о,
стараясь быть убедительным, возразил Латимер.
     - Значит,  -  вздохнув,  сказал он,  -  я  выразился недостаточно ясно.
Информация сама по  себе не имеет никакого значения.  То,  что происходило в
Белграде в 1926 году,  сейчас уже никого не интересует.  Важно,  однако, то,
что  та  история имеет прямое отношение ко  мне.  Поскольку как  писатель вы
знакомы с психологией,  то вам,  конечно, известно, что у большинства людей,
независимо от того, чем они занимаются, имеется стимул, который и определяет
все их действия.  У одних это тщеславие,  у других удовлетворение какой-либо
страсти, у третьих неуемная жажда денег и так далее. Так вот, Питерс один из
тех,  у  кого главный стимул -  деньги.  Причем это чувство у него настолько
хорошо развито,  что он, как всякий скряга, безумно влюблен только в деньги.
Пожалуйста,  не поймите меня превратно:  я не хотел этим сказать, что Питерс
подчинил все свои действия этому.  Но,  насколько я знаю Питерса, невозможно
себе представить,  чтобы он,  посылая вас  ко  мне,  имел в  виду -  так  он
выразился   -   лишь   "способствовать   развитию   английской   детективной
литературы".  Вы поняли,  куда я клоню?  Мне приходится быть подозрительным,
месье,  ведь у меня все еще есть враги.  Мне кажется,  вам надо рассказать о
ваших отношениях с нашим общим другом Питерсом. Вы не возражаете?
     - С большим удовольствием,  но,  к сожалению,  не могу этого сделать по
очень простой причине: я просто не знаю, в каких мы с ним отношениях.
     Латимер заметил, что взгляд серых глаз его собеседника стал суров.
     - Мне не до шуток, месье.
     - Мне тоже. Я собирал материал о Димитриосе и встретился с Питерсом. По
каким-то  мне  непонятным причинам он  также  интересовался Димитриосом.  Он
сделал  мне  следующее предложение:  если  я  встречусь с  ним  в  Париже  и
соглашусь участвовать в одном проекте, который он разрабатывает, то в случае
успеха каждый из  нас  получит по  полмиллиона франков.  Он  сказал,  что  я
обладаю информацией,  которая сама по себе бесполезна, но, если ею дополнить
информацию,  которой располагает он,  то  вместе получится нечто стоящее.  Я
ему,  естественно,  не поверил и отказался участвовать в его проекте. Тогда,
видимо,  надеясь этим привлечь меня и  в  то  же  время доказать свою добрую
волю,  он дал мне рекомендательное письмо к  вам.  Перед этим я сказал,  что
интересуюсь Димитриосом как  писатель,  и  признался,  что собираюсь ехать в
Белград,  чтобы пополнить свою информацию о нем.  И тогда он сказал,  что вы
единственный человек, который знает, как все было на самом деле.
     Гродек вытаращил глаза от удивления.
     - Вы,  конечно,  знаете,  месье, как неприятно излишнее любопытство, но
все же  я  хотел бы знать,  откуда вам стало известно о  том,  что Димитриос
Талат был в Белграде в 1926 году?
     - Мне  рассказал  об   этом  один  турецкий  чиновник,   с   которым  я
познакомился в Стамбуле. Он также сообщил мне некоторые факты из жизни этого
человека. Разумеется, лишь те, которые ему были известны.
     - Понятно.  Могу ли  я  вас спросить,  что это за бесценная информация,
которой вы обладаете?
     - Я не знаю.
     - Начнем все сначала,  месье,  -  сказал Гродек,  нахмурившись.  -  Вам
хочется, чтобы я откровенно рассказал о том, что знаю. Так расскажите же мне
откровенно, что вы знаете сами.
     - Я  уже говорил вам -  и  это чистая правда -  я  не  знаю.  Помню,  я
откровенно рассказал обо  всем  мистеру Питерсу.  И  вдруг в  одном месте он
почему-то заволновался.
     - В каком же?
     - Когда  я  рассказывал,  что  у  убитого  совершенно  не  было  денег.
Буквально сразу после этого он заговорил о миллионе франков.
     - Как вы об этом узнали?
     - Дело в том, что я видел труп в морге. Все его пожитки лежали на столе
в ногах.  Удостоверение личности,  которое достали из-под подкладки пиджака,
уже отослали французскому консулу. Денег при нем не было ни сантима.
