и покусали только еду?

- Конечно. А что же еще?

- Дверца шкафчика была закрыта?

- По-моему, да, - ответил Дэйви.

- Она была на замке? - уточняла Пенни.

- Похоже, да.

- А твоя коробка с едой была плотно закрыта?

- Да.

Он недоуменно почесал затылок, напрягая память. Тут в разговор вмешалась
тетя Фэй:

- Видимо, ничего не было закрыто: крысы не могут отомкнуть замок на
шкафчике, отпереть дверку и открыть коробку с едой. Ты просто был очень
невнимательным, Дэйви. Я просто диву даюсь. Готова побиться об заклад, что
ты съел один из кексов, как только пришел в школу, а потом не закрыл
коробку.

- Но я этого не делал, - запротестовал Дэйви.

Тетя Фэй продолжала свою обличающе-поучающую речь:

- Отец не приучил вас следить за собой. Этому должны учить в семье, а ваш
отец всем просто пренебрегает.

Пенни уже было решила рассказать о том, как был разгромлен ее шкафчик, и
даже о существах в подвале; ведь происшествие с завтраком Дэйви сделает
правдоподобным и ее сюжет. Но не успела она раскрыть рот, как заговорила
Фэй, со своими морализаторскими нотками в голосе:

- Я хочу знать, что это за школа, в которую ваш отец определил вас? Что за
дыра эта пресловутая школа Уэлтон?

- Это хорошая школа, - попыталась защищаться Пенни.

Фэй сделала удивленные глаза:

- Хорошая? С крысами? Ни в одной хорошей школе крысы не водятся. Даже менее
знаменитая школа не позволит этого. А если бы они были в шкафчике, когда
мальчик сунулся туда за едой? Его же могли покусать! А крысы очень заразные
животные. Они являются разносчиками многих болезней. Я просто не могу
представить себе школу для маленьких детей, которая может продолжать
работать после того, как в ней обнаружили крыс. Нет, отдел здравоохранения
должен узнать об этом завтра же. А ваш отец не должен сидеть сложа руки. Я
просто не позволю ему бездействовать в ситуации, когда речь идет о вашем
здоровье. Ваша бедная мама была бы просто убита тем, что вы учитесь в
подобной школе, с крысами. Крысы! О Господи, крысы разносят все болезни, от
оспы до чумы.

Тетя Фэй набрала скорость и уже неслась дальше. Пенни не слушала. Нет
смысла рассказывать о ее собственном шкафчике и о существах с серебристыми
глазами в школьном подвале. Фэй станет утверждать, что это тоже крысы. Если
уж она вобьет что-нибудь в голову, разубедить ее просто невозможно. Сейчас
Фэй готовилась к серьезному разговору с их отцом насчет крыс. Она явно
наслаждалась мыслью о том, как раздраконит его за школу, кишащую крысами.
Теперь она уже не обратит ни малейшего внимания на рассказ Пенни, и никому
не удастся спасти отца Пенни и Дэйви от скандала.

Даже если Пенни расскажет ей про маленькую руку, которая вылезла из-под
зеленых ворот, Фэй все равно будет утверждать, что это крыса, что рука
Пенни почудилась, что в сапог ей вцепилась противная старая крыса. Она все
перевернет с ног на голову и получит новые аргументы для скандала с отцом.
Черт возьми, тетя Фэй! Почему же ты такая вредная?

Фэй разглагольствовала о том, что всякий хороший родитель, прежде чем
поместить своего ребенка в какую-нибудь школу, должен собрать о ней полную
информацию.

Пенни ждала, когда же придет папа и заберет их домой. Она молилась, чтобы
он не опаздывал, чтобы приехал до того, когда они лягут спать. Пенни совсем
не хотелось на ночь оставаться вместе с Дэйви в темной комнате. Даже если
это гостиная Джэмисонов. Девочка была уверена в том, что гоблины отыщут их
даже здесь, далеко от их собственной квартиры. Она решила поговорить с
отцом с глазу на глаз. Сперва он не захочет верить в гоблинов. Но ведь
теперь была еще история с завтраком Дэйви. А если они поедут ночевать домой
и там Пенни покажет отцу прокушенную пластмассовую биту, ей, может быть, и
поверят. Папа, как и тетя Фэй, был взрослым, но он не был таким вредным. К
тому же умел слушать детей так, как могут немногие взрослые.

