акого-нибудь фешенебельного журнала для мужчин. К тому же его
нос, сломанный, похоже, не один раз, давно расплющился. Но если этот
человек и не был красавцем, то, безусловно, выглядел он очень дружелюбно.
Что-то вроде огромного чернокожего Санта-Клауса.

- Жаль, что вы зря проделали столь дальний путь.

Джек спросил:

- Значит, со вчерашнего дня вы не успели ничего выяснить?

- Нет, ничего примечательного, хотя ищу информацию повсюду, расспрашиваю
всех, кого можно. Удалось выяснить только то, что где-то здесь
действительно существует человек, называющий себя Баба Лавеллем. И
утверждают, что он - настоящий Бокор.

- Бокор? Это колдун, занимающийся черной магией? Так?

- Совершенно верно. Волшебство зла. Это все, что я узнал. Он действительно
есть. Ведь вчера вы в этом сомневались? Так что, полагаю, информация будет
вам хоть как-то полезна. Только нужно было просто позвонить...

- Не волнуйтесь, я приехал по делу. Хочу показать вам кое-что важное...
Фотографию Баба Лавелля собственной персоной.

- Вы не шутите?

- Конечно, нет.

- Так вы уже удостоверились в его существовании? Дайте-ка я на него
посмотрю. Думаю, это поможет мне при расспросах.

Джек извлек фото из кармана плаща и протянул его Хэмптону.

При первом же взгляде на фотографию тот изменился в лице. Если полагать,
что негры могут бледнеть, то именно это, наверное, и происходило с ним.

Лицо его не изменило своего цвета, но потеряло вдруг блеск и упругость,
кожа напоминала теперь сухую коричневую бумагу. Губы сжались, а глаза стали
напряженными, сосредоточенными. Он прошептал:

- Это же тот самый человек!

- Какой? - в недоумении спросил Джек.

Хэмптон сунул фотографию в руку Джеку так, будто стремился быстрее
освободиться от нее, будто мог заразиться от одного только прикосновения к
фотографическому изображению Лавелля. Его большие руки затряслись.

Джек спросил:

- Что случилось? Что с вами?

Голос Хэмптона дрожал:

- Я видел этого человека. Я его видел, но не знал его имени.

- Где вы его видели?

- Здесь.

- Что? В этом магазине?

- Да.

- Когда?

- В сентябре.

- А с тех пор вы его больше не видели?

- Нет.

- Что здесь делал Баба Лавелль?

- Он приходил купить кое-какие травы и измельченные цветы.

- Но мне казалось, что вы занимаетесь только белой магией. Радой?

- Многие вещества используются и Бокорами и Хунгонами, хотя и для
достижения противоположных целей. Он купил очень редкие травы и цветы,
которые не нашел бы ни в каком другом месте Нью-Йорка.

- В городе есть еще такие магазины, как ваш?

- Да, есть еще одна лавка. Правда, не такая большая. Есть еще два Хунгона.
Не сильные колдуны, обычные любители, без особых знаний или опыта. Они
торгуют ритуальными принадлежностями прямо у себя дома. Действуют бойко, и
оборот у них приличный. Но у них нет твердых принципов: они работают и с
Хунгонами и с Бокорами. Эти люди предлагают клиентам даже инструменты для
жертвоприношений: ритуальные тесаки, специально заточенные ложки для
извлечения глаза у живого животного. Эти ужасные люди продают свой товар
первым встречным, и часто - злым и испорченным встречным.

- Значит, Лавелль пришел к вам, потому что не смог достать у тех людей
что-то нужное ему?

- Да, он сказал, что достал уже почти все, что нужно, но только в моем
магазине имеется полный набор самых редких и ценных веществ, используемых
для заклинаний. И это правда. Я горжусь своим ассортиментом, но никогда
ничего не продам Бокору, если буду осведомлен о его принадлежности к черной
магии. Обычно я без труда узнаю их. Я никогда ничего не продам любителям с
их грязными намерениями или тем, кто собирается напустить смертельные чары
на тещу или на соперника - в любви или в работе. С такими типами я дела не
имею. Так вот, этот мужчина на фото...

- Лавелль, - подсказал Джек.

- ...тогда я не знал его имени. Заворачивая его покупки, я понял, что он -
Бокор, и отказался продать товар. Он прямо озверел, когда услышал это.
Пришлось чуть ли не силой выставить его за дверь. Я думал, что никакого
продолжения этого эпизода не будет.

