он  меня   поразил.
Двенадцать поколений! Это было самое грандиозное древо  из  тех,  которые  я
знала, хотя  я  и  читала  о  людях,  доводивших  отдельные  свои  ветви  до
пятнадцатого колена. Но столкнуться самой  с  человеком,  проследившим  свою
родословную на дюжину поколений!
   - Может, нам стоило бы встретиться, -  предложил  он,  -  я  передам  вам
сведения об Эуфимии Барбер. У меня еще есть в одной ветви какие-то  Маршаллы
- может, это тоже вам пригодится. - И он рассмеялся очень приятно,  напомнив
мне моего покойного мужа, Эдварда, когда тот бывал особенно чем-то  доволен.
- И разумеется, - добавил он, - есть шанс, что у вас имеется что-то полезное
по Маршаллам для меня.
   - Что ж, прекрасно, - сказала я и пригласила его  к  себе  на  другой  же
день.
   Назавтра, за полчаса до прихода Джеральда Фолкса, я что-то разволновалась
и решила немножко привести себя в чувство из опасений показаться впадающей в
детство, как можно было заключить по моему поведению перед этим  визитом.  Я
металась  туда-сюда,   стирала   пыль,   что-то   переставляла,   протирала,
беспрестанно поглядывала в зеркало и поправляла волосы  дрожащими  руками  -
словом, вела себя как девочка перед первым свиданием. "Генриетта,  -  строго
сказала я себе, - тебе семьдесят три года, и весь этот вздор давно позади. У
тебя одиннадцать внуков и внучек, а только посмотри, как ты себя ведешь!"
   Но бедный Эдвард был уже девять лет как в могиле, все мои братья и сестры
умерли, а дети, кроме младшего Тома, разъехались и жили своей жизнью, как  и
положено, и лишь изредка вспоминали, что надо бы написать матери письмецо. И
я слишком ясно осознавала, что не стоит докучать своим обществом Тому и  его
семье. Поэтому большую часть времени  я  провожу  одна,  общаясь  разве  что
только со своими приятельницами по приходской церкви да еще с  коллегами  по
генеалогическим исследованиям, хотя бы и по почте.
   Потому-то я и находила  очень  приятным,  что  меня  собирается  посетить
очаровательный джентльмен, да еще и компаньон по интересам в придачу.
   И по прибытии мистер Джеральд Фолкс меня совершенно  не  разочаровал.  На
вид ему было не больше  пятидесяти  пяти,  хотя  он  клятвенно  уверял,  что
шестьдесят два, с густой копной седых волос над приятным мужественным лицом.
Он был прекрасно одет, дорого и элегантно - что  нечасто  встретишь  в  наши
дни, когда псевдоэлегантность  присуща  ничтожеству,  а  преуспеяние  отдает
ужасным плебейством. Держался он изысканно вежливо и не  преминул  похвалить
мою гостиную.
   Вообще говоря, как хозяйке мне жаловаться не на что. Живу я  одиноко,  на
вполне  приличный  доход,  оставленный  мне  Эдвардом,  -  при  этом   выбор
обстановки и поддержание порядка не составляют никакой проблемы. (К тому же,
готовясь к визиту мистера Фолкса, я вычистила всю квартиру снизу доверху.) С
собой он принес  свою  родословную,  выполненную  им  просто  восхитительно.
Родословные  таблицы,  фотокопии  метрик   всех   видов,   очень   аккуратно
отпечатанная семейная хронология в виде блокнота  со  свободными  листами  -
словом, пример тщательно и планомерно продуманной и  выполненной  работы,  к
чему безуспешно стремятся многие любители генеалогии.
   От мистера Фолкса я получила  недостающие  сведения  по  Эуфимии  Барбер.
Родилась она в 1765 году в Сэйлеме, Массачусетс, и была четвертым ребенком в
семье Джона и Алисии Стовер. Вышла за Джейсона  Барбера  в  Саванне  в  1791
году. Преуспевающий  торговец  Джейсон  умер  вскорости  после  рождения  их
первенца Эбнера в 1794 году. Эбнера взяли на  воспитание  дед  с  бабкой  по
отцу, а  Эуфимия  Саванну  покинула.  Как  я  уже  знала,  она  появилась  в
Вирджинии, где вышла замуж за Джона Андерсона. Мистер Фолкс не имел сведений
о последующем периоде  ее  жизни,  кроме  даты  кончины  -  в  1852  году  в
Цинциннати, Огайо. Погребена она была под именем  Эуфимии  Стовер  Барбер  -
очевидно, она не сохранила фамилию Андерсон после смерти Джона Андерсона.
