яли собой квадрат или полукруг
(что  соответствовало  сообщению Лейка), как  если бы чья-то  волшебная рука
придала этим  естественным входам более  законченную симметричную  форму. Их
насчитывалось на удивление много, видимо, весь известняковый  слой был здесь
пронизан подземными туннелями. Хотя  недра пещер оставались недоступными для
наших биноклей, но у  самого их входа  мы кое-что могли рассмотреть,  но  не
заметили там ни сталактитов, ни сталагмитов. Горная поверхность вблизи пещер
была необычно ровной и гладкой, а Денфорту чудилось, что небольшие

     М а ч у - П и к ч у -- город-крепость инков ХIV -- ХV вв.
     Киш -- центр одного из древнейших месопотамских государств (ХХVIII в до
н. э.).


     трещины  и углубления складывались в  непонятный узор.  Немудрено,  что
после пережитых в лагере потрясений узор этот смутно напомнил  ему  странный
точечный  рисунок  на  зеленоватых  камнях,  воспроизведенный  безумцами  на
кошмарных ледяных надгробиях шести чудовищных тварей.
     Мы  медленно  набирали  высоту,  готовясь перелететь через  горы  в том
месте,  которое  казалось  относительно ниже  остального  хребта.  Время  от
времени  поглядывая вниз, мы  прикидывали,  смогли  бы  покорить это ледовое
пространство,  если  бы  у  нас  было  не  новейшее  снаряжение, а  то,  что
применялось   раньше.  К  нашему  удивлению,   подъем  не  отличался  особой
крутизной; встречались, конечно, расселины и прочие трудные места, но все же
сани Скотта, Шеклтона или Амундсена, без сомнения, прошли бы здесь.  Ледники
подступали к открытым  всем  ветрам  перевалам --  оказавшись над нашим,  мы
убедились, что и он не был исключением.
     Трудно описать волнение, с которым мы ожидали встречи с неведомым миром
по  другую сторону хребтов,  хотя не было никаких оснований полагать, что он
существенно  отличается  от  остального  континента.  Но  какая-то  мрачная,
гнетущая тайна  чудилась в  этих горах,  в манящей переливчатой глубине неба
между  вершинами --  это ощущение невозможно передать на бумаге, оно слишком
неопределенно  и  зыбко.  Дело  здесь,  видимо, заключалось  в  эстетических
ассоциациях, в налете психологического символизма, вспоминались экзотическая
поэзия и живопись, в подсознании всплывали  древние миры  из потаенных книг.
Даже в завываниях  ветра  слышалась некая злобная воля; порой  нам казалось,
что  этот вой  сопровождается какой-то дикой музыкой -- то ли свистом, то ли
трубными  звуками,--  так случалось, когда ветер забирался  в многочисленные
гулкие пещеры. Звуки эти вызывали у нас какое-то неосознанное отвращение  --
сложное, необъяснимое чувство,  которое  возникает,  когда  сталкиваешься  с
чем-то порочным.
     Мы  немного  снизили   высоту  и  теперь  летели,  согласно  показаниям
анероида, на высоте 23 570  футов -- район вечных снегов остался внизу. Выше
нас чернели только голые скалистые вершины, облепленные загадочными кубами и
крепостными валами  и продырявленные  поющими пещерами,--  все это создавало
ощущение   чего-то  ненатурального,  фантастического,   иллюзорного;  отсюда
начинали  свой  путь и остроконечные ледники. Вглядываясь в высоченные пики,
я, кажется, видел тот, упомянутый несчастным Лейком, на вершине которого ему
померещился  крепостной  вал. Пик этот  был  почти полностью затянут  особым
антарктическим  туманом  --  Лейк   принял  его  за  признаки  вулканической
активности. А перед нами лежал перевал, и ветер, завывая, проносился меж его
неровных  и  мрачно насупленных каменных стен. Дальше простиралось  небо, по
нему, освещенному низким полярным солнцем, ползли кудрявые облачка. Внизу же
находился тот неведомый мир, который еще не удавалось лицезреть смертному.
     Еще немного  -- и  он  откроется  перед  нами.  Заглушая все  вокруг, с
яростным воем несся через  перевал  ветер, в его  реве,  усиливавшемся шумом
мотора,  можно  было  расслышать разве что  крик, и потому  мы  с  Денфортом
обменялись лишь красноречивым  взглядом.  Но вот последние футы позади --  и
перед  нами неожиданно как бы распахнулись двери в древний и абсолютно чужой
мир, таящий множество нераскрытых секретов.

