ются не субстанции
режима,  а  его  формы,  показывают  его  приспособление  к  новым условиям.
Невозможно  себе представить,  чтобы иначе  обстояло  дело и  дальше,  кроме
случая военного или политического переворота.
     Когда мы  ставим  вопрос  - что доминирует во  внешней политике Кремля,
идеология или великодержавно-государственные интересы СССР, мы забываем, что
тут нет дилеммы "или  - или", а есть "и - и". Идеология  мировой революции и
мирового  господства  не  только не  противоречит советской  великодержавной
политике, наоборот, она является ее глобальным и эластичнейшим инструментом.
Конечно,  конкретное  направление,  успех  или  поражение  внешней  политики
третьего  поколения  в   решающей  степени  будет  определяться   не  только
субъективными качествами этого поколения,  но и теми силами и проблемами,  с
которыми они будут сталкиваться на  мировой арене. В  70-х годах  СССР будет
иметь   возрастающую   конфронтацию   одновременно   с  обоими   мирами:   с
демократическим и собственным коммунистическим  миром. В центре конфронтации
будут стоять три силы: СССР - Китай - США, каждый враг каждого.
     Второй раз на протяжении  жизни  одного  поколения  история делает  США
судьей смертельной борьбы между  диктатурами - сперва между коммунистической
и  фашистской  диктатурами  (СССР  и  Германия),   а   теперь  между  самими
коммунистическими диктатурами (СССР  и Китай).  В первом случае  США сделали
выбор "меньшего  зла",  но  кто  может  определить "меньшее  зло" в нынешних
условиях? Хотя  китайские  коммунисты объявили своей  официальной  политикой
борьбу на  "два фронта" -  против "американского империализма" и  советского
"социал-империализма", но врагом No 1  они считают сегодня руководство СССР.
Это  и  понятно. Между  США  и  Китаем  нет  ни  государственных границ,  ни
территориальных  противоречий, тогда как между Китаем и  СССР война возможна
и,  может  быть,  даже  неизбежна из-за  бывших  китайских территорий (Амур,
Уссури, Монголия, часть советского Туркестана). К концу 70-х годов китайский
термоядерный и ракетный арсенал достигнет такого пополнения,  который вполне
позволит Китаю  начать войну  с обычным оружием на Дальнем Востоке, не боясь
советского ответного удара атомным оружием.  Тогда  вполне может повториться
история  русско-японской  войны 1904- 1905 годов, когда поражение на Дальнем
Востоке развязало революцию  в России, заставившую царя объявить Манифест 17
октября 1905 года о свободах. В предвидении возможности такой войны с Китаем
Кремль будет искать союза с США ценою уступок в сферах влияния за счет Китая
в тихоокеанском и южноазиатском районах.
     Еще четыре проблемы приобретут возрастающую актуальность:
     Рост  сопротивления восточноевропейских коммунистических  государств  в
борьбе за независимость.
     Рост  противоречий Москвы  и  Пекина в  борьбе за гегемонию  в  мировом
коммунистическом движении.
     Борьба как против Запада, так и против Китая  за политическое влияние в
странах "третьего мира" (особенно на Арабском  Востоке) и за  стратегическое
влияние на
     морях, омывающих эти страны.
     Проблема Германии.
     Особенно  важное  место в "политике  дальнего  прицела"  Кремля  займет
советский  вариант  разрешения  германской  проблемы. В отличие от  западных
правительств, обычно думающих конъюнктурно от выборов до выборов, большевизм
планирует свою  политику  на целые периоды  и даже эпохи. Он считает, что  в
перспективе  заокеанская Америка и островная Англия либо уйдут  из Германии,
оставив лишь символические  силы, либо не станут защищать Германию (Берлин),
рискуя  атомной  войной. И вот  тогда в образовавшийся  вакуум  двинутся под
популярным  лозунгом  "воссоединения  Германии"  "добровольческие   дивизии"
восточногерманских коммунистов, поддержанных  "интернациональными бригадами"
во  главе  с   советскими  коммунистами.  Если  бундесвер  окажется  сильнее
"добровольцев",  то на помощь им придет  Советский Союз, который уже  сейчас
предусмотрительно  обнародовал  свое  право  на  интервенцию  в  Германии  в
соответствии со  статьей о "вражеских  государствах" из  статута Организации
Объединенных Наций. Единственное препятствие на путях такого "воссоединения"
Германии представляло бы владение Федеративной  Республикой Германии атомным
оружием, но  Советский Союз опять-таки предусмотрительно заключил с Америкой
соглашение   о  нераспространении  атомного   оружия   с  целью  убрать  это
препятствие.