     В  течение  нескольких секунд  Гродек  пристально разглядывал Латимера,
потом встал и направился к шкафчику.
     - Давайте еще по одной, месье?
     Он  налил  в  стаканы виски,  потом содовой и,  вручив Латимеру стакан,
торжественно сказал:
     - Предлагаю  тост,   месье.   Давайте  с   вами  выпьем  за  английскую
детективную литературу!
     Латимер поднес стакан к губам, как вдруг Гродек, который вначале сделал
то же самое, поперхнулся и, поставив стакан, достал носовой платок. К своему
удивлению, Латимер обнаружил, что Гродек заливается смехом.
     - Простите мне,  месье,  -  выдохнул он наконец,  - но у меня мелькнула
мысль,  которая и вызвала приступ смеха. - Секунду помедлив, он продолжил: -
Я  представил себе,  как  наш  друг Питерс угрожает вам пистолетом.  Ведь он
боится даже прикоснуться к огнестрельному оружию.
     - Видимо,  ему  удалось сделать значительные успехи  и  преодолеть свой
страх,   -   сказал  Латимер  раздраженно,  чувствуя,  что  хозяин  над  ним
потешается, и не понимая, какой он дал для этого повод.
     - Наш Питерс умница.  Если бы я был на вашем месте,  месье, я бы поймал
Питерса на слове и поехал в Париж.
     Латимер до такой степени оторопел, что с трудом выговорил:
     - Да я, право, не знаю...
     И тут в комнату вошла экономка.
     - Обед готов! - радостно воскликнул Гродек. - Идемте к столу.
     У  Латимера была возможность спросить Гродека,  почему он  дал ему этот
"дружеский совет",  но он узнал столько интересного, что совершенно забыл об
этом.


                               Белград, 1926

     Люди по опыту знают,  что не следует доверять своему воображению.  Но -
удивительное дело  -  иногда вымысел находит себе фактическое подтверждение.
Для Латимера те несколько часов,  что он провел с Владиславом Гродеком, были
самыми странными в его жизни. Свои впечатления от этого разговора он выразил
в большом письме к Марукакису,  начатом в тот же день вечером,  когда каждое
слово было еще свежо в памяти.
     Дорогой Марукакис!
     Я  обещал написать вам,  если мне повезет и  я узнаю что-нибудь новое о
Димитриосе.  Наверное,  вы удивитесь -  да я и сам удивляюсь этому,  -  но я
действительно узнал кое-что интересное. Впрочем, я все равно написал бы вам,
чтобы еще раз поблагодарить за ту помощь, которую получил от вас в Софии.
     Вы,  вероятно,  помните, что, простившись с вами, я собирался поехать в
Белград. И вот пишу это письмо из Женевы. Почему, быть может, спросите вы?
     Дорогой мой,  мне хотелось бы  знать это самому.  Но  пока я  не  нашел
ответа.  Дело в  том,  что  здесь,  в  Женеве,  живет человек,  на  которого
Димитриос работал во время своего пребывания в Белграде в 1926 году. У этого
человека, бывшего профессионального разведчика, я был сегодня и разговаривал
с ним о Димитриосе.
     Вы когда-нибудь верили в существование так называемого "супершпиона"? С
полной уверенностью могу заявить, что я в это не верил. Но после сегодняшней
встречи я  знаю,  что  такие люди есть.  Всю вторую половину дня я  провел с
одним из них.  Поскольку я не могу сказать,  кто он, буду в лучших традициях
шпионской литературы называть его просто Г.
     Слово "супершпион" я употребляю по отношению к Г.  (он,  кстати, сейчас
уже  ушел от  дел) в  том  смысле,  в  каком мой  издатель говорит об  одном
печатнике "спец".  Г.  руководил большой сетью агентов,  и  его деятельность
(разумеется, не всегда) была в основном организаторской и направляющей.
     Теперь  мне  ясно,  какую  чепуху  говорят и  пишут  люди  о  шпионах и
шпионаже.  Но,  мне кажется, лучше всего, если я начну свой рассказ так, как
это сделал Г., когда беседовал со мной.
     Он  напомнил мне  слова Наполеона о  том,  что во  всякой войне главным
является фактор внезапности.  Надо сказать,  Г.  любит цитировать Наполеона.
Несомненно,  об этом знали и другие завоеватели:  Александр Македонский, Гай
Юлий Цезарь,  Чингис-хан или Фридрих Прусский. Додумался до этого, кстати, и
Фош.