- И что же?

- Продолжение последовало.

- Что, Лавелль приходил еще раз?

- Нет.

- Что же тогда случилось?

Хэмптон вышел из-за прилавка и подошел к полкам, на которых стояли сотни
различных бутылочек.

Джек последовал за ним.

Хэмптон перешел почти на шепот. Джеку показалось, что в голосе большого
негра появились нотки страха.

- Через два дня, когда я сидел за этим прилавком в пустом магазине и читал
газету, все бутылки вдруг посыпались с полок на пол. В одно мгновение!
Раздался страшный грохот. Половина бутылочек разбилась вдребезги, а их
содержимое смешалось. Я бросился к полкам, чтобы посмотреть, из-за чего
весь этот сыр-бор. И тут травы и порошки стали... ну, двигаться, собираться
в кучки и как бы оживать. Из этой массы вдруг появилась черная змея
сантиметров сорок длиной: желтые глаза, ядовитые зубы, трепещущий язычок.
Настоящая змея, как те, что вылупляются из яиц.

Джек во все глаза смотрел на большого человека, не зная, верить ему или
нет. До этой минуты Джек считал Хэмптона искренним в его религиозных
убеждениях, но человеком здравомыслящим, не менее рациональным, чем
католики или иудеи. Вера в магию, в возможность чудесных превращений - это
одно, а заявление о том, что ты видел чудо, - совсем другое. Если человек
клянется, что видел чудо, кто он? Психопат, фанатик, просто лгун? С другой
стороны, если ты религиозен - а Джек был верующим человеком, - то как сам
можешь верить в возможность чуда, если не веришь другим, что они были
свидетелями проявления сверхъестественного? Вера не будет верой, если не
допускать возможности ее реального воздействия на материальную жизнь.

Раньше Джек не задумывался над этим. Но теперь он смотрел на Карвера
Хэмптона со смешанным чувством, где соседствовали сомнение и осторожное
понимание.

Ребекка, как всегда, сказала бы ему, что он слишком восприимчив.

Не сводя глаз с бутылок на полках, Хэмптон рассказывал:

- Змея устремилась на меня. Я отступил до задней стены. Потом отступать
было уже некуда. Я упал на колени и стал молиться. Есть особые молитвы,
предназначенные для подобных случаев, и они помогли. А может быть, Лавелль
и не хотел, чтобы змея тронула меня. Может быть, таким образом он
предупреждал, чтобы впредь я с ним не связывался, или хотел отомстить за
бесцеремонность, с какой я выпроводил его из магазина. Как бы там ни было,
змея снова превратилась в травы и порошки, из которых она и возникла.

- Откуда вы знаете, что все это дело рук Лавелля?

- Буквально через секунду после того, как змея... растворилась, раздался
телефонный звонок. Это звонил тот самый человек, которого я отказался
обслужить. Он сказал, что я волен сам решать, кого из клиентов обслуживать,
а кого - нет, но я не имел права дотрагиваться до него. За то, что я такое
позволил, он уничтожил мой товар и вызвал к жизни змею. Я передаю вам все,
что он сказал, буквально слово в слово. Затем он повесил трубку.

Джек заметил:

- Но вы не говорили, что применили к нему меры физического воздействия.

- Я этого и не делал. Я просто положил руку ему на плечо и, скажем,
проводил его до двери. Твердо, но без какого бы то ни было насилия. Я не
сделал ему больно. Тем не менее и этого хватило, чтобы он разъярился и
решил отомстить.

- Это все произошло в сентябре?

- Да.

- И больше он не приходил в ваш магазин?

- Нет.

- И не звонил?

- Нет. Понадобилось почти три месяца, чтобы восстановить ассортимент
порошков и трав. Некоторые так трудно достать, вы просто не представляете!
Я, собственно говоря, только-только закончил эту восстановительную работу.

Джек сказал:

- Значит, у вас есть особый счет к Лавеллю?

Хэмптон покачал головой:

- Нет, наоборот.

- Что вы имеете в виду?

- Я больше не хочу участвовать в этом деле.

- Но ведь...

- Я больше не смогу ничем вам помочь, лейтенант.

- Я вас не понимаю.

- Хорошо, объясню: если я буду помогать вам, Лавелль напустит на меня
что-нибудь похуже той змеи, и уже не как предупреждение. На этот раз он
просто убьет меня.