        V

     Думаю,  в  этот  момент  мы  оба одновременно издали  крик,  в  котором
смешалось  все  --  восторг, удивление,  ужас  и недоверие.  Конечно, у  нас
имелись кое-какие познания, умерявшие наши чувства.  Можно  было,  например,
вспомнить  причудливую  природную  форму  камней Сада Богов в  Колорадо  или
удивительную симметричность  отполированных ветром скал Аризонской  пустыни.
Или принять открывшееся зрелище  за мираж, вроде того, что созерцали прошлым
утром, подлетая к Хребтам Безумия.  Надо было непременно опереться на что-то
известное, привычное, чтобы не лишиться рассудка при виде бескрайней ледяной
пустыни, на которой сохранились следы разрушительных ураганов,  и кажущегося
также   бесконечным   грандиозного,   геометрически   правильного  каменного
лабиринта   со   своей   внутренней  ритмикой,  вздымающего  свои   вершины,
испещренные  трещинами  и впадинами,  над  вечными  снегами. Снежный  покров
здесь, кстати,  был не более сорока --  пятидесяти  футов, а  кое-где и того
меньше.
     Невозможно  передать словами впечатление  от кошмарного зрелища -- ведь
здесь,  не  иначе как по наущению дьявола, оказались порушенными все  законы
природы.  На этом древнем плоскогорье, вознесенном а высоту  двадцати  тысяч
футов  над уровнем  моря,  с климатам, непригодным для всего живого  еще  за
пятьсот  тысяч  лет до появления человека,  на всем протяжении  этой ледяной
равнины высились -- как бы ни хотелось, в целях сохранения рассудка, списать
все на обман зрения -- каменные джунгли явно искусственного происхождения. А
ведь раньше мы даже и мысли не допускали, что все эти кубы и крепостные валы
могут быть сотворены отнюдь не природой. Да и как  допустить, если человек в
те  времена, когда материк сковал вечный холод,  еще мало чем  отличался  от
обезьяны?
     Но теперь власть разума основательно  поколебалась: гигантский лабиринт
из квадратных, округлых и прямоугольных каменных глыб  давал недвусмысленное
представление  о  своей подлинной природе.  Это  был, несомненно,  тот самый
дьявольский  город-мираж,  только  теперь  он  раскинулся  перед  нами   как
объективная, неотвратимая реальность.  Выходит,  проклятое наваждение  имело
под  собой материальное  основание: отражаясь  в облаках ледяной пыли,  этот
доисторический каменный  монстр  посылал  свой  образ через  горный  хребет.
Призрачный фантом,  конечно, нес в себе некоторые преувеличения и искажения,
отличаясь от  первоисточника,  и  все  же  реальность  показалась  нам  куда
страшнее и опасней грезы.
     Только  колоссальная, нечеловеческая плотность массивных каменных башен
и  крепостных  стен уберегла  от гибели это жуткое творение,  которое  сотни
тысяч  --  а может, и миллионов  --  лет дремало здесь, посередине  ледяного
безмолвия.  "Corona Mundi-- Крыша Мира... " С наших губ срывались фразы одна
бессвязнее   другой;   наши   головы   кружило  от   невероятного   зрелища,
раскинувшегося внизу.  Мне  вновь пришли на ум  таинственные  древние  мифы,
которые  так  часто  вспоминались   в   этом  мертвом  антарктическом  крае:
демоническое  плато  Ленг; Ми-Го, омерзительный снежный человек с  Гималаев;
Пнакотические рукописи с  содержащимися там намеками  на их "нечеловеческое"
происхождение;  культ  Ктулху,  "Некрономикон";  гиперборейские  легенды   о
бесформенном Цатогуа звездных пришельцах, еще более аморфных.
     Город тянулся бесконечно далеко в  обе  стороны, лишь изредка плотность
застройки редела. Как бы пристально  ни вглядывались мы в его  правую от нас
или левую части, протянувшиеся вдоль низких предгорий, мы не видели большого
просвета -- только  с левой  стороны от перевала,  над которым мы пролетели,
была небольшая прогалина.  По  чистой случайности  мы  наткнулись как  бы на
пригород  --  небольшую  часть  огромного  мегаполиса.  Предгорья  заполняли
фантастического  вида каменные  постройки, соединявшие зловещий город  с уже
знакомыми нам кубами  и крепостными  валами; последние,  по всей  видимости,
являлись не чем иным, как оборонительными сооружениями. Здесь, на внутренней
стороне хребтов, они были, на первый взгляд, столь же основательными, как  и
на внешнем склоне.
