ают колдуну привлекать внимание богов к Умфору - храму,
где осуществляется ритуал. "Веве" создают только руками, не прибегая ни к
каким инструментам. И не по трафарету, заранее прочерченному на полу. В то
же время "веве" надлежит быть строго симметричным и пропорциональным, если
колдун действительно хочет добиться желаемого. Создание "веве" требует
хорошего навыка, острого глаза и твердой руки. Лавелль зачерпнул из сосуда
еще пригоршню истолченного кирпича. Через несколько минут он закончил
работу. Его "веве" символизировал Симби И-Ан-Кита, одного из злых богов
Петро.

Лавелль вытер руку о чистое сухое полотенце, удалив с нее кирпичную пыль.
И, зачерпнув пшеничной муки, стал рисовать еще один "веве" - у южного края
ямы. Это был совершенно другой узор.

Всего Лавелль создал четыре сложных символа - по одному с каждой стороны
ямы. Третий "веве" был выполнен угольной пылью, а четвертый -
размельченными кореньями.

Осторожно, чтобы не испортить свою работу, он встал на колени у края ямы.

Заглянул внутрь.

Глубоко внутрь...

Еще глубже...

Дно ямы начало вздыматься, то приближаясь к Лавеллю, то отдаляясь от него и
пульсируя. Никто не помещал источников света внутрь ямы, никто не разводил
там огня, но это мерцание было явственным. Лавелль выкопал яму всего на
метр, но чем дольше он всматривался в нее, тем глубже она становилась.

Вот уже десять метров.

Теперь - сто.

Теперь - уже несколько километров.

Все глубже и глубже, прямо к центру Земли.

Вот уже открылось расстояние, как до Луны... до звезд... до границ
Вселенной!

Когда дно ямы отошло в бесконечность, Лавелль встал на ноги и запел молитву
- монотонный мотив, речитатив разрушения и смерти. Затем приступил к
основному ритуалу, помочившись на фотографии детей.

7

Шипит и скрипит рация внутри полицейской машины.

Дорога ведет в центр города, в полицейское управление.

Звенят автомобильные цепи по мостовой.

Летящие навстречу снежинки беззвучно разбиваются о лобовое стекло.

Монотонно мечутся дворники.

Ник Ирволино, сидевший за рулем, по-своему понял состояние Джека, близкое к
трансу:

- Не беспокойтесь, лейтенант, я хорошо вожу машину.

-А я и не думаю беспокоиться.

- Работаю на патрульной машине уже пятнадцать лет и еще ни разу не попал в
аварию.

- Это хорошо.

- Ни одну из своих машин даже не царапнул.

- Поздравляю.

- Снег, дождь, гололедица - мне все нипочем. Никогда не испытывал проблем с
вождением. Не знаю, откуда у меня взялся этот дар: мать вообще не водит, а
старик мой способен доехать только до первого столба. До смерти боюсь с ним
ездить. А вот у меня призвание к вождению. Так что не беспокойтесь.

- Я абсолютно не волнуюсь, - заверил его Джек.

- А мне показалось, что вы не в себе.

- Почему это?

- Вы так громко скрежетали зубами.

- Серьезно?

- Я уж боялся, что вот-вот посыпятся коренники.

-А я и не заметил. Поверь, беспокоит меня не твое вождение.

Они подъехали к перекрестку, где шесть-семь машин стояли под разными углами
друг к другу. Вздымая тучи снега, они пытались развернуться в нужном
направлении или хотя бы уйти с перекрестка. Ник Ирволино аккуратно
притормозил и медленными зигзагами пробрался по извилистому пути сквозь
затор.

Миновав перекресток, он спросил Джека:

- Если не мое вождение, то что же вас мучит?

Немного поколебавшись, Джек рассказал Нику о звонке Лавелля и разговоре с
ним.

Ник слушал очень внимательно, не отрывая глаз от предательски коварной
дороги. Когда Джек умолк, он воскликнул:

- О всемогущий Боже!

- Я чувствую то же самое, - заметил Джек.

- Вы думаете, он на это способен? Может наслать проклятие на ваших детей?

Джек, в свою очередь, спросил:

- А что ты думаешь, Ник?

Тот, подумав секунду, сказал:

- Вы знаете, лейтенант, мы живем в странном мире: летающие тарелки,
Бермудский треугольник, снежный человек, всякие такие чудеса. Не знаю, как
кто, а я люблю обо всем этом почитать, мне это интересно. Миллионы людей
готовы поклясться в том, что были свидетелями или участниками из ряда вон
выходящих событий. Не может же все это быть полной чепухой, правда? Ну
часть, ну даже большая часть, но ведь не все? Правильно?

