" -  это  да,  это  по  теме.  И  перемену,  случившуюся со
Шлыгиным,  Виталя истолковал однозначно.  Выпила ненасытная баба  из  Мишки все
соки!..
     "Может,  одолжишь на  уик-энд?  -  из самых лучших побуждений предложил он
Михаилу. - Узнаю хоть, чем она у тебя от других отличается..."
     Они  "зависали" тогда в  кабаке "Адмирал".  Это шикарное место в  ту  пору
только-только открылось,  вс„ там было раза в три круче,  чем в обычных местах,
но жалеть деньги на кайф считалось у  них западно.  И  вот там,  в  "Адмирале",
увесистой хрусталиной,  в  которой им  подали икру и  вар„ного рака,  мгновенно
осатаневший Михаил чуть не проломил Витале башку.
     Гнедин тогда выступил миротворцем.  Схватил за руки Мишку,  а Базылеву как
умел вправил мозги. Хотя сам загибался от душившего смеха...
     Да... А вот теперь и с ним самим происходило нечто подобное...
     Жуткий был у Мишки видок,  когда его хоронили... В морге расстарались и на
Инкины  деньги  купили хрустальный глаз.  Вместо выбитого гвозд„м.  Только глаз
почему-то  не хотел закрываться,  и  м„ртвый Шлыгин из гроба рассматривал всех,
кто был рядом, этим своим искусственным глазом: ну, мол? Кто следующий?..

     Королевский аналостан

     Котик мартовский запел
     Песню подвенечную.
     Я тоскую без любви
     Под музыку вечную...*
     * Частушка А. А. Шевченко.
     Фаульгаберовская кошка Муська была,  без сомнения, матерью-героиней. Столь
же  несомненно было и  то,  что  не  у  многих питерских кошек так благополучно
обстояли дела с  жизненным устройством потомства -  ну,  может,  разве у  самых
породистых и  престижных.  Когда  несколько лет  назад  Муська самый первый раз
попала  в  "интересное  положение"  и  явно  приблизился  срок,  самого  Сем„на
Никифоровича и всю семью насмерть перепугала заглянувшая зачем-то соседка.
     "Так не  люблю котяточек топить.  Каждую осень топлю и  валокордин пью,  -
сообщила она.  -  Они ведь ещ„ и  не тонут,  минут по двадцать приходится...  А
кошка потом бегает, кричит, ищет их..."
     Фаульгабер,  на которого жена два раза получала похоронки, приш„л в ужас и
заявил,  что кого-либо топить в  этом доме будут только через его труп.  Лучше,
мол,  он ноги по колено стопчет,  пристраивая котят.  Остальные члены семейства
его горячо поддержали: "Рожай, Муська, спокойно!"
     Сем„н Никифорович был уверен,  что именно супруге предстоит стать кошачьей
акушеркой - кому же, мол, как не ей?.. Однако Муська распорядилась по-своему. В
один прекрасный октябрьский вечер она  вылезла из  коробки,  которую по  совету
знакомых   кошатниц  поставила  ей   Василиса  Петровна.   Подойдя   к   Сем„ну
Никифоровичу,  Муська прихватила зубами его  штанину и  потянула хозяина к  уже
обжитому картонному гнезду.
     Слегка  растерявшись,   Фаульгабер  двинулся  следом.  Муська  улеглась  в
коробке,  и Кефирыч, погладив любимицу, вернулся досматривать свой футбол. Но у
кошки были совершенно определ„нные планы,  и хозяин дома был опять отвед„н ею к
гнезду. Осознав, в ч„м дело, Кефирыч воззвал к Василисе Петровне:
     - Да она рожать собралась! Что делать будем?!
     Супруга бросилась кому-то  звонить,  а  кошка ни на мгновение не отпускала
взопревшего Фаульгабера от  себя,  явно  назначив его  главным  специалистом по
родовспоможению.   Она  даже  подсказывала  ему,   что  следует  делать.  Сем„н
Никифорович безропотно стоял  на  коленях  над  картонной коробкой и  осторожно
массировал роженице брюшко. Муська принадлежала к числу избранных на этом свете
существ,  знавших,  какими нежными могут быть его  рыжие пятерни.  Потом пришла
Василиса Петровна и с военной краткостью изложила полезные советы,  почерпнутые
по  телефону.  Смысл их заключался в  том,  что кошки мудры и  сами знают,  что
делать.  И  если  они  желают,  чтобы при  акте  рождения присутствовал любимый
хозяин, то, значит, так тому и следует быть.
