и алые краски страны грез, суля смельчаку
невероятные  приключения.   В   пасмурные   дни  полеты  становились   почти
невозможны:  земля  и небо сливались в  одно таинственное целое и разглядеть
линию горизонта в этой снежной хмари было очень трудно.
     Наконец  мы  приступили  к  выполнению  нашего  первоначального  плана,
готовясь перелететь  на пятьсот миль к западу и разбить там еще один лагерь,
который,  как  мы  ошибочно  полагали,  будет  находиться  на  другом  малом
континенте.  Было  интересно  сравнить геологические образцы обоих  районов.
Наше физическое состояние оставалось превосходным -- сок лайма  разнообразил
наше питание, состоявшее из консервов и солонины, а умеренный холод позволял
пока не кутаться. Лето было в самом разгаре, и, поспешив, мы могли закончить
работу  к марту и тем избежать долгой тяжкой зимовки в период антарктической
ночи. На нас уже обрушилось  несколько жестоких ураганов с  запада, но урона
мы  не понесли благодаря изобретательности Этвуда, поставившего элементарные
защитные устройства  вокруг  наших  самолетов  и  укрепившего  палатки.  Нам
фантастически везло.
     В  мире знали о нашей программе,  а также об  упрямой  настойчивости, с
которой Лейк требовал  до  переселения  на  новую базу  совершить  вылазку в
западном,  а точнее,  в северо-западном  направлении. Он много думал об этих
странных  треугольных  вкраплениях,  мысль  о них  не давала  ему  покоя;  в
результате ученый пришел к выводу, что их присутствие в сланцах противоречит
природе  вещей  и  не  отвечает  соответствующему  геологическому   периоду.
Любопытство  его  было  до  крайности  возбуждено,  ему   отчаянно  хотелось
возобновить буровые и  взрывные работы в западном районе, где отыскались эти
треугольники. Он  почему-то  уверовал  в то,  что мы встретились со  следами
крупного, неизвестного науке организма, основательно продвинувшегося на пути
эволюции, однако почему-то выпадающего из классификации. Странно,  но горная
порода,  сохранившая их, относилась к глубокой  древности -- кембрийскому, а
может, и  докембрийскому периоду, что исключало возможность существования не
только  высокоразвитой,  но  и  прочей  жизни,  кроме разве одноклеточных  и
трилобитов. Сланцам, в которых отыскались странные следы, было от пятисот до
тысячи миллионов лет.

        11

     Полагаю,   читатели  с   неослабевающим  вниманием  следили  за  нашими
сообщениями  о  продвижении группы  Лейка на северо-запад,  в края, куда  не
только  не ступала нога  человека, но о  которых и помыслить-то  раньше было
невозможно. А  какой  бы  поднялся переполох,  упомяни  мы о его надеждах на
пересмотр целых разделов  биологии и геологии.  Его предварительная  вылазка
совместно  с Пэбоди  и еще  пятью членами  экспедиции, длившаяся  с 11 по 18
января, омрачилась гибелью двух собак при столкновении  саней с оледеневшими
каменными выступами. Однако  бурение принесло  Лейку  дополнительные образцы
архейских сланцев, и тут  даже я  заинтересовался явными  и  многочисленными
свидетельствами присутствия органических остатков в этих древнейших пластах.
Впрочем, то были следы  крайне примитивных  организмов  -- революции в науке
подобное открытие не сделало бы, оно говорило лишь в пользу того, что низшие
формы жизни существовали на Земле еще в докембрии. Поэтому  я по-прежнему не
видел смысла  в требовании Лейка изменить  наш  первоначальный план; внеся в
него экспедицию на  северо-запад, что потребовало  бы  участия всех  четырех
самолетов,  большого количества людей и всех машин.  И все же  я не запретил
эту экспедицию, хотя сам решил не участвовать в ней, несмотря на все уговоры
Лейка. После отлета  группы на базе остались только мы с Пэбоди  и  еще пять
человек;  я  тут  же  засел  за  подробную  разработку  маршрута   восточной
экспедиции.  Еще  раньше пришлось  приостановить полеты  самолета, начавшего
перевозить бензин из лагеря у  пролива Мак-Мердо.  На базе  остались  только
одни сани и девять собак: совсем без транспорта находиться в  этом безлюдном
крае вечной Смерти было неразумно.