- Да, может, и не все, - согласился Джек.

- Почему же тогда не согласиться и с тем, что колдовство существует?

Джек кивнул.

- Конечно, надеюсь, что на вас и ваших детей злое колдовство не
подействует, - добавил Ник.

В молчании они проехали полквартала.

Ник снова заговорил:

- В этом деле меня беспокоит одна вещь.

- Что именно?

- Ну, допустим, что колдовство реально.

- Допустим.

- Хочу сказать, просто сделаем вид, что допускаем эту реальность.

- Понимаю.

- Так вот, если черная магия - реальность и он хочет устранить вас из
расследования, с какой стати убивать ваших детей? Почему бы не убить вас?
Это самый эффективный вариант.

Джек нахмурился:

- А ты прав, Ник.

- Если бы он убил вас, расследование поручили бы другому детективу и вряд
ли он относился бы к колдовству так же серьезно, как вы. Так что достичь
желаемого Лавеллю проще всего, устранив вас с помощью одного из своих
заклинаний. Почему же он не делает этого? Конечно, при допущении, что
черная магия действует.

- Я и сам ломаю себе голову. Не знаю.

- Я тоже не знаю и не могу понять этого. Но, по-моему, за этим стоит нечто
существенное, лейтенант, так ведь?

- Что ты имеешь в виду?

- Понимаете, даже если этот парень - обыкновенный псих, его магия - фикция
и вы имеете дело с маньяком, вся эта чертовщина, что он наговорил вам по
телефону, по-своему логична.

- Да.

- Все сходится, даже если это полная ахинея. Все выглядит логично. Все.
Кроме угрозы по отношению к вашим детям. Она выпадает из общей картины. Это
уже не логично. Слишком много проблем на пустом месте в то время, как можно
просто наслать заклятие на вас. Если у него такая колдовская сила, почему
бы не направить ее против вас?

- Может быть, он понимает, что я его не боюсь, принудить меня к подчинению
может только одно - угроза жизни моих детей.

- Но зачем ему запугивать вас? Он же может растерзать вас на куски, как
сделал это с другими жертвами. Шантаж - сложная штука, убийство проще и
надежнее. Вы согласны со мной?

Джек следил за снегом, забивающим ветровое стекло, и думал над словами
Ника. Он чувствовал: Ник зацепил что-то важное. Что-то очень важное для
него.

8

Колдовской ритуал подходил к концу. Лавелль стоял в сиянии оранжевых
отблесков, тяжело дыша. Капельки пота, высвеченные этим светом, напоминали
капли оранжевой краски. Такими же неестественными казались белки глаз
Лавелля, хорошо отполированные ногти на руках.

Главное было сделано. Теперь оставалось одно - когда кончится время,
отведенное Джеку для принятия решения, Лавеллю достаточно взять ритуальные
ножницы и с двух концов перерезать бечевку, на которой подвешены фотографии
детей. Снимки упадут в яму и исчезнут в оранжевом мерцании; с того момента
демонические силы отпущены будут на свободу. Проклятие сработает. У Пенни и
Дэйва не останется ни единого шанса на то, чтобы выжить.

Закрыв глаза, Лавелль представил себе, как он стоит перед их растерзанными,
залитыми кровью трупами. Эта картина взволновала его.

Убийство детей считалось опасным деянием: Бокор обращается к нему в самом
последнем случае, испытав другие варианты выхода из положения и убедившись
в их безнадежности. Прежде чем насылать смертельное заклятие на детей,
Бокор должен хорошенько подумать над тем, как ему защититься от гнева богов
Рады, богов белой магии. Готовясь к убийству детей, Бокор обращается к
специальному заклинанию, чтобы успокоить богов Рады, иначе они заставят его
долго мучиться и страдать, нашлют такие ужасные физические боли, что смерть
покажется истинным спасением, за которое следует благодарить.

Лавелль знал, как защитить себя от гнева богов Рады. Он уже убивал детей и
всякий раз выходил сухим из воды. Однако сейчас он волновался и нервничал:
при всей тщательности подготовки в таком деле всегда таилась возможность
ошибки.

