прикладываясь
к своему стакану.
   Ожидание оказалось напрасным. Без четверти  три  появился-таки  Бренц,  в
белом полотняном костюме и голубой рубашке, такой измятой, будто он  спал  в
ней, и с удовольствием согласился выпить с  Чейзом  и  поговорить,  но,  как
выяснилось, у него  никогда  не  служил  человек,  соответствующий  описанию
внешности Судьи; также он  с  ходу  не  припомнил  знакомого  или  приятеля,
который мог бы оказаться тем, о ком спрашивает Чейз.
   - Вы же знаете, как это  бывает,  -  сказал  он.  -  Здесь  каждый  вечер
толкутся разные люди. Даже завсегдатаи сменяются примерно каждые полгода.
   - Понятно. - Чейз не мог скрыть разочарования. Он допил виски и встал.
   - А зачем он вам? - спросил Бренц. - Он должен вам деньги?
   - Наоборот, - ответил Чейз. - Я должен ему.
   - Сколько?
   - Двадцать долларов, - сказал Чейз. - Так вы не знаете его?
   - Я же сказал, что не знаю. - Бренц повернулся вместе с  табуретом.  -  А
как это вы взяли у него взаймы двадцать долларов, не спросив даже фамилии?
   - Мы оба были пьяны, - объяснил Чейз. - Окажись я трезвее, ни за  что  бы
об этом не забыл.
   - А будь он трезвее, наверняка не дал бы вам денег.  -  Бренц  рассмеялся
собственной шутке и взял со стойки свой стакан.
   - Возможно, - согласился Чейз.
   Выйдя из таверны и проходя по аллее, он знал, что Эрик Бренц  по-прежнему
сидит на табурете и смотрит ему вслед.
   Похоже, Бренц на самом деле знал человека, о  котором  шла  речь,  но  не
хотел говорить о нем, пока не разобрался, что к чему. Какую бы жизнь ни  вел
Бренц до того, как стал владельцем таверны,  ее  явно  нельзя  было  назвать
добропорядочной. Он не был наивным и легко внушаемым,  как  все  те,  с  кем
говорил Чейз до него, и обладал острым чувством закона. Но даже  если  Бренц
что-то скрывает, выжать  из  него  информацию  невозможно,  поскольку  он  -
частное лицо, а у Чейза нет никаких полномочий.
   Он завел мотор и поехал домой.
   В него никто не стрелял.
   В комнате он включил телевизор, посмотрел минут пятнадцать, выключил,  не
досмотрев передачи, открыл книжку, на которой так и не смог сосредоточиться,
и долго слонялся из угла в угол.
   Инстинктивно он держался подальше от окна.
   В шесть тридцать Чейз вышел из дому и отправился на  свидание  с  Глендой
Кливер. Отперев дверцу "мустанга", он обнаружил, что здесь побывал  Судья  и
оставил ему сообщение, хотя и бессловесное, но более чем  красноречивое.  Он
прошелся ножом по водительскому сиденью - так изрезал его, что белая начинка
вздымалась пеной.
   Чейзу хотелось бы верить, что этот вандализм не имел никакого отношения к
Судье и его  автомобиль  стал  жертвой  какого-нибудь  местного  малолетнего
преступника, который таким вот образом избавлялся от невыносимого  комплекса
фрустрации. В конце концов, о таких вещах слышишь чуть ли  не  каждый  день.
Великовозрастные детишки ломают радиоантенны, прокалывают шины и  режут  их,
сыплют песок и сахар в бензин. Вот и этот поступок гораздо больше  похож  на
бессмысленный протест прыщавого юнца, полного энергии, которой он не находит
разумного  приложения,  чем  на  тщательно  продуманное  действие  взрослого
человека. Патологический убийца едва  ли  получит  удовлетворение  от  порчи
чужого имущества.
   И все же он знал: это дело рук Судьи, как бы ему  ни  хотелось  верить  в
обратное.
   Малолетний преступник, раз уж он взялся за дело, изрезал бы все  сиденья,
к тому же  наверняка  прихватил  бы  стереомагнитофон,  лежавший  под  самым
щитком, - любимую добычу подростков. Малолетний преступник ни за что не стал
бы тратить время и запирать за собой дверцу. Это может  быть  только  работа
Судьи. Несмотря на  то  что  предвечерние  сумерки  еще  не  сгустились,  он
отомкнул дверцу, обработал одно сиденье так же тщательно, как Майкла Карнса,
запер дверцу и ушел, уверенный, что сомнений в его личности и намерениях  не
возникает.  Судья,  -  по-видимому,  осознавал,  что  машина  -  продолжение
человека, нечто вроде современной колдовской куклы.
