рошо бы.  Дело в  том,  что ни в  Смирне,  ни в  Афинах мне не
удалось  побеседовать с  теми,  кто  мог  видеть  Димитриоса  живым.  Но,  к
сожалению, я не знаю, как зовут эту женщину.
     - Полиция наверняка знает.  Если хотите,  я  наведу справки.  Вы  же не
читаете по-болгарски, и к тому же архив полиции для вас недоступен. Я совсем
другое дело.  Я  ведь  аккредитованный журналист и  имею вполне определенные
привилегии. - Он усмехнулся. - Кроме того, пусть это глупо выглядит, но ваше
расследование заинтриговало меня.
     Они остались в  ресторане одни.  Официант подремывал на стуле,  положив
ноги на стол.
     - Ну,  пора уходить, - сказал Марукакис, вздохнув. - Надо разбудить его
и заплатить за ужин.


     Латимер приятно проводил время:  побывал в картинной галерее,  осмотрел
памятник Александру II,  пил  кофе,  гулял и  даже  взобрался на  Витошу,  у
подножия которой расположена София.  Все это время он  старался думать не  о
Димитриосе, а о своей новой книге, но заметил, что это ему почти не удается.
Письмо Марукакиса полностью вытеснило из его головы все мысли о романе.  Вот
что он писал:

                              Дорогой Латимер!

     Как  я  и  обещал,  прилагаю к  письму  конспект сведений о  Димитриосе
Макропулосе,   которые  мне  удалось  получить  в  полиции.  Как  вы  можете
убедиться,  они далеки от полноты. Не знаю, смогу ли я разыскать ту женщину,
- это будет зависеть от моих друзей -  полицейских.  Думаю,  увидимся завтра
вечером.
     С глубоким уважением
                                                                 Н.Марукакис


                    Архив полиции. София. 1922-1924 годы

     Димитриос Макропулос.
     Национальность: грек. Место рождения: Салоники. Год рождения: 1889. Род
занятий:  упаковщик инжира.  Прибытие:  Варна,  22  декабря  1922  года,  на
итальянском  пароходе  "Изолла   Белла".   Паспорт  или   личная   карточка:
удостоверение личности, выданное комиссией помощи беженцам, Э Т 53462.
     Во  время проверки документов в  кафе Спетци по улице Перотской 6  июня
1923 года находился в компании с некой Ираной Превезой,  гречанкой.  Полиции
известно о связях Д.М.  с иностранными преступниками.  Согласно приказу от 7
июня  1923  года  подлежал депортации.  Освобожден из-под  стражи в  связи с
просьбой и поручительством А.Вазова 7 июня 1923 года.
     В  сентябре  1924  года  турецкое  правительство обратилось с  просьбой
сообщить  ему  все,  что  известно болгарской полиции  об  упаковщике инжира
Димитриосе,  разыскиваемом по  обвинению  в  убийстве.  Только  через  месяц
удалось установить,  что речь идет о Д.М.,  данные о котором приведены выше.
Ирана  Превеза  сообщила  на  допросе,  что  получила  от  Д.М.  открытку из
Адрианополя (Эдирне). Вот его описание, полученное с ее слов:
     "Рост:  182 см.  Глаза:  карие.  Лицо: смуглое. Волосы: черные, прямые.
Приметы: отсутствуют".
     Далее рукой Марукакиса было приписано:
     "NB.  Обычные для полиции данные. Есть сведения, что существует второе,
секретное досье, доступ к которому невозможен".
     Латимер вздохнул. Вероятно, в этом секретном досье о событиях 1923 года
и  об  участии в  них Димитриоса говорилось более подробно.  По-видимому,  о
Димитриосе власти знали гораздо больше, чем было сообщено турецкой полиции.
     Впрочем,  теперь появились новые,  очень интересные детали.  Взять хоть
личную  карточку -  ведь  она  была  выдана Димитриосу Таладису.  Теперь она
принадлежала Димитриосу Макропулосу.  Очевидно, это превращение произошло на
борту  парохода "Изолла  Белла".  Интересно,  сам  Димитриос занялся трудным
ремеслом подделывания документов или воспользовался услугами специалистов?
     Или  взять хотя бы  эту  женщину,  Ирану Превеза!  Ее  надо обязательно
найти,   потому  что   она   является  своеобразным  ключом  к   дальнейшему
расследованию. Придется просить Марукакиса, чтобы он занялся этим. Вероятно,
Димитриосу  она  была  нужна  как  переводчица,   потому  что  он   не  знал
болгарского.