Но уж если Бокору удавалось убить ребенка, не вызвав гнева богов Рады, то
собственные его боги - Петро и Конго - от души наделяли колдуна еще большей
силой. И на этот раз он мечтал о том же - как станет он недосягаемым в
своем колдовском ремесле.

Закрыв глаза, Лавелль снова упивался сладостной картиной - растерзанными
телами сына и дочери непокорного полицейского.

Послышался его тихий смех.

В пустой и темной квартире Доусонов, очень далеко от сарая, где исполнял
свой ритуал Лавелль, два десятка существ с серебристыми глазами
раскачивались в такт пению Бокора. Не слыша его голоса, они знали и
каким-то образом чувствовали, что и как он поет. Они заняли кухню,
гостиную, коридор. Покачиваясь в такт мелодии, каждое существо набиралось
силы, приходило в возбужденное состояние.

Как только Лавелль завершил ритуал, они перестали раскачиваться.

Теперь они ждали, внимательные, собранные, готовые действовать.

В дренажной трубе под школой Уэлтон другие исчадия тоже покачивались в такт
молитвенных заклинаний Лавелля, хотя и они не слышали голоса Бокора. Когда
Лавелль замолчал, они остановились.

Глаза у них горели.

Они замерли на месте. Наизготове.

Такие же собранные и решительные, как и незваные гости в квартире Доусонов.

На перекрестке для машин зажегся красный свет. Переход тут же заполнили
многочисленные пешеходы, уткнувшие лица в шарфы и воротники. Быстрым шагом,
скользя, они пробирались мимо патрульной машины.

Ник Ирволино сказал:

-Я вот все думаю...

- О чем? - Джек быстро подхватил разговор.

- Давайте представим себе, что магия действует.

- Мы уже договорились об этом.

- Это я для аргументации.

- Хорошо, хорошо, продолжай!

- Ладно. Зачем же Лавеллю угрожать жизни ваших детей? Почему он не может
просто разобраться с вами, забыв о детях? Вот в чем вопрос.

- Да, это точно, - согласился Джек.

- Может быть, его волшебство по какой-то причине не действует против вас?

- По какой же причине?

- Этого я не знаю.

- Если его колдовство применимо против одних людей, то почему же оно
бессильно против меня?

- Не знаю, не знаю. Хотя, может быть, вы чем-то отличаетесь от других людей.

- Чем же это я могу отличаться от них?

- Не знаю.

- Ник, ты прямо как старая пластинка.

- Да.

Джек тяжело вздохнул:

- Так ты ничего толком и не объяснил.

- А вы можете придумать что-нибудь получше?

- Нет.

Светофор загорелся зеленым. Последние пешеходы быстро перебежали на другую
сторону улицы. Ник выехал на перекресток и повернул налево.

Через некоторое время Джек переспросил его:

- Так отличаюсь, да?

- В некотором роде.

Так они ехали к центру города, направляясь в полицейское управление.
Обсуждали эту проблему, пытаясь понять, в чем же особенности Джека,
несходство его с другими людьми.

9

К трем часам дня в школе Уэлтон закончились последние уроки. Через десять
минут это стало ясно по взрывам смеха, болтовне, выплеснувшимся на улицу и
сказочно преобразившим серый пейзаж Нью-Йорка.

Дети были одеты, вернее, спрятаны под толстым, пестрым слоем шапок, шарфов,
пушистых наушников, рукавиц, теплых свитеров, джинсов, толстых курток и
тяжелых ботинок. Поэтому передвигались они, слегка покачиваясь и оттопырив
руки - для равновесия. Как будто на улицу выбежала веселая компания живых
плюшевых медвежат.

Те из ребят, что жили неподалеку, сами добирались до дома - это им
разрешалось. Человек десять ринулись в микроавтобус, специально купленный
для них родителями. Но большинство детей встречали папы, мамы, бабушки с
дедушками - на машинах или, ввиду плохой погоды, на такси.

На этой неделе была очередь миссис Шеппард провожать детей у школы.
Исполняя обязанности дежурной, она сновала по тротуару, приглядывая, чтобы
малыши не отправились домой без взрослых или не попали в машину к
незнакомым людям. Сегодня вдобавок ко всему ей еще пришлось останавливать
снежные баталии и разнимать детей, неохотно расстававшихся с друзьями.

