ЕАЛЬНОСТЬ

   Когда цивилизация  Второй  волны  простерла  по  планете  свои  щупальца,
преобразуя все, с чем она вступала в контакт, это  относилось  не  только  к
технологии или торговле. Сокрушая цивилизацию  Первой  волны,  Вторая  волна
создала не просто новую реальность для миллионов людей, но и новое понимание
действительности.
   Сталкиваясь  в  тысячах  мест  с  ценностями,  идеями,  мифами  и  этикой
аграрного общества, Вторая волна повлекла за собой новые понятия  о  Боге...
справедливости... любви... власти... красоте. Она  способствовала  появлению
новых идей, целей и аналогий, ниспровергала и вытесняла старые представления
о времени, пространстве, материи  и  причинности.  Возникла  впечатляющая  и
понятная картина  мира,  которая  не  только  объясняла,  но  и  оправдывала
реальность Второй волны. Эта картина мира индустриального общества не  имела
названия. Ее следует назвать "индуст-реальность".
   Индуст-реальность была сводчатой конфигурацией идей  и  представлений,  с
помощью которых дети индустриализма были обучены понимать свой мир. Это была
кипа  предпосылок,  используемых  цивилизацией  Второй  волны,  ее  учеными,
деловыми людьми, государственными деятелями, философами и пропагандистами.
   Были,  конечно,   и   несогласные,   оспаривающие   господствующие   идеи
индуст-реальности, но мы ведем здесь речь не о  боковых  ответвлениях,  а  о
главном направлении философии Второй волны. На первый взгляд  казалось,  что
главного  направления  вообще  не  существует.  Вернее,   видны   были   два
столкнувшихся сильных идеологических течения. К середине XIX столетия всякая
индустриализованная страна имела свои отчетливо обозначившиеся левое крыло и
правое,  сторонников  индивидуализма   и   свободного   предпринимательства,
защитников коллективизма и социализма.
   Эта  борьба  идеологий,  вначале  происходившая  в  индустриализированных
странах, вскоре распространилась по всему миру. После русской революции 1917
г.  и  создания  руководимой  из   центра   и   работающей   на   весь   мир
пропагандистской  машины  идеологическая  борьба   становилась   все   более
интенсивной. И к концу второй  мировой  войны,  когда  Соединенные  Штаты  и
Советский Союз пытались реинтегрировать мировой рынок или большую его  часть
в  своих  интересах,  каждая   сторона   расходовала   огромные   суммы   на
распространение своих доктрин среди неиндустриальных наций.
   На одной стороне были тоталитарные режимы, на  другой  -  так  называемые
либеральные  демократии.  Орудия  и  бомбы  находились  в  состоянии  боевой
готовности, чтобы вступить  в  дело,  когда  логические  аргументы  окажутся
исчерпанными. Пожалуй, со времен столкновения католицизма и протестантизма в
эпоху Реформации не было столь яростного противостояния двух  идеологических
лагерей.
   В пылу этой  пропагандистской  войны  осталось  незамеченным,  что,  хотя
столкнувшиеся стороны представляли разные идеологии,  обе  они  по  существу
имели одинаковую суперидеологию. Их экономические программы  и  политические
догматы были в  корне  различными,  но  многие  из  их  отправных  положений
выглядели схожими. Подобно тому как протестантские и католические миссионеры
по-разному трактовали Библию и все же проповедовали одну веру в Христа,  так
и марксисты и антимарксисты, капиталисты  и  антикапиталисты,  американцы  и
русские  продвигались  дальше  в  Африку,  Азию  и   Латинскую   Америку   -
неиндустриальные регионы мира,  -  неся  одинаковый  набор  основополагающих
предпосылок. И те и другие проповедовали превосходство индустриализма  перед
всеми другими цивилизациями. И  те  и  другие  были  страстными  поборниками
индуст-реальности.



   Принцип прогресса

   Распространяемые ими представления о мире базировались на трех  связанных
между собой "индуст-реальных" положениях, трех идеях,  разделяемых  странами
Второй волны, что и отличало их от остальной части мира.
   Первое из этих основополагающих  положений  имело  отношение  к  природе.