   Покончив с этим, мы стали копаться в наших  семейных  историях  дальше  и
обнаружили общего для наших семейств предка - Алана Маршалла  из  Ливерпуля,
Англия, около 1680 года. Дату его рождения сообщить мистеру Фолксу смогла я.
На этом деловая часть нашей встречи закончилась. Было уже половина пятого, и
я предложила  гостю  чай  и  сладости,  на  что  тот  изъявил  благосклонное
согласие.
   Перед уходом мистер Фолкс пригласил меня на концерт вечером в пятницу,  и
я с готовностью согласилась. Так начались самые  странные  три  месяца  моей
жизни.
   Не потребовалось много  времени  понять,  что  за  мной  ухаживают.  Хотя
вначале поверить в это было  трудновато.  В  моем-то  возрасте!  Но  я  сама
знавала очень удачные пары, сочетавшиеся браком на закате дней,  -  одиноких
вдовцов с общими интересами, решивших скрасить  оставшиеся  годы  совместной
жизнью и выглядевших при этом вовсе не так смешно, как могло  бы  показаться
на первый взгляд.
   От своего сына Тома я ожидала насмешек и неприязни к Фолксу.  О  подобных
вещах много понаписано. Поэтому меня приятно поразило, когда они поладили  с
первой же встречи, но еще более я удивилась, когда Том  рассказал  мне,  что
мистер Фолкс осведомился у него, не станет ли тот возражать, если он, Фолкс,
попросит моей руки. Том ответил, что не  только  не  станет  возражать,  но,
напротив,  считает  эту  мысль  замечательной,  избавляющей  нас  обоих   от
одиночества наедине с одними лишь генеалогическими увлечениями.
   Что касается прошлого Фолкса,  то  он  сразу  же  выложил  мне  всю  свою
историю. Он происходил из состоятельной семьи, жил на севере штата Нью-Йорк,
был биржевым маклером в Олбени и ушел на пенсию.  Шесть  лет  назад  у  него
умерла жена, детьми их Бог не благословил, и он остался совершенно один.
   Последующие три месяца скучать  мне,  поистине,  не  приходилось.  Мистер
Фолкс - Джеральд - сопровождал меня повсюду на концерты, в музеи, театры - и
мы довольно хорошо узнали друг друга. Он всегда был очень вежлив и задумчив;
и виделись мы почти каждый день.
   За это время собственные мои генеалогические изыскания  пришли  в  полное
запустение. Я  была  слишком  увлечена  своими  делами,  мысли  мои  занимал
Джеральд,  а  не   члены   семьи,   давным-давно   отошедшие   к   праотцам.
Заинтересовавшие меня сообщения в "Генеалогическом журнале"  так  и  пропали
втуне; я не написала ни единого письма. А те, которые получала я, лежали  на
моем столе нераспечатанными. И так  продолжалось,  покуда  развивались  наши
отношения.
   Через три месяца Джеральд наконец решился.
   - Я уже не молод, Генриетта, - сказал он, - не особенно красив (на  самом
деле он был, конечно, очень привлекателен), не очень богат,  хотя  и  скопил
достаточно средств к своим преклонным летам. Могу предложить вам, Генриетта,
лишь самого себя - верного и надежного друга.
   Превосходное предложение! После девяти лет вдовства мне и во сне не могло
присниться снова стать супругой, да еще такого очаровательного джентльмена!
   Естественно, я сразу  же  дала  согласие  и  стала  звонить  Тому,  чтобы
поведать ему  радостную  новость.  Том  со  своей  женой  Эстеллой  устроили
маленький праздник по поводу нашей помолвки, и мы принялись  строить  планы.
Поженимся мы через три недели. Слишком скоро?  Да,  но  чего  же  тянуть?  А
медовый месяц можно провести в Вашингтоне,  где  мой  старший  сын,  Роджер,
занимает ответственную должность в Государственном департаменте. После  чего
вернемся в Бостон и обоснуемся в прелестном старинном  доме  на  Бикон-Хилл,
который как раз продается и который мы приобретем сообща.
   Ах, эти планы! Перспективы! Как по-новому наполнились недавно еще  пустые
дни моей жизни!
   Последнюю  неделю  я  была  поглощена  хлопотами  в  старой  квартире  на
Ньюбери-стрит. Пока мы будем в Вашингтоне, Том взялся перевезти мои  пожитки
в наше новое жилище. И оставалось еще множество всяких дел по хозяйству,  за
что я и принялась с удовольствием.