Пенни и Дэйви уже знали, что их заберет тетя Фэй, а не отец, но, выйдя из
школы, не увидели ее и, спустившись по ступенькам, отошли немного в
сторону, чтобы не мешать другим. Они стояли перед ярко-зелеными деревянными
воротами, через которые шла дорога от школы к близлежащему жилому дому.
Ворота крепились не вровень со стенами двух зданий, а были на полметра
углублены в разрыве между ними. Чтобы укрыться от пронизывающего ветра,
коловшего щеки и холодившего тело даже через толстые куртки, Пенни и Дэйви
прижались к воротам спиной, втиснувшись, насколько возможно, в углубление
между домами. Дэйви спросил:

- Почему папа не смог за нами заехать?

- Видимо, у него срочная работа.

- Что за работа?

- Не знаю.

- Это не опасно, правда?

- Думаю, нет.

- A его не застрелят?

- Конечно, нет.

- А откуда ты знаешь?

- Я уверена, - сказала Пенни, хотя на самом деле это было не так.

- Полицейских все время убивают.

- Ну, не так уж и часто.

- А что мы будем делать, если папу вдруг застрелят?

После смерти матери Дэйви достаточно быстро оправился от потери. Никто даже
этого не ожидал. Дэйви справился с горем лучше, чем Пенни, ему не
потребовалась помощь психиатра. Он долго плакал - несколько дней подряд, а
потом успокоился. Правда, год спустя у него появился стойкий страх потерять
отца. Насколько знала Пенни, она одна понимала, насколько озабочен брат
опасностями, реальными или вымышленными, проистекавшими из профессии отца.
Она не стала рассказывать об этом ни отцу, ни кому-либо еще, надеясь, что
сама поможет Дэйви. В конце концов, как старшая сестра, она несла за него
ответственность!

В первые месяцы после смерти матери Пенни не смогла уделять брату
достаточно внимания. Она не смогла быть рядом с ним, когда была ему нужна,
- ей самой в тот период было очень тяжело. Сейчас, компенсируя прошлое, она
решила исправить положение.

Дэйви переспросил:

- Что мы будем делать, если папу действительно застрелят?

- Его не застрелят.

- Но если все-таки застрелят, что будем делать?

- С нами все будет в порядке.

- Нас могут отправить в приют?

- Нет, глупенький.

- Где же мы тогда будем? А, Пенни? Где?

- Ну, может быть, будем жить с тетей Фэй и дядей Кэйтом.

- Да?

- С ними нам будет хорошо.

- Я лучше пойду жить в канализацию.

- Ну, это глупо.

- Нет, тогда я точно буду жить в канализации.

- Ну конечно.

- По ночам мы сможем выходить в город и воровать продукты.

- У кого? У бездомных, что ли?

- Зато мы сможем завести аллигатора вместо домашнего животного.

- В канализации нет никаких крокодилов.

- Есть, - возразил Дэйви.

- Это миф.

- Что ты сказала?

- Миф. Вымышленный рассказ, сказка.

- Ты - противная. Аллигаторы живут в канализации!

- Дэйви!

- Конечно. Где же им еще жить?

- Например, во Флориде.

- Флорида? Слушай, ну ты даешь! Флорида!

- Да, Флорида.

- Во Флориде живут только старые дураки-пенсионеры и девчонки, гоняющиеся
за золотом.

Пенни изумилась:

- Где ты это слышал?

- От подруги тети Фэй, миссис Дампи.

- Дамси, - поправила его Пенни.

- Да, понимаешь, миссис Дампи разговаривала с тетей Фэй. Муж миссис Дампи
хотел на пенсии переехать во Флориду. Он поехал туда поискать жилье и
больше не вернулся. Потому что на самом деле сбежал с гоняющейся за золотом
девчонкой. Так вот, миссис Дампи и сказала, что во Флориде живут только
старые дураки и девчонки, гоняющиеся за золотом. Вот тебе еще одна причина,
чтобы не жить у тети Фэй: эти ее друзья - они все похожи на миссис Дампи.
Все время жалуются, плачутся. Фу! А дядя Кэйт курит.

- Очень многие люди курят.

- От его одежды несет табаком.

- Ну и что тут страшного?

- А его дыхание, а?

- У тебя тоже не всегда пахнет цветами изо рта, знаешь ли.

- А кому нужен цветочный аромат изо рта?

- Шмелям.

- Но я же не шмель.

- Ты слишком много жужжишь и никак не можешь остановиться. Все время
жужжишь.

- Нет, неправда.

- Жу-жу-жу.

- Ты следи за своими словами, а то я ведь могу и ужалить, раз я шмель.