     Война 1914-1918 годов,  говорит Г.,  показала,  что в будущих сражениях
(не  правда ли,  звучит очень обнадеживающе?)  в  результате всевозрастающей
ударной силы и мобильности армии, авиации и флота главную роль будет играть,
безусловно, фактор внезапности. По-видимому, войну выиграет тот, кто нападет
на  противника неожиданно.  Следовательно,  первейшая необходимость -  найти
средства защиты против внезапного нападения.
     В  Европе двадцать семь  независимых государств.  Каждое из  них  имеет
армию,  авиацию и  -  за  исключением некоторых стран -  флот.  Безопасность
любого государства требует сведений о том,  как развиваются вооруженные силы
в этих двадцати семи странах, какова их ударная мощь, эффективность, ведется
ли  там  тайная подготовка к  нападению.  Ну,  а  это  означает,  что  нужна
разведка, нужна целая армия специально подготовленных людей.
     Признаюсь,  сначала все  это  показалось мне довольно глупым и  вряд ли
соответствующим  действительности.   Неужели   взрослые  люди,   управляющие
государством, ведут себя, как мальчишки, играющие в индейцев? Оказалось, что
дело обстоит именно так. Влюбленный в свою профессию, Г. рассказывал о ней с
велеречивым  энтузиазмом  молодого  коммивояжера,  случайно  оказавшегося  в
деревенской таверне.  Мои скептические замечания задели его,  и он,  как мне
кажется,   привел  очень  убедительное  доказательство  своей  правоты.   Он
напомнил,  что в  большинстве европейских стран за шпионаж,  равно как и  за
преднамеренное  убийство  или  государственную измену,  полагается  смертная
казнь и что шпионаж, таким образом, рассматривается как одно из самых тяжких
преступлений.
     Очевидно,  продолжал он,  учитывая приведенные выше факты,  минимальное
число  разведчиков,   находящихся  на  службе  у   какого-либо  европейского
правительства,  должно  составлять  примерно  семьдесят  человек  -  по  три
человека на  страну и  по  два на те страны,  у  которых нет флота.  Значит,
минимальное число  занимающихся разведкой  людей  составит  в  одной  только
Европе что-то около двух тысяч.
     За  последние годы  цели и  методы разведывательной деятельности сильно
изменились.  До первой мировой войны шпиону было достаточно похитить формулу
отравляющего газа или чертежи нового пулемета,  чтобы обеспечить себя на всю
жизнь.  Сейчас разведчики - это люди, получившие хорошую подготовку или, что
бывает реже,  люди  (женщины,  естественно,  не  исключаются) с  выдающимися
личными качествами.
     Но  какое отношение все это имеет к  Димитриосу?  Ведь у  Димитриоса не
было ученой степени.  Он,  как мы знаем, был убийцей, сутенером, шантажистом
и,  кроме того,  тайным агентом Евразийского кредитного треста в  Болгарии и
Турции. Каким же образом Г. удалось завербовать его и для каких целей?
     Весной 1926  года Г.  поселился в  Белграде.  Отношения между Италией и
Югославией в  то  время  стали  особенно  напряженными в  результате захвата
Италией Фиуме и  последовавшей затем бомбардировки Корфу.  Ходили слухи (как
вскоре  подтвердилось,   вполне  обоснованные),   что   Муссолини  готовится
оккупировать  Албанию.   Разумеется,   Югославия   готовилась  дать   отпор.
Итальянцам через  своих  агентов  стало  известно,  что  югославы  собрались
минировать побережье, чтобы помешать высадке десанта.
     Как  мне  объяснил  Г.,  при  закладке минных  полей  всегда  оставляют
свободные проходы для  своих кораблей.  Таким образом,  требовалось получить
карту минных полей.  Именно эта работа и была поручена Г.,  поскольку теперь
требовалось не только узнать расположение минных полей вблизи побережья,  но
сделать это так,  чтобы югославы не догадались об этом,  так как в противном
случае они просто расположили бы мины по-другому.
