ния известняка; предположили, что некоторые склоны  и
перешейки вполне преодолимы для альпинистов, если штурмовать их в подходящий
сезон, и наконец объявили, что по  другую сторону загадочных гор раскинулось
поистине  безграничное  плато  столь же  древнего происхождения, как  и сами
горы,-- высотой около двадцати тысяч футов над уровнем моря, с поверхностью,
изрезанной скальными  образованиями, проступающими под ледяной коркой,-- оно
плавно повышается,  подходя  к  вертикально  взмывающей, высочайшей  в  мире
горной цепи.
     Эта информация  в  точности соответствовала действительности  и  вполне
удовлетворила всех на базе. Наше шестнадцатичасовое  отсутствие  --  гораздо
большее,  чем  того  требовали  полет,  посадка,   беглая  разведка  и  сбор
геологических образцов,--  мы  объяснили  изрядно потрепавшим  нас встречным
ветром,  честно признавшись, что  совершили  вынужденную  посадку на дальнем
плато.  К  счастью,  рассказ  наш  выглядел  вполне  правдиво  и  достаточно
прозаично: никому не пришло в голову последовать нашему примеру  и совершить
еще  один разведывательный полет. Впрочем, всякий, кто  надумал бы полететь,
встретился бы с решительным сопротивлением с  моей стороны,  не говоря уж  о
Денфорте. Пока мы отсутствовали, Пэбоди, Шерман, Роупс,  Мактай и  Уильямсон
работали как каторжные, восстанавливая два  лучших  самолета Лейка,  система
управления которых была повреждена каким-то непостижимым образом.
     Мы  решили  загрузить  самолеты  уже  на  следующее  утро  и немедленно
вылететь на нашу прежнюю базу. Конечно, это был основательный крюк на пути к
заливу  Мак-Мердо,  но прямой  перелет  через  неведомые  просторы  мертвого
континента мог быть чреват  новыми неожиданностями. Продолжение исследований
не  представлялось  возможным  из-за  трагической  гибели наших товарищей  и
поломки буровой установки. Испытанный ужас и неразрешимые сомнения, которыми
мы не делились  с внешним  миром, заставили нас покинуть  этот унылый  край,
где, казалось, навеки воцарилось безумие.
     Как известно,  наше  возвращение на  родину  прошло благополучно. Уже к
вечеру  следующего  дня,   а  именно  27  января,   мы,   совершив   быстрый
беспосадочный перелет, оказались на  базе, а 28-го переправились  в лагерь у
залива  Мак-Мердо,  сделав  только   одну  кратковременную  остановку  из-за
бешеного  ветра,  несколько  сбившего нас с курса. А'  еще  через  пять дней
"Аркхем"  и  "Мискатоник"  с  людьми  и  оборудованием  на борту, разламывая
ледяную корку, вышли в море Росса, оставив с западной стороны Землю Виктории
и  насмешливо ощерившиеся нам  вослед громады гор на фоне темного  грозового
неба.  Порывы и стоны ветра преображались в горах в странные трубные  звуки,
от  которых  у меня  замирало  сердце. Не  прошло  и  двух  недель,  как  мы
окончательно  вышли  из  полярных  вод,  вырвавшись наконец из  плена  этого
проклятого наводненного призраками царства, где жизнь и смерть, пространство
и время вступили в дьявольский противоестественный союз задолго до того, как
материя запульсировала и забилась на еще неостывшей земной коре
     Вернувшись, мы сделали  все,  дабы  предотвратить  дальнейшее  изучение
антарктического  континента,  дружно  держа  язык  за  зубами   относительно
побуждающих  нас  к тому  причин и  никого не  посвящая в  наши  мучительные
сомнения  и догадки. Даже молодой Денфорт,  перенесший тяжелый нервный срыв,
молчал, ни слова не сказав своему лечащему врачу, а ведь, как я уже говорил,
было  нечто такое,  что, по его разумению, только он  один  и видел. Со мной
Денфорт  тоже как  воды  в рот набрал, хотя тут  уж, полагаю,  откровенность
пошла  бы  ему  на  пользу. Его признание могло  бы многое  объяснить, если,
конечно,  все  это  не  было лишь галлюцинацией,  последствием перенесенного
шока. К такому выводу я  пришел,  слыша от него  в редкие моменты,  когда он
терял над собой  контроль, отдельные  бессвязные  вещи, которые  он, обретая
вновь равновесие, горячо отрицал.