   И вот я  наконец  подошла  к  столу,  где  валялись  мои  генеалогические
материалы. Устало присев после долгого напряженного дня, я решила  посвятить
немного времени своим бумагам - привести их в  порядок,  прежде  чем  начать
укладывать.  Итак,  я  распечатала  скопившуюся  за  последние  три   месяца
корреспонденцию.
   Писем было двадцать три: в двенадцати запрашивали сведения  по  фамилиям,
упомянутым  в  моем  журнальном  объявлении;  в  пяти  других   предлагалась
информация для меня; а шесть касались Эуфимии Барбер. В конце концов, именно
она, Эуфимия Барбер, свела нас с  Джеральдом,  поэтому  я  решила  потратить
время и прочесть их.
   Это было  нечто.  Прочтя  письма,  я  обессиленно  откинулась  в  кресле,
уставясь в пространство, ощущая, как во мне  рождается  ужасное  подозрение.
Сомневаться в правдивости полученных сведений не приходилось.
   Судите сами - вот что мне было известно об Эуфимии  Барбер  до  получения
писем.
   Эуфимия Стовер родилась в Сэйлеме, Массачусетс, в 1765 году. В 1791  году
вышла замуж за Джейсона Барбера,  вдовца  из  Саванны,  Джорджия.  Два  года
спустя в 1793 году Джейсон умер от желудочных  колик.  Еще  через  три  года
Эуфимия появилась в Вирджинии и вышла за другого вдовца, Джона Андерсона.  И
этот умер через два года, в  1798  году,  от  желудочной  болезни.  В  обоих
случаях Эуфимия, распродав мужнино добро, уезжала.
   А вот что к этому добавилось в письмах - в хронологическом порядке.
   От миссис Уинни Мэй Катберт из Далласа, Техас. В  1800  году  спустя  два
года после смерти Джона Андерсона, Эуфимия Барбер появляется в  Гаррисбурге,
Пенсильвания, и выходит за Эндрю Катберта, вдового богатого торговца.  Эндрю
умирает в 1801 году, промаявшись желудком. Вдова, продав магазин, исчезает.
   От мисс Этель Саттон из Луисвилла, Кентукки. Эуфимия Барбер в  1804  году
выходит  за  вдовца  из  Луисвилла  Сэмюэла  Николсона,  владельца  табачной
плантации. Последний отходит в мир иной в 1807 году после  болезни  желудка.
Вдова продает ферму и уезжает.
   От миссис Изабель Паджет из Конкорда, Калифорния.  В  1808  году  Эуфимия
Барбер вышла замуж за Томаса Нортона, тогдашнего мэра  Дувра  в  Нью-Джерси,
вдовца. В 1809 году Томас Нортон скончался, страдая гастритом.
   От миссис Луэллы Миллер из  Бикнелла,  Юта.  Эуфимия  Барбер  выходит  за
состоятельного судовладельца из Портсмута, Нью-Хэмпшир, Джонаса  Миллера,  в
1811 году. В том же году Миллер умирает от желудочного расстройства.  Вдова,
продав имущество, исчезает.
   От миссис Лолы Хопкинс из Ванкувера,  Вашингтон.  В  1813  году  в  южной
Индиане Эуфимия Барбер  выходит  за  фермера-вдовца  Эдварда  Хопкинса.  Тот
умирает в 1816 году, после долгих болей в области живота.  Ферма  продается,
вдова съезжает.
   От мистера Роя Камби из Канзас-Сити, Миссури. В 1819 году Эуфимия  Барбер
вышла за  Стенли  Тэтчера  из  Канзас-Сити,  владевшего  баржей  вдовца.  Он
скончался в 1821 году вновь по причине желудка.  Наследство  продано,  вдова
скрылась.
   Сомнений не оставалось. Промежутки между датами могли означать наличие  и
других вдовцов, подпадавших под роковые чары Эуфимии Барбер, чьи потомки  не
причисляли себя к любителям генеалогии. Кто мог  подсчитать,  сколько  мужей
умертвила Эуфимия Барбер? Совершенно  ясно,  что  это  убийства  -  жестокие
убийства ради наживы. Лично у меня имелись свидетельства восьми убийств -  а
кто знает, восемь их было или восемнадцать? Кто скажет теперь,  сколько  раз
Эуфимия Барбер убивала ради наживы и уходила безнаказанной?
   Невероятная женщина. Ее мужьями становились всегда вдовцы -  естественно,
одинокие, естественно, легко поддающиеся женскому коварству.  Она  охотилась
на вдовцов и потом оставалась их вдовой.
   Джеральд.