Когда Пенни перестала думать о своем, тетя Фэй все еще держала речь:

- На деньги, которые ваш отец получил в качестве страховки за вашу мать, и
на все, что выплатила больница, он мог бы устроить вас в очень хорошую
школу. В самую лучшую. Я не могу понять, зачем он выбрал эту дыру Уэлтон?

Пенни только закусила губу.

Она уставилась на журнал. Фотографии и слова расплывались у нее перед
глазами.

Теперь она знала: гоблины охотятся не только за ней, но и за Дэйви. И это
было хуже всего.

3

Ребекка не стала дожидаться Джека, хоть он и просил ее об этом. Пока они с
капитаном Грешемом обсуждали подробности охраны его детей, Ребекка оделась
и, видимо, ушла домой.

Обнаружив это печальное обстоятельство, Джек задумчиво вздохнул:

- Да, детка, с тобой нелегко.

На его рабочем столе лежали две книги о магии, взятые в библиотеке днем
раньше. Он посмотрел на них долгим взглядом и подумал, что до завтрашнего
утра следует узнать как можно больше о Бокорах и Хунгонах. Надел плащ и
перчатки, сунул книги под мышку и направился в подземный гараж.

Поскольку теперь они с Ребеккой руководили работой специальной группы, то
пользовались привилегиями более значительными, чем положены обычным
детективам. В частности, круглосуточным транспортом. Джек получил годовалый
зеленый "Шевроле" с множеством вмятин и царапин. Это был обыкновенный
автомобиль, без каких бы то ни было излишеств, правда, спасибо механикам,
они надели цепи на колеса, что облегчало езду по снегу.

Джек задним ходом вывел машину из гаража и подъехал к воротам на улицу.
Притормозил, пропуская большой грузовик, приспособленный для различных
работ на дорогах. Мигая многочисленными фонарями и гремя, грузовик исчез в
темноте.

Метель почти прекратилась.

Грузовик уже проехал, и путь был свободен, но машина стояла на месте.

Он включил "дворники".

Чтобы попасть к дому Ребекки, надо ехать налево, к Джэмисонам - направо.

"Дворники" запрыгали влево-вправо, влево-вправо.

Ему хотелось быстрее оказаться рядом с Пенни и Дэйвом, обнять их, увидеть
их улыбки.

Влево-вправо, влево-вправо...

Сейчас они, конечно, вне опасности. Даже если Лавелль серьезен в своих
угрозах, вряд ли станет он действовать так быстро. А даже если решится на
какие-то действия, то не будет знать, где искать детей.

Влево-вправо, влево-вправо...

С Фэй и Кэйтом они в полной безопасности. К тому же Джек предупредил Фэй,
что может опоздать к ужину. Видимо, она его уже и не ждет.

"Дворники", как метроном, отбивали секунды его колебаний.

Наконец Джек нажал на газ, выехал на улицу и повернул налево.

Ему просто необходимо поговорить с Ребеккой о том, что произошло между ними
прошлой ночью. Они перешли Рубикон. Джек воспринял эти перемены с радостью,
Ребекка, судя по всему, отнеслась к ним равнодушно. Она избегала этой темы
весь день. Он просто не может позволить ей и дальше молчать.

Колючий ветер бился о машину с каким-то холодным неприятным звуком.

Пристроившись в тени здания у выезда из гаража, существо внимательно
пронаблюдало за тем, как Джек Доусон уехал в зеленом "Шевроле".

Яркие серебристые глаза ни разу не моргнули.

Прячась в тени, тварь вернулась в тихий пустынный гараж.

Существо шипело, бурчало что-то себе под нос неземным хриплым голосом.

Прикрываясь тенью и темнотой даже там, где секунду назад никакой тени не
было и в помине, существо перебегало от машины к машине, то пролезая под
ними, то обходя их сбоку, пока не добралось до сточного люка в полу гаража.
Здесь оно нырнуло вниз, в канализационную систему.

4

Лавелль нервничал.

Не включая света, он метался по дому, то поднимаясь наверх, то спускаясь
вниз, то идя в один его конец, то в противоположный. Он ничего не искал,
просто не мог оставаться на одном месте. Двигался он бесшумно, ни разу не
задев мебель, так уверенно, как будто в комнатах горел свет. Он оставался
зрячим во тьме, никогда не теряя ориентацию. Мрак, темнота были его родной
стихией, в конце концов, тьма была частью его самого.