Социалисты  и  капиталисты  могли  расходиться  во  взглядах  на   то,   как
распределять плоды труда, но они одинаково относились  к  природе.  Для  них
природа - это объект, жаждущий подвергнуться эксплуатации.
   Мысль о том, что люди должны властвовать над природой,  можно  проследить
на  протяжении  веков,  вплоть  до  Книги  Бытия(1).  Несомненно,   что   до
промышленного  переворота  подобную   точку   зрения   разделяли   немногие.
Большинство ранних  культур,  напротив,  отдавали  предпочтение  бедности  и
гармонии человечества с окружающей его природной средой.
   Эти ранние культуры были не особо ласковы  с  природой.  Они  вырубали  и
выжигали  растительность,  переводили  леса  на  дрова.  Но  их  возможности
навредить природе были ограниченными. Они не столь уж корежили  землю  и  не
нуждались в подходящей идеологии, которая  оправдывала  бы  причиняемый  ими
вред.
   С  наступлением  цивилизации  Второй  волны  появились  капиталистические
индустриалисты,  в  огромных   объемах   выкачивающие   природные   ресурсы,
выбрасывающие в  воздух  большое  количество  ядов,  в  погоне  за  прибылью
вырубающие леса целых регионов, нисколько не заботясь о побочном эффекте или
долговременных последствиях. Идея о том, что природа - это то, что  надлежит
эксплуатировать, предоставляла  удобное  рационалистическое  объяснение  для
недальновидных и эгоистичных дельцов.
   Но капиталисты вовсе не были одиноки. Кто бы ни находился у  власти,  они
или же марксистские индустриализаторы (несмотря на убеждение, что прибыль  -
источник всех зол), все действовали сходным образом.
   По представлениям марксистов, первобытные люди вовсе не жили в гармонии с
природой, а вели с  ней  яростную  борьбу  за  выживание.  С  возникновением
классового  общества,  считали  они,  война  "человека  против  природы",  к
несчастью, преобразовалась в войну "человека  против  человека".  Построение
коммунистического  бесклассового  общества   позволит   человечеству   снова
вернуться к своей задаче - борьбе с природой.
   По  обеим  сторонам  идеологического  водораздела  имелся  схожий   образ
человечества, противостоящего природе и господствующего над ней. Этот  образ
был основным  компонентом  индуст-реальности,  суперидеологии,  объединявшей
марксистов и антимарксистов.
   Вторая идея, связанная с первой, вела еще дальше.
   Люди не только пребывали в заботах о природе, они были  вершиной  долгого
процесса эволюции.  Существовали  и  более  ранние  теории  эволюции,  но  в
середине XIX столетия Дарвин дал научное обоснование такой  точки  зрения  и
приобрел известность  в  большинстве  передовых  индустриальных  стран  того
времени. Он  говорил  о  принципе  "естественного  отбора"  как  неизбежного
процесса, который безжалостно вычищает слабые и неспособные  существовать  и
развиваться формы жизни.
   Дарвин вел речь о биологической эволюции, но его теория  получила  особое
социальное и политическое звучание. Так, социальные  дарвинисты  доказывали,
что принцип естественного отбора действовал внутри общества тоже и что самые
богатые и влиятельные люди были более приспособленными и более достойными.
   Следом возникла идея, что  все  общества  развивались  в  соответствии  с
законом   "естественного   отбора".    Согласно    подобным    рассуждениям,
индустриализм  был  более  высоким  этапом  эволюции,  чем  окружавшие   его
неиндустриальные культуры. А это  означало,  что  цивилизация  Второй  волны
превосходила все остальные.
   Подобные воззрения давали рационалистическое объяснение как  капитализма,
так и империализма. Развивавшийся индустриальный строй нуждался  для  своего
поддержания в дешевых  ресурсах,  а  такая  теория  предоставляла  моральное
оправдание их получения по пониженным ценам, даже если при том  уничтожались
аграрные народы и первобытные  общества.  Идея  социальной  эволюции  давала
интеллектуальную   и   моральную   поддержку,    позволяя    обращаться    с
непромышленными народами как с низшими и,  следовательно,  непригодными  для
выживания.