     "Известно  о  связях  с  иностранными  преступниками" -  звучит  весьма
туманно.  О  каких преступниках идет речь?  Какой они национальности?  И что
имеется  в   виду  под  связями?   А   разве  не   интересна  такая  деталь:
предполагалось депортировать Димитриоса буквально за  два  дня  до  заговора
Цанкова?  Что, если полиция считала Димитриоса одним из возможных участников
покушения в эти критические дни? А кто этот А.Вазов, столь любезно пришедший
Димитриосу на  помощь?  Как тут не  огорчиться,  если ответы на эти вопросы,
вероятно, имеются в секретном досье?
     Что касается описания внешности,  то оно, как все полицейские описания,
с  успехом подходило к  любому из ста тысяч.  Латимеру же нужен был портрет,
написанный рукой художника.  Что ж,  он,  Латимер, попытается из этих жалких
полицейских  заметок  создать  свой   портрет  Димитриоса.   Кстати,   негр,
чувствовавший на  своей шее  петлю,  создал образ вполне реального человека.
Этого не  скажешь,  читая описание женщины.  Вероятно,  она давала показания
какому-нибудь полицейскому,  который орал на нее:  "Попробуй только соврать!
Говори, какой он из себя? Рост? Цвет глаз? Какие у него волосы? Ты ведь была
близка с ним. Это нам известно. Выкладывай все, что о нем знаешь..."
     Латимер  вдруг   вспомнил  сказанную  полковником  фразу  о   людях  "в
правительствах соседних стран",  которым не нравился Кемаль Ататюрк.  А  что
если А.Вазов и  кто-то  еще из Евразийского кредитного банка?  Ведь если они
хотели убить Стамболийского,  то  могли попытаться убить и  гази на  том  же
основании. Быть может, Димитриос...
     Но  тут  Латимер вынужден был  прервать свои  размышления.  В  них  нет
никакого смысла до  тех  пор,  пока  они  не  будут  подтверждены секретными
документами.
     Вечером ему позвонил Марукакис.
     - Вам удалось что-нибудь выяснить в полиции? - спросил Латимер.
     - Да. Я расскажу все завтра вечером. До свидания.
     Чем ближе стрелка часов подходила к шести вечера,  тем беспокойней было
на душе Латимера. Он вел себя как юноша, ожидающий результатов вступительных
экзаменов: они давно сданы, но итоги будут объявлены только сегодня, и это и
пугает,  и  раздражает,  и  в  то же время создает какие-то иллюзии.  Увидев
Марукакиса, он попытался изобразить улыбку.
     - Спасибо вам за все ваши хлопоты.
     Марукакис только махнул рукой.
     - Не стоит благодарности,  мой друг.  Я  ведь говорил вам,  что вы меня
заинтриговали.  Может,  пойдем опять  на  старое место?  Там  нам  никто  не
помешает.
     В  продолжение всего ужина Марукакис рассуждал о  позиции скандинавских
стран в случае большой войны в Европе.  Когда подали чай,  Латимер посмотрел
на него такими глазами,  какими,  наверное,  смотрел на свою жертву убийца в
одном из его романов.
     - Ну а что касается вашего Димитриоса, - наконец-то обрадовал Марукакис
Латимера, - то теперь я знаю, где найти Ирану Превеза. Кстати, это оказалось
совсем нетрудно. Полиции она хорошо известна.
     У Латимера учащенно забилось сердце.
     - Где? - выдохнул он.
     - Всего  в  пяти  минутах ходьбы отсюда.  Ей  принадлежит заведение под
названием "La Vierge St. Marie", обычный Nachtlokal.
     - Nachtlokal? - переспросил Латимер, не понимая.
     - Если  хотите,  -  усмехнулся Марукакис,  -  можно назвать это  ночным
клубом.
     - Понятно.
     - Я навел справки и о Вазове. Он был адвокатом.
     - Был?
     - Он умер три года назад.  Оставил после себя кучу денег. Все досталось
его племяннику из Бухареста.  Здесь у него родственников не оказалось. Каким
образом он вписывается в эту картину?
     Немного смущаясь, Латимер высказал свои предположения.
     - Возможно,  вы и правы,  -  сказал Марукакис,  нахмурившись. - Сказать
что-либо  трудно,   потому  что,   как  вы  верно  заметили,  доказательства
отсутствуют.  Известно только,  что  Кемаль  Ататюрк  был  против  банкиров,
особенно иностранных,  и совершенно не доверял им. Он ни разу не обратился к
ним за помощью,  а  для них это как пощечина.  И напрасно вы смущались,  мой
друг.  Ваше  предположение  может  оказаться  верным.  Международный большой
бизнес  помогал  многим  переворотам,  если  этого  требовали его  интересы.