Однако сегодня все было не так, как обычно: присущее ему чувство
уверенности в себе час за часом... куда-то исчезало.

Нервное возбуждение, рождая обеспокоенность, нагнетало страх, а Лавелль не
привык к этому чувству, и, в свою очередь, оно заставляло его нервничать
еще больше.

Джек Доусон. Этот человек тревожил его. Скорее всего, он ошибся, дав ему
время на размышление. Несомненно, эту передышку он использует с выгодой для
себя.

"Если только он почувствует, что я хоть немного боюсь его, - думал Лавелль,
- и узнает побольше о законах магии, тогда он поймет, в чем моя слабость".

Если Доусон догадается, что сам обладает необычной силой, если к тому же
научится ею пользоваться, он может в один миг найти и остановить Лавелля.
Такие люди, как Доусон, необычайно редки, один на десятки тысяч. Они
способны противостоять даже самому опытному Бокору и могут рассчитывать на
победу. Если этот полицейский откроет собственную тайну, он придет за
Лавеллем хорошо защищенным и опасным.

Как быть? Лавелль беспокойно рыскал по темному дому.

Может быть, нанести удар прямо сейчас? Убив детей Доусона этим же вечером,
он нанесет ему несомненную психическую травму. Ведь полицейский очень любит
своих детей. Став вдовцом, он уже оказался под бременем горя, а смерть
Пенни и Дэйви окончательно сломит его. Если он не сойдет с ума, то работать
по-прежнему долгое время не сможет. Во всяком случае, он отойдет от
расследования на те несколько дней, которые уйдут на похороны детей. А эти
несколько дней и нужны ему для очередного маневра.

Но может быть и по-другому. А что, если Доусон принадлежит к тому типу
людей, кому горе придает силы? Если убийство детей подтолкнет его к более
решительным поискам Лавелля?

Да, такая перспектива не из приятных.

Так ничего и не решив, Бокор, похожий на привидение, метался по темным
комнатам.

В конце концов он решил посоветоваться с древними богами и положиться на их
мудрость.

Лавелль прошел на кухню и включил там свет. Из буфета достал полную банку
муки, освободил стол, поставил в центр его радиоприемник и с помощью муки
нарисовал на столе один из сложных "веве", расположив рисунок вокруг
радиоприемника. Затем он включил его.

Старая песня "Битлз" - "Элеонор Ригби".

Лавелль начал двигать шкалу настройки приемника и, миновав десяток станций,
передававших различную музыку, нашел пустую частоту.

Тихий скрип и шипение наполнили кухню, напоминая далекий шум моря.

Лавелль взял еще одну пригоршню муки и аккуратно нарисовал небольшой
простенький узор - уже на самом радиоприемнике.

Подошел к мойке, вымыл руки, затем направился к холодильнику и взял оттуда
бутылку с кровью.

Это была кошачья кровь. Она использовалась в различных ритуалах. Раз в
неделю, всегда в разных зоомагазинах, Лавелль покупал кошку. Или "брал на
воспитание" в питомнике. Приносил домой, убивал, сливал кровь и пополнял
свои запасы.

Вернувшись к столу, он сел перед приемником, опустил пальцы в бутылку с
кровью и нарисовал ею специальные знаки - сначала на столе, затем на
пластиковой шкале радиоприемника.

Затем произнес несколько молитв. Подождал, прислушался. Снова пропел
молитвенные заклинания и уловил чуть заметное изменение в шипении на
свободной частоте. Буквально секунду назад это был мертвый, ничего не
значащий звук. И хотя по-прежнему он состоял из пощелкивания и скрипов, но
они стали совсем иными. Звук ожил.

Что-то решило воспользоваться этой частотой.

Что-то из неизведанной дали.

Пристально глядя на приемник, но воспринимая только его очертания, Лавелль
спросил:

- Кто здесь?

Никакого ответа.

- Кто здесь?

Раздался голос, наводящий на мысли о вековой пыли и останках мумий:

- Я жду.

Голос сухой бумаги, песка, голос бесконечных веков. Холодный, как звездная
ночь. Коварный, шипящий и злой.

Это мог быть один из тысяч демонов или один из древних африканских богов.
Или просто душа давно попавшего в ад человека. Определить, кто это, было
невозможно, и Лавелль знал, что он не заставит говорящего назвать свое имя.
Но, кто бы это ни был, он должен отвечать на вопросы Бокора.

- Я жду...