     В  некоторый момент Муська неожиданно выскочила из гнезда,  и  на линолеум
тут  же  вывалилось  что-то  мокрое,   скользкое,   нелепое.  Кошка  сноровисто
подхватила "это" зубами и немедля запрыгнула обратно в коробку.  А потом умело,
как  будто  обучалась на  специальных курсах,  перегрызла пуповину и  принялась
вылизывать свой  приплод...  Самые первые роды прошли для  не„  как  нечто само
собой разумеющееся. А вот у Сем„на Никифоровича руки дрожали еще долго...
     С тех пор каждый год семья Фаульгаберов наблюдала, как, по выражению Ники,
"из ничего разрастается кот", как опекает и обучает свой выводок Муська... как,
наконец,  т„плые слепые комочки превращаются в резвых котят, которых необходимо
пристраивать в хорошие руки.
     Все родственники и знакомые были давно осчастливлены, но изобретательность
Кефирыча оказалась неистощима, и вс„ новые котята обретали собственные дома. Но
в эту осень умница-котик по имени Тимофей сильно подзадержался с отбытием.  Уже
наступила зима,  уже приучили юного котишку мчаться за проволочкой и нести е„ к
хозяйским ногам,  а  приличных хозяев подыскать вс„ не  удавалось.  Старший сын
Митя прив„л было одноклассницу с мамашей,  но те как увидели простецкую серую в
полоску физиономию,  так сразу смущенно ретировались. Они, оказывается, мечтали
о белой ангорской кошечке,  чтобы надевать на не„ алый бантик. Они, в принципе,
были согласны и на что-нибудь попроще, но... не настолько же...
     - Бант! - сказал Фаульгабер. - А что, это идея!
     И на кот„нка надели-таки бант,  только не красный,  а голубой -  как раз к
серенькой ш„рстке.  Вместе с  бантом Тимка был  посажен на  вышитую подушечку и
заснят с помощью "мыльницы".
     Фотографию Василиса Петровна унесла к себе на работу.
     В  январе желающих зарегистрировать брак бывает немного.  Да и  экземпляры
время от времени являются такие,  что святых выносить не надо - сами сбегут. За
годы  работы  Василиса  Петровна насмотрелась всякого.  И  почти  всегда  могла
предугадать будущее той или иной пары. Она насквозь видела и брачных аферистов,
женившихся из-за жилплощади и  прописки,  и юных хищниц,  приводивших под венец
мужчин вдвое старше себя. Василисе Петровне не надо было заглядывать в паспорт,
чтобы увидеть там ещ„ не  просохшую печать,  удостоверяющую расторжение брака с
предыдущей женой.  С  которой  бывало  прожито  лет  пятнадцать,  а  то  и  все
двадцать...  А  чего  стоил восемнадцатилетний оболтус,  воспылавший страстью к
семидесятилетней!.. Женился бы и на Бабе-Яге, только чтобы в армию не идти...
     Ждать  хозяев для  Тимки пришлось достаточно долго,  но  Василиса Петровна
была терпелива. И наконец дождалась.
     - Нина Ивановна, какую фамилию выбираете?
     - Мужа, - ответила невеста и покраснела.
     - Переедете в Петербург?
     Жених  жил  поблизости,  на  Большом,  а  невеста -  в  поселке Ольшанники
Выборгского района.
     - Ой,  что  вы!  У  меня первый класс,  как я  их  брошу?..  Нина Ивановна
двадцати тр„х лет от роду была школьной учительницей.
     - Я  перееду,  -  солидно проговорил жених.  -  Я  и шоф„р,  и электрик...
Пригожусь небось. Опять же, детей завед„м, пускай на природе...
     Разговор о детях заставил невесту покраснеть ещ„ больше.
     - Ой,  прелесть какая!  -  обрадовалась она, заметив фотографию Тимофея. -
Это у вас открытка?..
     - Это наш,  -  с достоинством ответила Фаульгабер-ша.  -  Пристраиваем как
раз. Умница удивительный. И чистюля. Породы "королевский аналостан"...
     Невеста  заулыбалась:  она  читала  Сетона-Томпсона.  Тимкина судьба  была
решена.
     Вечером семья Фаульгаберов, расстелив на полу огромную карту, отыскивала в
Выборгеком  районе  пос„лок  Ольшанники.   Главный  герой,  полосатый  Тимошка,
принимал в  поисках самое деятельное участие,  после чего  приладился на  карте
поспать.

     Работа

     Трудно смотреть в глаза приговор„нному к смерти... Иван Борисович Резников
смотрел на сидевшего перед ним человека и не мог отделаться от мысли,  что тот,
если бы  захотел,  мог  своими смертными приговорами обклеить в  комнате стену.
