вой небольшой участок земли.
   К периоду, непосредственно предшествующему  возникновению  индустриальной
цивилизации, широко  раскинувшиеся  неогороженные  поля  окружали  скопления
крестьянских  хижин.  За  исключением  купцов,  ученых   людей   и   солдат,
подавляющее  большинство  населения  проводило  всю  свою  жизнь  на   очень
ограниченном пространстве(11). На утренней заре  люди  выходили  в  поле,  с
наступлением сумерек возвращались домой. Еще они  знали  дорогу  в  церковь.
Чрезвычайно редко они отправлялись  в  соседнее  селение,  расположенное  за
шесть или  семь  миль.  Конечно  же,  существовали  различия,  обусловленные
климатом и местностью, и все же, как писал историк Дж. Р.  Хейл,  "вероятно,
не будет большой ошибкой предположить, что большей частью люди за свою жизнь
не  совершали  поездки  длиннее,  чем  в  пятнадцать  миль"(12).  Земледелие
породило "пространственно ограниченную" цивилизацию.
   Индустриальный ураган, пронесшийся над Европой в  XVIII  столетии,  снова
создал "пространственно  протяженную"  культуру,  но  теперь  уже  почти  на
мировом  уровне.  Товары,  люди  и  идеи  перемещались   на   тысячи   миль,
многочисленные толпы мигрировали в поисках  работы.  Товарное  производство,
рассеянное прежде по полям, теперь сосредоточилось  в  городах.  Разросшееся
население теснилось в немногочисленных, плотно заполненных узловых  пунктах.
Старые  селения  глохли   и   вымирали;   возникали   быстро   развивающиеся
индустриальные центры, обрамленные дымовыми трубами и огненными печами.
   Такой коренным  образом  переделанный  ландшафт  требовал  гораздо  более
сложной координации между городом и деревней.  Города  нуждались  в  притоке
продовольствия, энергоресурсов, рабочей силы  и  сырья,  они  же  поставляли
вовне промышленные товары, моды,  идеи  и  финансы.  Два  этих  потока  были
тщательным  образом   интегрированы   и   скоординированы   во   времени   и
пространстве. Помимо того,  в  самих  городах  требовалось  гораздо  большее
разнообразие  пространственных  форм.  В  прежней  земледельческой   системе
основными  материальными  сооружениями  были  церковь,   дворец   дворянина,
некоторое количество жалких  хижин,  иногда  таверна  или  монастырь.  Из-за
усиления дифференциации трудовой деятельности для цивилизации  Второй  волны
нужна была значительно более сложно организованная материальная среда.
   В связи с этим скоро появились  архитекторы,  проектировавшие,  строившие
конторы,  банки,  полицейские  участки,  заводы,  железнодорожные   вокзалы,
универсальные магазины, тюрьмы, пожарные депо, психиатрические  лечебницы  и
театры. Эти самые разнообразные типы зданий и сооружений должны были  строго
соответствовать своему  назначению.  Размещение  фабрик,  дорог,  ведущих  к
магазинам, железнодорожных путей, примыкавших к докам или грузовым  складам,
местоположение   школ,   больниц,   водопроводных   сетей,   электростанций,
трубопроводов,  газовых  сетей,  телефонных  станций   -   все   надо   было
пространственно скоординировать. Пространство  должно  было  быть  тщательно
организовано, как фуга Баха.
   Такая  четкая  координация  специализированных  пространственных  форм  -
необходимость наличия нужного народа в нужном  месте  и  в  нужное  время  -
являлось точной пространственной аналогией временной синхронизации. По  сути
это была синхронизация в пространстве. Для функционирования  индустриального
общества внутреннее устройство и пространства, и времени нуждалось  в  более
четкой разработке.
   Людям необходимы были как  более  точные  и  стандартизированные  единицы
времени,  так  и  более  точные  и  равнозначные  единицы  пространства.  До
промышленного  переворота,  когда  время  все  еще   измерялось   достаточно
неопределенно,   вроде,   например,   "пока   прочтешь   "Отче    наш",    в
пространственных измерениях тоже царила путаница. К примеру, в средневековой
Англии один род на практике мог составлять от 16, 5 до 24 футов.  В  XVI  в.