- Вы знаете о моих делах?

- Да-а-а.

- О делах, касающихся клана Карамацца?

- Да-а-а.

Если бы Господь наделил змей даром речи, должно быть, они говорили бы
именно таким голосом.

- Вы знаете полицейского Джека Доусона?

- Да-а-а.

- Он попросит начальство, чтобы его отвели от этого дела?

- Никогда.

- Он будет лезть в дела магии?

- Да-а-а.

- Я предупредил его, чтобы он прекратил это.

- Он не прекратит.

На кухне вдруг стало очень холодно, воздух казался теперь вязким и густым.

- Что сделать, чтобы остановить Доусона?

- Ты знаешь.

- Объясните.

- Ты знаешь.

Лавелль нервно облизал губы, прокашлялся.

- Ты знаешь, - монотонно прошелестел голос.

Лавелль спросил:

- Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?

5

Ребекка, открыв дверь, сказала:

- Я почему-то подумала, что это именно ты.

Джек, стоявший у входа в дом, весь трясся.

- На улице снежная буря.

На Ребекке было синее платье и тапочки. Волосы полыхали медовым отливом.
Она была восхитительна. Молча стояла и молча смотрела на него.

Джек продолжал:

- Да, это метель века. Может быть, это начало нового ледникового периода.
Натуральный конец света. И я подумал, с кем бы лучше всего встретить этот
конец света.

- И остановил свой выбор на мне?

- Не совсем так.

- Да?

- Я просто не знал, где можно найти Жаклин Биссе.

- Значит, я - номер второй?

- Я также не знал адреса Рэчел Уэлч.

- Выходит, я уже третья?

- Но, согласись, быть третьей из четырех миллиардов людей, живущих на
Земле, не так-то и плохо.

Ребекка почти улыбнулась в ответ на эту реплику.

Джек спросил:

- Можно мне войти? Видишь, я уже снял ботинки, чтобы не запачкать твой
прекрасный ковер. И потом, у меня отличные манеры - я, например, никогда не
стану чесаться на глазах у всех.

Ребекка отошла в сторону.

Джек вошел в квартиру.

Она закрыла за ним дверь и сказала:

- Я как раз собиралась готовить ужин. Ты голоден?

- А что у тебя на ужин?

- Нежданные гости не должны быть столь разборчивы.

Они прошли на кухню, где Джек бросил свой плащ на спинку стула.

Ребекка объявила:

- Сандвичи с ростбифом и суп. Овощной. Министроне.

- Домашний?

- Нет, консервированный.

- Отлично.

- Отлично?

- Я ненавижу домашнюю пищу.

- Правда?

- В домашней пище слишком много витаминов.

- Серьезно?

- Конечно. А от них я перезаряжаюсь энергией.

- Вот как?

- К тому же домашняя еда слишком вкусная.

- Перегружает вкусовые рецепторы?

- Ну вот, ты все прекрасно понимаешь. Корми меня консервированной пищей
хоть каждый день.

- Правильно, ведь она не обещает сложных вкусовых ощущений.

- Красиво, быстро и питательно.

- Ладно. Я накрою на стол и принесу суп.

- Отлично.

- А ты нарежешь мясо.

- Без проблем.

- Оно в холодильнике. По-моему, на второй полке. Только будь осторожен.

- А что, оно живое?

- Просто холодильник забит до предела. Если заденешь рукой что-нибудь не
то, можешь вызвать лавину.

Джек открыл холодильник. Продукты были уложены на каждой полке в несколько
слоев. В дверце выстроились ряды бутылей, жестяных банок, горшочков.

- Ты боишься, что государство вдруг может запретить продажу продуктов
питания?

- Я люблю иметь под рукой достаточный выбор продуктов.

- Я уже заметил.

- Ну, на всякий случай.

- На случай, если к тебе завалится весь нью-йоркский филармонический
оркестр?

Ребекка ничего не ответила.

Джек продолжал:

- В большинстве супермаркетов нет такого большого выбора продуктов.

Тут ему показалось, что шутки стали повторяться, и он закрыл тему.

Но все же это было странно: в холодильнике царил полный хаос, хотя вся
квартира тщательно убрана и даже вылизана.

Джек нашел ростбиф за тарелкой с фаршированными яйцами, перед тремя банками
с желе. Он лежал на магазинной коробке с яблочным пирогом, под упаковкой
швейцарского сыра, зажатый двумя кастрюльками и банкой маринованных огурцов.