   Чейз отошел от машины и огляделся - не следят ли за  ним.  Ему  пришло  в
голову, что Судья может околачиваться поблизости,  чтобы  посмотреть,  какой
эффект возымеет эта весьма недвусмысленная угроза. Улица, по обеим  сторонам
которой выстроились раскидистые вязы, стоящие вплотную друг к другу  дома  и
припаркованные автомобили, давала бессчетное количество укрытий,  где  можно
отлично спрятаться, особенно в сумерках, при  удлинившихся  тенях.  Но,  как
внимательно Чейз ни смотрел по сторонам, не заметил поблизости ни  человека,
ни красного "фольксвагена" и решил, что он действительно один.
   Было вполне логично предположить, что кто-нибудь видел, как Судья возится
с дверцей автомобиля. Но, еще раз пристально осмотрев улицу, он увидел,  что
она пустынна. Очевидно, все кончают обедать и моют посуду.
   Чейз вернулся в дом, благополучно избежав встречи с миссис Филдинг,  взял
одеяло и постелил на изрезанное сиденье.
   Сиденье оказалось бугристым, и он  поневоле  вспомнил,  как  труп  Майкла
Карнса лежал на траве парка  и  тоже  казался  мягким  и  бугристым.  Тщетно
пытаясь избавиться от этого образа, он поехал на свидание.

Глава 9

   Гленда Кливер жила в дорогой квартире  на  Сент-Джон-Серкл,  на  третьем,
последнем этаже. В двери оказался глазок, и она посмотрела  в  него,  прежде
чем отпереть замок. Она предстала перед  ним  в  белых  шортах,  темно-синей
блузке и босиком - простенькая уловка, чтобы выглядеть ниже ростом.
   - Вы очень пунктуальны, - заметила она и пригласила:
   - Заходите.
   Он прошел мимо нее, пока она закрывала дверь, и сказал:
   - У вас тут очень симпатичный район. Девушка мило дернула плечом:
   - Я не из тех, кто любит экономить. Как знать, может, я через неделю умру
и от моих сбережений не будет никакого проку, а не умру, так их, к  примеру,
съест  инфляция.  Хотя,  честно  признаться,  это  я  так  оправдываю   свое
расточительство. - Она взяла его за руку, подвела к дивану и уселась рядом с
ним.
   - Что будете пить?
   - Скотч, если можно.
   - Со льдом?
   - Прекрасно, - сказал он.
   - Сейчас принесу.
   Чейз смотрел, как она поднялась, прошла по комнате и исчезла  в  коротком
коридоре, который, по-видимому, вел в столовую и в кухню. В шортах  ноги  ее
выглядели  невероятными  -  такими  длинными,  что  казалось,   они   должны
сгибаться, как резиновые. Если у него еще и оставались воспоминания о  Луизе
Элленби, Гленда прогнала их окончательно.  О  соперничестве  между  ними  не
могло быть и речи.
   Когда Гленда вышла,  он  оглядел  большую  гостиную  с  ультрасовременной
мебелью и декоративным убранством. Диван с плюшевой обивкой и два под  стать
ему кресла цвета какао. У дальней стены несколько фонариков, которые  сейчас
не горели. Одна  лампа  -  пятидесятифунтовый  кусок  мрамора,  из  которого
торчала гибкая изогнутая стальная трубка с серебристым  плафоном  на  конце;
его можно было поворачивать в разные  стороны.  Кофейный  столик.  Несколько
ярких картин. Скульптура, изображающая обнаженных девушку и юношу в объятиях
друг друга. Растение в горшке, которое едва не  достигало  потолка.  И  все.
Сверхсовременная мебель и со вкусом подобранные украшения  -  это  сочетание
нравилось ему, и он чувствовал себя как дома.
   Гленда вернулась с двумя стаканами скотча и протянула один из них ему. На
этот раз она уселась в кресло напротив дивана. Это лучше,  подумал  он,  чем
сидеть с ней рядом, потому  что  так  он  может  любоваться  ее  прелестными
ногами.
   - Вам нравится фондю на обед? - спросила она.
   - Я никогда не пробовал, - признался Чейз.
   - Что ж, я уверена, вам понравится. А если нет,  то  не  получите  больше
скотча.
   Чейз засмеялся и откинулся на  спинку  дивана  -  в  первый  раз  с  того
момента, как пришел сюда, он перестал ощущать неловкость.