наилучшим способом измерения рода считался следующий: из числа выходящих  из
церкви наугад выбирали 16 мужчин, выстраивали их в  ряд  так,  чтобы  "левая
ступня каждого располагалась впереди, а  все  ступни,  примыкая,  составляли
одну линию", и отмеренное таким образом расстояние давало искомую  величину.
Использовались еще более неопределенные понятия, как, например,  "день  езды
верхом", "час ходьбы", "полчаса легкого галопа"(13).
   Когда Вторая волна начала  менять  характер  трудовой  деятельности,  что
сопровождалось неуклонным разрастанием рынка, с подобным подходом уже нельзя
было мириться. Например, с увеличением объема торговли все большее  значение
приобретала точность кораблевождения, и  правительства  предлагали  огромные
вознаграждения  тому,  кто  сможет  придумать  новые  способы  прокладывания
маршрутов  торговых  судов(14).  На  земле  система  мер  также   постепенно
совершенствовалась и вводились более точные единицы(15).
   Трудные  для  понимания,  противоречивые,  очень  различающиеся   местные
таможенные  пошлины,  законы  и  правила  торговли,   возникшие   в   период
цивилизации Первой волны, необходимо было упорядочить,  разумно  обосновать.
Отсутствие  точной  стандартной  системы  мер  было  серьезной  помехой  для
производителей товаров  и  для  растущего  социального  слоя,  занимавшегося
торговлей. Этим и объясняется энтузиазм, с каким деятели Великой французской
революции на заре индустриальной  эры  сами  занимались  усовершенствованием
системы измерений  и  составлением  нового  календаря.  Они  считали  данную
проблему  настолько  важной,  что  она  вошла  в   круг   первых   вопросов,
рассматриваемых Национальным конвентом - высшим органом  Первой  французской
республики.
   Перемены,  которые  принесла  с  собой  Вторая  волна,  коснулись   также
увеличения и уточнения пространственных границ. До XVIII в. границы  империй
зачастую не были четко определены. Точность не  была  столь  уж  необходима,
поскольку обширные территории  оставались  незаселенными.  В  то  время  как
население увеличивалось, возрастала торговля и  в  Европе  стали  появляться
первые фабрики, многие правительства принялись методично наносить  на  карту
свои границы. Были более определенно обозначены таможенные зоны.  Местная  и
даже  частная  собственность  была  самым  тщательным  образом   обозначена,
отмечена,  огорожена  и  зарегистрирована.  Карты  стали  более  подробными,
содержательными и стандартизированными.
   Возникло новое  представление  о  пространстве,  которое  в  полной  мере
соответствовало новому представлению о времени. Точные показатели выполнения
работы все более загоняли  время  в  определенные  рамки,  а  вместе  с  тем
усиливалась тенденция стеснить границами пространство. Линеаризация  времени
вызвала появление линейных мер длины.
   В доиндустриальных обществах прямолинейное движение по земле или по  морю
представало отклонением от нормы. Сельская дорога, путь  скота  на  водопой,
лесная тропа были  изогнутыми  в  соответствии  с  рельефом  местности.  Они
огибали многочисленные преграды, имели подъемы и  спуски,  крутые  повороты.
Улицы средневековых городов переплетались между собой, извивались, петляли.
   Общества Второй волны  не  только  отправляли  корабли  по  прямолинейным
маршрутам, они строили железные дороги,  чьи  параллельно  уложенные  рельсы
тянулись  по  прямой  линии  вдаль,  насколько  было  видно.   Как   отметил
американский чиновник-плановик Грейди Клей, линии  железной  дороги  (уже  в
названии  красноречиво  отразилось  поветрие  времени)  стали  осями,  вдоль
которых  получили   конкретное   материальное   воплощение   новые   города,
разработанные  в   чертежах(16).   За   кульманом,   с   помощью   чертежных
инструментов, городскому механизму  придавалась  правильность  построения  в
соотнесении с ландшафтом.