     Неведомый  каменный лабиринт  состоял по большей части  из стен, высота
которых  колебалась от десяти до  ста пятидесяти  футов  (не считая скрытого
подо льдом),  а  толщина --  от пяти  до десяти  футов. Сложены они были  из
огромных глыб  -- темных  протерозойских сланцев.  Строения очень отличались
друг от друга размерами. Некоторые соединялись на манер сот, и сплетения эти
тянулись  на  огромные  расстояния.   Постройки  поменьше  стояли  отдельно.
Преобладали  конические,  пирамидальные  и   террасированные   формы,   хотя
встречались сооружения в виде нормальных цилиндров, совершенных кубов или их
скоплений, а  также  другие прямоугольные  формы; кроме  того,  повсюду были
разбросаны   причудливые   пятиугольные   строения,   немного   напоминавшие
современные  фортификационные объекты. Строители постоянно и со знанием дела
использовали  принцип  арки;  возможно также, что  в  период расцвета  город
украшали купола.
     Все эти каменные дебри изрядно  повыветрились, а само ледяное поле,  на
котором  возвышалась  верхняя  часть   города,   было   засыпано   обломками
обрушившихся глыб, покоившихся здесь с незапамятных времен. Там, где лед был
попрозрачнее, просматривались фундаменты и нижние этажи гигантских зданий, а
также каменные  мосты,  соединявшие  башни  на  разных уровнях. На  открытом
воздухе мосты не уцелели, но на стенах от  них  остались  следы. Вглядевшись
пристальнее, мы заметили  изрядное количество довольно больших окон, кое-где
закрытых ставнями  --  изготовленными  изначально,  видимо, из дерева, а  со
временем  ставшими окаменелостью,-- но в  массе своей  окна угрожающе  зияли
пустыми глазницами. Крыши в основном отсутствовали, а края стен  были стерты
и  закруглены,   но  некоторые   строения,  преимущественно  конической  или
пирамидальной  формы,  окруженные высокими  ограждениями,  стояли  незыблемо
наперекор времени и стихиям. В бинокль нам удалось даже  разглядеть орнамент
на карнизах -- в  нем  присутствовали все те же странные группы точек, что и
на древних  камнях, но теперь  это представлялось в совершенно  новом свете.
Многие  сооружения  разрушились,  а  лед   раскололся   по   причинам  чисто
геологического свойства. Кое-где камень истерся вплоть до самого льда. Через
весь  город  тянулся широкий, свободный от построек "проспект"  --  он шел к
расщелине  в  горной  низине, приблизительно в миле  от перешейка. По  нашим
предположениям,  это могло  быть русло большой реки, которая протекала здесь
миллионы  лет назад,  в  третичный период,  теряясь  под  землей  и впадая в
бездонную  пропасть  где-нибудь под огромными горами, Ведь район этот --  со
множеством  пещер и  коварных бездн  -- явно таил  в  себе недоступные людям
подземные тайны.
     Удивительно,  как  нам  удалось  сохранить  равновесие   духа  при  том
изумлении, которое охватило  нас от поразительного,  невозможного зрелища --
города,  восставшего из  предвечных  глубин,  задолго до  появления на Земле
человека.  Что  же  все-таки происходило? Путаница  с хронологией?  Устарели
научные теории? Нас подвело собственное сознание? Ответа мы не знали, но все
же  держали  себя в руках,  продолжая  заниматься своим  делом вели  самолет
согласно  курсу,   наблюдали  одновременно   множество  вещей  и  непрерывно
фотографировали,  надеясь, что  это  сослужит  и нам  и  всему  человечеству
хорошую  службу.   В  моем  случае  работал  укоренившийся  навык   ученого:
любознательность одержала верх над понятной растерянностью и даже страхом --
хотелось проникнуть  в  вековые тайны  и узнать, что за существа жили здесь,
возводя свои жилища на столь  огромной  территории, и как они соотносились с
миром.
