к шагов снаружи дома и рванулся к двери. Нога моя за  что-то
зацепилась в темноте, и я упал. Когда я поднялся, не было слышно  ни  звука,
потом взревел автомобильный мотор. Когда я добежал до границы участка,  звук
мотора был уже еле слышен. Ниже меня на улице метрах в ста  снова  сверкнули
автомобильные фары,  и  машина  скрылась  из  виду.  Донесся  скрип  шин  по
асфальту, и наступила тишина.
   Через минуту я уже вернулся в дом, на ощупь прошел через студию,  нащупал
кабель, который я выдернул при падении из розетки, и стал искать эту розетку
на стене. Вдруг за моей спиной раздался такой звук,  как  если  бы  огромный
краб полз по полу, царапая клешнями дерево. Потом свистящий звук.  Волосы  у
меня встали дыбом и холодок пробежал по спине, когда я понял, что это такое.
   Это умирающий человек царапал пальцами пол. Я воткнул  вилку  в  розетку,
вспыхнул свет, и я повернулся. Один рефлектор устоял на подставке, а  другой
хотя и упал, но продолжал гореть. Его луч падал на лицо, лицо Уэбба.
   Он лежал ничком, левая рука вытянута вниз,  правая  -  на  уровне  плеча,
глаза открыты. Пальцы его  шевелились,  скребли  по  полу.  Больше  не  было
никакого движения, никаких звуков - только пальцы  как  бы  продолжали  жить
своей отдельной жизнью. Но вот и они перестали шевелиться. Смерть.
   - Уэбб! - окликнул я.
   Я обращался к нему, но знал, что это бесполезно, что он меня  не  слышит,
что он мертв. - Но я говорил, словно мы сидели с ним за столом:
   - Уэбб, старина. Вставай. Ты же не умрешь. Вставай, Уэбб!
   Я коснулся его, попытался нащупать пульс на запястье, на шее,  но  пульса
не было. Кровь расползлась по белой рубашке, два кровавых потока. По  одному
на каждый выстрел, пославший пулю Уэббу в спину.
   Я поднялся. Один рефлектор был направлен в тот угол, где Уэбб делал  свои
фотопортреты. Он мягко высвечивал вырезанную из дерева фигуру Пана,  которую
я видел прошлым вечером. Чувственные, улыбающиеся  губы,  глаза  с  тяжелыми
веками.
   Угол был затянут тяжелым красным  бархатным  занавесом,  на  который  был
направлен стационарный  фотоаппарат  Уэбба  "спид-график"  со  свисающими  с
затвора проводами. Кадродержатель был на месте, а рядом на стуле лежали  два
темных слайда. Я вынул кадродержатель и, держа  его  в  руке,  направился  в
комнату, в которую выбежала девушка.
   В студии был небольшой столик, заваленный  книгами,  катушками  пленки  и
рамками, в которые вставлялись слайды. Положив кадродержатель на  столик,  я
пошел в спальню. Дверь, ведущая в сад за домом, была открыта. На  кровати  в
беспорядке лежали  женские  вещи.  Белый  бюстгальтер  и  трусики,  зеленое,
свободного покроя платье. На ковре у  кровати  лежали  зеленые  лакированные
туфли на высоком каблуке и пара нейлоновых  чулок.  Я  посмотрел  на  ярлык,
пришитый к вороту платья, - "Моды Капиолани".
   Я  вышел  в  гостиную,  намереваясь  позвонить  в   полицию,   но   вдруг
заколебался. Здесь Медина. Не какой-нибудь другой город Калифорнии, а именно
Медина. Два года назад я занимался здесь одним делом, выявил  шайку  громил.
Мой клиент лишился драгоценностей и мехов на пятьдесят тысяч долларов,  а  я
через два месяца вернул их ему. Банда состояла  из  двух  рецидивистов  и..,
трех полицейских из местной полиции. Один из  них  -  позднее  осужденный  и
посаженный в Сан-Квентин - был молодой полицейский,  которого  звали  Джордж
Фарли. У него в местной полиции работал брат - сержант-детектив Билл  Фарли.
Его по этому делу не привлекали, но приятного для него было мало. Он клялся,
что я просто подставил его брата, никак не мог согласиться с  тем,  что  его
братец оказался вором.
   Два года назад сержант Билл  Фарли  работал  в  отделе  по  расследованию
убийств; интересно, где он работает теперь. Одно  я  знал  твердо:  он  меня
смертельно ненавидел.