     Неизменное и методическое  воспитание  русской  молодежи в ненависти  к
Западной Германии как к стране "реваншистов, милитаристов и неонацистов" как
раз и служит
     цели   создания   психологического   "казус   белли"   запланированного
коммунистического воссоединения Германии. В Москве великолепно понимают, что
если  когда-нибудь  в  Германии  появится  новый  Гитлер,  то  именно  из-за
советской   политики   увековечения  разделения   Германии.  Поэтому  Кремль
постарается предупредить его коммунистическим воссоединением Германии.
     Органический  недостаток западной  "эволюционной  теории"  о  Советском
Союзе  заключается в  том, что  Запад  думает  о большевизме рациональными и
утилитарными категориями. Большевизму  приписывают свойства, которыми  он не
наделен, и намерения,  которых у него нет. За большевизмом отрицают право на
действия,  которые противоречат  здравому  смыслу западных людей. Внутренний
иррациональный мир большевизма как был, так и остался неразрешимой загадкой.
Вспышки  прояснения  и   отрезвления  наступают  лишь  тогда,  когда  Москва
совершает очередной "иррациональный" шаг  с точки зрения  Запада, такой, как
ракетная авантюра на Кубе или интервенция в Чехословакии. Между тем только в
таких  "вспышках"  и  проявляется  истинная  природа  большевизма.  Но  дело
"вспышками"  не  ограничивается.  Большевизм  сознательно  и  систематически
готовит  третье  поколение  к общему  и решающему поединку.  Очень хорошо  и
наглядно об этом говорил на  торжественном заседании в Кремле 22 апреля 1969
года  в  присутствии всего Политбюро  секретарь  ЦК КПСС И.  В. Капитонов  в
докладе,  посвященном 99-й  годовщине  со  дня рождения Ленина.  Он  сказал:
"Предметом  особого   внимания  партии  является   воспитание  подрастающего
поколения,   призванного  продолжить   и  приумножить  революционные  боевые
традиции  своих  отцов  и старших братьев...  Наша партия  была и  останется
верной  завету  Ленина - делать "максимум  осуществимого в одной  стране для
развития, поддержки, пробуждения  революции во всех  странах (Аплодисменты)"
(Ленин. Полное  собрание сочинений,  т. 37, стр.  304), ("Правда",  23.4.69,
стр. 2).
     Таким  образом  и в  отношении международной политики третье  поколение
сохранит  и,  как  выражается  Капитонов, "приумножит революционные,  боевые
традиции своих отцов и старших братьев".
     Как  я  уже  оговаривал выше,  преемственность  в  руководстве  и общей
политике Кремля  может быть обеспечена лишь при условии нормального перехода
власти из одних
     рук в другие. Однако не исключена возможность и других
     вариантов политического развития СССР в  70-х годах: появление русского
Дубчека  (эволюционный "переворот")  появление  русского  Наполеона (военный
переворот)  или революция (политический переворот). За  и  против каждого из
этих вариантов есть  свои  аргументы. Анализировать их - значило бы выходить
за рамки данной темы.
     Я  знаю, в глазах  иных оптимистов мой  общий прогноз об облике и делах
третьего   поколения  выглядит   довольно  мрачным.  К  сожалению,   история
большевизма не  учит  оптимизму.  Каждый раз  трагедия происходила не  из-за
переоценки,   а  из-за   недооценки   динамизма   и  масштаба   возможностей
большевизма.  Новой трагедией была  бы  вера  в  способность  большевизма  к
перерождению. Даже в Кремле убеждены, что скорее в СССР  возможна революция,
чем перерождение большевизма. Орган ЦК КПСС -  журнал "Коммунист" - с полным
согласием цитирует друга-врага Ленина старого марксиста По-тресова:
     "Неосновательна надежда, что большевизм можно причесать. Большевизм тем
и характерен, что  никогда не позволял себя причесывать. Он непоколебим. Его
можно сломить, но согнуть нельзя" (1967, No 15, стр. 86).