   Даже теперь, глядя на любой  город,  можно  видеть  в  старой  его  части
беспорядочное переплетение улиц, скверов,  площадей,  сложных  перекрестков.
Часто сразу становится понятно, что здесь было перестроено в более  позднее,
индустриальное время. То же самое относится и к целым регионам и странам.
   Даже земельные угодья с введением механизации стали приобретать  линейные
очертания. В доиндустриальное время фермеры, используя  для  вспашки  волов,
оставляли кривые, неправильные борозды. Достигнув края поля,  крестьянин  не
хотел останавливать вола, и тот  делал  широкий  поворот  в  конце  борозды,
отчего вспаханный участок имел закругленную по краям форму(17). Сегодня  же,
если смотреть с высоты через иллюминатор самолета,  можно  видеть  правильно
расчерченные поля с ровно обозначенными границами, проведенными плугом.
   Сочетание прямых линий и прямых углов использовалось не только  на  земле
или при планировке улиц, но и при строительстве помещений для жилья.  Кривые
стены и неправильные углы редко встречались  в  архитектуре  индустриального
периода. Аккуратные прямоугольные кубы пришли на смену комнатам неправильной
формы, а многоэтажные здания вертикально поднимались к небу, выходя фасадами
на теперь уже ровно проложенные улицы, причем окна домов образовывали четкие
ряды.
   Таким образом, наше  представление  о  пространстве  и  опыт  организации
пространства  были  связаны  с  процессом  его  линеаризации,  происходившим
одновременно  с  линеаризацией  времени.  Во  всех  индустриальных  странах,
капиталистических или социалистических, как на  Востоке  так  и  на  Западе,
архитектурная  организация   пространства,   составление   подробных   карт,
использование единых, точных единиц измерения и прежде  всего  прямая  линия
стали культурной константой, составившей основу новой индуст-реальности.



   "Материал" реальности

   Цивилизация Второй волны не только породила новые представления о времени
и пространстве и  использовала  их  для  формирования  повседневного  образа
жизни, она предлагала свои ответы на существующий издавна  вопрос:  из  чего
все состоит? Пытаясь дать ответ на данный вопрос, каждая культура изобретала
свои мифы и метафоры. Некоторые представляли вселенную как некое находящееся
во вращении "единство". Люди рассматривались  как  часть  природы,  звено  в
цепи, тянущейся от пращуров к  потомкам,  их  связь  с  миром  природы  была
настолько тесной, что фактически они составляли единое  целое  с  животными,
деревьями, горами и реками(18). Помимо того, во многих обществах человека не
осмысляли как отдельную, самостоятельную личность,  а  считали  лишь  частью
более крупного организованного единства - семьи, рода, племени или общины.
   Другие общества исходили не из целостности или единства мира,  а  из  его
разделенности. Они воспринимали реальность  не  как  слитное  бытие,  а  как
структуру, созданную из отдельных частей.
   Приблизительно за две тысячи лет до начала  индустриальной  эры  Демокрит
выдвинул необычную по тем временам  идею,  что  мир  не  есть  нечто  целое,
единое, а состоит из разрозненных, неделимых, вечных,  неразрушимых  частиц.
Он назвал эти частицы атомами (19). В последующие века к  идее  о  том,  что
вселенная  состоит  из  неделимых   материальных   элементов,   возвращались
неоднократно. В Китае почти вслед за Демокритом в книге Мо-цзы*  (Mo  Ching)
утверждалось, что "точка" есть линия, поделенная на столь короткие  отрезки,
что они уже не поддаются дальнейшему делению. В Индии учение  об  атоме  или
отдельных неделимых  частях  материи  тоже  возникло  до  наступления  новой
эры(20). В Древнем Риме поэт  Лукреций  давал  объяснения  атомизма.  Однако
подобную точку зрения на строение ма---------------------------------------*
Мо-цзы  (479-400  до  н.  э.  )   -   древнекитайский   философ,   противник
конфуцианства. терии разделяло  меньшинство  людей,  они  нередко  встречали
непонимание, насмешки.