   Я набрал номер дежурного в полицейском управлении. И тут  я  услышал  вой
сирены. Звук приближался и нарастал. Кто-то, видимо, уже сообщил в полицию о
выстрелах. Я положил трубку  и  подошел  к  двери.  В  этот  момент  у  дома
остановилась патрульная машина. Едва  из  нее  выскочили  двое  полицейских,
подъехала еще одна машина, остановившись рядом.
   Полицейские держали револьверы наготове. Я вошел в комнату и  сказал  им,
что  убит  человек,  тело  которого  лежит  в  соседней  комнате.  Один   из
полицейских, держа меня на мушке, спросил, что я здесь делаю.
   Я сказал:
   - Я Шелл Скотт. Я друг... - Больше мне сказать ничего не удалось.
   - Скотт! - произнес кто-то в дверях. Всего одно слово, но произнесено оно
было так, словно являлось ругательством. В дверях стояли двое в штатском.  И
первым из них был  Билл  Фарли.  Почти  шести  футов  ростом,  широкоплечий,
крепкий, с полным лицом. Он вошел в комнату, вытаскивая  из  поясной  кобуры
револьвер  с  укороченным  стволом.  -  Скотт!  -  повторил  он   с   ноткой
удовлетворения.
   Полицейский доложил ему о том, что я сказал,  и  Фарли  тяжело  прошел  в
студию, вернулся и поманил туда другого в штатском. Затем он  махнул  в  мою
сторону револьвером и рявкнул:
   - А ну подыми лапы, Скотт? Руки на стену!
   - Не так шустро, Фарли.
   - Руки вверх! - Его маленькие глазки налились кровью.
   Я не сказал вслух рвавшихся из меня слов, медленно поднял руки. Повинуясь
его рычащим командам, я отодвинулся от стены, опираясь на нее  ладонями.  Он
забрал мой револьвер из наплечной кобуры и отступил.
   - Выверни карманы, - сказал он. Я опустил руки и посмотрел на него:
   - Не заходи слишком далеко, сержант.
   - Лейтенант. Выворачивай карманы.
   - Ты даром теряешь время.  Примерно  пять  минут  назад  неизвестным  был
застрелен Уэбли Олден. Лица его я не разглядел, но он уехал на машине налево
по улице. И еще здесь была девушка...
   - Ты будешь делать, что тебе говорят, Скотт?
   - Фарли, ты дурак. Я приехал сюда через пять минут после...
   Он осклабился и сделал шаг ко мне, поднимая левую  руку.  Я  сжал  пальцы
правой руки в кулак.
   - Шелл! - Другой полицейский в штатском негромко обратился ко мне, стоя в
дверях студии.
   Когда я увидел Фарли, я не обратил внимания на второго  полицейского,  но
сейчас я узнал его. Мы с ним тоже встречались два года назад,  но  отношения
наши были нормальными. Это был приятный парень по фамилии Дуган. На Фарли он
не был похож. Я разжал кулак. Фарли очень хотел, чтобы  я  его  ударил,  это
прямо написано было у  него  на  лице.  Уж  тогда-то  у  него  бы  появилась
возможность порезвиться со мной по-настоящему.
   Я отвернулся от него, стиснул зубы и вывалил все из карманов  в  кучу  на
стол. Один из полицейских в форме говорил по  телефону.  Фарли  рассматривал
содержимое моих карманов.
   Я попытался еще раз:
   - Фарли...
   - Лейтенант Фарли.
   - Лейтенант Фарли! Пока ты здесь великолепно изображаешь идиота, тот, кто
убил Уэбба, отваливает из Медины. - Я глотнул и  перевел  дыхание.  -  Хотя,
если у него есть хоть капля ума, ему лучше остаться в этом городе. Здесь  он
будет в безопасности.
   Фарли усмехнулся, взвесил  мой  кольт  в  своей  ручище  и  резко  открыл
барабан, хотя для этого резкости и не требовалось.  Фарли  весил  за  двести
фунтов, массивный мужик. Выглядел он толстым и не шустрым, но очень сильным.
   - Из этого револьвера совсем недавно стреляли, - довольно произнес он.  -
Три раза. - Он резким движением кисти вернул барабан на место.
   У меня вспотели ладони.
   - Ты хочешь, наконец, узнать, что случилось, Фарли?
   - Я послушаю это в конторе.
   - Не собираешься же ты меня задерживать?
   - Почему же?
   - Ты, несчастный дубоголовый... Если ты, толстолобый...
   - Заткни пасть. - Его загорелое лицо потемнело от прилива  крови.  -  Еще
раз пасть откроешь, я тебе ее заткну собственноручно.
   Значит, вот как обстоят дела. Я посмотрел на Фарли:
   - Ладно, пусть будет по-твоему, приятель. Пока. Я,  пожалуй,  позвоню  по
телефону.