Джек увидел, что Хэмптон до смерти напуган. Убежденный в силе колдовства,
он чуть не трясся от страха. Сейчас даже у Ребекки не повернулся бы язык
обозвать его шарлатаном.

- Разве вы не хотите увидеть его за решеткой так же, как и мы? Разве не
должны убедиться в его крахе после того, что он вам сделал? - спросил Джек
негра.

- Вам никогда не упрятать Лавелля в тюрьму.

- Ну, конечно...

- Что бы он ни творил, вы и пальцем к нему не прикоснетесь.

- Ничего, как-нибудь справимся.

- Видите ли, Лавелль - очень могущественный Бокор. Он не какой-нибудь
знахарь-любитель, он владеет силой тьмы - тьмы смерти, тьмы ада, тьмы
потустороннего мира. Эта космическая сила недоступна человеческому
пониманию. Лавелль связан не только с Сатаной, вашим иудео-христианским
повелителем демонов - а одно это уже страшно, - он является слугой всех
духов и богов зла древнейших африканских религий. В нем поистине
дьявольская мощь. Некоторые из этих демонов сильнее Сатаны. И этот пантеон
злых богов всегда в его распоряжении. Более того, сами боги желают, чтобы
Лавелль использовал их, потому что он для них - проводник в наш мир. Они
жаждут проникнуть в нашу жизнь, привнести в нее кровь, боль, страх,
несчастья. Но, поскольку наш мир охраняют добрые божества, он для них
труднодоступен. Поэтому дьявольским силам очень нужен Лавелль.

Хэмптон остановился. Он весь горел. На лбу у него выступили капли пота. Он
потер лицо своими большими руками и глубоко вздохнул. Затем снова
заговорил, стараясь сохранять спокойствие, что удавалось ему лишь отчасти.

- Лавелль - очень опасный человек, лейтенант. Вы даже не представляете,
насколько опасный. Возможно, у него не все в порядке с головой, с психикой.
А это самое страшное сочетание: злобность, психические отклонения,
помноженные на опыт и знания Бокора.

- Вы ведь Хунгон, колдун белой магии. Разве не можете использовать свою
силу против него?

- Да, я Хунгон. И, скажем, не худший. Но противостоять Лавеллю я не в
силах. Что я могу? С огромным трудом могу наслать заклятие на его травы и
порошки. Могу сделать так, что в его кабинете с полок упадет несколько
бутылочек. Но я никогда не создам змею. Предварительно мне потребовалось бы
видеть это место. Но все это не сравнить с тем, что может он. У меня нет ни
его силы, ни его мастерства.

- Но вы могли бы попробовать.

- Нет, ни в коем случае. В любом противостоянии он сокрушит меня, как
букашку.

Хэмптон подошел к входной двери и распахнул ее, отступив немного в сторону.
Колокольчик над дверью жалобно зазвенел. Негр держал дверь широко открытой.

Джек сделал вид, что не понимает намека.

- Послушайте, если бы вы просто иногда спрашивали...

- Нет, лейтенант, я больше ничем не могу помочь вам. Разве это трудно
понять?

Холодный ветер ворвался в лавку. Он толкал дверь, шипел и завывал, а
снежинки кололи лицо, как слюна разъяренного человека.

Джек сделал еще одну попытку:

- Послушайте, Лавелль не узнает, что вы пытаетесь кое-что выяснить о нем.
Он...

- Обязательно узнает!

Это Хэмптон сказал уже злым голосом. Глаза его были раскрыты так же широко,
как и дверь, которую он придерживал рукой.

- Он знает все. Или, по крайней мере, может все узнать. Абсолютно все.

- Но...

- Пожалуйста, уходите, - потребовал Хэмптон.

- Выслушайте меня, я...

- Выходите!

- Но ведь...

- Проваливайте отсюда, черт вас дери! Сейчас же!

Теперь в голосе Хэмптона слышались и ярость, и панический ужас.

Страх, как известно, передается. Ужас большого негра перед Лавеллем
сказался и на Джеке: по коже у него забегали мурашки, а руки вдруг стали
холодными и влажными.

Он вздохнул и кивнул:

- Хорошо, хорошо, мистер Хэмптон. Но я хотел бы...

- Сейчас же, черт вас возьми! Сию минуту!

Джек вышел из лавки.