     Нам стоило большого труда сдерживать энтузиазм смельчаков, стремившихся
увидеть воочию  громадный  белый континент, тем  более  что  некоторые  наши
усилия, напротив, сыграли роль  рекламы  и  принесли обратный  результат. Мы
забыли, что человеческое любопытство неистребимо:  опубликованные  отчеты  о
нашей экспедиции  побуждали  и  других к поискам неведомого.  Натуралисты  и
палеонтологи  живо  заинтересовались  сообщениями Лейка об  обнаруженных  им
древних существах, хотя мы проявили  мудрость  и нигде не демонстрировали ни
привезенные  с  собой  части  захороненных особей,  ни их фотографии. Утаили
также и кости  с  наиболее впечатляющими  глубокими  рубцами,  и зеленоватые
мыльные  камни, а мы  с Денфортом  скрывали от посторонних глаз фотографии и
зарисовки,  сделанные нами  по другую сторону  хребтов; оставаясь  одни,  мы
разглаживали  смятые бумаги,  в  страхе их  рассматривали  и  вновь  прятали
подальше.
     И    вот   теперь   полным   ходом   идет   подготовка   к   экспедиции
Старкуэтера-Мура, и она,  несомненно,  будет гораздо оснащенней  нашей. Если
сейчас  не  отговорить энтузиастов, они проникнут в самое сердце Антарктики,
будут растапливать лед и бурить почву до тех пор, пока не извлекут из глубин
нечто  такое,  что, как  мы поняли, может погубить  человечество.  Поэтому я
снимаю с себя обет  молчания и расскажу  все,  что знаю,-- в том  числе и об
этой жуткой неведомой твари по другую сторону Хребтов Безумия.

        IV

     Мне  трудно вернуться  даже мысленно в  лагерь Лейка,  я  делаю  это  с
большой  неохотой,  но надо  наконец  откровенно  рассказать;  что  же  мы в
действительности увидели  там, а потом и далее -- за Хребтами Безумия. Ловлю
себя на постоянном  искушении  -- хочется опускать детали, не делать  четких
выводов, говорить  не прямо, а  намеками, Думаю, я и  так уже многое сказал,
теперь нужно только заполнить лакуны. Главное -- ужас, который охватил нас в
лагере.  Я  уже  рассказывал  о  сокрушенных  ветром  скалах,  развороченных
укрытиях,  приведенных в негодность  машинах,  странном беспокойстве  собак,
пропавших  санях,  смерти  наших  людей  и собак, исчезновении Гедни,  шести
ненормально  захороненных  тварях,  обладавших  необычно  плотным  строением
ткани,  особенно если учесть, что они пролежали сорок миллионов лет в земле.
Не помню, упоминал ли я о том, что мы недосчитались одного  собачьего трупа.
Скоро все позабыли об этом, кроме меня и Денфорта.
     Основное, что я стремился утаить, касалось вида трупов и еще нескольких
деликатных вещей, которые, возможно, могли приоткрыть ужасную завесу тайны и
дать  объяснение,  казалось бы, бессвязным  и  непостижимым событиям.  Сразу
после трагедии  я как мог старался  отвлечь внимание своих товарищей от всех
этих  несоответствий  --  было  проще,  да  и  естественней,  приписать  все
стихийной вспышке  безумия в лагере Лейка. Эти чертовы горы  могли хоть кого
свести с ума, особенно здесь -- в  самом  таинственном и  пустынном месте на
Земле.
     Вид  трупов, и  человечьих и собачьих, приводил в недоумение. Казалось,
они погибли в борьбе, защищаясь от  дьявольски жестокого нападения неведомых
врагов,  искалечивших и искромсавших их тела. Насколько мы могли судить, все
они были  либо  задушены, либо разорваны на куски. Началось все, очевидно, с
собак, вырвавшихся из ненадежного  загончика,  который пришлось городить  на
некотором  расстоянии от лагеря  из-за патологической  неприязни животных  к
загадочным   древним  организмам.  Однако  все  предосторожности   оказались
тщетными. Оставшись  одни, они при первых яростных порывах  ураганного ветра
разнесли это  хилое убежище  --  то ли  их испугал ветер, то ли  растревожил
источаемый кошмарными тварями едкий запах.
     Но так или иначе, а зрелище  было премерзким.  Придется  мне превозмочь
отвращение и брезгливость и открыть  наконец самое худшее,  при этом  заявив
категорически, что сгинувший  Гедни ни в коем случае не повинен в чудовищном
злодеянии. Это наше с Денфортом глубокое убеждение, обоснованное на фактах и
законах дедукции. Я уже говорил  о том, что  трупы были страшно изуродованы.
Добавлю,  что  у  некоторых  вспороли  животы  и  вытащили  внутренности.  В
изощренной  жестокости  поступка было нечто  нечеловеческое. Так обошлись не
только с людьми, но и с собаками. С расчетливостью мясника у самых крупных и
здоровых двуногих и четвероногих существ вырезали основательные куски плоти.
Рассыпанная вокруг соль,  похищенная из продуктовых запасов, хранившихся  на
самолетах, наводила на страшные подозрения. Весь этот кошмар мы обнаружили в
одном из  временных ангаров --  самолет  из него был, по-видимому, перед тем
вытащен.  Ни одно разумное объяснение этой  трагедии не приходило на ум, тем
более  что пронесшийся ветер,  возможно, уничтожил  следы,  которые могли бы
пролить свет на загадку. Не вносили ясность и найденные клочки одежды, грубо
сорванной   с  человеческих  тел.  Правда,   в  одном  углу,  менее   других
пострадавшем  от урагана,  мы увидели  на снегу слабые отпечатки, но то были
совсем не человеческие  следы -- скорее уж они  напоминали те доисторические
отпечатки,  о  которых  так  много говорил в последнее  время  бедняга Лейк.
Впрочем, вблизи этих мрачных Хребтов Безумия всякое могло померещиться.
     Как  я уже  говорил,  вскоре  выяснилось, что  Гедни  и  одна из  собак
бесследно  пропали.   В  убежище,   где  разыгралась  жуткая   трагедия,  мы
недосчитались  двух человек  и  двух  собак, но  когда, осмотрев  чудовищные
могилы, перешли в чудом  сохранившуюся палатку,  где Лейк проводил вскрытие,
кое-что    прояснилось.   Здесь   мы   обнаружили   перемены:   внутренности
доисторической  твари исчезли с импровизированного стола. Все сопоставив, мы
пришли к  выводу,  что одной из столь  ненормально погребенных шести тварей,
той, от которой шел особенно невыносимый запах, была как раз препарированная
Лейком особь. На лабораторном столе и вокруг него теперь лежало нечто  иное,
и  нам  не  понадобилось  много  времени,  чтобы  понять:  то  были  неумело
рассеченные трупы --  мужчины  и собаки.  Щадя  чувства родственников, я  не
назову  имя несчастного. Инструменты Лейка пропали, но  остались следы того,
что их пытались стерилизовать. Газолиновая горелка  также исчезла, а рядом с
местом,  где  она  стояла,  валялась куча обгоревших  спичек.  Мы захоронили
нашего расчлененного  товарища вместе  с десятью  другими трупами, а останки
несчастной  собаки  -- с тридцатью  пятью погибшими животными.  Что касается
непонятных   пятен   на   лабораторном   столе   и   на   валявшихся   рядом
иллюстрированных книгах, то здесь  мы терялись  в догадках,  не зная,  что и
подумать.
     Собственно,  самое  страшное я уже поведал,  но настораживали  и другие
вещи.  Мы не  могли объяснить исчезновения  Гедни,  собаки, восьми  цельных,
найденных   Лейком,    организмов,    трех   саней,   инструментов,   многих
иллюстрированных  научных  книг  и  книг  по  технике,  записей  и  отчетов,
электрических  фонариков   и  батареек,  пищи  и  горючего,   нагревательных
приборов,  запасных палаток,  меховых  курток и прочих  вещей.  Приводили  в
недоумение и  расплывшиеся  пятна на книжных листах,  и  характер  поломок в
авиационной и бурильной технике -- словно из-за неумелого обращения. Собаки,
казалось,  питали  нескрываемое  отвращение  к  этим испорченным машинам.  В
месте,  где  хранилась  провизия,  также  царил полный беспорядок, некоторые
продукты  питания  отсутствовали  вовсе;  неприятно   поражало  и  множество
сваленных  в  кучу  консервных  банок, вскрытых  кое-как  и  совсем не в тех
местах,  которые  для этого предназначались. Осталось  загадкой и  то, зачем
понадобилось разбрасывать повсюду спички -- использованные, поломанные, а то
и совсем  целые; приводили  также  в недоумение странные разрывы на двух или
трех палатках и  меховых  куртках  -- будто их неумело  приспосабливали  для
каких-то непонятных целей. Полное пренебрежение к трупам людей и собак, в то
время как останки  древних тварей  были похоронены,  хоть и весьма  странным
образом, тоже вписывалось в  картину повального безумия. На всякий случай мы
тщательно   сфотографировали  эти  наглядные   признаки  охватившего  лагерь
помешательства  и  теперь  обязательно  предъявим  их,  чтобы  предотвратить
отправку экспедиции Старкуэтера-Мура.
     Обнаружив в  укрытии растерзанные тела людей, мы затем сфотографировали
и разрыли ряд диковинных  могил -- пятиконечных  снежных холмиков. Нам сразу
же бросилось в  глаза сходство странных  композиций из точек,  нанесенных на
ледяные плиты поверх этих жутких могил с узорами на чудных зеленых камнях, о
которых говорил  бедняга  Лейк. Когда же мы выискали эти  камни среди прочих
минералов, то еще раз убедились, что он был  прав. Тут нужно внести ясность:
камни неприятнейшим  образом напоминали звездчатые  головы древних тварей, и
мы  все  согласились,  что   это   сходство  могло  сыграть   роковую  роль,
подействовав на возбужденное воображение смертельно уставших людей Лейка.
     Сумасшествие -- вот  единственное объяснение, которое  приходило на ум,
во всяком случае, единственное, которое произносилось вслух. Гедни находился
под особым подозрением -- ведь только он мог остаться в живых. Впрочем, я не
настолько наивен, чтобы  не предположить, что у каждого из  нас  были другие
объяснения случившегося, но они казались  нам слишком  уж фантастическими, и
здравый смысл удерживал нас от попыток четко их сформулировать. Днем Шерман,
Пэбоди  и Мактай совершили  продолжительный полет над окрестностями,  тщетно
пытаясь отыскать  следы Гедни или что-нибудь из пропавших вещей. Вернувшись,
они  сообщили,  что  гигантские  горы, похоже,  тянутся  бесконечно далеко и
вправо, и влево, не снижаясь и сохраняя единую структуру. На некоторых пиках
правильные кубы и нечто, напоминавшее крепостные залы, вырисовывались четче,
чем на прочих, усиливая сходство с  изображенными на картинах Рериха руинами
в  горах  Азии.  Что касается  загадочных  отверстий --  возможных входов  в
пещеры,  то  они распределялись  довольно равномерно на  свободных  от снега
темных вершинах.
     Несмотря на  ниспосланные  тяжелые испытания, в нас не угасала  научная
любознательность  и  томил  один  и  тот  же вопрос:  что  же таится там, за
таинственными горными хребтами?  В полночь, после  кошмарного  дня,  полного
неразрешимых  загадок, мы сообщили по радио, избегая подробностей, что хотим
наконец отдохнуть.  На  следующее  утро  было намечено  совершить  один  или
несколько  разведывательных  полетов через  'хребты --  налегке, прихватив с
собой  только геологические инструменты  и  аэрокамеру.  Первыми  готовились
лететь мы  с Денфортом,  поэтому в  семь утра были  уже на  ногах,  но из-за
сильного  ветра  полет пришлось перенести на  девять, о  чем  мы  опять-таки
поведали в краткой сводке по радио.
     Я уже не раз повторял ту неопределенно-уклончивую  информацию, которой,
вернувшись спустя шестнадцать  часов, мы поделились со  своими оставшимися в
лагере  товарищами, а также с остальными, ждущими наших  сообщений  вдалеке.
Теперь  же  должен  выполнить  свой  тягостный   долг  и  заполнить  наконец
оставленные мной из  чувства человеколюбия лакуны, рассказав  хотя  бы часть
того, что увидели мы  в действительности по другую сторону адских  хребтов и
что  привело  Денфорта к  последующему  нервному  срыву.  Хотелось, чтобы  и
Денфорт чистосердечно поведал о  том, что, по его убеждению, он видел  (хотя
не исключена  возможность  галлюцинации) и что, допускаю,  и  привело  его к
настоящему   жалкому  состоянию.   Но  он  отказался   наотрез.   Могу  лишь
воспроизвести  на  бумаге  его  бессвязный лепет  по поводу  зрелища,  из-за
которого  он непрерывно  вопил  в  течение всего обратного полета, когда нас
болтал разыгравшийся не на шутку  ветер. Впрочем,  и  остального, увиденного
нами вместе, хватило бы, чтобы свести кого угодно  с ума. Об этом я сейчас и
поведаю. Если рассказ  о  доживших до нашего  времени  жутких  монстрах,  на
который  я решился,  чтобы  удержать  безумцев  от путешествия в центральную
часть Антарктики или хотя бы от желания проникнуть в недра этого бескрайнего
материка, полного неразгаданных тайн  и несущего  печать векового  проклятия
пустынных просторов, в которых нет  ничего человеческого,  если этот рассказ
не остановит их -- ну  что ж, тогда, по крайней  мере, я не буду в ответе за
чудовищные и непредсказуемые последствия.
     Изучив записи, сделанные Пэбоди во время его дневного полета, сверив их
с показаниями  секстанта,  мы с  Денфортом  вычислили, что  самое подходящее
место  для  перелета через горы  находится правее лагеря, высота хребта  там
минимальная -- двадцать  три  или двадцать  четыре тысячи футов над  уровнем
моря.  Все  же  мы полностью  разгрузили  самолет. Лагерь  наш  находился  в
предгорьях, достигавших и так приблизительно двенадцать тысяч футов, поэтому
фактически  нам нужно было подняться не на такую  уж большую высоту. Тем  не
менее, взлетев, мы остро почувствовали нехватку воздуха и мучительный холод:
из-за плохой  видимости пришлось оставить  иллюминаторы  открытыми.  Вряд ли
стоит говорить о том, что мы натянули на себя из одежды все, что смогли.
     Приближаясь к  мрачным вершинам,  грозно темневшим над снежной  линией,
отделявшей  обнаженную породу  от  вечных  льдов,  мы замечали  все  большее
количество   прилепившихся   к   горным  склонам   геометрически  правильных
конструкций и в очередной раз вспоминали  загадочные картины  Николая Рериха
из   его  азиатской  серии.  Вид   выветрившихся  древних  пород   полностью
соответствовал  описаниям  Лейка:  скорей  всего  эти гиганты  точно  так же
высились  здесь  и  в  исключительно  давние  времена  --  более  пятидесяти
миллионов лет назад.  Гадать,  насколько выше они были тогда, представлялось
бессмысленным, хотя по всем приметам некие особые атмосферные условия в этом
таинственном  районе  препятствовали  переменам,  сдерживая обычный  процесс
разрушения горных пород.
     Волновали и  дразнили  наше воображение  скорее уж  все  эти правильной
формы кубы, пещеры и крепостные  валы. Денфорт вел самолет, а я рассматривал
их в бинокль, то и дело  щелкая  аэрокамерой и иногда  замещая у руля своего
товарища, чтобы дать и ему возможность  полюбоваться  в бинокль на  все  эти
диковины. Впрочем,  ненадолго,  ибо  мое искусство  пилотирования  оставляло
желать лучшего. Мы уже поняли, что странные композиции состояли  по  большей
части  из легкого архейского кварцита, которого больше нигде вокруг не было,
а  удивительная равномерность их чередования пугала и настораживала нас, как
и беднягу Лейка.

     Все  прочее, сказанное им,  тоже  оказалось правдой: края этих каменных
фигур за долгие годы искрошились и закруглились, но исключительная прочность
камня  помогла  ему  выстоять.  Нижние,  примыкающие  к  склону части  кубов
казались  схожими  с породами хребтов. Все вместе  это напоминало  развалины
Мачу Пикчу  в Андах или крепостные стены Киша,  обнаруженные археологической
экспедицией Оксфордского музея под открытым небом. Нам с Денфортом несколько
раз  почудилось, что все эти  конструкции  состоят из  отдельных  гигантских
глыб, то же самое  померещилось и Кэрроллу, сопровождавшему  Лейка в полете.
Какое объяснение можно дать этому, я не понимал и чувствовал себя как геолог
посрамленным.
     Вулканические  породы часто принимают необычные формы,  стоит вспомнить
хотя  бы знаменитую Дорогу  Великанов  в Ирландии, но здесь-то, несмотря  на
первоначальное  предположение Лейка  о наличии  в горной цепи вулканов, было
нечто другое.
     Необычные  пещеры,  рядом  с  которыми  группировались  эти  диковинные
каменные образования, казались  не меньшей загадкой -- слишком уж правильной
формы были отверстия. Чаще всего они представл