   Сам Дарвин хладнокровно писал об уничтожении местного населения  Тасмании
и  в   порыве   геноцидного   энтузиазма   пророчествовал:   "В   будущем...
цивилизованные расы наверняка  уничтожат  и  заменят  дикие  расы  по  всему
миру"(2). Интеллектуальное обеспечение цивилизации Второй волны не оставляло
сомнений относительно того, кто заслуживал выживания.
   Несмотря на то что Маркс резко критиковал капитализм  и  империализм,  он
разделял  точку  зрения,  что  индустриализм  -  наиболее  передовая  модель
общества, этап, которого непременно достигнут все другие общества.
   Третьей  основополагающей  идеей  индуст-реальности,  тесно  связанной  с
природой и эволюцией, был принцип прогресса, утверждавший, что история течет
неотвратимо к лучшей жизни для человечества. Эта идея также достаточно много
разрабатывалась в предындустриальное время. Однако же только с  наступлением
Второй волны идея Прогресса с большой буквы расцвела пышным цветом.
   Внезапно,  когда  Вторая  волна  катилась  по  Европе,  зазвучали  тысячи
голосов,  прославлявших  прогресс.  Лейбниц*,  Тюрго**,  Кондорсе***,  Кант,
Лессинг, Джон Стюарт Милль****, Гегель,  Маркс,  Дарвин  и  множество  менее
знаменитых  мыслителей  нашли  причины  для  всеобъемлющего  оптимизма.  Они
рассуждали о том, ---------------------------------------*  Лейбниц  Готфрид
(1646-1716) - немецкий философ.
   ** Тюрго Анн Робер Жак (1727-1781) - французский государственный деятель.
   ***   Кондорсе   Жак   Антуан   Никола    (1743-1794)    -    французский
философ-просветитель.
   **** Милль Джон Стюарт (1806-1873)  -  английский  философ,  экономист  и
общественный деятель. был ли прогресс поистине неизбежен и не нужна  ли  ему
рука помощи от человеческого рода, что включает в себя понятие лучшей жизни,
может ли  прогресс  продолжаться  вечно.  Среди  них  царило  единомыслие  в
отношении самого понятия прогресса(3).
   Атеисты  и  богословы,  студенты  и   профессора,   политики   и   ученые
проповедовали новую веру. Бизнесмены и  депутаты,  говоря  о  новом  заводе,
новом изделии, новом доме, шоссе или дамбе, неизменно подчеркивали, что  это
продвижение вперед от плохого к хорошему  или  же  от  хорошего  к  лучшему.
Поэты, драматурги и живописцы  считали  прогресс  само  собой  разумеющимся.
Прогресс оправдывал ухудшение природной  среды  и  покорение  "малоразвитых"
цивилизаций.
   И снова одна и та же мысль была  одновременно  выражена  в  трудах  Адама
Смита и Карла Маркса. Как отметил Роберт Хейлбронер*, "Смит был  сторонником
прогресса... В  "Исследованиях  о  природе  и  причинах  богатства  народов"
прогресс был не идеалистической целью человечества, а... предназначением,  к
которому  оно  двигалось...   побочным   продуктом   частных   экономических
целей"(4). Разумеется, для Маркса такие  частные  цели  устанавливал  только
капитализм, и именно они привели его к разрушению. Но такой итог сам по себе
являлся частью долгого исторического процесса, ведущего человечество  вперед
к социализму, коммунизму и еще лучшему будущему.
   Эти три ключевых положения цивилизации Второй волны - война  с  природой,
значение  эволюции  и  принцип  прогресса  -  составляли  боезапас   агентов
инду---------------------------------------* Хейлбронер Роберт (род. 1919) -
американский  философ  и  экономист,  профессор   Новой   школы   социальных
исследований в Нью-Йорке. стриализма, пускаемый теми в  ход  для  объяснения
или оправдания такого строя.
   Подобные взгляды проистекали из более глубоких представлений о реальности
- набора невысказанных мнений об истинных составляющих человеческого  опыта.