Некоторое время они работали молча.

Загнав Ребекку в угол, Джек думал, что заставит ее поговорить о вчерашнем
вечере, но почему-то чувствовал он себя не очень уверенно. С чего начать
разговор? Идти напролом? Сказать примерно так: "Ребекка, что дальше?" Или:
"Ребекка, разве для тебя это не значит так же много, как и для меня?" Или
даже так: "Ребекка, я люблю тебя!" Но все эти фразы, когда Джек озвучивал
их в уме, казались ему или избитыми, или неуместными, или откровенно
глупыми.

Молчание затянулось.

Ребекка поставила на стол тарелки и столовое серебро. Джек нарезал мясо и
большой помидор.

Она открыла две банки супа.

Он достал из холодильника маринованные огурцы, горчицу, майонез и два
разных сорта сыра. Хлеб лежал в хлебнице. Джек повернулся, чтобы спросить,
чем приправить ее сандвич.

Она стояла у плиты спиной к нему, помешивая суп в кастрюле. Ее волосы были
ярким солнечным пятном на фоне синего платья. Джек почувствовал дрожь
желания. Как не похожа она сейчас на ту Ребекку, которую он видел на работе
час назад. Не было Снежной королевы. Не было амазонки. Была другая женщина,
ниже ростом, уже в плечах, с тонкими запястьями - совсем хрупкая, похожая
на девочку.

Не осознавая, что делает, он двинулся к ней и, подойдя, положил руки на
плечи.

Для Ребекки это как будто не было неожиданностью. Она чувствовала его
приближение. Может быть, ей даже хотелось, чтобы Джек подошел к ней.

Она вся напряглась. Джек поднял ее волосы и стал целовать гладкую нежную
шею.

Ребекка обмякла и подалась назад.

Джек провел руками по ее бедрам. Ребекка вздохнула, но ничего не сказала.

Джек обхватил губами ее ухо, рука его скользнула к ее груди.

Ребекка выключила плиту, на которой готовился овощной суп.

Джек сомкнул руки на ее упругом животе, нагнулся над плечом и снова
поцеловал в шею. Он почувствовал, как под его губами забилась какая-то
жилка. Часто-часто.

Казалось, что Ребекка растворяется в нем.

Никогда еще ни одна женщина, кроме покойной жены, не дарила ему такое
ощущение тепла.

Ребекка прижалась к нему спиной.

Желание было таким сильным, что уже доставляло боль.

Ребекка издала звук, похожий на мурлыканье.

Руки Джека, не останавливаясь, медленно и нежно исследовали ее тело.

Ребекка обернулась, и они слились в поцелуе.

Язык у нее был жаркий и быстрый, но поцелуй был долгим и тягучим.

Когда они на секунду отстранились друг от друга, чтобы отдышаться, их
взгляды встретились, и у Джека перехватило дыхание: в глазах у нее полыхал
яркий и неистовый огонь. Ребекка не скрывала своего желания.

Еще один поцелуй, более крепкий и нетерпеливый.

Ребекка отпрянула от Джека и взяла его за руку.

Они вышли из кухни в гостиную.

Дошли до спальни.

Она включила маленькую лампу с янтарным абажуром. В ее приглушенном свете
тени немного расступились, но не исчезли вовсе.

Ребекка сняла платье - под ним на ней ничего не оказалось.

Ее тело, похоже, было сотворено из меда, масла и сливок.

Она раздела и Джека.

Через некоторое время Джек с каким-то удивленным придыханием произнес ее
имя, а она - его. Это были первые слова, прозвучавшие с того момента, когда
Джек положил свои руки ей на плечи.

Они назвали себя и слились воедино в упоительном ритме любовного
наслаждения.

6

Сидя за кухонным столом, Лавелль словно вглядывался в своего невидимого
собеседника.

Ветер сотрясал дом.

Бокор спросил:

- Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?

- Да-а-а.

- Но если я убью его детей, не станет ли Доусон искать меня с удесятеренной
силой?

- Убей их.

- Вы хотите сказать, что их смерть сломает Доусона?

- Да-а-а.

- Вызовет у него нервный срыв?

- Да-а.

- Уничтожит его?

- Да-а.

- Вы в этом абсолютно уверены?

- Он очень любит сво-о-их де-е-тей.

Лавелль проявлял настойчивость.

- Вы гарантируете, что это уберет Доусона с моего пути?

-