     Так оно и есть.
     1969 г.

     V. ЕДИНСТВО И ПРОТИВОРЕЧИЯ В ТРЕУГОЛЬНИКЕ ДИКТАТУРЫ
     (партия, полиция, армия)

1. Полиция
     В деле изучения  структуры  послесталинского правления  надо  различать
поддающееся  точному  анализу  изменение  места  и  функций  правящих  групп
-.партии,  полиции  и армии - в системе власти  от неизменной  природы самой
власти. Кажущееся изменение послесталинского режима есть изменение не самого
режима, а изменение  взаимоотношений  между  названными  властными  группами
внутри  режима.  Чтобы  стало  ясно,  в  чем  суть,  масштаб  и  направление
изменений,  необходимо вспомнить  исходное  положение, а  именно:  что такое
сталинизм как доктрина и искусство  управления и какова  была роль каждой из
этих властных групп в эпоху самого Сталина? Не думаю,  что это будет большим
прегрешением против  авторской скромности,  если  я  на этот  вопрос  отвечу
выводом,  к которому  я  пришел ровно 25 лет  назад, значит за три  года  до
смерти Сталина,  в книге "Staline au pouvoir"*, по-русски  опубликованной  в
1950 году под названием  "Покорение партии" в еженедельнике "Посев". Вот что
гласит этот вывод:
     "Неправда, что  в СССР - "диктатура пролетариата". Даже больше. В  СССР
нет  и советской  власти.  Правда только  то, что  существующий  ныне  режим
называет  себя "советской  властью"  по  традиции (...) Такое название  лишь
выгодно маскирует подлинную природу сталинского режима.
     Нет  в  СССР  и  диктатуры  коммунистической  партии,  несмотря  на  ее
шестимиллионную  членскую  массу.  Правда  только  то, что  сами  большевики
называют  коммунистическую партию "авангардом трудящихся СССР", чтобы скрыть
от народа лицо подлинного "авангарда" (...)
     Неправда, что  в СССР делят господство и власть партия и военная клика.
Генералитет Советской армии является пленником своего  политического опекуна
- института  политических  работников.  Но  даже и  эти, последние, являются
только  посредниками,   мостиком  к   подлинной  силе,  которая  имеет  свое
собственное имя и свое собственное место в Советской армии.
     Неправда, что Политбюро ЦК ВКП(б) является всемогущей  сверхсилой (...)
Политбюро  - хотя  и  яркая,  но все-таки лишь  одна тень той действительной
сверхсилы, которая стоит за каждым креслом членов Политбюро.
     Сами члены  Политбюро это знают  точно, партия  смутно  догадывается, а
народ апатичен к "высокой политике". Народ учат не думать.  За всех  думает,
действует и диктует одна абсолютная сила.
     Имя этой силы - НКВД - МВД - МГБ. (...)
     Сталинский режим держится  не организацией Советов, не идеалами партии,
не  властью  Политбюро, не  личностью  Сталина,  а организацией  и  техникой
советской полити-

     * Alexander Ouralov. Staline au pouvoir.Les Iles D`or,Paris,1951.

     ческой  полиции,  в  которой самому  Сталину  принадлежит  роль первого
полицейского. (...)
     Сказать,  что  НКВД есть  государственная  тайная  полиция - это значит
ничего  не сказать по  существу.  Тайной  полицией является  и "Интеллидженс
Сервис",  но ее существование  в глазах  англичан так же  естественно,  как,
скажем, естественно существование Министерства здравоохранения.
     Сказать,  что НКВД есть орган массовой инквизиции  - значит  опять-таки
ничего не сказать по существу, ибо массовой инквизицией было и Гестапо, хотя
его шеф Гиммлер не годился бы и в сержанты Государственной безопасности.
     Сказать, что  НКВД есть  "государство  в государстве",  значит  умалить
значение НКВД,  ибо  сама постановка вопроса  допускает  наличие  двух  сил:
нормального  государства и сверхнормального НКВД; в то время как сила одна -
универсальный  чекизм.  Чекизм  государственный,  чекизм  партийный,  чекизм
коллективный, чекизм индивидуальный. Чекизм в идеологии, чекизм на практике.