     То, что мы увидели, нельзя  было назвать обычным городом,  нашим глазам
открылась поразительная страница из древнейшей и невероятнейшей главы земной
истории. Следы ее сохранились разве что в самых темных, искаженных легендах,
ведь  глубокие  катаклизмы  уничтожили  все,  что могло  просочиться  за эти
гигантские  стены. Страница,  однако, подошла  к концу задолго  до того, как
человечество   потихоньку  выбилось  из  обезьяньего  царства.   Перед  нами
простирался  палеогенный   мегаполис,  в  сравнении  с  которым  легендарные
Атлантида и Лемурия,  Коммория, Узулдарум и Олатое  в земле Ломар относились
даже не ко вчерашнему дню истории,  а к сегодняшнему; этот мегаполис вставал
в один  ряд с  такими  дьявольскими  порождениями, как Валусия, Р'лай,  Иб в
земле Мнар  и Безымянный город в Аравийской  пустыне. Когда  мы  летели  над
бесконечными  рядами  безжизненных гигантских башен,  воображение то  и дело
уносило меня в мир фантастических ассоциаций, и тогда протягивались незримые
нити между этим затерянным краем и ужасом,  пережитым мной в лагере и теперь
бередившим мой разум неясными догадками.
     Нам  следовало соблюдать  осторожность  и не слишком затягивать  полет:
стремясь  как можно больше уменьшить вес, мы залили неполные баки. И все  же
мы основательно продвинулись вперед, снизив высоту и тем самым ускользнув от
ветра. Ни горным хребтам, ни подходившему к самым предгорьям ужасному городу
не было,  казалось, ни конца ни края. Пятьдесят миль полета вдоль хребтов не
выявили  ничего  нового  в  этом  неизменном  каменном лабиринте. Вырываясь,
подобно заживо погребенному, из ледяного плена,  он  однообразно простирался
бесконечность. Впрочем, некоторые неожиданные вещи все же встречались, вроде
узоров,  выбитых  на скалах  ущелья, где  широкая река когда-то прокладывала
себе  дорогу через предгорья,  прежде чем  излиться  в подземелье. Утесы  по
краям  ущелья  были  дерзко  превращены  безвестными  ваятелями в гигантские
столбы,  и  что-то  в  их  бочкообразной  форме  будило в Денфорте  и во мне
смутные, тревожные и неприятные воспоминания.
     Нам также повстречались открытые пространства в виде пятиконечных звезд
(по-видимому, площади),  обратили мы внимание и на значительные неровности в
поверхности. Там,  где  дыбились  скалы,  их  обычно  превращали  в каменные
здания,  но мы  заметили по'  меньшей мере два  исключения.  В одном  случае
камень слишком истерся, чтобы можно было понять его предназначение; в другом
же из скалы был высечен грандиозный цилиндрической формы памятник, несколько
напоминающий знаменитое Змеиное надгробие в древней долине Петры.
     По мере облета  местности нам становилось ясно, что в ширину город имел
свои  пределы  -- в  то  время как его протяженность вдоль  хребтов казалась
бесконечной. Через тридцать миль диковинные каменные здания стали попадаться
реже,  а еще  через десять под нами  оказалась голая  ледяная пустыня -- без
всяких следов  хитроумных сооружений. Широкое русло реки плавно простиралось
вдаль, а поверхность земли, казалось, становилась все более неровной, отлого
поднимаясь к западу и теряясь там в белесой дымке тумана.
     До  сих пор  мы  не  делали попыток приземлиться,  но  разве можно было
вернуться,  не  попробовав  проникнуть   в   эти  жуткие   и  величественные
сооружения!  Поэтому  мы  решили выбрать  для  посадки  место поровнее  -- в
предгорье, ближе  к  перешейку, и, оставив там свой самолет, совершить пешую
вылазку. Снизившись, мы разглядели среди руин несколько довольно удобных для
нашей  цели  мест.  Выбрав  то,  что  лежало  ближе к перевалу  -- ведь  нам
предстояло  возвращаться в  лагерь  тем  же  путем,--  мы  точно в 12.30 дня
приземлились  на ровный  и  плотный  снежный  наст,  откуда  ничто  не могло
помешать нам спустя некоторое время легко и быстро взлететь.