Благо у него этих самых высших мер,  согласно последним данным,  скопилось - по
земному шару не  меньше десятка.  Вот только в  исполнение привести не  удалось
пока ни одну...
     На„мный убийца Скунс,  при  упоминании о  котором люди определ„нного круга
хватались за сердце,  внешне собой ничего "этакого" не представлял. Скорее даже
наоборот.  Волосы  „жиком,  бл„клые  глаза,  невыразительное,  незапоминающееся
лицо...  Без сомнения, думал Ваня, это был грим, но до чего же удачный. Мельком
увидишь где-нибудь -  и  позже нипоч„м не  сумеешь ответить,  присутствовал там
этот человек или нет...
     - Чаю или кофе? - спросил он Скунса.
     - Чаю, если не трудно.
     Ваня ловко (сказывалась практика) развернул инвалидное кресло и скрылся на
кухне. Посетитель не предложил ему помощи. Он знал, что хозяину дома доставляет
удовольствие ухаживать за гостями.
     Резниковский  дом  в   Лисьем  Носу  был  нафарширован  разной  интересной
электроникой,  что  называется,  по  самое "не могу".  Были там среди прочего и
маленькие видеокамеры,  позволявшие инвалиду обозревать двор и  улицу -  и  при
желании записывать увиденное на пл„нку. В преддверии визита "дорогого друга" он
вс„ это самым честным образом выключил. До сих пор между киллером и Аналитиком,
он же новое Доверенное Лицо,  отношения царили девственно незапятнанные. И Ване
всего менее хотелось их портить.  Он отлично знал,  чем кончали некоторые очень
неразумные граждане,  испортившие отношения со  Скунсом...  Повторять их судьбу
Ваня Резников решительно не желал.


     Когда  он  вернулся  в  комнату  и  прин„с  (вернее,  прив„з)  одноразовые
стаканчики с  чаем,  Скунс сидел на том же месте,  поглядывая в окно.  За окном
была темнота,  но Ваню не оставляло жутковатое ощущение, будто его гость ВИДИТ.
В том числе спиной и сквозь стены. Вторым, третьим, неизвестно каким зрением...
И легенды, бытующие об этом человеке, суть правда.
     От первого и до последнего слова.
     - Я,  знаете ли,  немного стесн„н сегодня во  времени...-  похвалив чай  и
коронную Ванину выпечку, сказал на„мный убийца.
     - Момент.-  Резников выложил  на  стол  простой  картонный скоросшиватель.
Скунс развернул его и принялся с интересом изучать содержимое.
     - Юридического управления...  - пробормотал он погодя. И фыркнул, поднимая
глаза: - Ну до чего должность опасная, а, Иван Борисович?
     Электронщик невольно по„рзал в никелированном кресле:
     - Его предшественница...  если мне память не изменяет...  Вишнякова Полина
Геннадиевна... от естественных причин, как я слышал. От сердечного приступа...
     - Ага,  -  ехидно кивнул Скунс.  -  От  него самого.  И,  что  характерно,
наверняка тот же заказчик. Нынешний зам, Гнедин. Я угадал?
     Заказ, строго говоря, исходил не от самого зама, но от людей весьма к нему
близких.  Ваня так и ответил киллеру... и вдруг вспомнил, что несколько месяцев
тому  назад  Скунс  проявил к  Владимиру Игнатьевичу Гнедину личный,  вроде  бы
никакими обстоятельствами не спровоцированный интерес. Интерес был проявлен ещ„
к  некоторым  персонам.  И  одна  из  персон,  а  конкретно известный питерский
бизнесмен Михаил  Иванович Шлыгин,  уже  отправилась (прич„м весьма неприятно и
драматично) к Господу Богу. Из чего следовало...
     А вот что из этого следовало, о том Ваня Резников стал бы распространяться
только под пытками. Да и тогда постарался бы молчать до последней возможности.
     - Вишнякову с дороги убрал, теперь Галактионова мылится...- неодобрительно
качая головой,  продолжал рассуждать Скунс.  -  Я так понимаю,  Иван Борисович,
лезет наш Гнедин к какому-то ужасно сладкому пирогу...
     Кроме  фотографии  Валерьяна  Ильича  Галактионова  и  разной  технической
информации,  могущей пригодиться в  киллерском деле,  папка включала достаточно
полную  биографию "видного деятеля законности".  Этот  раздел  Скунс  пролистал
бегло - наверное, ничего принципиально нового для него материалы не содержали.