Покушение?  А почему бы нет, если это выгодно бизнесу. Конечно, не в Париже,
Лондоне или Нью-Йорке.  О  нет!  И,  разумеется,  убийца не  присутствует на
заседании  совета  директоров.   Делается  это  примерно  так.   Кто-то   из
присутствующих говорит:  "Хорошо было  бы,  если  бы  этот негодяй,  который
мешает  мирному развитию и  процветанию экономики,  вдруг  исчез".  Только и
всего -  ни  к  чему не  обязывающее пожелание.  Однако специальный человек,
который  занимается исполнением такого  рода  пожеланий,  наметит  цель,  не
говоря уж о  средствах,  разработает планы и инструкции.  Бизнесу необходима
удача,  и если фортуна оказалась забывчивой,  надо подтолкнуть ее, чтобы она
помнила о своих обязанностях.
     - Так вот какова роль Димитриоса!
     - О,  нет!  Я так не считаю. Это тот, кто подталкивает Фортуну, большой
человек,  знакомый со всеми видными людьми,  очень вежливый человек,  у него
дети, дом, красавица жена, солидный капитал в самых надежных банках. Правда,
ему  приходится  иногда  отлучаться  в   командировки,   о   которых  друзья
предпочитают не  расспрашивать.  На дипломатических приемах он появляется во
фраке с  иностранными орденами.  Но  этот  человек знаком также и  с  такими
людьми, как Димитриос, с теми, кто готов пойти на уголовное преступление, со
всякими отбросами общества.  Этот респектабельный человек утверждает, что он
вне политики,  и это так,  потому что его политика - это интересы чистогана.
Он убежден,  что выживает всегда сильнейший,  а слабый должен умереть, так и
не став сильным,  что закон джунглей управляет отношениями людей в обществе.
Вот  его евангельские заповеди.  Таких людей пруд пруди,  они есть в  каждом
городе,  потому что  без них большой бизнес не  может существовать.  И  хотя
большой бизнес пользуется чернилами для  своих  операций,  вся  его  история
написана кровью, кровью людей!
     Последние слова он произнес,  ударив кулаком по столу.  Латимер,  как и
почти все англичане, очень не любил риторику и резкие жесты и от смущения не
знал, куда деться.
     - Вы говорили удивительно красноречиво, - заметил он. - Вам не кажется,
что вы немного преувеличиваете?
     Марукакис сначала вытаращил на него глаза, потом улыбнулся.
     - Конечно,   преувеличиваю.   Но  приятно  иногда  поговорить  в  таком
обличительном тоне,  если всю жизнь говоришь обиняками.  Кстати, я не так уж
сильно преувеличиваю.  Можете мне поверить, такие люди и здесь имеются. Один
из  них  был членом совета директоров Евразийского кредитного треста.  Звали
его Антон Вазов.
     - Вазов!
     Грек довольно рассмеялся.
     - Хотел сделать вам сюрприз, но так и быть - пользуйтесь моей добротой.
Я  просмотрел старые отчеты и  узнал,  что  Евразийский кредитный трест  был
зарегистрирован в  Монако лишь в  1926 году.  А до этого момента он выпускал
отчеты о  своей финансовой деятельности.  Моя задача состояла в  том,  чтобы
найти их.
     - Но ведь это страшно важно. Неужели вы не понимаете...
     Марукакис перебил его, подозвал официанта и рассчитался за ужин.
     "La  Vierge  St.  Marie"  находился на  улице,  идущей от  церкви Света
неделя.  Латимер,  конечно,  не мог не подивиться этому странному соседству.
Улица была узкой,  довольно крутой и  практически неосвещенной.  Ему сначала
показалось,  что улица спит,  но тишину изредка нарушали то звуки музыки, то
смех,  когда кто-нибудь выходил из дома. Они встретили двух мужчин, куривших
сигареты. Кто-то шел за ними следом, потом хлопнула дверь, и шаги затихли.
     - Посетителей пока мало, - заметил Марукакис, - рано еще.
     Большинство дверей  были  стеклянными.  На  стекле крупными цифрами был
выведен номер дома,  но гораздо чаще было что-нибудь написано:  "Вундербар",
"О-кей",   "Джими-бар",  "Стамбул",  "Торквемада",  "Витоша",  "Le  Viol  de
Lucrece" и,  наконец, на вершине холма "La Vierge St. Marie". Они на секунду
задержались у двери.  Дверь была обшарпанная,  и Латимер почему-то проверил,
где у него бумажник. Марукакис толкнул дверь, и они вошли.