     Г.  начал с того, что, появившись в министерстве военно-морского флота,
попросил дежурного показать, где находится отдел снабжения. Это, конечно, не
вызвало  подозрений.  Получив  разрешение пройти,  он  свернул в  коридор и,
остановив первого встречного,  сказал, что заблудился и не знает, как пройти
в отдел по борьбе с подлодками.  Войдя в отдел,  спросил,  верно ли, что это
отдел снабжения. Когда ему сказали, что нет, он извинился и вышел. Он пробыл
там не более минуты,  стараясь запомнить всех,  кто ему попался на глаза.  И
выбрал троих.  В тот же вечер он дождался,  когда один из замеченных покинет
здание министерства,  и  проводил его  до  дома.  Узнав его имя и  кое-какие
дополнительные сведения о  нем,  он  повторил то  же самое с  двумя другими.
Подумав, он решил остановиться на некоем Буличе.
     Вы,  быть может, скажете, что это грубая работа, но такие люди, как Г.,
всегда  считали и  считают успех  оправданием своих  действий.  В  искусстве
разбираться в людях Г.  проявил несомненную одаренность:  выбрать в качестве
агента именно Булича было равносильно попаданию в десятку.
     Тщеславный озлобленный человек,  которому  давно  перевалило за  сорок,
Булич был старше остальных сотрудников отдела,  почему-то сильно не любивших
его.  Он был женат на красивой женщине,  капризной и  вечно недовольной,  на
десять лет моложе его. Хронический катар желудка довершал картину.
     После работы Булич обычно заходил в  кафе,  чтобы пропустить стаканчик.
Здесь с ним и познакомился Г., спросив, нет ли у того спичек.
     Они  стали  встречаться в  кафе  каждый вечер.  Поскольку Г.  до  этого
никогда не  был в  Белграде,  он иногда спрашивал у  Булича совета по разным
поводам -  это давало возможность вести пустую,  ни  к  чему не  обязывающую
беседу.  Г.  платил за выпивку,  и Булич снисходительно принимал это. Иногда
они играли в шахматы, причем Г. старался проигрывать Буличу; иногда вместе с
другими посетителями играли в безик.
     И вот однажды Г.  рассказал Буличу о своем деле.  Ему-де стало известно
от одного из общих знакомых (им мог быть кто-нибудь из тех, с кем они играли
в карты),  что Булич занимает важный пост в министерстве.  Булич нахмурился.
Он  подумал,  что над ним издеваются.  Но  Г.,  не дав ему опомниться,  стал
говорить,  что  фирма  хочет  получить у  военно-морского ведомства заказ на
морские бинокли.  Он, конечно, подал заявку, но, как Булич, наверное, знает,
в таких делах нет ничего лучше помощи друга. Если бы Булич, воспользовавшись
своим влиянием, протолкнул это дело в министерстве, то фирма, получив заказ,
выплатила бы ему двадцать тысяч динаров!
     Г.  говорит, что Булич сделал слабую попытку не впутываться в это дело.
Покраснев и  сконфузившись,  он  заикнулся о  том,  что  его  влияние сильно
преувеличено и  он  не уверен,  что может помочь.  Г.  понял это как желание
увеличить взятку.  Булич стал уверять его,  что Г. неправильно его понял. Он
был жалок и смешон. Через пять минут он согласился. Они стали друзьями.
     Чтобы у Булича и дальше развивался комплекс важного чиновника,  Г., как
лучший друг,  начал приглашать его и красивую, но очень глупую мадам Булич в
шикарные  рестораны и  ночные  клубы.  Для  обоих  это  было  как  дождь  на
изнывающую  от  засухи  землю.  Как-то  Г.,  предварительно  накачав  Булича
шампанским,  завел разговор о возрастающей мощи итальянского военно-морского
флота и об угрозе десанта на югославское побережье.  Понял ли Булич,  во что
его втягивают?  Разумеется,  нет. Он впервые за долгие годы мог похвастаться
перед женой, что тоже кое-чего стоит. В конце концов можно же намекнуть, что
он  не  какая-то  там  пешка.  Язык его развязался,  и  он  заявил,  что ему
доподлинно  известно  о  том,  как  остановить  итальянцев  на  подступах  к
побережью. Вы, конечно, понимаете, что это большой секрет, но...
     В тот вечер Г.  узнал, что Булич имеет доступ к секретной карте. Теперь
надо было подумать,  как снять с нее копию. Он тщательно разработал план, но
не мог взять все на себя - ему нужен был посредник.
     Г.  прекрасно помнит,  как  к  нему заявился Димитриос:  среднего роста
человек, которому можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят (напомню, что
на самом деле ему было тридцать семь лет). Он был одет по моде и... Но лучше
я предоставлю слово Г.