Каждый человек имеет  дело  с  этими  составляющими,  и  каждая  цивилизация
описывает их по-своему. Каждая цивилизация обучает своих  детей  справляться
со временем и пространством. Необходимо объяснить через миф ли, метафору или
научную теорию, как функционирует природа. И надо предложить некоторый  ключ
к пониманию того, как все происходит в этом мире.
   Цивилизация  Второй  волны  создала  полностью  новый  образ  реальности,
базирующийся  на  своеобразных  представлениях  о  времени  и  пространстве,
материи и причинности. Собирая обломки  прошлого,  по-новому  комбинируя  их
воедино, используя опыты и эмпирические  исследования,  она  круто  изменила
представления людей о мире вокруг себя и о себе в этом мире.



   Податливость времени

   В  одной  из  предыдущих  глав  мы  рассматривали,  как   распространение
индустриализма зависело от синхронизации  человеческого  поведения  и  ритма
машины. Синхронизация являлась одним из ведущих принципов цивилизации Второй
волны, и всюду люди эпохи индустриализма участвовали в  гонке  за  временем,
желая не отстать, мельком нервно поглядывали на часы.
   Чтобы осознать время и добиться синхронизации, люди должны были  изменить
свои представления о времени, мысленный образ  времени.  А  для  этого  была
необходима "податливость времени".
   Земледельческие народы, которым нужно было знать, когда  сажать  и  когда
собирать урожай, с замечательной  точностью  разработали  систему  измерения
длинных  промежутков  времени.   Поскольку   им   не   требовалась   строгая
синхронизация труда, крестьяне редко определяли точные единицы для измерения
коротких промежутков. Они обычно делили  время  не  на  неизменные  единицы,
подобные часам и минутам, а на неопределенные, неточные отрезки,  исходя  из
количества времени, необходимого для выполнения какого-либо будничного дела.
От фермера можно было услышать определение "время дойки  одной  коровы".  На
Мадагаскаре  получила  распространение  единица  времени,  названная  "варка
риса", минута же обозначалась - "жарка одной саранчи".  Англичане  упоминали
об "отче наш", т. е. времени, требующемся для чтения молитвы.
   Таким  образом,  поскольку  обмен  между  общинами  или   селениями   был
незначителен, а для работы  этого  не  требовалось,  единицы,  запечатлевшие
мысленный образ времени, менялись от места к месту и  от  сезона  к  сезону.
Например, в средневековой Северной  Европе  световой  день  был  поделен  на
равные часы. Но так как продолжительность дня постоянно менялась, один "час"
в декабре был короче, чем "час" в марте или июне(5).
   Вместо неопределенного промежутка  "отче  наш"  индустриальным  обществам
нужны были очень точные единицы, вроде  часа,  минуты  или  секунды.  И  эти
единицы должны были быть стандартными и не меняться в зависимости от времени
года или места.
   Сейчас весь мир четко поделен на временные пояса.
   Мы говорим о "стандарте" времени. Летчики на всем земном шаре соотносятся
со временем "зулу", т. е. средним временем по  Гринвичу.  По  международному
соглашению Гринвич в Англии  стал  точкой  всемирного  времени,  от  которой
ведется остальной  отсчет.  Периодически,  действуя  одновременно  и  словно
подчиняясь чьей-то единой воле, миллионы  людей  ставят  свои  часы  на  час
вперед или назад, и что бы ни говорило нам наше внутреннее  чувство  о  том,
что время тянется медленно или же,  напротив,  быстро  пролетает,  один  час
теперь - это равнозначный, стандартизированный час(6).
   Цивилизация Второй волны не просто  поделила  время  на  более  точные  и
стандартные части. Она разместила эти  части  в  прямую  бесконечную  линию,
которая протянулась назад, в прошлое и вперед - в будущее.
   В самом деле, представление о линейности времени так глубоко  укоренилось
в нашем мышлении, что большинству из нас, выросших в обществах Второй волны,
трудно  представить  себе  какую-либо   альтернативу.   Однако   во   многих
доиндустриальных обществах и некоторых обществах Первой волны  даже  сегодня
воспринимают время в форме круга, а не прямой линии.  У  майя,  буддистов  и
индусов время было  круговым  и  вечно  повторяющимся,  история  повторялась
нескончаемо, и даже жизни могли повторяться через реинкарнацию.