Чекизм сверху донизу. Чекизм  от  всемогущего Сталина до ничтожного сексота"
("Посев", No 41 (228), 8 октября 1950, стр. 13-14).
     Таков был классический сталинизм.
     Что же  изменилось  с  тех  пор?  Охарактеризованная  здесь  чекистская
субстанция режима  не  изменилась ни на йоту, но во внутренней его структуре
произошла  передвижка сил.  Изменились роль и  удельный  вес  властных групп
между   собою,   что  и  создает  вовне  иллюзию  изменения   самой  природы
послесталинской  диктатуры.  Мы  привыкли  видеть  и  констатировать  только
главный факт: тиранию режима  над  народом, но мы с готовностью игнорировали
соотношения  групп внутри самого господствующего класса, а  именно:  тиранию
чекистов против самой партии и армии. В период кризиса вокруг и после смерти
Сталина  эти две силы и объединились между  собою, чтобы  лишить чекистов их
ведущей  роли, поставив  их  под  контроль партии,  как это было при Ленине.
Сделать  это  партия могла лишь  апеллируя к  народу и  разоблачая злодеяния
чекистов. Но кто  посягал на чекистов,  тот  посягал на самого Сталина. Игра
была сложная,  трудная  и  весьма рискованная для судьбы всего  режима. Куда
легче было объявить Берия международным шпионом, чем совершить  богоубийство
- объявить Сталина главным преступником. Со  Сталиным у  его  учеников  было
связано все святое
     в идеологии,  политике, карьере, дружбе. Сталин и привел  их  к вершине
власти через трупы самих отцов Октября. Долг признательности и общеизвестный
факт  совместных  преступлений  со  своим  учителем  как  будто  должны были
удержать  учеников  от  того,  чтобы посягнуть  на  самого  Сталина.  Однако
политике вообще, большевистской  политике в особенности,  чужды как святость
исторических воспоминаний, так и  всякие морально-этические побуждения вроде
совести, чести,  долга, благодарности... Партаппарат,  поддержанный  армией,
решил пойти на  калькулированный риск, чтобы восстановить свою власть  и тем
самым  спасти весь режим:  он объявил  Сталина лжебогом.  Более того, он  во
всеуслышание обнародовал, что  все преступления режима совершены лишь одними
чекистами во главе со  Сталиным, а всеми успехами режима  страна  обязана  в
мирное время - партии, а в военное время - партии и армии.
     Вот  этот  союз партии и армии сделал возможным поголовное  уничтожение
ведущих   чинов   чекистского   корпуса   во   главе   с  тремя   министрами
госбезопасности Меркуловым, Абакумовым и  Берия, осуждение их  преступлений,
как и преступлений  их вдохновителя и  организатора Сталина на двух  съездах
партии  - на XX и XXII. Однако наследники Сталина хорошо знали не только то,
что они сейчас делают, но и то, кому сам режим обязан своим существованием -
чекистскому  корпусу в лице его вооруженных сил и тайной полиции. Они хорошо
помнили  слова  Ленина,  что  без Ч  К коммунистическая  диктатура  не может
существовать  (Ленин,  3-е изд., т.  XXVII,  стр. 140).  Наследники  Сталина
поэтому боролись  не против институции, а против лиц, не против  полицейской
сущности государства, а против полицейской диктатуры над партией. Результаты
известны:  партия  из  вспомогательной  силы полиции стала ведущей  силой, а
политическая полиция  из ведущей силы превратилась  во  вспомогательную силу
партии. Однако от  этого  перемещения  слагаемых  властных  групп  сумма  не
изменилась.  Только полиция  перестала  быть  всемогущей, но  само советское
государство не перестало быть полицейским.
     Глубины  своего падения  полиция достигла на XXII съезде, когда  Хрущев
принудил  нынешних узурпаторов своей власти открыто осудить  на  этом съезде
террористическую практику  советской тайной  полиции во главе  со  Сталиным.
Былая  легенда  рыцарей революции, всеобщая  слава  всезнающих,  всемогущих,
никогда не ошибающихся  чекистов была разоблачена  самой партией. Теперь  не
только страна, но  и весь мир увидел советское  полицейское чудовище во всей
его омерзительной наготе.