   С ней было легко разговаривать на самые разные темы, от еды  и  коктейлей
до мебели и  дизайна.  Она  рассказывала,  куда  лучше  всего  пойти,  чтобы
пообедать и послушать музыку, и он с интересом слушал.  Чейз  слишком  долго
жил затворником, чтоб знать что-либо о таких вещах, но даже если бы он и вел
светскую жизнь, мало что смог бы добавить к ее словам: она знала все хорошие
места. У  нее,  наверное,  подумал  Чейз,  десяток  поклонников,  которые  с
радостью готовы заплатить за нее везде, куда бы ей ни  захотелось  пойти.  В
этой девушке была изысканная чувственность.
   Обед оказался вкуснейшим: печеная  картошка,  взбитый  салат,  цуккини  и
фондю из говядины, которое шипело и потрескивало, создавая аккомпанемент  их
беседе. На десерт был пирог с мятным кремом и вишневый ликер.
   - Перейдем в гостиную? - спросила она.
   - А как же посуда?
   - Пусть стоит.
   - Я помогу, и мы вымоем ее вдвоем быстрее. Она  встала  и  положила  свою
салфетку На стол:
   - В первый раз в  жизни  обедаю  с  мужчиной,  который  предложил  вымыть
посуду.
   - Вообще-то я полагал, что буду вытирать, - отшутился он. Она засмеялась:
   - Все равно вы неповторимы.
   - Ну так как? Займемся?
   - Нет, - сказала  она.  -  Во-первых,  я  не  считаю,  что  гости  должны
утруждать себя этим малоприятным делом. Во-вторых, мне и  самой  неохота.  Я
предпочитаю еще немного выпить, послушать музыку, посмотреть на  фонарики  и
поговорить.
   - Очень хорошо, - сказал Чейз. - Но потом - посуда.
   Фонариков было двенадцать,  в  каждом  переливались  узоры  из  красного,
синего, желтого, оранжевого, белого и зеленого света. Освещая  комнату,  они
отбрасывали причудливые тени на стены, и потолки, на Чейза и Гленду, сидящих
на диване, положив ноги  на  кофейный  столик.  По  ногам  Гленды  пробегали
голубые  вспышки,  белые  огоньки,   красные   точки   и   желтые   дрожащие
концентрические круги.
   - А вы совсем не такой, как я думала, - произнесла  она  после  небольшой
паузы в разговоре.
   - Что же вы обо мне думали? - спросил он, не вполне ее понимая.
   - О, что вы самонадеянный, очень суровый, консервативный и холодный.
   - Вы так подумали, когда я приходил к вам в контору?
   - Нет, - сказала она. - Я уже тогда удивилась. С самого  начала  вы  вели
себя совсем не как герой войны, без чванства - просто, очень вежливо и  даже
немного застенчиво.
   Он не сумел скрыть своего удивления:
   - Так вы узнали меня сразу?
   - Ваша фотография два раза за эту неделю была на  первой  полосе.  -  Она
отпила из стакана и поставила его на тумбочку у дивана.
   - Но вы ничего не сказали.
   - Я уверена, что вас уже до смерти тошнит от поздравлений.
   - Да, - подтвердил он. - Тошнит, и даже более того.
   - Когда я вернулась  из  хранилища,  -  сказала  она,  -  а  вас  уже  не
оказалось, то решила, что вы рассердились: видите ли, не обслужили вовремя.
   - Вовсе нет, - возразил он. - Просто вспомнил о другой  встрече,  которая
вылетела у меня из головы, а я уже опаздывал. - В первый раз за  весь  вечер
он припомнил,  зачем  пришел:  расспросить  ее  о  людях,  которые  посетили
справочный  отдел  во  вторник,  о  Судье.  Но  он  не  знал,  как  к  этому
подступиться. К тому же ему и не хотелось. Как здорово сидеть вот так рядом,
пить, разговаривать, слушать музыку и смотреть на огоньки.
   - Вы что, правда интересуетесь фамильной историей?
   - А что здесь такого? - спросил он.
   - Просто мне показалось тогда, что это не в вашем характере,  -  ответила
она. - А теперь, когда я узнала вас лучше, тем более.
   - Может быть, мой характер сложнее, чем вы думаете, - предположил Чейз.
   - Не сомневаюсь.
   Они еще немного посмотрели на фонарики и помолчали. Вовсе не  обязательно
разговаривать, если им настолько  легко  друг  с  другом,  что  молчание  не
казалось неловким. Она налила каждому еще по стакану напитка, и  когда  села
на место, то оказалась ближе к нему, чем раньше.
   Гораздо позже, после того, как  они  еще  поговорили,  послушали  музыку,
помолчали и выпили, она сказала:
   - Вы настоящий джентльмен, правда?