     - ...А  коли знаешь место,  где  раздают пирожки,  -  делись,  -  довершил
начатую мысль на„мный убийца.  -  А  то  как-то  не  по-товарищески получается.
Согласны?
     Взял карандаш и подправил цифру,  означавшую его гонорар, превратив тройку
в восьм„рку. Сумма сделалась достаточной, чтобы купить средненький "Мерседес".
     - С детства жадин не переношу,  -  подытожил Скунс.  - В мо„ время таких в
пионеры не принимали. Ну, Иван Борисович, спасибо за угощение. Побежал я.
     Ваня  взял  со  стола  опустевшие стаканчики из-под  чая  и  пластмассовое
блюдечко, на которое выкладывал сдобные плюшки. Вертанул сво„ кресло и отправил
всю посуду в горящий камин... Так он по наитию поступил, когда самый первый раз
принимал у себя Скунса, и киллер, кажется, по достоинству оценил его жест.
     - Иван Борисович, две просьбы... - сказал он, остановившись в дверях.
     - Я вас внимательно слушаю...
     - Первая:  если не  сложно,  узнайте мне,  пожалуйста,  все подробности об
одной  замечательной женщине.  Некая  Нечипоренко  Алевтина  Викторовна.  Е„  в
ленинградских новостях недавно показывали...
     - Сделаем,  -  пообещал Ваня. - А вторая? Скунс вытащил из кармана джинсов
мятую беленькую бумажку:
     - Вот...   Если  сможете  мне  такие  лампы  достать,  буду  премного  вам
благодарен.
     Резников взял список и заинтересованно просмотрел.
     - Господи,  древность какая!  -  изумился он  погодя.-  Да  вы,  не иначе,
раритетами торговать собрались?
     Тут  он  прикусил язык,  ибо от  греха подальше давно уже зарекался своего
гостя о ч„м-либо спрашивать. Однако Скунс лишь понимающе улыбнулся.
     - Есть у меня друг,  - доверительно поведал он Ване.- В Швеции. Помешанный
на доисторических ламповых усилителях...  Говорит,  только они настоящий звук и
дают. Ну а лампы такие где в наше время можно достать? Только в России...
     Проводив  гостя,  Резников углубился в  список  подробнее.  Пятнадцать лет
назад,  когда он учился на факультете вычислительной техники,  лампы составляли
основное содержание курса лекций по электронным приборам.  Транзисторы,  как он
помнил, были удостоены куда меньшего внимания, а уж микросхемы и вовсе остались
едва упомянутыми.  Хотя и  в  те  времена применяли их для компьютеров сугубо в
обратной пропорции...  Насколько Ване  было известно,  методика преподавания на
сегодняшний день не особенно изменилась.
     Поддавшись  небезопасному  любопытству,   он   вытащил  с   полки  толстый
справочник,   предназначенный  исключительно  для  служебного  пользования,   и
проверил,  где в действительности применялись Скунсовы лампы.  К его некоторому
разочарованию, ничего стратегического не обнаружилось. Пентоды и триоды, снятые
с   производства  задолго  до   Ваниного  рождения,   в   самом  деле  когда-то
использовались в звуковых усилителях... И ещ„ в телевизорах.
     Ваня  убрал книгу на  полку и  сказал себе,  что  вс„  это  его  отнюдь не
касалось. И был, естественно, прав.

     Над открытым манежем горел одинокий фонарь, и плакучие бер„зы, отступавшие
в темноту,  казались особенно пышными от инея, таинственными и высокими. Внизу,
под  горкой,  было  хорошо  видно  шоссе  и  автомобили,  спешащие  по  нему  с
включ„нными фарами.  А из лошадиных ноздрей облачками валил густой пар,  и лучи
одинокого фонаря зажигали в этих облачках расплывчатые бледные радуги.
     Вс„ остальное было ужасно.
     Когда  выяснилось,  что  Роман Романович переходит работать из  Удельной в
Парголово,  в  новую  конную  школу,  Стаська решила последовать за  тренером и
объявила  об  этом  дома.  "Совсем  уже  на  край  света!  -  возмутилась  Нина
Степановна.  И  развернула загодя отложенные "Ведомости".-  Вот  смотри,  прямо
здесь рядом есть, на Московском шоссе. Как хорошо!"
     Московское шоссе Стаську не вдохновило.  "Я у Романа Романовича заниматься
хочу", - сказала она.
     "Тоже мне какая великая спортсменка, только у своего тренера!.. Ты сколько
на лошади-то сидела? Три раза?"