     Как  известно,  Лейк на  своем  пути  в  неведомое  посылал  с самолета
коротковолновые сообщения, они принимались  как  нами, в южном лагере, так и
на  "Аркхеме",  стоявшем  на якоре  в  заливе Мак-Мердо, откуда передавались
дальше всему миру -- на волне около пятидесяти метров. Экспедиция стартовала
в четыре  часа утра 22  января, а первое послание  мы получили  уже два часа
спустя.  В  нем Лейк  извещал нас, что они  приземлились в трехстах милях от
базы  и  тотчас  приступают  к бурению. Через шесть  часов поступило второе,
очень взволнованное сообщение: после напряженной работы им удалось пробурить
узкую скважину и  подорвать породу; наградой стали  куски сланцем -- на  них
обнаружились те же отпечатки, из-за которых и заварился весь этот сыр-бор.
     Через  три  часа  мы  получили  очередную  краткую  сводку:  экспедиция
возобновила полет в условиях сильного ветра. На мой приказ не рисковать Лейк
резко возразил, что новые  находки оправдают любой  риск. Я  понимал, что он
потерял  голову  и   взбунтовался   --  дальнейшая  судьба  всей  экспедиции
находилась  теперь под  угрозой.  Оставалось только ждать, и  я  со  страхом
представлял себе, как мои товарищи стремительно движутся в глубь коварного и
зловещего  белого  безмолвия,  готового обрушить на  них  свирепые  ураганы,
озадачить  непостижимыми тайнами и простирающегося на полторы тысячи миль --
вплоть до малоизученного побережья Земли Королевы Мэри и Берега Нокса..
     Затем  часа  через  полтора  поступило  еще одно,  крайне эмоциональное
послание прямо с  самолета,  оно  почти изменило мое отношение к  экспедиции
Лейка и заставило пожалеть о своем неучастии:
     "22.05. С борта  самолета. После  снежной бури впереди показались  горы
необычайной величины. Возможно, не  уступают Гималаям, особенно если принять
во  внимание  высоту самого плато.  Наши  координаты; примерно 76' 15' южной
широты и 113'.10' восточной долготы. Горы застилают весь горизонт.  Кажется,
вижу два курящихся конуса.  Вершины все черные -- снега  на них  нет. Резкий
ветер осложняет полет".
     После этого сообщения все мы, затаив дыхание, застыли у радиоприемника.
При мысли о гигантских горных хребтах, возвышающихся неприступной  крепостью
в  семистах милях  от  нашего  лагеря,  у  нас  перехватило  дыхание. В  нас
проснулся дух
     , первопроходцев, и мы от души радовались, что наши товарищи, пусть без
нас,  совершили такое  важное открытие.  Через  полчаса Лейк снова вышел  на
связь:
     "Самолет  Мултона совершил вынужденную посадку у подножия гор. Никто не
пострадал,  думаем сами устранить  повреждения. Все необходимое перенесем на
остальные три самолета -- независимо от того, полетим дальше или вернемся на
базу. Теперь нет нужды путешествовать с  грузом. Невозможно представить себе
величие этих гор. Сейчас налегке полечу на разведку в самолете Кэрролла.
     Вам трудно  вообразить  себе  здешний  пейзаж.  Самые  высокие  вершины
вздымаются ввысь более  чем на  тридцать пять тысяч  футов.  У  Эвереста нет
никаких  шансов. Этвуд  остается  на  земле  --  будет определять  с помощью
теодолита высоту местности, а мы  с Кэрроллом немного  полетаем. Возможно, я
ошибся  относительно конусов,  потому что формация выглядит слоистой. Должно
быть,  докембрийские  сланцы  с вкраплением  других  пластов.  На  фоне неба
прочерчены странные конфигурации -- на самых высоких вершинах как бы лепятся
правильные секции каких-то кубов.  В золотисто-алых  лучах заходящего солнца
все  это выглядит очень впечатляюще -- будто приоткрылась дверь в сказочный,
чудесный  мир. Или -- ты дремлешь,  и  тебе снится  таинственная, диковинная
страна. Жаль, что вас здесь нет -- хотелось бы услышать ваше мнение ".