   - Я?
   - Ну да.
   - Я бы так не сказал.
   - А я бы сказала,  судя  по  тому,  как  вы  назначили  мне  свидание  по
телефону, а потом предложили помочь мыть посуду.  К  тому  же,  не  будь  вы
джентльменом, уже наверняка начали бы клеиться ко мне.
   - А можно? - спросил он.
   - Пожалуйста, - ответила она, придвинулась к  нему  и  наклонила  голову,
предлагая ему свои губы, а потом, возможно, и все остальное.
   Он обнял ее и долго целовал. При свете фонариков она была  вся  синяя,  в
желтых пятнах с малиновыми краями.
   - Вы очень хорошо целуетесь, - похвалила Гленда.
   Наверное,  следовало  вовремя  остановиться,   прежде   чем   выяснилось:
целоваться - это все, на что он способен. Он хотел ее и стремился лечь с ней
в постель, но она ассоциировалась у него как бы с магнитофоном  прошлого,  и
его прикосновение заставило пленки крутиться. Она навевала память  о  других
женщинах, мертвых женщинах, пробуждала ощущение его вины. Она была желанной,
но одновременно, сама того не ведая, уничтожала желание.
   - Извини, - сказал он, когда они лежали в ее постели и смотрели на темный
потолок, который, казалось, был лишь в нескольких дюймах от их лиц.
   - За что? - удивилась Гленда. Она держала его руку, и он был рад этому.
   - Не издевайся, - сказал он. - Ты ожидала большего.
   - Правда? - спросила она, приподнимаясь на локте  и  вглядываясь  в  него
сквозь полутьму. - Если это и так, то ты тоже  ожидал  большего.  Исходя  из
твоей логики, это я должна извиняться.
   Его отношение к словам Гленды оказалось двояким: он оценил ее  стремление
пощадить его чувства  и  попытку  развеселить  его,  но  ему  хотелось  быть
униженным. Он и сам не понимал, откуда такое чувство.
   - Ты ошибаешься, - возразил он,  -  на  самом  деле  я  вовсе  не  ожидал
большего.
   - Да?
   - Я не могу, - сказал он. - С тех пор как.., как вернулся из Вьетнама.  -
Он никогда не рассказывал историю своей  импотенции  никому,  кроме  доктора
Ковела, и теперь, похоже, решил воспользоваться ею, чтобы Гленда дала  выход
презрению, которое она сдерживала.
   Она придвинулась ближе, снова приподнялась и  начала  нежно  приглаживать
его волосы:
   - Паршиво, конечно, но это не самое  главное.  Ты  же  все  равно  можешь
остаться на ночь, разве нет?
   - После этого?
   - Говорю же, это не главное, - отрезала она. - Ведь просто приятно, когда
кто-то спит рядом, когда кровать теплая. Верно?
   - Верно, - согласился он.
   - Проголодался? - спросила она, меняя тему прежде, чем он найдет  предлог
продолжать разговор. - Давай-ка сообразим омлет.
   Он удержал ее за руку и попросил:
   - Подожди немного.
   Они лежали рядом, тихо,  как  будто  к  чему-то  прислушиваясь.  Перестав
плакать, он позволил ей зажечь свет, и они отправились в кухню.

***

   Утром за завтраком Чейз сказал:
   - Если бы я.., если бы мы ночью занимались любовью, это было бы нормально
для тебя?
   - То, что мужчина остался на ночь после первой встречи? - спросила она.
   - Ну да.
   - Нет, не нормально.
   - Но такое случалось раньше? Она макнула тост с маслом в остаток  яичного
желтка и призналась:
   - Два раза.
   Он доел яичницу и взялся за кофе:
   - Жалко...
   - Прекрати, - сказала она, и в  ее  тихом  голосе  послышалась  необычная
решимость. - Ты прямо мазохист.
   - Может быть.
   Она откинулась на спинку стула, закончив завтракать.
   - Но ты бы хотел, чтобы я сказала, будто ты особенный, хотя у нас  ничего
и не получилось.
   - Нет, - сказал он. Она улыбнулась:
   - Не правда, Бен. Ты хочешь, чтобы я сказала, как необыкновенно все было,
но ты мне не поверишь, если я скажу: именно так все и было.
   - Да как могло так быть? - удивился он.
   - Так и было, - подтвердила  она  и  покраснела;  он  счел  это  смущение
одновременно старомодным и очаровательным в такой эмансипированной  женщине.
- ,Бен, ты мне очень нравишься.