   - Зачем?
   - Чтобы вызвать своего адвоката.
   - Адвокат тебе понадобится. Сможешь его вызвать из полиции.
   "Ага, - подумал я, - на днях или раньше". Прежде чем  выйти,  я  еще  раз
посмотрел на труп Уэбба. По комнате  расхаживали  какие-то  люди,  проводили
мелом линии на полу, фотографировали со вспышкой, чертили диаграммы и что-то
писали. Почему-то это показалось мне непристойным,  а  когда  я  выходил  из
комнаты, мне вспомнились последние слова Уэбба, сказанные вчера вечером.  Он
сказал, что это должна была быть его первая брачная ночь. Похоже, так оно  и
вышло, только он обручился со смертью и уснул навсегда.
   Фарли подтолкнул меня ладонью в спину. Мы спустились  вниз  по  лестнице,
сели в полицейскую машину и поехали в полицейский участок Медины.
   С восьми тридцати вечера пятницы до почти девяти часов утра  субботы  они
держали меня в комнате для допросов, при этом команды полицейских  менялись,
обрушивая на меня груду вопросов. Одни и те же вопросы, снова и  снова.  При
этом направленная мне  в  лицо  лампа  сияла  как  маленькое  солнце,  а  из
деревянного сиденья стула, казалось,  начали  расти  иголки.  Вскоре  я  уже
говорил только:
   - Я на это уже ответил девятнадцать раз, несчастные вы недоноски.
   У них, разумеется, нежных чувств ко мне не прибавилось, но в девять  утра
субботы они были вынуждены меня отпустить. Помог мне и  умный,  изворотливый
адвокат, но главным было то, что меня не в чем было  обвинить.  Рассказ  мой
подтвердился, пули, попавшие в Уэбба, были выпущены не из моего  револьвера.
Одна из пуль, выпущенных мной в сторону  окна,  засела  в  оконной  раме,  и
баллистическая экспертиза подтвердила, что  она  вылетела  из  ствола  моего
револьвера.
   В девять утра я получил назад  свои  вещи,  включая  мой  "кольт-спешиэл"
38-го калибра, и был готов отправиться  восвояси.  Фарли  проводил  меня  до
двери. Он был бодр и полон энергии. Ему понравилось меня допрашивать.
   - Один совет, Скотт, - сказал он. - Держись как можно дальше от Медины.
   - Катись к черту!
   - С него все - как с гуся вода. Не мешайся в это  дело.  Этим  занимается
полиция. И я не хочу, чтобы ты путался под ногами и все портил.
   Он ни разу не выругался в  мой  адрес,  и  то,  что  он  сказал,  особого
значения не имело. Важно было то, как он это  сказал.  Каждое  слово  словно
растягивалось у него во рту.
   - Как ты до сих пор  не  можешь  вбить  в  свою  тупую  голову,  что  мне
наплевать, чего ты хочешь, а чего нет?
   - Ты просто держись подальше от нашего города, Скотт. И не надо  мешать..
Держи свой нос  подальше.  А  высунешься  -  я  моментально  упрячу  тебя  в
камеру...
   - За какие грехи? За то, что я делаю свою работу?
   - Я найду за что. - Он ухмыльнулся, собрав складки  кожи  вокруг  рта.  -
Повод будет, и не один.
   И, разумеется, он был именно тем человеком, который мог бы это сделать. Я
почувствовал себя так, словно съел недокормленного стервятника,  питающегося
падалью, вместе с перьями. Я посмотрел  на  него,  на  толстое,  похожее  на
резиновую маску лицо, маленькие глазки и сказал:
   - Фарли, ты  беспокоен.  Я  всегда  работаю  в  контакте  с  полицией.  С
ребятами, которым много чего говорят и мало платят,  которые  делают  важную
работу и которых не больно-то уважают. Я встречался с  сотнями  полицейских,
многих из них хорошо  знал.  Мой  лучший  друг  в  Лос-Анджелесе  -  капитан
уголовной полиции. Я знавал и таких, от которых у меня начинал болеть живот.
Но ты, дружище, -+- это конец. - Я сделал паузу. - И я готов  держать  пари,
что даже ты понял, какой конец я имел в виду.
   Я подумал, что он меня двинет или хотя бы попытается это сделать.  Но  он
одумался, только уставился на меня своими маленькими глазками. Я  повернулся
и вышел. Во рту у меня был вкус тухлятины.
   Около девяти тридцати я уже ехал мимо дома  Уэбба.  У  подножия  лестницы
стояла полицейская машина, а около  нее  разговаривали  двое  полисменов.  Я
поставил машину за  углом.  Там  полицейских  не  было.  Я  закурил  и  стал
обдумывать случившееся.