     Узкий коридор,  стены которого выкрашены красной темперой,  был застлан
ковром.  Где-то  вдали  играл  оркестр  с  солирующим аккордеоном.  В  конце
коридора -  небольшой гардероб.  На вешалках висело несколько плащей и шляп.
Видимо,  услышав шаги,  за барьером появился бледный человек в белой куртке,
приветствовавший их:  "Добрый вечер,  месье".  Взяв у них плащи и шляпы,  он
широким жестом указал направо,  откуда доносилась музыка.  Над  спускающейся
вниз лестницей сияла надпись: "Бар - Дансинг - Кабаре".
     Они  оказались в  довольно  большой  комнате  с  низким  потолком.  Две
девушки, вероятно, танцовщицы из кабаре, кружились под музыку.
     - Еще рано,  -  опять сказал Марукакис, словно это его не устраивало, -
но скоро здесь будет веселее.
     К  ним  подошел официант,  провел к  одной  из  кабинок и  через минуту
поставил на стол бутылку шампанского.
     - Вам денег не жалко?  -  спросил Марукакис.  - Между прочим, это пойло
стоит двести левов.
     Латимер не  возражал:  в  конце  концов двести левов  составляли только
полфунта.  Оркестр вдруг замолчал,  и  девушки остановились.  Они  подошли к
кабинке,  где сидели Латимер и Марукакис.  Одна из них пристально посмотрела
на Латимера. Тогда Марукакис что-то сказал, и они, пожав плечами, улыбнулись
и ушли. Марукакис, точно чего-то не понимая, посмотрел на Латимера.
     - Я  сказал,  что  нам надо обсудить кое-какие дела и  если мы  захотим
развлечься,  то  пригласим их  позже.  Конечно,  если вы  не  хотите с  ними
связываться...
     - Нет, не хочу, - сказал Латимер твердо и, отхлебнув шампанского, вдруг
понял, что ни за что на свете не станет пить эту гадость.
     - Ничего не поделаешь,  -  вздохнул Марукакис,  - пей не пей, а платить
придется.
     - А где госпожа Превеза?
     - Думаю, появится с минуты на минуту.
     Он посмотрел куда-то вверх, на потолок.
     - Конечно,  мы  могли бы  и  сами к  ней подняться.  Хочу обратить ваше
внимание,  как  тут  все  хорошо устроено:  нет ничего ни  скандального,  ни
вызывающего.
     - Раз  она должна вот-вот спуститься,  мы  можем и  здесь подождать,  -
сказал Латимер, чувствуя, что говорит банальность, как школьный учитель. Ему
вдруг очень захотелось выпить настоящего шампанского.
     - Совершенно верно, - буркнул Марукакис.
     Однако прошло целых  полтора часа,  прежде чем  хозяйка "La  Vierge St.
Marie"  появилась.  За  это  время  зал  действительно оживился.  Пришло еще
несколько человек - в основном это были мужчины, но были среди них и две-три
очень  странно  выглядевшие женщины.  Появился явный  сутенер.  Трезвый  как
стеклышко,  он  привел с  собой  двух  не  вяжущих лыка  немцев -  вероятно,
каких-нибудь  пустившихся в  загул  коммерсантов.  Появились  два  почему-то
вызвавшие ужасную  неприязнь молодых человека.  Все  до  одной  кабинки были
заняты,  заняты  были  и  стоящие в  зале  столики,  за  которыми сгрудились
обливающиеся потом, тесно прижавшиеся друг к другу пары.
     В  зале появились танцовщицы из кабаре,  сильно накрашенные.  Танцующие
пары расступились,  дав им место. Следом за девицами в круге появился юноша,
одетый в  женское платье,  и спел песенку на немецком языке.  Девицы исчезли
вместе с ним,  потом появились вновь,  переменив наряд. В зале стало душно и
жарко, как перед грозой.
     Латимер ясно  увидел,  как  один их  этих ужасных юношей давал понюхать
другому щепотку какого-то порошка. От жары и духоты его начала мучить жажда,
и  он уже всерьез подумывал,  не выпить ли шампанского,  как вдруг Марукакис
дернул его за рукав.
     - Должно быть, Превеза, - сказал он.