     "Четыре!"
     "Ну и не вс„ тебе равно, куда в пятый..."
     "Не вс„ равно",  -  заупрямилась Стаська.  Дело было,  конечно,  не  в  е„
спортивном величии и  даже не в особых качествах тренера.  Стаська попросту ещ„
вовсю боялась и  самих лошадей,  и такого малознакомого и непривычного процесса
езды.  А  теперь  вдобавок  новое  место!  Тут  поневоле  захочешь хоть  что-то
сохранить неизменным. Тем более тренера, к которому Стаська успела проникнуться
полным доверием...
     Вс„  это  она  очень  хорошо  чувствовала,  но  разумными  формулировками,
способными дойти до е„ опекунов, облечь не умела.
     "Стасик,  ты вот ещ„ о ч„м подумай,  -  вмешался Валерий Александрович. Он
был  по  обыкновению  рассудителен.  -  Дядя  Л„ша  оказал  нам  очень  большую
любезность, согласившись с тобой поездить в Удельную. Но Парголово..."
     "Он мне сказал, ему самому интересно было смотреть!.."
     "Конечно,  сказал. Дядя Л„ша воспитанный человек и не стал жаловаться, что
мы его затрудняем. Но нам-то с тобой не мешает подумать..."
     "А туда,  между прочим,  и без машины очень легко добираться.  На метро до
конца  и  потом  две  остановки на  междугород...  на  пригородном автобусе!  И
маршрутки ходят!.."
     "Нет, Стасик. Ты никак не хочешь понять..."
     Разговор мог  зайти далеко и  даже  приобрести черты этакого подросткового
бунта.  Стаська жила с  опекунами не  первый год  и  заранее знала,  как станут
развиваться события.  Сейчас ей  объяснят,  что дядя Валя не сможет вс„ время с
ней ездить из-за работы,  т„тя Нина -  из-за болезни, а дядю Л„шу просить - уже
последнее свинство.  Она  на  это  ответит,  что  сама достаточно взрослая,  не
потеряется по  дороге (через полгода ей должно было стукнуть тринадцать).  Т„тя
Нина прид„т в  ужас и вспомнит сорок два случая,  когда такие вот девочки очень
даже терялись:  как раз на  той неделе фото было в  газете,  ушла из дома и  не
вернулась,  мне,  может,  разыскать,  чтобы ты посмотрела?.. И так далее и тому
подобное,  пока  т„тя Нина не  выкатит последний убийственный аргумент.  Насч„т
того, что Стаськина покойная мама была бы всем происходящим весьма недовольна.
     Стаська про себя полагала,  что это уже удар ниже пояса.  Но  контрдоводов
тут не  было и  быть не  могло,  и  очень хорошо,  что конфликт в  тот вечер на
максимальные обороты не  вышел.  Ещ„  на  стадии обсуждения ужасов пригородного
автобуса (и особенно маршруток) его прервал звонок в дверь.
     "Парголово?  -  спросил дядя Л„ша.  - А что, я на этой неделе как раз в ту
сторону собирался..."
     И  вот она была тут.  И  уже не впервые задумалась,  а надо ли ей было так
рваться сюда.
     Ибо Роман Романович с  ходу объявил е„ подготовленной всадницей и выпустил
в  общую группу -  поставил,  как выражаются конники,  в смену.  То есть прощай
относительно спокойное кружение на корде,  другой конец которой держит над„жная
страхующая рука.  И снисходительный "нянька" Вольфрам,  казавшийся теперь таким
родным и понятным.  Между Стаськиными неуверенными коленями перекатывались бока
совершенно незнакомого мерина по имени Пахарь,  и  призывал животное к  порядку
лишь повод,  с которым "подготовленная всадница" толком обращаться-то не умела.
Время от времени Стаська вспоминала, что помощи в случае чего ждать будет особо
неоткуда,  и  у  не„  пересыхало  во  рту.  В  общем,  праздничный ужас  первых
индивидуальных занятий сменился буднями повседневной РАБОТЫ.  Время от  времени
Стаська спрашивала себя,  зачем вообще ей это надо.  Знаменитой спортсменкой ей
ведь вс„ равно хоть тресни не стать...
     Смена, кружившая по манежу, была невелика: всего три человека. Прямо перед
Стаськой ехала на  белогривой Даурии какая-то  толстая т„тка.  Т„тка непрерывно
что-то бубнила,  кажется,  разговаривала с кобылой.  А головным выступал дивной
красоты вороной жеребец,  и  на  н„м в  фирменной курточке и