     Хотя была глубокая ночь, ни  один из нас не подумал идти  спать. Должно
быть, то же самое происходило на  базе  в  заливе  и на "Аркхеме", где также
приняли  это сообщение. Капитан Дуглас сам вышел в  эфир, поздравив  всех  с
важным  открытием, к  нему присоединился Шерман, радист с базы. Мы, конечно,
сожалели о поломке  самолета, но надеялись, что ее легко устранить. И  вот в
двадцать три часа мы опять услышали Лейка:
     "Летим  с  Кэрроллом над  горами. Погода не  позволяет штурмовать самые
высокие  вершины,  но  это  можно  будет  сделать  позже.  Трудно и  страшно
подниматься на такую  высоту,  но  игра  стоит  свеч.  Горная  цепь  тянется
сплошным массивом -- никакого проблеска с другой стороны.  Некоторые вершины
превосходят самые высокие  пики  Гималаев и  выглядят очень необычно. Хребты
состоят из докембрийских сланцевых  пород, но  в них явно угадываются пласты
другого происхождения. Насчет  вулканов я ошибся. Конца этим горам не видно.
Выше двадцати одной тысячи футов снега нет".
     "На склоне высоких гор странные образования. Массивные, низкие глыбы  с
отвесными боковыми стенками; четкие прямые углы делают их  похожими на стены
крепостного вала. Невольно вспоминаешь картины Рериха, где древние азиатские
дворцы  лепятся  по  склонам гор. Издали это смотрится потрясающе.  Когда мы
подлетели  ближе, Кэрроллу  показалось,  что глыбы состоят  из более  мелких
частей,  но, видимо,  это оптическая иллюзия --  просто края  искрошились  и
обточились,  и  немудрено  -- сколько бурь  и прочих  превратностей  климата
пришлось им вынести за миллионы лет".
     "Некоторые слои, особенно верхние, выглядят более светлыми, чем другие,
и,  следовательно,  природа их  кристаллическая. С близкого расстояния видно
множество  пещер  или  впадин,  некоторые  необычайно  правильной  формы  --
квадратные  или  полукруглые. Надо  обязательно осмотреть их.  На одном пике
видел  что-то  наподобие арки.  Высота  его  приблизительно  от  тридцати до
тридцати  пяти тысяч  футов. Да я и сам нахожусь  сейчас на высоте  двадцати
одной тысячи  пятисот футов -- здесь жуткий  холод, продрог до костей. Ветер
завывает  и  свищет вовсю,  гуляет  по  пещерам,  но  для самолета  реальной
опасности не представляет".

     Еще с полчаса Лейк разжигал наше любопытство своими рассказами, а потом
поделился намерением покорить эти вершины. Я заверил его, что  составлю  ему
компанию, пусть  пришлет за мной самолет.  Только прежде нам с Пэбоди  нужно
решить, как  лучше  распорядиться бензином  и где сосредоточить его основной
запас в связи с изменением маршрута. Теперь, учитывая буровые работы Лейка и
частую аэроразведку, большая масса горючего должна храниться на новой  базе,
он предполагал разбить ее  у подножия гор. Полет  же в восточном направлении
откладывался  -- во  всяком случае, до  будущего  года. Я  вызвал  по  рации
капитана Дугласа и попросил его переслать нам как можно больше бензина с той
единственной упряжкой, которая оставалась в заливе. Нам предстояло пуститься
в  путь  через  неисследованные  земли  между базой  на заливе  Мак-Мердо  и
стоянкой Лейка.
     Позднее  на связь вышел Лейк  и сообщил,  что  решил разбить  лагерь на
месте поломки самолета Мултона, где уже вовсю шел ремонт. Ледяной покров там
очень тонкий,  в некоторых  местах  даже чернеет грунт,  так что Лейк сможет
проводить  буровые  и взрывные  работы,  не совершая вылазки на санях  и  не
карабкаясь в горы. Его окружает  зрелище  неописуемой красоты, продолжал он,
но ему как-то не по себе у подножия этих гигантов, высящихся плотной  стеной
и  вспарывающих пиками небо. По расчетам  Этвуда, высота пяти главных вершин
колеблется  от  тридцати  до  тридцати  четырех  тысяч  футов.  Лейка   явно
беспокоило, что местность не защищена от  ветра: можно ожидать любой метели,
от  которых нас  пока  Бог миловал. Лагерь  находился на расстоянии немногим
более  пяти  миль  от подножия высочайших гор. В пробившемся  сквозь ледяную
пустыню  голосе Лейка  я  уловил подсознательное  беспокойство, очень  уж он
призывал нас поторопиться и как можно скорее составить представление об этом
таинственном уголке  Антарктики.  Сам  он наконец  собрался отдохнуть  после
этого безумного дня, беспримерного по нагрузкам и полученным результатам.