   Но лишь с наступлением эпохи Второй волны  атомизм  занял  господствующее
положение, когда отдельные близкие по духу  теории  совместными  усилиями  в
корне изменили наше представление о материи.
   В середине  ХVII20  в.  французский  аббат  Пьер  Гассенди*,  астроном  и
философ, работавший в Королевском колледже в Париже,  стал  доказывать,  что
материя может состоять из  сверхмелких  частей  -  корпускул.  Находясь  под
влиянием   Лукреция,   Гассенди   был   столь   настойчивым    проповедником
атомистической теории, что его идеи вскоре  пересекли  Ла-Манш  и  встретили
отклик у Роберта Бойля**, молодого ученого, изучавшего  сжатие  газа.  Бойль
применил теорию, основанную на умозрении,  в  лабораторных  исследованиях  и
пришел к заключению, что даже воздух состоит из мельчайших частиц. Шесть лет
спустя после смерти Гассенди он опубликовал научный труд, где доказывал, что
всякая субстанция - к  примеру,  земля,  которая  может  быть  разложена  на
составные части, - не есть и не может быть элементом(21).
   Тем временем получивший образование у иезуитов математик Рене  Декарт***,
которого критиковал Гассенди, утверждал, что реальность можно понять, только
расчленяя ее на мельчайшие частицы. По его словам, "любую проблему  надлежит
рассматривать,  разложив  ее  на  возможно  большее   количество   составных
---------------------------------------*   Гассенди   Пьер   (1592-1655)   -
французский философ, пропагандировал атомистику.
   ** Бойль Роберт (1627-1691) - английский химик и физик.
   ***  Декарт  Рене  (1596-1650)  -  французский   философ   и   математик.
частей"(22). Таким образом, с наступлением Второй волны философский  атомизм
развивался наравне с физическими представлениями о материи.
   Пересмотру  подверглось  понятие  единства,  на  него   непрерывно   вели
наступление ученые, математики и философы, которые продолжали разлагать  мир
на мельчайшие части, добиваясь при том весьма интересных результатов.  После
опубликования Декартом своего "Рассуждения о методе", писал микробиолог Рене
Дюбо, "тотчас же было  сделано  большое  число  открытий  на  основании  его
применения в медицине"(23). Сочетание атомистической теории и учения Декарта
привело к удивительным открытиям в химии и других областях науки. К середине
XVII в. положение о том, что мир состоит из отдельных независимых  частиц  и
субчастиц,  было  принято  за   правило   и   стало   частью   зарождающейся
индуст-реальности.
   Каждая  новая  цивилизация  перенимает  идеи  из  прошлого  и   по-своему
перерабатывает их, пытаясь осознать себя во  взаимоотношении  с  миром.  Для
начавшего развиваться индустриального общества -  общества,  вступившего  на
путь массового производства изделий, собираемых из  разрозненных  частей,  -
идея о том, что и вселенная смонтирована из разрозненных компонентов,  была,
вероятно, необходима.
   Для принятия атомистической модели реальности были также  политические  и
социальные  причины.  Когда  Вторая  волна  размывала  общественные   устои,
сложившиеся  в  предшествующий  ей  период,  требовалось  побудить  людей  к
освобождению от большой семьи, всемогущей церкви, монархии.  Индустриальному
капитализму необходимо было  рациональное  обоснование  для  индивидуализма.
Когда на протяжении одного столетия  или  двух  до  начала  индустриализации
прежняя земледельческая цивилизация приходила в  упадок,  когда  расширялась
торговля и множились города, разраставшееся купечество,  заинтересованное  в
свободе торговли, кредитования и развитии рынков,  обусловило  возникновение
новой концепции личности, где человек рассматривался как атом.
   Отныне человек уже не был пассивным придатком при племени или роде, а был
свободной,  автономной  личностью.  Каждый  индивид  имел   право   обладать
собственностью,  приобретать  товары,  заключать  сделки,  преуспевать   или
голодать в зависимости от степени собственной активности, мог  выбрать  себе
религию   и   заниматься   устройством   личной   жизни.    Иначе    говоря,
индуст-реальность способствовала развитию концепции  личности,  где  человек
почти  уподоблялся  атому,  представлял  неделимую,  неразрушимую,   базовую
частицу общества.
