтобы знать, когда начальство звонит?
     Кефирыч скрестил руки на  груди и  в  упор разглядывал покрывшуюся пятнами
Ольгу Петровну.
     Что-то  в  тоне  и  манерах  этих  людей  насторожило капитана Галкину,  и
основной инстинкт -  инстинкт самосохранения - мощно заявил о себе. Она сделала
усилие,  убрала в  стол  зеркальце и  косметику,  и,  положив руки в  форменных
рукавах на крышку стола, напряж„нно проговорила:
     - Слушаю вас.
     Переговоры в„л Лоскутков.  Кефирыч стоял молча,  но  взгляда с  женщины не
сводил, и капитан Галкина косилась на него, как на готовую ахнуть боеголовку.
     - Так...- уже спокойнее сказала она наконец.- Я вас поняла. Буду звонить в
Управление.
     - Бабушка!..  Бабуленька!!!  -  завопил Шушуня,  увидев на пороге пожилую,
бедно одетую женщину. - Баба Надя пришла!..
     Надежда Борисовна расплакалась, прижала внука к себе и долго не отпускала.

     - Спасибо вам большое...  спасибо... - бесконечно повторяла она, то и дело
вытирая глаза,- Наш„лся, Господи, а я уж не знала, что думать... Пропал, думаю,
наш Шушунечка...  звоночек наш...  никогда больше мы  его не увидим...-  И  она
зарыдала в голос.
     Сообща они  еле  убедили е„  отпустить внука  вместе с  фаульгаберятами на
улицу - вывести напоследок Дракона. Ей вс„ казалось, что Шура опять куда-нибудь
пропад„т.  Удивительное дело, но когда Сем„н Никифо-рович дозвонился до Надежды
Борисовны Бойко,  она  разговаривала с  ним  по-деловому,  даже суховато.  Зато
теперь, когда напряжение миновало...
     - Это Саша в метро вашего внука наш„л, - сообщил ей Фаульгабер.
     - Да  что...-  смутился  командир  группы  захвата.-  Он  мне  и  про  вас
рассказал, и про то, как вы его стрелки различать научили...
     Это  сообщение  почему-то  заставило  Надежду  Борисовну  в  очередной раз
прижать к глазам мокрый платок:
     - Он такой хороший мальчик, такой славный... А жив„м - вы себе представить
не можете...  Каждый день крик,  ссоры,  скандалы...  В доме есть нечего, а ему
хоть бы что...  Это я про отца его... Я уж дочке - лучше пусть никакого отца не
будет, чем такой! Название одно!.. Денег и то... Не в дом, а из дому...
     - А дочь ваша..?
     Надежда Борисовна только горестно покачала головой.
     - Да он с первого дня пил. До свадьбы ещ„ вс„ было ясно. А она мне: "Я его
перевоспитаю,  мама,  вот увидишь".  Ну, вот и перевоспитала... В кои-то веки с
ребенком отправился погулять...
     Мужчины молча переглянулись.
     - И  нет  и  нет...   Мы  уже  больницы  обзванивать,  милиции  всякие...-
продолжала свой рассказ Надежда Борисовна.-  Вс„  без  толку...  У  меня сердце
колет, думаю, только приступа не хватало, ещ„ Верочке со мной хороводиться... И
вот посреди ночи является!  Мы бросились,  а  он стоит грязный весь,  мятый и -
один! Веруша ему: "Где реб„нок?!" А он с оловянными зенками: "Не знаю"...
     Надежда  Борисовна  помолчала.  Фирменные пирожки  Фаульгаберши нетронутые
лежали перед ней на тарелочке.
     - Как я на месте его не убила,  не знаю.  Вера плакать, кричать на него, а
он себе в комнату -  и спать завалился.  А ей с утра на работу...  Платят-то им
под„нно,  не выйдет -  и денег не будет...  Пошла,  куда денешься... А тут и вы
позвонили...