   - Возможно, ничего хорошего не было, - сказал он. - Просто непривычно.
   - Чушь.
   - Но факт тот, что мы не... Она перебила его:
   - Я себя чувствую с тобой легче, счастливее, естественнее, чем с кем-либо
другим. А ведь это только первое утро после нашей встречи.
   - Тебе легко, потому что ты чувствуешь себя в безопасности, - предположил
он.
   - Врешь, - сказала она.
   Через секунду он поднял взгляд, чтобы понять,  почему  она  ответила  так
резко и сразу замолчала, и увидел у нее в глазах слезы.
   - Ну ладно, Гленда. Извини меня. И мне хочется встретиться с тобой снова,
если ты не против.
   - Боже, какой же ты тупой, - сказала она. - Этого-то  я  и  добиваюсь  от
тебя все утро.
   В дверях он поцеловал ее без всякой неловкости и решил, что их отношения,
возможно, надолго.
   - Мне жаль так рано выгонять тебя, - сказала она, - но сегодня  придет  в
гости моя мама. Мне нужно прибрать в  доме  и  уничтожить  все  следы  моего
предосудительного поведения.
   - Я позвоню, - пообещал он.
   - А если нет, то я позвоню сама.
   День был ясным и жарким, ветер едва покачивал деревья у края тротуара. Но
его настроения не испортила бы никакая погода, даже самая отвратительная. Он
сел в "мустанг", открыл окно, впуская в машину свежий воздух, и уже вставлял
ключ в замок зажигания, когда это случилось. Что-то просвистело позади него,
потом послышался звук удара. Оглянувшись, он увидел посреди  заднего  стекла
отверстие от пули. Судья рано встал в этот теплый безоблачный день.
   Чейз боком упал на пассажирское сиденье, так, чтобы его не было  видно  в
окна и чтобы спинки загораживали его от Судьи. Почти в тот же миг  в  заднее
стекло ударилась еще одна пуля. Лежа на боку, вжавшись головой  в  виниловое
сиденье, он услышал, как пуля вонзилась в обивку, почувствовал,  что  спинка
слегка затряслась, но выдержала. Пистолет с глушителем стрелял бесшумно,  но
сила выстрела у него была меньше, потому  что  вытянутое  дуло  основательно
замедляло скорость полета пули. Будь это обычный  пистолет,  пуля  наверняка
прошила бы спинку сиденья насквозь.
   Несколько минут он ждал третьего выстрела.
   Его так и не последовало.
   Чейз осторожно поднял голову и огляделся:  ничего  необычного  и  в  него
больше не стреляли. Он завел двигатель, отъехал от края  тротуара  и  сильно
нажал педаль газа.
   Двадцать минут спустя он убедился, что  его  не  преследуют:  он  столько
петлял по переулкам, то и дело внезапно  поворачивая  и  глядя  при  этом  в
водительское зеркальце, что никакой  "хвост"  не  остался  бы  незамеченным.
Успокоившись, Чейз выехал на трехрядное шоссе, пролегающее через весь город,
и направился домой.
   На несколько часов он забыл о Судье, а вот Судья явно не забывал  о  нем.
Чейза трясло, и у него чесался затылок - как раз то место, в которое  попала
бы пуля, стреляй Судья получше. Дрожь была  такой  сильной,  что  дважды  он
хотел остановить машину, чтобы прийти в себя. Поначалу  это  показалось  ему
неадекватной  реакцией  на  происшествие,  особенно  для  человека,  который
побывал в боях в Юго-Восточной Азии. Но потом он понял: теперь ему есть  что
терять, есть  то,  чего  он  боится  лишиться,  -  это  Гленда,  как  бы  ни
развивались их отношения. Он не должен больше забывать о Судье;  нужно  быть
вдвое осторожнее, чем раньше.
   Паркуя машину перед  домом,  он  подумал,  что  Судья  мог  опередить  и,
предвидя его возвращение, спрятаться где-нибудь неподалеку и поджидать. Чейз
долго сидел в машине, не желая выйти, чтобы  проверить  свое  предположение.
Наконец, сообразив, что Судья так же легко может застрелить  его  в  машине,
как и у дверей, он вышел. В коридоре первого этажа ему повстречалась  миссис
Филдинг.
   - А я не знала, что вы не будете ночевать дома, - сказала она.
   - Я и сам не знал, - ответил Чейз. Направляясь к лестнице, она  взглянула
на его измятую одежду:
   - Вы не попали в аварию?
   - Нет, - ответил он. - И я не пьян. Его  настроение  так  удивило  миссис
Филдинг, что когда она нако