   Атомистический подход проявился, как мы  видели,  даже  в  политике,  где
элементарной частицей стал голос. Он обнаруживал себя и  в  нашем  понимании
международной   политики,   где   действовали   отдельные,    непроницаемые,
независимые  единицы,  называемые  нациями.  Не  только  когда  речь  шла  о
физических  представлениях  о  материи,  но  и  в  философском  плане,   при
рассмотрении проблем общества и политики прибегали  к  понятию  "кирпичиков"
("bricks")  -  составных  элементов  или   атомов.   Атомистический   подход
применялся к любой сфере жизни.
   Учение о прерывистом, дискретном строении материи в  свой  черед  отлично
согласовывалось с новым  представлением  о  времени  и  пространстве,  также
делимых  на  все  более  мелкие  единицы.  По  мере  того,  как  развивалась
цивилизация Второй волны, одерживая верх и над "первобытными" обществами,  и
над цивилизацией Первой волны, она все более последовательно и  согласованно
внедряла индустриальный взгляд на народ,  политику  и  общество.  И  все  же
недоставало одной последней детали, чтобы вся  система  получила  логическое
завершение.



   Последнее "почему"

   Если цивилизация не в состоянии объяснить, как все происходит, пусть даже
ее толкование на девять частей предстает как нечто неразгаданное и лишь одну
часть составляет анализ, она не может результативно планировать общественную
жизнь.  Людям,  выполнявшим   общезначимые   предписания   своей   культуры,
необходима была уверенность, что их поведение приведет к желательному итогу.
И это предполагало  некоторый  ответ  на  исконное  "почему".  Развивавшаяся
цивилизация Второй волны опиралась на столь мощную теорию, что с ее помощью,
казалось, можно было объяснить все.
   Камень столкнулся с водной поверхностью. От места  его  падения  по  воде
быстро разошлись круги. Почему? Чем  вызвано  это  явление?  Возможно,  люди
индустриального периода ответили бы так: "это от  того,  что  кто-то  бросил
камень".
   Образованный европейский дворянин, живший в  XII  или  XIII  в.,  пытаясь
ответить на этот вопрос, основывался бы на совсем иных  представлениях,  чем
мы. Возможно, он прибег бы к учению Аристотеля и искал материальную причину,
формальную причину,  рациональную  причину  (efficiente  cause)  и  конечную
причину (final cause), ни одной из которых самой по себе недостаточно, чтобы
объяснить что-либо(24). Средневековый китайский мудрец мог бы рассуждать  об
инь и ян* и о силовом  поле  влияний  (the  force-field  of  influences),  в
котором, на его взгляд, происходили все явления(25).
   Цивилизация Второй волны находит  объяснение  тайнам  причинной  связи  в
потрясающем открытии Ньютона -  законе  всемирного  тяготения.  По  Ньютону,
причина заключалась в том, что  "силы,  воздействующие  на  тела,  порождают
движение"(26). Примером сущности причинности - порождения причиной следствия
- могут служить бильярдные шары, которые, ударяясь друг об друга, приходят в
движение. Такое понятие перемены, сосредоточенное исключительно  на  внешних
силах,  которые  вполне  измеримы  и  легко  опознаваемы,  было  чрезвычайно
убедительным, поскольку оно полностью  согласовывалось  с  новыми  понятиями
линейного пространства и  времени,  порожденными  индустриальной  эпохой.  И
действительно, ньютоновская или механистическая причинность,  воспринятая  в
то время, когда в Европе  происходила  промышленная  революция,  упорядочила
индуст-реальность,  подогнав  все  ее  составляющие.  Если  мир  состоял  из
отдельных частиц - миниатюрных бильярдных шаров -  тогда  все  причины  были
обусловлены взаимодействием этих шаров. Одна частица  или  атом  ударяла  об
другую.  Первая  являлась  причиной  движения  следующего.  А  его  движение
становилось следствием движения первого. Не было  действия  без  движения  в
пространстве, и ат