   Идея о том, что время подобно большому кругу,  отразилась  в  индуистском
понятии  калъпы,  мирового  периода  продолжительностью  в   четыре   тысячи
миллионов  лет  или  один   день   Брахмы,   начинавшийся   с   создания   и
заканчивавшийся исчезновением, с тем чтобы возродиться вновь(7).  Понятие  о
круговом времени встречается  у  Платона  и  Аристотеля,  один  из  учеников
которого - Эудемус - описывал себя проживавшим тот же самый момент  снова  и
снова, как в кругообороте. То же утверждал  и  Пифагор.  В  книге  "Время  и
восточный человек" Джозеф Нидхэм писал: "Для индо-эллина... время циклично и
вечно". Поскольку в Китае  преобладало  представление  о  линейном  времени,
Нидхэм отмечал: "Конечно же, циклическое время было  известно  среди  ранних
философов даосизма"(8).
   Также  и  в  Европе  до  начала   индустриализации   существовала   такая
альтернативная  концепция  времени.  "На  протяжении  всего   средневекового
периода, - писал математик Г. Д. Уитроу, - циклическая и линейная  концепции
времени находились в столкновении. Линейное  понятие  подпитывали  владельцы
частных торговых предприятий и рост денежной  экономики.  До  тех  пор  пока
власть была  сконцентрирована  в  земельных  владениях,  время  ощущалось  в
изобилии и было связано с неизменным циклом земледелия"(9).
   Когда  Вторая  волна  набрала  силу,  стародавний  конфликт  был  улажен:
линейное  время  одержало  верх.  Эта  идея  стала  доминирующей   во   всех
индустриальных обществах. На Востоке и на Западе время начали  рассматривать
как прямой путь, простиравшийся  из  далекого  прошлого  через  настоящее  к
будущему, и подобная концепция, чуждая миллиардам  людей,  которые  жили  до
индустриальной цивилизации, стала базисной для  экономического,  научного  и
политического планирования, будь то в исполнительных органах IBM,  Японского
агентства экономического планирования (Japanese  Economic  Planning  Agency)
или же в советской академии.
   Линейное время - необходимая предпосылка для индуст-реальных воззрений на
эволюцию   и   прогресс.   Такая    концепция    подтверждала    возможность
поступательного движения. Ведь если время циркулярно,  а  не  линейно,  если
события движутся по кругу, а не вперед, то это наводит на мысль, что история
повторяется, а эволюция и прогресс - всего лишь тени на стене времени.
   Синхронизация.  Стандартизация.  Линейность.  Эти   понятия   перевернули
укоренившиеся  представления  и  заставили  простых  людей  совсем  по-иному
обращаться со временем в  повседневной  жизни.  Но  если  время  подверглось
преобразованиям, то же должно было произойти и с пространством, чтобы и  оно
соответствовало новой индуст-реальности.



   Новая вместимость пространства

   Задолго до начала цивилизации Первой  волны,  когда  наши  очень  далекие
предки занимались в основном охотой  и  скотоводством,  добывая  пропитание,
необходимое, чтобы выжить, они  постоянно  находились  в  движении.  Гонимые
голодом, холодом или экологическими бедами, следуя за погодой или дичью, они
действительно отличались "высокой мобильностью" - легко перемещались с места
на  место,  не  стремились   обзаводиться   обременительным   хозяйством   и
странствовали по миру. Для того чтобы прокормиться, группе из 50  человек  -
мужчин, женщин и детей - необходима была территория, в шесть раз превышавшая
площадь острова Манхэттен, или же они могли кочевать, проходя ежегодно с той
же    целью    сотни    миль.    Современные    географы    называют     это
"пространственно-экстенсивным" образом жизни(10).
   Цивилизация Второй волны, напротив,  воспитала  расу  людей,  "избегающих
перемещений". Земледелие постепенно вытеснило кочевой образ жизни, на  смену
кочевым тропам пришли возделанные поля и оседлое население.  Уже  больше  не
странствуя беспрестанно по бескрайним просторам, крестьянин с семьей жил  на
одном месте, усердно обрабатывая с