   Некая мысль явилась ко мне,  и  я  ее  отвергла.  Невероятно,  чтобы  это
оказалось правдой, - здесь не могло быть ни крупицы правды.
   Но  что  я  в  действительности  знала  о  Джеральде  Фолксе,  кроме  его
собственных рассказов? И разве я не  вдова,  одинокая  и  чувствительная?  И
обеспеченная?
   Яблоко от  яблони  недалеко  падает,  как  говорится."  А  вдруг  отпрыск
унаследовал что-то от своих далеких предков?
   Что за мысль! Мне пришло в голову, что, должно быть, немалое  число  вдов
вроде  меня  интересуются  своими  родословными.  Женщин,  имеющих  досуг  и
средства, чьи дети выросли и разъехались, заполняющих пустоту  существования
генеалогией. Бессовестный человек - охотник за богатенькими вдовушками -  не
найдет для знакомства предлога лучше, чем такой общий интерес.
   Какая дичь -  подумать  такое  о  Джеральде!  Но  поскольку  я  не  могла
отделаться от этих  мыслей,  то  в  конце  концов  решила,  что  единственно
возможный способ для меня - это попытаться найти подтверждение тому, что  он
говорил о себе, и тем самым снять возникшие подозрения.
   Биржевой маклер в Олбени, Нью-Йорк, сказал он. Я  тут  же  стала  звонить
старому приятелю моего первого мужа, бывшего маклером в Бостоне, и попросила
его разузнать по возможности, работал ли в Олбени за последние пятнадцать  -
двадцать лет биржевым маклером человек по имени Джеральд Фолкс.  Он  сказал,
что с легкостью это проверит по своим каналам и  перезвонит.  И  перезвонил,
сообщив, что таковой личности нигде не числится!
   Однако я все еще отказывалась верить.  Торопливо  одевшись,  я  поспешила
прямиком  в  телефонную  компанию,   где,   что-то   отчаянно   наврав   про
генеалогические увлечения, ухитрилась отыскать старую  телефонную  книгу  по
Олбени, штат Нью-Йорк. Я знала, что для справочных целей  в  головном  офисе
компании хранятся телефонные справочники разных крупных городов, но не  была
уверена, что у них сохранились экземпляры такой давности.  Наконец  служащая
вынесла  мне  телефонный  справочник  по  Олбени  1946   года,   пыльный   и
потрепанный, но целый.
   Никакого Джеральда Фолкса не было ни в одном  разделе  справочника  -  ни
среди домашних, ни среди рабочих телефонов.
   Так. Значит, это правда. Теперь  я  поняла  метод  Джеральда.  Подыскивая
очередную жертву, он просматривал генеалогические издания в поисках  женщин,
которые пересекались с ним по его родственным связям. Затем он встречался  с
нею, быстро разузнавал, вдова ли она, подходит ли по возрасту, достаточен ли
банковский счет, - и начинал ухаживать за ней.
   Я подумала, что он совершил первую в своей жизни ошибку, воспользовавшись
Эуфимией Барбер в качестве предлога для знакомства. Не знаю, понимал ли  он,
что следы Эуфимии  могут  привести  к  нему  самому.  Разумеется,  никто  из
шестерых, написавших мне, не догадывался об ее подлинной роли, зная лишь  об
одной свадьбе и смерти.
   И что мне делать теперь - сидя на заднем сиденье такси на обратном  пути,
я совещалась сама с собой.
   Конечно, я испытала сильный шок и страшное разочарование. Как я встречусь
с Томом, с другими детьми, с друзьями, которым уже успела сообщить радостные
вести о предстоящем  бракосочетании?  И  как  смогу  я  вернуться  к  своему
прежнему тусклому существованию, в которое Джеральд внес столько радости?
   Может, позвонить в полицию? Сама-то я не сомневалась в своих выводах,  но
сумею ли убедить кого-то еще?
   И тут я приняла решение. А приняв его, почувствовала себя лет  на  десять
моложе, фунтов на десять полегче и  не  такой  уж  глупой.  Поскольку,  надо
сознаться, происшедшее нанесло ощутимый удар моему достоинству.
   В общем,  решение  было  принято,  и  я  вернулась  к  себе  радостная  и
счастливая.

***

   Итак, мы поженились.
   Поженились? Да, конечно. А почему бы и нет?
   Потому  что  он  будет  пытаться  убить  меня?  Ну,  разумеется,   будет.
Собственно, он уже пробовал - раз шесть.