5

Дверь за ним с громким стуком захлопнулась. На укутанной снегом улице этот
звук прозвучал как винтовочный выстрел.

Обернувшись, Джек увидел, как Карвер Хэмптон опускает занавеску на
стеклянную дверь. Крупными белыми буквами по темному фону было написано
лишь одно слово: "ЗАКРЫТО".

Через секунду в магазине погас свет. Снега на тротуаре заметно прибавилось,
и он все еще падал, быстро и часто. И небо потемнело и помрачнело, стало
более унылым, чем двадцать минут назад, когда он вошел в магазин "Рада".

Аккуратно ступая по скользкому тротуару, Джек направился к патрульной
машине, ожидавшей его неподалеку. Из ее выхлопной трубы поднимался белый
дымок. Джек сделал всего три шага, когда его остановил резкий звук, совсем
неуместный здесь, на заснеженной улице: где-то рядом пронзительно звонил
телефон. Джек посмотрел налево, потом направо и почти на углу улицы, метрах
в десяти от патрульной машины, увидел таксофон. В необычной для города
тишине, которую принес с собой снег, звук был таким громким, что казалось,
он рождается прямо из воздуха возле уха Джека.

Он внимательно посмотрел на таксофон. Это не была телефонная будка - в наши
дни их не так-то много, настоящих телефонных будок с дверью, создающих при
разговоре иллюзию хоть какой-то уединенности. Телефонная корпорация
утверждает, что строить их дорого. Обыкновенный телефонный аппарат был
закреплен на столбике и огорожен с трех сторон прозрачными панелями - Джеку
не раз доводилось проходить мимо уличных телефонов в тот момент, когда они
звонили, а поблизости никого не было. Обычно он даже не оглядывался на
аппараты. Ему и в голову не приходило подойти, снять трубку и выяснить, кто
звонит. Его это не касалось. И на этот раз звонили не ему.

Хотя... все же... сейчас... что-то было не так... Звонок завораживал,
притягивал его, обволакивал с ног до головы.

Звонок...

Звонок...

Настойчивый...

Требовательный...

Гипнотизирующий...

Звонок.

И вообще все вокруг него как-то изменилось, стало беспокойным. Реальными
оставались только телефон, ведущая к нему узкая дорожка тротуара и сам
Джек. Остальное сгинуло в дымке, возникшей ниоткуда. Дома растворились на
глазах, как на киноленте, где одна картинка быстро сменяет другую.
Несколько машин, медленно и как бы неохотно двигавшихся по заснеженной
улице, стали вдруг... испаряться. На их месте возник туман, напоминающий
залитый светом, но остающийся без изображения экран в кинотеатре. Редкие
прохожие, боровшиеся с напором ветра, тоже куда-то подевались. Остался
только Джек. И узкая тропка к телефону.

И сам телефон.

Звонок.

Его влекло туда.

Еще звонок.

Его тянуло к таксофону.

Джек усилил сопротивление.

Снова звонок...

И он понял, что сделал шаг! К таксофону!

Еще один.

Третий шаг...

Джеку казалось, что он не идет, а плывет.

Звонок...

Он двигался как во сне... Или как в лихорадке...

Еще шаг.

Джек попытался остановиться. Ничего не вышло.

Он попробовал повернуть в сторону патрульной машины.

Не смог.

Сердце у него бешено застучало.

Он был как в тумане, потерял всякую ориентацию.

Спина его, несмотря на холод, была мокрая.

Наплывы телефонных трелей действовали так же завораживающе, как и ритмичное
покачивание карманных часов в руках гипнотизера. Этот звук увлекал Джека
вперед так же, как в древности пение сирен толкало незадачливых
мореплавателей к смерти, на рифы.

Джек знал, что звонят ему, не понимая, как он понял это.

Телефон был рядом, и Джек снял трубку:

- Алло?

- Детектив Доусон! Рад, что наконец-то представилась возможность
побеседовать с вами. Мой дорогой. нам уже давно нужно было поговорить.

Голос низкий, хотя и не бас, и очень интеллигентный. Судя по произношению,
смесь хорошо отработанного британского и элементов, характерных для жителей
Карибского бассейна. Так мог говорить человек, прибывший оттуда.

- Лавелль?

- Господи, ну кто же еще?!

- Но как вы узнали, что...

- ...что вы были в этом районе? Дорогой друг, я, в некотором роде, веду за
вами наблюдение.