     Это была полная,  но все еще стройная женщина с красным лицом. Несмотря
на  дорогое  платье,  видимо,  только  сегодня  завитые парикмахером черные,
густые волосы,  помаду и румяна, она производила впечатление неряхи. Так, во
всяком случае,  показалось Латимеру. Правда, рисунок губ был хорош, и улыбка
была доброй и  симпатичной,  но  во  взгляде больших черных глаз было что-то
сонное и завораживающее. И Латимер представил себе комнату в отеле, неуклюже
позолоченные кресла с  разбросанной на  них одеждой,  серый свет утра сквозь
опущенные жалюзи,  тяжелый  запах  розового  масла,  ровное  дыхание  спящей
женщины  и  мерное  тиканье будильника.  Но,  видя  как  она  идет  к  бару,
приветливо улыбаясь  и  кивая  знакомым,  одновременно внимательно и  строго
наблюдая  за  всем  происходящим,   Латимер  сделал  себе  выговор  за  игру
воображения.
     Марукакис  подозвал  официанта  и  что-то  сказал  ему.  Лавируя  между
танцующим,  тот подошел к мадам и зашептал ей что-то на ухо, показав глазами
на Латимера и Марукакиса.  Мадам,  повернувшись,  посмотрела в их сторону и,
что-то сказав официанту, продолжила разговор.
     - Она обещала прийти, - сказал Марукакис, выслушав официанта.
     Она  обошла весь зал,  снисходительно улыбаясь и  иногда кивая головой.
Наконец она приблизилась к  их  столику.  Неожиданно для самого себя Латимер
вдруг встал. Мадам пристально смотрела ему в лицо.
     - Вы желали говорить со мной, месье? - Голос у нее был грубый и немного
сиплый, с ярко выраженным акцентом.
     - Мы были бы счастливы, если бы вы оказали нам честь и посидели с нами,
- сказал Марукакис.
     - Хорошо,  -  сказала она  и  села  рядом.  Тотчас  к  столику подлетел
официант, но она взмахом руки прогнала его и повернулась к Латимеру: - Я вас
раньше не  видела,  месье.  Вашего друга я  уже встречала,  но  не  в  своем
заведении.  -  Бросив косой взгляд на Марукакиса,  она продолжила:  -  А вы,
месье,  собираетесь писать обо мне в  парижской газете?  Тогда вам с  другом
надо будет обязательно досмотреть представление до конца.
     - Нет,  мадам,  -  улыбнулся  Марукакис.  -  Мы  воспользовались  вашим
гостеприимством, чтобы получить кое-какую информацию.
     - Информацию?  -  Она,  кажется,  немного смутилась. - Я не знаю ничего
такого, что может вас заинтересовать.
     - Всем  хорошо  известна ваша  осторожность,  мадам.  Но  речь  идет  о
человеке,  который давно в  могиле.  Вы  были знакомы с  ним  лет пятнадцать
назад.
     Она  захохотала,  остановилась  и  вдруг  захохотала  снова  -  громко,
вызывающе,  сотрясаясь всем телом. Вместе с этими хриплыми звуками исчезло и
то  самодовольство,  которое она напускала на себя,  и,  когда она под конец
закашлялась, сразу постарела лет на десять.
     - Не ожидала я от вас такого комплимента,  месье,  -  вздохнув,  сказал
она.  -  Подумать только, пятнадцать лет! И вы надеетесь, что я его вспомню?
Святая Дева Мария, придется вам поставить мне выпивку.
     Латимер подозвал официанта.
     - Что будете пить, мадам?
     - Шампанское.  Только не  эту дрянь.  Официант знает.  Подумать только,
пятнадцать лет! - Она все еще никак не могла успокоиться.
     - Мы,  разумеется,  не  очень надеялись на вашу память,  -  невозмутимо
сказал Марукакис, - но, может быть, имя этого человека что-нибудь значит для
вас. Его звали Димитриос... Димитриос Макропулос.
     Она  сунула в  рот  сигарету,  чиркнула спичкой,  но  так и  не  смогла
прикурить.  Глядя на  кончик сигареты,  о  чем-то сосредоточенно размышляла.
Спичка продолжала гореть,  едва не обжигая пальцы.  Латимеру показалось, что
вокруг образовалась зона молчания,  вдруг заложило уши. Мадам разжала пальцы
и уронила спичку на тарелку.  Все так же смотря на кончик сигареты, она тихо
сказала:
     - Вам здесь не место. Уходите отсюда... оба!
     - Но...
     - Уходите, - сказала она тихим голосом, даже не повернув головы.
     Марукакис посмотрел на  Латимера и,  пожа