     Но  Хрущев  ошибался,  когда  думал,  что  можно управлять  полицейским
режимом,  разнося полицию, еще  больше ошибался  он,  когда  недооценивал ее
неисчерпаемый запас  подлости  и  коварства  даже по  отношению к  верховным
авторитетам власти. Он потом и  стал сам жертвой этой недооценки. С падением
Хрущева  началось   новое  восхождение   к  власти   политической   полиции,
сопровождаемое   самыми   интенсивными  попытками  реабилитации   "органов".
Пускаются в ход  новые  легенды вроде того, что "органы" все-таки никогда не
ошибались,  а  ошибались лишь отдельные люди (Ежов и Берия),  зато у органов
были бессмертные  герои,  как каторжник Дзержинский  и  международный  шпион
Зорге. Пошли невиданные даже в  эпоху  ежовщины  восхваления доблестных  дел
чекистов  в  бесчисленных  статьях, очерках,  книгах,  фильмах,  с  заданием
создать положительный чистый тип чекистского героя в литературе, как будто в
клоаке социальных подонков  вообще можно найти чистый тип. Да это  и не было
истинной  целью   "социального  заказа"   -   цель   была   другая:  создать
психологический  климат  для  возвращения  сети  КГБ  в  состав  руководящей
иерархии партийных органов от ЦК до местных комитетов. Вспомним, что КГБ был
настолько дискредитирован и дискриминирован, что  его глава Семи-частный  до
самого свержения  Хрущева был лишь кандидатом в члены ЦК, а профессиональных
чекистов вообще  не ввели в состав ЦК. Официальный сигнал к реабилитации КГБ
был дан назначением секретаря ЦК Андропова председателем КГБ с одновременным
избранием его сначала  кандидатом, а потом  и  членом  Политбюро, а его трех
заместителей - в состав ЦК. Как и надо было ожидать, то же самое повторилось
и  на  местах  - местные начальники КГБ,  которых  при  Хрущеве  держали  на
почтительном расстоянии  от парторганов, теперь стали  автоматически членами
бюро обкомов, крайкомов и ЦК республик.
     Речь  не  идет  о  карьере  личностей,  здесь  происходит  реабилитация
институции,  более того,  происходит превращение  КГБ из  былого при Хрущеве
вспомогательного органа  верховной власти  партаппарата  в  соучастника этой
верховной власти, как один из углов в треугольнике диктатуры. Так как органы
КГБ в силу их специфической
     природы и сейчас неподконтрольны партии  в своих оперативных функциях и
по этой части пользуются полной  автономией, то  создается положение,  когда
партаппарат  контролирует  полицейский  аппарат лишь теоретически, тогда как
полицейский  аппарат  контролирует  практически каждого  партаппаратчика  от
генсека до райсека.  Чем  выше стоит  партаппаратчик,  тем больше и гуще  он
обложен сетью КГБ, как легальной (охрана), так и нелегальной (наблюдение).
     Конечно,  как  в  методах КГБ,  так  и в его  личном  составе произошли
серьезные  изменения,  вытекающие из  изменившихся  условий. В  определенном
смысле  можно  говорить  и  о  новом  типе  чекиста.  Ленинский  чекист  был
полууголовником-полуреволюционером,  который   боролся   с   действительными
врагами большевизма, нарек сам себя прозвищем "обнаженный меч пролетариата";
сталинский энкаведист был  полным уголовником  и  открытым  циником, который
боролся с мнимыми  "врагами народа", а вот современный кагебист -  тотальный
ханжа. Он заявил  себя  с  самого  начала  как  специалист  по  профилактике
преступлений и был не прочь отмежеваться от  сталинского энка-ведиста ("мы -
не те") или выдать себя за вашего спасителя ("мы хотим вам только помочь"),-
явно   опутывая  вас  паутиной  лжи,  клеветы  и  провокации.  Однако  стоит
подследственному проявить  твердость и поймать кагебиста на  лжи, как он тут
же в вспышке гнева выдает свою  истинную физиономию:  "Это ваше счастье, что
сейчас   не   сталинские  времена!"  (вспомните   выступление  литературного
кагебиста Шолохова на XXIV  съезде прот