     Мы  не  собирались  надолго отлучаться,  да и  ветра  особого не  было,
поэтому  решили  не  насыпать  вокруг самолета  заслон из  снега,  а  просто
укрепить его лыжные шасси  и по возможности  утеплить  двигатель.  Мы  сняли
лишнюю меховую  одежду, а из снаряжения захватили  с собой в поход немногое:
компас,  фотоаппарат, немного  еды, бумагу, толстые  тетради,  геологический
молоток долото, мешочки для образцов,  моток  веревки, мощные  электрические
фонарики и запасные батарейки.  Всем  этим  мы запаслись еще  перед отлетом,
надеясь, что  нам удастся-таки совершить посадку, сделать несколько снимков,
зарисовок  и топографических  чертежей,  а  также  взять  несколько образцов
обнаженных пород  -- со скал  или в пещерах. К  счастью, у нас  был с  собой
основательный  запас  бумаги,  которую  мы  порвали  на  клочки,  сложили  в
свободный рюкзак,  чтобы  в  случае необходимости, если попадем  в подземные
лабиринты, применить принцип игры в "зайцев --  собак". Найди мы пещеры, где
не  гулял  бы  ветер,  этот удобный метод позволил  бы продвигаться вперед с
большей   скоростью,   чем   обычные   при   таких   подземных    экскурсиях
опознавательные насечки на камнях.
     Осторожно  спускаясь вниз  по  плотному  снежному  насту  в направлении
необъятного каменного лабиринта, затянутого на  западе призрачной дымкой, мы
остро  ощущали  близость  чуда; подобное состояние мы  пережили  четыре часа
назад,  когда  подлетали  к перевалу в  этих таящих  вековые тайны  хребтах.
Конечно, теперь  мы уже  кое-что знали о  том, что  прячут за  своей  мощной
спиной горы, но  одно  ело глазеть на  город  с самолета, и совсем другое --
ступить самому внутрь этих древних стен, понимая, что возраст их исчисляется
миллионами лет и  что  они  стояли  здесь  задолго  до  появления  на  Земле
человека. Иначе чем благоговейным ужасом  это состояние не назовешь,  ведь к
нему примешивалось  ощущение  некоей  космической  аномалии.  Хотя на  такой
значительной  высоте  воздух  был  окончательно  разрежен,  что   затрудняло
движение,  мы  с   Денфортом  чувствовали  себя  неплохо,  полагая  в  своем
энтузиазме,  что  нам по  плечу любая  задача. Неподалеку  от места  посадки
торчали вросшие в снег  бесформенные руины, а немного дальше поднималась над
ледяной корой -- примерно футов на десять-одиннадцать -- огромная крепость в
виде пятиугольной  звезды со снесенной  крышей.  К ней мы  и направились,  и
когда наконец прикоснулись  к  этим источенным временем  гигантским каменным
глыбам,  нас  охватило чувство, что  мы установили  беспрецедентную  и почти
богохульственную вязь  с  канувшими  в  пучину  времени веками, до  сих  пор
наглухо закрытыми от наших сородичей.
     Эта крепость, расстояние между углами которой равнялось тремстам футам,
была сложена из известняковых глыб юрского периода, каждая в среднем шириной
в шесть,  длиной в восемь футов.  Вдоль всех  пяти лучей, на  четырехфутовой
высоте   над  сверкающей  ледяной   поверхностью   тянулся  ряд  симметрично
выдолбленных  сводчатых  окошек.  Заглянув  внутрь, мы обнаружили, что стены
были не менее пяти футов толщиной, се перегородки внутри отсутствовали, зато
сохранились следы резного орнамента  и барельефных изображений  -- о чем  мы
догадывались и раньше, пролетая низко над подобными сооружениями. О том, как
выглядит нижняя часть помещения, можно было только догадываться, ибо вся она
была сокрыта под темной толщей снега и льда.
     Мы  осторожно передвигались от окна к окну,  тщетно  пытаясь разглядеть
узоры  на стенах,  но не делая  никаких попыток влезть  внутрь  и  сойти  на
ледяной пол. Во время полета мы убедились, что некоторые здания менее других
скованы льдом, и нас не оставляла надежда, что  там, где  сохранились крыши,
можно ступить на свободную  от снега землю. Прежде чем покинуть крепость, мы
сфотографировали  ее в  нескольких  ракурсах, а  также внимательно осмотрели
могучие стены, стараясь понять принцип их кладки. Как сожалели мы, что рядом
нет Пэбоди: его инженерные познания помогли