- Вы здесь? На этой улице?

- Нет, я далеко. Мне не нравится Гарлем.

- Я бы хотел побеседовать с вами, - сказал Джек.

- А мы и так беседуем, не правда ли?

- Я имею в виду - с глазу на глаз.

- О, не думаю, что есть такая необходимость.

- Я не стану вас арестовывать.

- А вы и не смогли бы. Против меня у вас нет никаких улик.

- Хорошо, тогда...

- Но вот задержать меня на пару дней под каким-нибудь предлогом вы бы не
отказались.

- Не отказался бы.

- А меня это абсолютно не устраивает. Предстоит очень много работы.

- Даю слово, что пригласим вас в управление буквально на пару часов, только
для того, чтобы задать ряд вопросов.

- Вы в этом уверены?

- Можете верить моему слову. Просто так я ничего не обещаю.

- Как ни странно, но я склонен этому верить.

- Тогда почему не прийти в полицию, не ответить на несколько вопросов,
чтобы освободить себя от всяких подозрений?

- Видите ли, не могу освободить себя от подозрений, потому что я виновен. -
Лавелль засмеялся.

- Вы хотите сказать, что связаны с этой серией убийств?

- Конечно. Разве не в этом вас пытается убедить каждый встречный?

- Значит, вы звоните, чтобы признаться?

Теперь Лавелль хохотал в голос.

Потом успокоился и сказал:

- Я звоню, чтобы дать вам один совет.

- Я слушаю.

- Ведите это дело так, как вела бы его полиция на моей родине, на Гаити.

- Как это?

- Они не стали бы связываться с Бокором, который обладает такой силой, как
я.

- Да?

- Они просто не осмелились бы.

- Но это Нью-Йорк, а не Гаити. Нас не учат бояться колдовства, в
полицейской академии нас учат другому.

Джек продолжал говорить спокойным голосом, хотя сердце у него так и рвалось
из груди.

Лавелль добавил:

- К тому же на Гаити полиция не захотела бы разбираться с Бокором, если бы
его жертвами были подонки вроде Карамацца. Не считайте меня убийцей,
лейтенант. Смотрите на меня как на чистильщика, оказывающего ценные услуги
обществу, избавляя его от опасных элементов. Именно так к этому отнеслись
бы на Гаити.

- Мы здесь мыслим иначе, мистер Лавелль.

- Мне жаль это слышать.

- Убийство всегда убийство, оно всегда преступление, независимо от того,
кто жертва.

-Как неумно.

- Мы здесь верим в неприкосновенность человеческой жизни.

- Как глупо. Если Карамацца просто исчезнут с лица земли, пострадает ли от
этого общество? Чего оно лишится? Кучки воров, убийц и сутенеров. Правда,
их место займут другие воры и убийцы. Но не я. Вы можете считать меня их
подобием, простым убийцей, но это не так. Я - священник. Мне не нужен
контроль над наркобизнесом в Нью-Йорке, я просто хочу отобрать этот
контроль у Карамацца. В виде наказания. Мне нужно разрушить его авторитет,
отобрать у него семью и друзей, уничтожить его в финансовом отношении,
чтобы научить его скорбеть и рыдать. Когда я добьюсь этого, когда он
окажется нищим, в полной изоляции, когда он будет трястись от страха и,
настрадавшись, дойдет до полного отчаяния, тогда я ликвидирую его самого. И
смерть его будет долгой и мучительной. А потом я вернусь на остров, и вы
обо мне больше не услышите. Я - орудие в руках правосудия, лейтенант Доусон.

- Разве правосудию необходимо убийство внуков Дженнаро Карамацца?

- Да.

- Убийство невинных детей?

- Они не невинны. В их жилах течет кровь Дженнаро, в них - его гены, и они
не менее виновны, чем их дедушка.

Похоже, Карвер Хэмптон прав: здесь больная психика.

А Лавелль продолжал:

- Я прекрасно понимаю, что вам не поздоровится, если не удастся поймать
кого-то, ответственного хотя бы за часть убийств. Все ваше управление будет
отдано на заклание прессе, если у вас не будет хоть каких-то конкретных
результатов. Я мог бы предоставить в ваше распоряжение достаточно
неопровержимых улик против одной из мафиозных группировок. Убийство членов
семьи Карамацца вы можете списать на других преступников и сделать доброе
дело, засадив их за решетк