     "Он  изо всех сил старался создать "шикарное" впечатление,  но,  как ни
пыжился, как ни задирал нос, достаточно мне было посмотреть ему в глаза, и я
тотчас раскусил его.  Не  спрашивайте,  как  я  догадался,  что он  сутенер.
По-видимому,  у  меня,  как и у женщин,  нюх на этих субъектов.  Одевался он
всегда элегантно, да и взгляд у него был умный. Мне это как раз понравилось,
потому  что  я  терпеть  не  могу  молодчиков  из  подворотни.  Хотя  иногда
приходится прибегать и  к  их услугам,  но в  принципе я  против -  уж очень
трудно найти с ними взаимопонимание".
     Заметим,  что  Димитриос не  тратил времени попусту и  за  эти два года
научился сносно  говорить по-немецки  и  по-французски.  Вот  что  Димитриос
сказал Г.
     - Я сразу же направился к вам. Хотя у меня были в Бухаресте дела, я все
бросил, потому что много слышал о вас.
     Г.  объяснил,  не  вдаваясь в  подробности и  опуская  некоторые важные
детали (вновь принятому на работу необязательно раскрывать карты),  что тому
надо делать.  Димитриос выслушал его  не  моргнув глазом.  После того как Г.
замолчал, он спросил, сколько ему заплатят за работу.
     - Тридцать тысяч динаров, - сказал Г.
     - Пятьдесят  тысяч,   -   сказал  Димитриос,   -  и  предпочтительно  в
швейцарских франках.
     В конце концов столковались на сорока тысячах швейцарских франков.
     Тем временем Булич и его жена наслаждались жизнью.  Бывая в местах, где
проводят  время  богачи,   мадам  Булич  постепенно  привыкала  к  роскошной
обстановке и уже не смотрела на мужа с презрением. За счет экономии (обеды и
ужины оплачивал этот  глупый немец) она  могла теперь покупать свой  любимый
коньяк  и,  выпив,  становилась сговорчивой.  Ну,  а  впереди была  радужная
перспектива получения двадцати тысяч.  Как-то,  лежа в постели, Булич сказал
жене,  что у него почти прошел катар - вот что значит хорошо питаться. Между
прочим, печальный конец этой истории уже был близок.
     Заказ  на  морские  бинокли получила чешская фирма.  "Правительственный
вестник",  где и  было опубликовано сообщение об этом,  поступил в продажу в
полдень.  Купив газету,  Г.  немедленно отправился к граверу.  В шесть часов
вечера он был у министерства.  Он видел, как Булич вышел из здания на улицу,
под  мышкой у  него  была газета.  Даже издалека было видно,  что  он  очень
расстроен. Г. пошел за ним.
     Обычно Булич,  точно на крыльях,  летел к  кафе.  Сегодня он на секунду
задержался,  но затем решительно прошел мимо -  нет, встречаться с немцем он
не хотел.
     Г.  свернул в одну из боковых улиц и поймал такси.  Через две минуты он
догнал  Булича.  Попросив таксиста остановиться,  он  выскочил из  машины  и
крепко обнял Булича. Не давая опомниться, он затащил его в машину, все время
повторяя поздравления с  успехом и  слова благодарности.  Затем сунул ему  в
руку чек на двадцать тысяч динаров.
     - Но ведь вы же потеряли заказ... - промямлил Булич.
     - Да  неужели?  -  захохотал Г.,  как  будто Булич сказал что-то  очень
остроумное.  -  Ах,  да.  Я  совсем забыл  сказать вам.  Заявка была  подана
дочерним отделением нашей фирмы. Вот посмотрите сюда. - Он сунул Буличу одну
из отпечатанных сегодня карточек.  -  Я редко ими пользуюсь -  общеизвестно,
что  чешская фирма  является филиалом дрезденской.  Ну,  а  теперь надо  как
следует спрыснуть это дело!
     Булич, справившись наконец с шоком, воспринял происходящее как должное.
Он  был уже сильно навеселе и  понес такую околесицу насчет своего влияния в
министерстве, что Г. едва сдерживался, чтобы грубо не одернуть его.
     Г.  сообщил под большим секретом, что будет еще дополнительный заказ на
дальномеры.  Мог ли Булич устоять против этого? Хитро улыбаясь, он напомнил,
сколько трудов потратил, проталкивая давний заказ: видимо, надеялся на новое
поо