     Утром Лейк,  Дуглас  и  я провели  одновременно переговоры с наших, так
далеко отстоящих друг от друга баз и  договорились,  что  один из самолетов,
Лейка  доставит  к  нему  в  лагерь  Пэбоди,  меня  и:  еще  пятерых  членов
экспедиции,  а также столько горючего,  сколько сможет  поднять.  Вопрос  об
остальном  топливе оставался  открытым  и  зависел от того,  какое мы примем
решение относительно восточной экспедиции. Сошлись на том, чтобы подождать с
этим несколько дней,-- у Лейка пока хватало горючего и на нужды лагеря, и на
бурение.  Хорошо было бы пополнить запасы, и южной  базы, хотя в том случае,
если экспедиция на восток откладывалась, база будет пустовать  до следующего
лета. Лейку  вменили  в  обязанность  послать  самолет  с заданием проложить
трассу от открытых им гор до залива Мак-Мердо.
     Пэбоди и  я готовились к  закрытию базы на более  или  менее длительный
срок. Даже если будет принято решение зимовать в Антарктике, мы, возвращаясь
на "Аркхем", сюда  не завернем. Несколько палаток  были уже укреплены кубами
плотного снега, и теперь мы решили  довершить начатое. У Лейка на новой базе
палаток хватало -- в чем-чем, а в этом недостатка не было,  так что везти их
с  собой не представлялось разумным. Я  послал радиограмму,  что  уже  через
сутки мы с Пэбоди готовы вылететь на новое место.
     Однако  после   четырех  часов,  когда  мы  получили   взволнованное  и
неожиданное послание  от Лейка, деятельность  наша несколько  затормозилась.
Рабочий день его начался неудачно:  обзорный полет показал, что в ближайших,
свободных  от снега,  скалах полностью отсутствуют столь нужные  ему древние
архейские пласты, коих было великое множество на вершинах хребтов, манящих и
дразнящих его воображение. Большинство скал состояло из юрских и  команчских
песчаников, а  также  из  пермских  и триасовых кристаллических  сланцев,  в
которых поблескивала темная обнаженная порода -- по виду каменный уголь. Это
не могло не разочаровать Лейка, который надеялся напасть здесь на древнейшие
-- старше пятисот миллионов лет -- породы. Он понимал, что архейские пласты,
где ему впервые повстречались странные отпечатки, залегают на крутых склонах
гигантских гор, к которым следовало еще добираться на санях.
     Тем  не  менее Лейк  решил  в  интересах дела  начать буровые работы и,
установив  буровую машину, поручил пятерым членам  экспедиции управляться  с
нею;  остальные  тем  временем  обустраивали  лагерь  и  занимались ремонтом
самолета. Для работ выбрали место в четверти мили от базы, где горная порода
казалась не очень твердой. Песчаник здесь  бурился отлично -- почти обошлись
без   сопутствующих   взрывных   работ.   Через  три  часа   после   первого
основательного  взрыва   раздались   возбужденные   крики   бурильщиков,   и
руководитель  работ, молодой  человек по фамилии  Гедни, прибежал в лагерь с
потрясающим известием.
     Они наткнулись на пещеру. После начала бурения песчаник быстро сменился
известняком,  полным  мельчайших  органических   отложений  --  цефалоподов,
кораллов, морских ежей и спириферид;  изредка попадалось нечто, напоминающее
губки и позвонки рыб,-- скорее всего, из отрядов телеостов, акул и ганоидов.
Это была уже сама по себе важная находка: первый  раз в наши  руки  попадали
органические  остатки  позвоночных,  но  когда  вскоре  после  этого буровая
коронка,  пройдя  очередной пласт,  вышла  в  пустоту,  бурильщиков  охватил
двойной восторг. Заложили динамит, и  последовавший взрыв  приоткрыл  завесу
над  подземной тайной: сквозь зияющее  неровное  отверстие --  пять  на пять
футов -- жадным взорам людей предстала  впадина в известняке, размытом более
пятидесяти миллионов  лет назад медленно сочившимися грунтовыми водами этого
некогда тропического мира.