- Не посмеешь.

- Я могу и укусить, и даже очень больно.

- Дэйви, только попробуй!

- Все равно тетя Фэй мне не нравится.

- Она же хочет тебе только добра.

- Она все время... щебечет.

- Дэйви, щебечут птицы, а не люди.

- Она щебечет, как птица.

Это, к сожалению, было правдой. Но, достигнув возраста двенадцати лет,
Пенни стала ощущать, буквально в последнее время, какое-то душевное родство
со взрослыми. Ей уже не так нравилось насмехаться над ними, как несколько
месяцев назад.

Дэйви сказал:

- Она все время изводит папу вопросами, хорошо ли нас кормят.

- Она просто беспокоится о нас.

- Она что, думает, что папа будет морить нас голодом?

- Конечно, нет.

- Тогда почему все время об этом говорит?

- Просто потому, что она - тетя Фэй.

- Слушай, ты можешь это повторить?

Обрушившийся на улицу сильнейший порыв ветра достал их и в углублении перед
зелеными воротами. Пенни и Дэйви затряслись от холода.

Дэйви не умолкал:

- У папы ведь классный пистолет, правда? Полицейским выдают очень хорошие
пистолеты, да? Полицейским ведь не разрешают выходить на улицу с дерьмовым
пистолетом, правда?

- Не смей говорить такие слова!

- Не разрешают, да?

- Нет. Полицейским выдают самые лучшие пистолеты.

- А папа хорошо стреляет?

- Да.

- Действительно хорошо?

- Очень хорошо.

- Он - лучший, да?

- Конечно. Никто не умеет обращаться с пистолетом лучше, чем наш папа.

- Тогда к нему можно подобраться только со спины, выстрелив исподтишка?

- Этого не случится, - уверенно сказала Пенни.

- Но ведь может и случиться?

- Ты слишком много сидишь у телевизора.

Несколько секунд они молчали. Наконец Дэйви сказал:

- Если кто-нибудь убьет папу, я хочу заболеть раком и тоже умереть.

- Прекрати говорить глупости, Дэйви.

- Рак, или разрыв сердца, или еще что-нибудь в этом роде.

- Не смей так говорить!

Дэйви в ответ закивал головой:

- Да, да, да! - Он говорил вполне серьезно. Абсолютно, совершенно серьезно.
- Я попросил Бога, чтобы так и случилось, если папа погибнет.

- Что ты имеешь в виду? - нахмурилась Пенни.

- Каждую ночь в своих молитвах я прошу Господа, чтобы он охранял папу, а
потом говорю: "Господи! Если уж ты позволишь, чтобы его застрелили по
какой-нибудь идиотской случайности, то сделай так, чтобы я заболел раком и
умер. Или чтобы меня сбил грузовик". Короче, что-нибудь вроде этого.

- Но это же ужасно!

Дэйви больше ничего не сказал.

Он смотрел на землю, на свои руки в рукавицах, куда угодно, только не на
Пенни. Она взяла его за подбородок и повернула лицом к себе. В глазах у
Дэйви стояли слезы. Он изо всех сил старался не заплакать, моргая все чаще
и чаще.

Боже, какой же он маленький! Ему всего-то семь лет, но и для своего
возраста он такой хрупкий и беспомощный. Пенни вдруг захотелось
крепко-крепко его обнять, но она знала, что вряд ли ему понравится такая
ласка, особенно на виду у одноклассников.

Внезапно и она почувствовала себя маленькой и беспомощной. Но это было
нехорошо, совсем нехорошо. Она должна быть сильной ради Дэйви.

Отпустив его подбородок, Пенни сказала:

- Дэйви, послушай, нам с тобой надо сесть и поговорить: о маме, о том, как
люди умирают, почему это происходит, о всяких таких вещах. Никакой это не
конец, а скорее начало - там, в раю. И если что-нибудь вдруг случится с
папой - хотя с ним ничего не должно случиться, - если вдруг по какой-нибудь
дикой ошибке он погибнет, он захочет, и очень, чтобы мы продолжали жить. Он
будет очень огорчен, если мы...

- Пенни! Дэйви! Сюда, скорее!

У тротуара притормозило желтое такси. Стекло задней дверцы было опущено, и
оттуда махала им рукой тетя Фэй.

Дэйви рванул через тротуар к машине, испытывая радость от встречи со
щебечущей тетей Фэй, только бы уйти от этих разговоров о смерти.

"Чер