     Орехово - Петербург

     Снегир„в помнил:  когда  он  закончил школу,  первое  сентября лишь  через
несколько лет сделалось для него обычным дн„м,  открывающим очередной месяц,  и
навсегда перестало подсознательно быть роковым рубежом.  Этот рубеж неотвратимо
надвигался сквозь лето, знаменуя не слишком-то желанное начало учебного года. С
его контрольными, вызовами на уроках и множеством иных неприятностей... Поэтому
Алексей  искренне  сочувствовал  Стаське,   которой  менее  чем   через  неделю
предстояло изображать радостную встречу со школой.  Заглянув к Жуковым двадцать
четв„ртого августа,  он узнал, что Стаську собирались везти из Орехова в город,
и вызвался съездить за ней сам.
     Валерий  Александрович  не  зря  был  доктором  технических  наук:   план,
нарисованный им для Снегир„ва,  соответствовал местности один к одному.  Прибыв
на "Ниве" в  дачный пос„лок,  Алексей легко сориентировался и  выехал к нужному
дому с первой попытки, обойдясь без блужданий и расспросов местного населения.
     - Ой,  дядя Л„ша!..-  обрадовалась Стаська, выбежавшая к калитке встречать
знакомый автомобиль.  Она была воспитанной девочкой и  не стала говорить,  что,
мол, ну никак не ждала.- Пойд„мте скорее, мы только-только завтракать сели...
     Жуковскую "фазенду" Снегир„в оценил ещ„ по фотографиям. Если он что-нибудь
понимал,  бревенчатый домик  сперва  замышлялся как  времянка,  пускай  даже  и
т„плая, с печью. Потом, когда стало ясно, что соорудить "настоящий" дом сил уже
не   хватает,   на   маленький  сруб   нахлобучили  верхний   этаж   -   этакий
чердак-переросток.  Туда  вела  внешняя лесенка,  мало пригодная для  взрослого
человека,  в особенности для пожилого,  полного и неуклюжего.  Естественно, там
теперь были  Стаськины личные апартаменты,  и  за  право ночевать одной наверху
постоянно происходили баталии между нею и "бабушкой".  Двенадцатилетний человек
требовал  самостоятельности.  "Бабушка" полагала что  маленькому реб„нку  лучше
быть вс„ время у не„ на глазах.
     Завтрак происходил между домом и летней кухонькой, под деревянным навесом.
Степана Петровича и Ирину Юрьевну Коломейцевых,  родителей Нины, Снегир„в узнал
сразу -  опять же по фотографиям,  да и по фамильному сходству. Вторая женщина,
на  вид  -  активная начинающая пенсионерка,  была ему незнакома.  Она сидела в
домашнем  халате  и  накинутой сверху  синтетической куртке,  вернее,  даже  не
сидела,  а мостилась на краешке скамейки, словно заскочила всего на минуточку и
собиралась бежать обратно домой.  Перед ней  на  столе стояла банка с  сол„ными
огурцами. Соседка, определил Алексей. Домашними заготовками обмениваются...
     - Доброе  утро,-   поздоровался  он,  обращаясь  сразу  ко  всем.  Супруги
Коломейцевы недоум„нно воззрились на чужого мужчину,  которого их "внучка" вела
за руку, словно он был ей близким приятелем.
     - Это  дядя  Л„ша!   -   радостно  объявила  им  Стаська.   -  Помните,  я
рассказывала?
     Настороженное выражение мигом растаяло. Ирина Юрьевна устремилась в дом за
дополнительной чашкой, а Степан Петрович приподнялся с лавки и крепко пожал ему
руку.  Из  чего  Алексей заключил,  что  "деды" и  впрямь были о  н„м  премного
наслышаны.  Почему-то это взволновало и обрадовало его.  Как будто мнение двоих
стариков вправду могло для него что-нибудь значить...
     - Ну, я побежала,- заторопилась соседка.- А то вовсе стыд потеряла: на два
слова, и сижу, и сижу...
     - Так сидите на здоровье,  Тамарочка,-  остановила ее Ирина Юрьевна.-  Ещ„
чайку выпейте...
     - Да куда ж чаем наливаться перед дорогой,- засмеялась Тамарочка. - Мой-то
нынче опять кататься собрался! Пацан да и только...
     Было   видно:   как   бы   осуждая  на   словах  "мальчишество"  мужа,   в
действительности она рада была ему потакать.
     Забрав огурцы,  она удалилась по натоптанной (знать часто в  гости ходили)
тропинке к соседнему дому. Этот дом едва ли превосходил размерами жуковский, но
был в отличие от него,  не ветшающей развалюхой, а новенькой нарядной игрушкой.
И  не  подлежало сомнению что ему сопутствовал тот же эффект,  который отличает
иномарки от  российских машин:  при схожести внешних габаритов первые почему-то
оказываются существенно просторней.
     А  перед домом -  кстати об  иномарках!  -  стоял красивый голубой "Форд".
Крепкий пожилой мужчина любовно намывал его из вед„рка.
     - Только   весной  въехали,-   заметив  взгляд  Алексея,   пояснил  Степан
Петрович.-  Славные люди.  Вежливые,  простые,  никогда ничего,  а  за тридцать
тысяч,  я слышал,  домик купили.  Ирина Юрьевна внутри была,  говорит -  полный
комфорт...
     Ирина Юрьевна пододвинула Снегир„ву булку и колбасу и спросила: