ри  этажа  и
покачивался под легчайшим бризом. Игрушечный  паренек  из  соломы  и  теста.
Левая рука висела. Опустив глаза, я  увидел  деловито  капавшую  с  кончиков
пальцев кровь.
   Принимайся за дело, Макги. О многом надо  позаботиться.  Приведи  яхту  в
порядок.  Берись  за  ведра  и  швабры,  старик.  Надраивай  палубу.  Давай,
пошевеливайся, потому что не знаешь, сколько у тебя времени,  а  его,  может
быть, мало. Я полез в карманы Хаззарда, нашел ключ от наручников,  умудрился
повернуть  его  онемевшими  пальцами,  освободить  правое  запястье,  сильно
стертое металлом.
   Никак не мог заставить себя поторапливаться. Я размышлял. Это было  нечто
вроде игры, занимательной и  не  слишком  серьезной.  Можно  справиться,  не
позволив  себе  навсегда  слететь  с  катушек,  а  можно  и  не  справиться.
Интересно.
   Медленно двигаясь к носовой части, я сорвал с  себя  рубашку.  Повернулся
левым боком к зеркалу. Входное отверстие находилось в трех дюймах ниже плеча
с наружной стороны, но было очень глубоким. Точно не скажешь, что  кость  не
задета. Пуля явно прошла навылет, пробив чертовски большую  дыру.  Я  поднял
правой рукой левую, прислонил ладонью к стене, уткнулся локтем. Забил в раны
марлевые подушечки, аккуратно перевязал, отрывая зубами полоски пластыря.
   - Прекрасно, - услышал я собственный голос, который шел как бы из  другой
комнаты. - Весьма чистенько.
   И  направился  в  камбуз.  Шок.  Кровотечение.  Надо  возместить   потерю
жидкости. Принять стимуляторы. В холодильнике  стояла  кварта  апельсинового
сока. В шкафчике со спиртным - непочатая  бутылка  виски  "Дикий  Индюк".  Я
поставил все это на столик, сел, из углов  на  меня  двинулся  белый  туман.
Стало ясно, никто не намерен ко мне подойти, обслужить. Я взял  за  запястье
левую руку, положил на стол.  Послал  по  нервным  волокнам  приказ.  Пальцы
шевельнулись. Выпил треть сока. Сделал четыре  долгих  глотка  бурбона.  Еще
треть сока. Еще глоток спиртного. Отлакировал соком. И опять  бурбон,  ровно
столько, сколько требуется для ублажения рвотного рефлекса.
   Давай, белый туман. Попробуй еще разок. Вот он я, Макги.
   Но туман пока спрятался назад в угол, и  я  больше  не  видел  его  краем
глаза. Встал, не думая о руке, которая соскользнула со столика и ударилась о
бедро. Думал я о Джанин, которая получила  пулю  в  голову,  и  о  том,  что
тук-тук прекратится. Схватил левую руку, перевернул, посмотрел  на  часы,  -
неужели сейчас три часа дня?
   Иди выясняй. Рано или поздно придется выяснить. Так иди посмотри на нее.
   Горло еще пульсировало, как хороший моторчик. Я подхватил ее, оттащил  от
Фредди, положил на кровать. Не хотелось ее слишком двигать,  не  хотелось  и
рисковать, вдруг придет в себя и увидит, что лежит рядом с тем, что  некогда
было Фредди.
   Взяв кусок старой парусины, я расстелил  ее  на  полу  у  кровати  сбоку,
наклонился через бывшего Фредди,  схватил  окровавленную  простыню,  вытянул
из-под Джанин и тянул, тянул, пока он не скатился, упав с мягким  стуком  на
парусину лицом вниз. Я оставил на нем простыню, завернул в парусину. Включил
яркую настольную лампу, разобрал ее слипшиеся от крови волосы, нашел след от
пули в полтора дюйма длиной и настолько же выше левого уха. Вроде бы шить  и
фиксировать ничего не требовалось. Пуля содрала  полоску  скальпа  вместе  с
волосами, кровь запеклась и остановилась.  Я  смочил  в  антисептике  марлю,
очень осторожно приложил к ране, привязал подушечку бинтом.
   Потом в миг чисто гениального озарения  оторвал  кусок  простыни,  сделав
перевязь для себя,  чтоб  рука  не  болталась.  Нашел  закатившийся  в  угол
огнетушитель, вытер, повесил на место. Сел на пол и обеими ногами наполовину
затолкал сверток с Фредди под койку, где он был не так заметен.
   Потом вышел на верхнюю палубу. Мы стояли на якоре. Море  спокойное,  небо
чистое. Спустился вниз, привел себя в порядок, умылся. Кровь через марлю  не
проступила. Знак хороший. Надел рубашку. Пустой  болтающийся  рукав  не  так
мешает, как болтающаяся рука.
   Сделал два огромных бутерброда  с  арахисовым  маслом,  проглотил,  запил
квартой холодного молока. Что еще  нужно  здоровому  американскому  мальчику
после того, как его подстрелили?
   В половине пятого, немного поразмышляв, включил радио, связался с  портом
Майами и  через  него  связался  по  кредитной  карточке  с  судном  Мейера.
Связистка сообщила ему, что его вызывают с яхты "Лопнувший клеш".
   - Тревис? Слушай, я смотрю, тебе без большого труда удалось ее уговорить.
Прием.
   - Это импульсивное побуждение, Мейер.  Одичавшие  и  свихнувшиеся  ребята
отправляются на поиски волшебных приключений. Прием.
   - Ты немножко под градусом, старина? Слушай, я о другом говорить не  могу
при таком удобном для прослушивания способе связи. Передай,  что  дела  идут
хорошо. В следующий раз позвони с берега, сообщу новости. Прием.
   - Ладно. Не знаю, сколько еще мы проплаваем. Может быть, подержу ее  пару
недель. Прием.
   - Пусть как следует отдохнет, Тревис. Да и тебе не повредит.  Развлекись.
Лови рыбку, пой песни.
   Сразу по окончании разговора возникла  реакция.  Когда  делаешь  то,  что
должен, машина  как-то  выдерживает  нагрузку.  Но  как  только  пробьешься,
винтики и колесики принимаются дребезжать, скрипеть и идут вразнос. Я ощутил
ледяной холод. Ясно - все пропало. Ей от этого никогда не оправиться. Что-то
будет кровоточить в голове, и все кончится. Может быть, кто-то видел, как он
поднимался на борт или как выводил яхту.  В  руке  разливалась  боль.  Якорь
выскочил из песка, и мы начали дрейфовать.
   Я опять пошел вниз, посмотрел на нее, прошел в капитанскую каюту, сбросил
халат, лег в огромную постель, жалея, что слишком  стар,  не  могу  заснуть,
наплакавшись и обессилев от слез...

***

   Я услыхал, что она окликает меня по имени, задолго до того, как  позволил
себя разбудить. Она сидела на краю постели лицом ко мне. На ней был короткий
пляжный халат и нечто вроде тюрбана  из  светло-голубого  полотенца.  Стояла
ночь. Из-за ее спины шел свет.
   - Трев! Трев!
   - М-м-м... Как твоя голова, Джанин?
   - Все в порядке. В полном порядке. Ты  тяжело  ранен?  Она  обнажила  мое
плечо, осмотрела повязку.
   - Просто царапина.
   - Да ладно тебе. Плохо?
   - Похоже, не слишком.
   - Я хочу посмотреть.
   - Дай мне встать. Я не собирался так долго спать.
   - Так вставай. Я сейчас.
   Она вернулась с полотенцем, с набором первой  помощи  и  тазиком  горячей
воды. Я перевернулся на правый бок. Она  зашла  с  другой  стороны  кровати,
разложила полотенце и прочее, сняла повязку.
   Я слышал, как она охнула, и спросил:
   - Что, так плохо?
   - Я... По-моему, просто кажется хуже, чем на самом  деле.  Постараюсь  не
причинить тебе боли. И занялась делом, очень осторожно.
   - Тревис!
   - Да, Джан.
   - Он ведь хотел убить нас обоих, правда?
   - Возможно.
   - Я знаю. Он так смотрел на меня, после  того...  Когда  ты  пришел  меня
освободить, я думала, это он вернулся.
   - Он доставил тебе кучу неприятностей?
   - Пожалуй. Посадил на цепь, снова ударил по голове, очень-очень легко, но
все сразу далеко уплыло, и я не могла ни двигаться, ни говорить, ни  видеть.
Только чувствовала.., что он делает.., руками. Как бы.., выяснял, что  такое
женщина. Как только мне удалось шевельнуться, я отшвырнула его  руки.  А  он
посмотрел на меня, покраснел, вроде как  улыбнулся,  пожал  плечами,  и  мне
стало ясно, он знает, что я ни о чем никогда никому не смогу  рассказать.  Я
знала, он вернется.., а это был ты. А потом точно знала, он убьет тебя,  как
убил Таша, и.., и знала,  что  сама  могу  его  убить.  Знала,  он  меня  не
остановит. И вот.., я это сделала.
   - Не совсем, дорогая. Я сам обо всем позаботился.
   - Не старайся меня успокоить и оградить. Я  его  видела.  Дотронулась  до
него, перевернула, чтобы убедиться. А когда ударила, даже почувствовала  под
руками какую-то пустоту.., когда у него  голова  проломилась.  Я  совсем  не
горжусь и не радуюсь, ничего подобного. Но могу с этим жить... Вот. Кажется,
теперь даже лучше, чем было, Тревис.
   - Спасибо, -  сказал  я  и  перевернулся  на  спину.  Она  унесла  тазик,
полотенце и инструменты.
   Вернулась, встала в ногах постели, спросила:
   - Что нам теперь делать?
   - Я звонил Мейеру, пока ты была без сознания.
   - И все ему рассказал?
   - Нет. Сказал, еще немного поплаваем.
   - Как?
   - Пока оба не исцелимся настолько, чтоб люди не задавали  вопросов.  Если
вернемся, придется сделать заявление. Всем захочется получить  больше  места
на первых страницах, сделать побольше  снимков.  Что  хорошего  для  тебя  и
детей?
   - Ничего.
   - Или для родных Фредди?
   - Они вполне могут думать, будто он где-то живет на свете.
   - И я не могу допустить такой скандальной огласки, Джан.  Не  могу  стать
известным в обществе. Потому что тогда потеряю работу. Не хочу привлекать  к
себе большой интерес властей. Он отчасти  уже  возник,  но  я  с  этим  могу
справиться. Поэтому глубоко похороним его и ничего не расскажем.  Ни  слова,
Джан. Никому, ни одной душе. Сможешь?
   Лицо ее было спокойным,  глаза  задумчивыми.  В  морской  ночи  явственно
ощущалось присутствие на борту смерти.  Любителю  бить  по  головам  жестоко
изменила удача. Никогда ему не добраться до островов Каикос. В подсознании у
него  гнездилось  что-то  дурное,  извращенное,  смешанное  с  темнотой,   с
беспомощностью, с сексуальным  насилием.  Под  воздействием  стресса  дурное
зашевелилось, задвигалось, стало выплывать  на  поверхность,  но  жизнь  его
кончилась, прежде чем оно вышло из-под контроля.
   - А если ты как следует не поправишься? - спросила она. -  Если  придется
искать врача?
   - А у нас есть  легенда.  Мы  стреляли  по  пивным  банкам  из  пистолета
тридцать восьмого калибра. Банка вылетела неожиданно. Пистолет выпал из  рук
и выстрелил, упав на палубу.
   - А.., кто-нибудь, кроме нас, знает, что он был на борту?
   - Вряд ли. Она кивнула:
   - Все будет в полном порядке, Тревис. Я смогу. Я встал, вышел на палубу и
обнаружил, что совсем позабыл о сигнальных огнях. Мы были далеко  в  стороне
от любого  курса  небольших  судов,  а  темный  корабль  в  ночи  взывает  к
расследованию. Я вернул яхте легальный статус. Мы  шли  отлично.  Ночь  была
мягкой, звезды затянуты  легким  туманом.  На  севере  виднелось  гигантское
сияние Майами.
   Я долго  стоял  наверху.  Когда  спустился  вниз,  она  казалась  спящей,
свернувшись в  клубочек  на  желтом  диване  в  салоне.  Посмотрел  на  нее,
понадеявшись, что ей хватит выдержки  помочь  однорукому  мужчине  в  жутких
хлопотах. Под глазами у нее  залегли  темные  круги.  Я  выключил  маленький
ночник и побрел в темноте знакомым путем к капитанской каюте.
   Я  в  действительности  не  знал,  выдержит  ли  она,  справится  ли,  до
следующего утра, когда сидел на краю свежезастланной постели, глядя, как она
изогнутой иглой для парусов с толстой ниткой зашивает Фредди в  его  морской
саван. Она промыла  и  заново  перевязала  мою  рану.  Я  привязал  к  ногам
помощника шерифа запасной якорь, сунул ему за спину его пистолет, наручники,
черную кожаную фуражку.
   Она вытащила остаток нитки, отмотала с катушки новую, срезала, послюнила,
прежде чем вдевать в иголку, и бросила на меня быстрый взгляд. Этот ровный и
мрачный  взгляд  напомнил  мне  о  старых  легендах  про   воинов,   которые
страшились, что их возьмут в плен живыми и отдадут женщинам.
   В конце дня она выдернула со дна якорь, я подвел к  этому  месту  "Флеш",
поднял якорь на борт. Мы пошли  в  сторону,  поскрипывая  и  покачиваясь  на
волнах. Я поставил автопилот на такую скорость, чтобы просто идти по морю, и
мы вместе втащили тюк на боковую палубу. Она взяла книгу, наклонила ее, ловя
свет заходящего солнца, прочитала слова, которые мы сочли уместными в данной
ситуации.
   Отложила книгу, и мы двумя ее руками и  одной  моей  подняли  окоченевшее
тело. Она удерживала его на поручнях, я наклонился, схватил парусину у  ног,
сбросил в море. Оно утонуло сразу. А потом я встал к штурвалу и направился к
бую, отмечавшему вход в Бискейнский залив.

Глава 17

   Как  только  она  осознала  необходимость  дождаться   выздоровления   во
избежание  лишних  расспросов,  на  нее  снизошло  необычное  умиротворение.
Подолгу молчала и,  по  моим  догадкам,  теперь,  зная  о  том,  что  и  как
произошло, отчасти покончила с этим, отчасти начала принимать смерть Таша.
   Начала хорошо есть, загорать в  солнечные  часы,  кожа  быстро  покрылась
загаром;  стала  долго  и  глубоко  спать,  набирать  вес,  костлявое   лицо
округлилось, пополнели бедра, как ни странно, выглядела стройнее.
   Я звонил Мейеру. Подолгу держал руку свободной, а не на перевязи, пока не
начинали болеть мышцы.
   Джанин  позвонила  Конни,  вернувшейся  из  поездки  с   детьми,   и   та
согласилась, что продолжение плавания пойдет Джан на  пользу.  Поговорила  с
каждым из мальчиков. Они чувствовали себя прекрасно. Скучали по ней.  И  она
по ним тоже.
   В среду, в последний день января, Мейер избавил  ее  от  последних  акций
"Флетчера" по хорошей цене, а при следующей беседе вечером в понедельник - я
звонил с Исламорады  -  с  нескрываемой  радостью  объявил,  что  в  полдень
"Флетчер" взлетел До сорока шести долларов за акцию и через пятнадцать минут
биржа  приостановила  торги,  намереваясь  полностью  расследовать  слухи  о
возможной фальсификации сведений о доходах, об игре спекулятивного синдиката
на повышение и о том, что руководство компании тихонько избавилось  от  всей
своей  собственности  по   искусственно   вздутым   ценам.   На   Уолл-стрит
поговаривают, что  это  повторение  дела  "Уэстека",  и  болтают  о  сильной
причастности к повышению стоимости  спекулянта  из  Флориды  по  имени  Гэри
Санто.
   - Если эти бумаги когда-нибудь снова допустят на биржу, - добавил  Мейер,
- они пойдут при открытии приблизительно  по  шесть  долларов,  и  даже  это
превышает реальную цену за акцию.
   На следующее утро "Флеш"  пришвартовался  в  порту  Исламорада,  и  после
завтрака Джан  в  последний  раз  обработала  мою  рану.  Входное  отверстие
превратилось в розовое, хорошо заметное на фоне  загара  пятно  величиной  с
пятицентовую монету. Джан тщательно осмотрела выходное отверстие,  коснулась
его рукой, измеряя температуру, и сказала:
   - Последний след пропадет через несколько дней. Если бы мы  зашили  рану,
шрама почти не было бы видно... Так, чепуха, словно  кто-то  нечаянно  ткнул
тебя острой палкой.
   - Вчера я весь день ходил  без  перевязи.  И  мог  бы  секунд  пятнадцать
держать в вытянутой руке самый маленький кузнечный молот. И  буду  ходить  в
рубашке до тех пор, пока новый шрам не побелеет, сравнявшись со старыми.
   - Твою шкуру задорого не продашь,  -  заметила  она.  -  Может,  найдутся
три-четыре лоскута,  из  которых  получится  неплохой  абажурчик,  остальное
придется выбросить.
   - Наверно, я просто привержен к  несчастным  случаям.  А  вы  уже  прошли
инспекцию, леди. Зачесывай волосы таким манером, и все будет отлично.
   - Понимаешь, эту забавную яхту ужасно качало, я чуть не упала  и  содрала
добрый кусок скальпа о какую-то острую штуковину.
   - Можем отправляться назад, чтобы Мейер помог тебе сосчитать деньги.

***

   Позже в тот день она спустилась вниз,  вернулась  с  двумя  откупоренными
бутылками "Туборга", села ко мне поближе.
   -  Нечто  вроде  объявления,  Тревис  Макги.  Может,  не   будет   другой
возможности поговорить. Хочу объявить тебя милым, чудаковатым  и  церемонным
типом. В общем, ты мне не слишком нравился до смерти Таша, я не понимала, за
что он тебя любит, а теперь, кажется, понимаю.
   - Расскажи-ка. Вдруг пригодится.
   - Перспектива остаться наедине с  тобой  ужасала  меня.  Я  считала  тебя
утешителем маленьких вдовушек. Жизнь продолжается и так  далее,  разреши,  я
верну тебя к жизни, моя дорогая. Женщина всегда знает, что  мужчина  находит
ее физически привлекательной, и я льстила себе такой мыслью.
   - И правильно делала.
   - Ждала неких логических доводов хронического жеребца, в том  числе  "Таш
одобрил бы это" и, в конце концов, "для здоровья полезно". А  ты  был  таким
сдержанным, ласковым и деликатным. Спасибо.
   - Пожалуйста.
   -  Может,  я  и  сама  справилась   бы,   подавила   бы   некий   импульс
самоуничтожения. Не знаю. Не знаю, однолюбка я  или  нет.  По-моему,  что-то
вроде того. Может быть, эта моя сторона  -  интимная  -  снова  когда-нибудь
оживет. Так или иначе, меня радует, что ты не заставил  меня  делать  выбор.
Физически мне гораздо лучше, чем прежде. Лучше  с  нервами.  Но  я  все  еще
половина личности. И чертовски одинокая... А мир стал совсем..,  плоским.  -
Она наклонилась, поцеловала меня за ухом. - Спасибо, милый, что не попытался
стать Божьим даром для сироты.
   - Буду рад  видеть  тебя  На  борту  в  любое  время.  Ты  отлично  здесь
смотришься.
   Она усмехнулась кривой горькой усмешкой, глаза увлажнились. Взяла меня за
руку, крепко сжала. Мы были  детьми  в  брошенном  сарае,  вокруг  грохотала
сильнейшая буря, и ради успокоения мы держались за руки. Ее бурей  был  Таш,
моей - может быть, Пусс.
   В следующую среду, в Валентинов  день,  в  самый  полдень  явился  Мейер,
нарушив мои планы вырезать кусок нотилекса, искусно  имитирующий  выгоревшее
на солнце тиковое дерево, и постелить на палубе.
   - Итак, я пришел и принес вам "валентинку"  <"Валентинка"  -  открытка  с
любовным  посланием,  которые  рассылают  в  день  святого   Валентина   (14
февраля).>, - объявил он.
   - Мейер, иногда ты ведешь себя точь-в-точь как Порки, причем я  при  этом
чувствую  себя   Пого   <Поросенок   Порки   -   персонаж   короткометражных
мультфильмов; опоссум  Пого  -  персонаж  комиксов,  "разумное,  терпеливое,
сердечное, наивное, дружелюбное существо".>.
   - Читай.
   Я отложил  нож,  которым  резал  винил,  раскрыл  открытку.  Самодельная.
Нарисовано сердце, пронзенное стрелой,  на  конце  которой  болтался  символ
доллара. И следующее послание:
   "Розы алые, фиалки голубые. Искренние, бескорыстные  усилия  ради  убитой
горем вдовы старого друга не останутся без награды".
   Внутри сложенной открытки лежал его личный чек  на  двадцать  пять  тысяч
долларов, выписанный на мое имя.
   - Это что за чертовщина?
   - Ничего себе благодарность! Было больно  смотреть,  как  ты  утрачиваешь
профессиональный статус, Макги. Как становишься  мягким  и  сентиментальным.
Поэтому я с помощью своего личного счета ввел  нас  в  игру  с  "Флетчером",
отлично поработал, вышел и разделил прибыль ровно пополам. Это чек.  Заплати
налоги. Немножечко поживи. Пусть на сей  раз  отставка  продлится  подольше.
Можем собрать компанию, поплавать на этом  безнравственном  плавучем  судне,
сожалея о сказанных навеселе глупостях. У нас был контракт  на  спасательные
работы, дурак. Гонорар относительно невелик, но справедлив.
   - А ты сравнительно велик, но тоже справедлив.
   - И я так думаю. Где чек? В кармане? Так быстро? Хорошо. - Он взглянул на
часы. -  Я  веду  леди  на  ленч.  Смотри,  чтобы  палуба  была  красивой  и
аккуратной, капитан.
   И он ушел, напевая.
   Не прошло и четырех минут, как наполовину знакомый голос окликнул:
   - Мистер Макги?
   Я отвлекся от весьма сложной укладки винила в углу возле  люка  и  увидел
троицу,  выстроившуюся  на  причале  и  взиравшую   на   меня   без   особой
приветливости и энтузиазма. Гэри Санто слева,  Мэри  Смит  в  ярко-оранжевом
мини и детской шляпке посередине. Справа незнакомец среднего роста, сутулый,
худой, бледный, болезненный, с физиономией умирающей с голоду моли, в  очках
в массивной черной оправе и с кейсом в руке.
   - Как жизнь, Гэри, старина? - осведомился я. - Мисс Мэри...
   - А это мистер Д. С Спартен, один из моих адвокатов. Можно  подняться  на
борт