   Машина, умчавшаяся вчера в такой спешке, надо думать, была далеко отсюда.
В ней, без сомнения, и был убийца. Ну а обнаженная девушка,  которая  тащила
кусок ткани или же халат? В халате  она  далеко  уйти  не  могла.  Куда  она
делась? Тоже села  в  машину?  Или,  что  более  вероятно,  просто  побежала
подальше от насилия и стрельбы? Но куда?
   Мне вспомнилась картина в студии: камера и софиты стояли так, словно Уэбб
вот-вот собирался начать съемку или только-только  закончил  съемку.  Снимал
он, очевидно, свою жену,  так  как  по  телефону  он  мне  сказал,  что  она
несколько минут назад пришла домой. Но в общем ситуация была мне  не  вполне
понятной.
   Либо жена Уэбба пришла домой,  и  он  фотографировал  ее,  либо  девушка,
которую он фотографировал, не была его женой. Первое было  вполне  вероятно,
хотя и несколько странно. А если ему позировала не его жена, то кто это был?
И, во имя всех святых, объясните мне, зачем Уэббу в  данных  обстоятельствах
потребовалось фотографировать, да еще постороннюю девушку?
   И еще меня беспокоило вот что: если Уэбб уплатил выкуп и  его  жена  была
отпущена похитителями, то почему его убили?
   Я погасил сигарету, вышел из машины и направился  к  задней  двери  дома.
Легко было себе представить, что со мной сделает Фарли,  если  ему  доложат,
что Шелл Скотт что-то вынюхивает  на  месте  преступления.  Однако  получить
ответы на все вопросы, только лишь размышляя  о  них,  невозможно.  А  Фарли
пусть катится к черту. Я вошел в дом через ту же самую дверь, через  которую
убежал вчера убийца. В пустой  студии  на  полу  мелом  был  очерчен  силуэт
человеческого тела. Я вспомнил, как его ногти царапали пол.
   Потом я миновал меловые линии  и  подошел  к  двери  спальни.  С  кровати
исчезло  покрывало,  но  столик,  на  котором  в  беспорядке  было  навалено
множество вещей, вроде бы никто не трогал. Книги, коробки с  пленками,  куча
кадродержателей. Верхний из них лежал под углом к другим,  так,  как  я  его
вчера положил. Несомненно, именно его я и извлек  из  фотоаппарата,  и  было
много шансов на то, что в нем находился отснятый кадр. Этот кадр мог бы дать
ответы на многие вопросы. Разумеется, в цвете.  Я  положил  предположительно
отснятый кадр в карман пиджака,  повернулся  и  быстро  двинулся  к  боковой
двери. Когда я проходил мимо двери в гостиную, открылась передняя дверь.
   - Эй! - крикнул кто-то.
   Но я, даже не посмотрев в его сторону,  вылетел  в  дверь  и  помчался  к
машине. Прежде чем этот человек вышел из дома, я уже был в машине и  нажимал
на  стартер.  Мотор  завелся,  я  включил  скорость  и  оглянулся.  Это  был
полицейский в форме, но лица его я не разглядел и  надеялся,  что  он  моего
тоже. Мой "кадиллак" двинулся вперед, и я выжал педаль газа до предела.
 
*** 
 
   В   нескольких   кварталах   от   "Спартан-Апартмент-отеля"    находилась
фотостудия, где я в свое время купил два  фотоаппарата,  там  же  я  покупал
пленку и отдавал отснятую для проявки и печатания. Я оставил парню по  имени
Гарольд, который  проявлял  и  печатал,  свой  кадродержатель  с  негативом,
попросив его как можно скорее проявить его и отпечатать снимки,  если  будет
что печатать. Потом я поехал к себе домой.
   Я поставил машину напротив своего дома, вышел  и  наискосок  через  улицу
направился к подъезду. В этот момент откуда-то слева раздался выстрел,  пуля
просвистела у меня над ухом, срикошетила от кузова автомобиля и вонзилась  с
чмоканьем в ствол дерева. Все четыре звука как бы слились в один. Я рванулся
в сторону, прыгнул и упал на траву газона. Затем вскочил на ноги и  прижался
к стене дома, держа револьвер в руке.
   Больше выстрелов не было. Я слышал шум нескольких  автомобилей.  Один  из
них проехал мимо меня.  Им  управляла  пожилая  леди  с  видом  одновременно
осторожным и бесшабашным. Через минуту из ствола дерева  на  другой  стороне
улицы я выковырял пулю, но тот, кто стрелял, очевидно из автомобиля, был уже
далеко. Гильзы тоже нигде видно не было.