   Но Джеральд очутился в крайне невыгодном  положении.  Он  не  мог  просто
убить меня в открытую.  Надо,  чтобы  убийство  выглядело  как  естественная
кончина, ну, на худой конец, несчастный случай. То есть ему приходилось быть
дьявольски хитрым и строить козни так, чтобы никто ничего не заподозрил.
   И здесь крылась причина его неудач. Я ведь была предупреждена, а  значит,
вооружена заранее.
   И что я на самом-то деле теряла? В семьдесят три года - много ли мне  еще
осталось? А как, оказывается, насыщена может быть жизнь  в  таком  возрасте!
Особенно в сравнении с прошлым, до  появления  Джеральда!  Ежечасно  ощущать
привкус смертельной угрозы, играть  в  кошки-мышки,  обмениваясь  ударами  и
контрударами, - что может быть еще восхитительней!
   А потом, конечно, очаровательный и приятный супруг. Джеральду приходилось
быть приятным  и  очаровательным.  Он  никогда  не  мог  позволить  себе  не
согласиться со мной  -  ну,  в  крайнем  случае,  слегка,  так  как  не  мог
допустить, чтобы я покинула его. Он старался не  дать  мне  никакого  повода
заподозрить его. Я не заговаривала с ним ни о чем подобном, и он считал, что
я ни о чем не догадываюсь. Мы вместе ходили на концерты, в музеи и театры. И
Джеральд всегда был исключительно внимательным кавалером - лучшего  спутника
трудно и желать.
   Конечно, я не могла позволить ему приносить мне завтрак в постель  -  как
он хотел. Нет, сказала я ему, в этом отношении я старомодна и убеждена,  что
кухня - это женское дело. Бедняга Джеральд!
   И еще мы не путешествовали, сколько бы раз он ни предлагал.
   А еще мы закрыли второй этаж нашего дома, так как я сочла, что нам  двоим
вполне просторно и на первом, а чтобы карабкаться по ступенькам,  я  немного
старовата. Конечно, ему ничего не оставалось, как согласиться.
   Тем временем у меня обнаружилось другое хобби, о котором Джеральд  ничего
не знал. Путем осторожных расспросов и тщательного изучения  генеалогических
материалов, а также пользуясь именами из джеральдовского семейного древа,  я
постепенно составила новый вид оного. Не фамильного, нет. В шутку его  можно
было бы назвать древом повешенных.  Это  список  жен  Джеральда.  Вместе  со
своими генеалогическими материалами я  завещаю  его  бостонской  библиотеке.
Если    в    конце    концов    Джеральду    повезет,     то-то     удивится
хранитель-библиотекарь, разбирая мои  бумаги!  Да  и  Джеральд  удивится  не
меньше.
   А, вот и он, подъехал в новом автомобиле. Опять собирается  позвать  меня
проехаться с ним.
   Только я не поеду.



   Дональд УЭСТЛЕЙК
   ОДИНОКИЙ ОСТРОВИТЯНИН



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Есть извечная тема комиксов - "Двое  людей  на  пустынном  острове.  Один
говорит...". И затем следует серия более-менее  смешных  сценок  с  участием
одного из персонажей. Ситуация может  быть  забавной  хотя  бы  потому,  что
наличествуют два человека. Но что было бы, если б на том  пустынном  острове
оказался только один?
   Джим Килбрайд был один на пустынном острове, самом большом  в  группе  из
четырех  островов,  расположенных  посреди  Тихого  океана  южнее   основных
мореходных путей. В  милю  шириной  и  полторы  длиной,  практически  голый,
песчаный  остров  омывался  высоким  океанским  приливом,  и  лишь  на  двух
пригорках в центре росли низенькие деревья и  темно-зеленые  кустарники.  На
восточной  стороне  имелась  миниатюрная  естественная  бухта   -   бассейн,
наполовину окруженный песком, а наполовину водой. Между островами с хриплыми
криками сновали немногочисленные птицы. Их голоса да еще шепот  прибоя  были
единственными звуками в этом безмолвном мире.
   Джиму Килбрайду случилось в одиночку оказаться  на  пустынном  острове  в
результате цепочки полуосознанных желаний и неожиданных событий. Когда-то он
стоял на твердой земле, спокойно работая бухгалтером в маленькой текстильной
фирме в Сан-Франциско. Он и  выглядел  как  бухгалтер:  небольшого  роста  -
меньше шести футов; с явным уже брюшком, хотя ему было лишь двадцать восемь;
с прямыми темными волосами; покатым лбом,  сиявшим  под  настольной  лампой;
округлившимися глазами за круглыми очками в стальной оправе,