     Пещерка  была не  глубже семи-восьми футов, зато  разветвлялась во всех
направлениях и, судя по  гулявшему в ней ветру, составляла лишь одно звено в
целой  подземной системе,  верх  и  низ  которой  были густо усеяны крупными
сталактитами  и сталагмитами,  некоторые  --  столбчатой  структуры.  Но что
важнее всего, тут были россыпи раковин и костей, кое-где они просто забивали
проходы.  Это  костное  месиво,  вынесенное  потоком из  неведомых  зарослей
мезозойских  древесных  папоротников  и  грибов,  лесов третичной  системы с
веерными  пальмами и  примитивными цветковыми  растениями, содержало  в себе
останки  такого  множества  представителей  животного   мира  --   мелового,
эоценового   и   прочих   периодов,   что   даже  величайшему   палеонтологу
потребовалось бы  больше года  на  опись  и классификацию  этого  богатства.
Моллюски,   ракообразные,   рыбы,   амфибии,   рептилии,   птицы   и  низшие
млекопитающие -- крупные и мелкие, известные и неизвестные науке. Немудрено,
что Гедни  бросился сломя голову к лагерю, после чего все,  побросав работу,
помчались, несмотря на лютый  мороз,  туда, где  буровая  вышка указывала на
местонахождение  только  что  найденной дверцы  в  тайны земного прошлого  и
канувших в вечность тысячелетий.
     Слегка  утолив  свое  любопытство  ученого,  Лейк  нацарапал в блокноте
короткую информацию  о  событиях и отправил  молодого  Мултона  в  лагерь  с
просьбой  послать  сообщение   в  эфир.   Так  я  впервые  услышал  об  этом
удивительном открытии -- о найденных раковинах, костях ганоидов и плакодерм,
останках   лабиринтодонтов   и  текодонтов,  черепных  костях  и   позвонках
динозавра, кусках панциря броненосца, зубах и крыльях птеродактиля, останках
археоптерикса,  зубах  миоценских акул,  костях  первобытных птиц,  а  также
обнаруженных останках древнейших млекопитающих  -- палеотерий,  кеифодонтов,
эогиппусов, ореодонтов  и  титанофонеусов. Останки позднейших  видов,  вроде
мастодонтов,  слонов,  верблюдов  или  быков, отсутствовали,  и  потому Лейк
определил  возраст пласта и содержащихся в  нем окаменелостей довольно точно
--  не  менее  тридцати  миллионов лет,  причем  самые  последние  отложения
приходились на олигоцен.
     С  другой  стороны,  преобладание следов  древнейших  организмов просто
поражало.  Хотя  известняковая  формация  по всем признакам,  в том  числе и
вкрапленным органическим останкам, относилась к команчскому периоду и  никак
не  к  более раннему,  в разбросанных  по пещере  костях  узнавались останки
организмов,  обычно  относимых  к  значительно  более  древнему  времени  --
рудиментарных  рыб, моллюсков  и кораллов,  распространенных в силурийском и
ордовикском периодах.  Вывод  напрашивался сам  собой:  в этой  части Земли-
существовали организмы, жившие как триста, так и тридцать миллионов лет тому
назад. Продолжалось ли это мирное сосуществование на антарктических землях и
дальше --  после того, как во времена олигоцена пещеру наглухо завалило? Это
оставалось  загадкой. Во  всяком случае,  начало  материковых  оледенений  в
период плейстоцена пятьсот тысяч лет назад -- ничтожная цифра по сравнению с
возрастом  этой пещеры:  наверняка  убило все ранние  формы  жизни,  которые
каким-то чудом здесь удержались.
     Лейк не успокоился, послав нам первую сводку, а тут же накатал еще одно
донесение и  отправил его в лагерь,  не  дождавшись возвращения Мултона. Тот
так и  остался сидеть  в одном  из самолетов у передатчика, диктуя мне --  и
разумеется, радисту "Аркхема", который держал связь с внешним миром,-- серию
посланий  Лейка. Те  из  читателей,  кто  следил за газетными  публикациями,
несомненно,  помнят, какой  ажиотаж  вызвали они в  научном мире. Именно они
побудили снарядить экспедицию Старкуэтера-Мура, которая вот-вот отправится в
путь,  если мне  не удастся  отговорить  ее  энтузиастов от безумного плана.
Приведу эти послания дословно, как записал их наш радист Мактай,-- так будет
верн