   Впрочем, одно я узнал наверняка. Когда вчера вечером убийца Уэбба стрелял
в меня, он был в темноте, а я на ярко освещенном месте. Я потом еще подумал,
хорошо ли он меня разглядел.
   Теперь я знал. Он разглядел меня хорошо.
   Дома  я  принял  холодный  душ,  но  никак  не  мог  успокоиться.  Я  так
разгорячился, что, наверное, был огнеопасен.
   Последние  часов  пятнадцать  навалились  на   меня   тяжеленной   ношей.
Похищение, убийство Уэбба, столкновение с  Фарли,  комната  для  допросов  в
Медине. Уэбб был мертв, и дважды я  сам  чуть  не  стал  покойником.  Кто-то
должен был за это ответить, даже если для этого мне придется переплыть реку,
текущую кипящим навозом и кишащую огнеупорными пираньями.
   В спальне,  когда  я  переодевался,  я  обнаружил  на  туалетном  столике
сложенный листок бумаги. Это  был  чек  на  тысячу  долларов,  который  Уэбб
выписал мне. Вообще-то я этих денег еще не заработал, однако я положил чек в
бумажник. Заработаю - предъявлю к оплате.
   По телефону я связался с банком, в  котором  Уэбб  держал  свои  основные
капиталы. Меня соединили с управляющим, знавшим меня, и он  дал  мне  нужную
информацию. Вчера утром Уэбб был в банке, где получил  сто  пятьдесят  тысяч
долларов наличными и продал на сорок тысяч ценных бумаг.
   Итого: двести тысяч долларов. Значит, он уплатил выкуп.
   Я поджарил яичницу-болтушку из нескольких яиц,  которая  видом  и  вкусом
напоминала желтую резину, и сварил кофе. В глазах  у  меня  все  еще  стояли
скребущие пол пальцы Уэбба. Чтобы прогнать это видение, я стал  смотреть  на
аквариум. Ничего. Может быть, это были не два самца, а две  самки.  А  может
быть, это были рыбы-миссионеры и они даже не пытались...
   Я взял ящичек, в  котором  держал  оружейные  принадлежности,  уселся  на
большой, коричневой кожи диван, вычистил, смазал и зарядил свой кольт.
   Совершенно очевидно, что убийца  Уэбба  теперь  пытается  убить  меня.  Я
понятия не имел, кто он. Но одно  могло  помочь  мне;  надо  было  разыскать
девушку, которая прошлым вечером была в доме Уэбба. Незадолго до  того,  как
он был убит, Уэбб  собирался  ее  фотографировать  и  даже  сфотографировал.
Теперь я думал, что это и была новобрачная. Трудно предположить, чтобы в тот
вечер он стал фотографировать кого-то,  а  не  свою  жену.  Отныне  я  решил
исходить из этого и надеяться, что она жива.
   Ну а предположив это и помня,  что  Уэбб  сказал  мне  насчет  того,  что
женился на одной из двенадцати девушек, позировавших для журнала,  остальное
представлялось совсем простым: узнать имена и адреса этих девиц  и  спросить
каждую из них, не выходила ли она за Уэбба замуж. Та, которая  скажет  "да",
расскажет и обо всем остальном. Похоже, операция предстояла не из сложных.
   Редакционный офис "В-а-а-у!" находился  на  Десятой  улице  в  Медине.  Я
позвонил туда и попал на мужчину с голосом флейты, а  когда  я  спросил  его
насчет  имен  и  адресов  "Женщин  журнала",  голос  его  стал  звучать  как
флейта-пикколо:
   - Это просто невозможно, немыслимо... - и так далее.
   Реакция его была мне понятна. Наверно, тысяч восемнадцать мужчин до  меня
пытались под разными предлогами заполучить эти имена и адреса.
   - Послушайте, - сказал я, - мое имя Шелл  Скотт.  Я  частный  детектив  и
расследую обстоятельства смерти Уэбба Олдена.
   - Ага!
   - Он был моим хорошим другом... Но что вы, черт  возьми,  хотели  сказать
этим "ага!"?
   - Скотт, да? Лейтенант Фарли предупредил меня, что вы можете  объявиться.
Он сказал, что если вы обратитесь к нам..
   - Это не важно. Я догадываюсь, что он сказал.
   - Я вынужден буду информировать лейтенанта Фарли...
   Он еще верещал, когда я положил трубку.
   Фарли становится гнойным нарывом, который следовало бы вскрыть. Но есть и
другие пути, более простые. Когда люди вступают в брак, они  указывают  свои
имена и адреса в свидетельстве о браке. Вот