х  милях  дальше,  а  сама  река
расширялась в естественную  укрытую  бухту,  где  вдавалась  в  берег  и
решительно прорезала  путь  через  болота  к  менее  топкой  территории.
Высокие берега с обеих сторон пытались удержать реку в русле, но залитые
поля за ними свидетельствовали о скромном успехе.
   Земля, на которой стоял Келсо, некогда была  выходом  в  естественную
бухту, но нанесенный за века ил перегородил проход, и, в  конце  концов,
когда почва затвердела, ее стали использовать крестьяне. Теперь  лодкам,
пришвартовавшимся в глубоко вдавшейся в берег бухте,  приходилось  плыть
вдоль береговой линии и проходить через устье, избегая коварных песчаных
берегов вокруг, а потом лавировать назад по более  спокойной  воде.  Для
двух больших рыбацких лодок,  слишком  больших,  чтобы  вытащить  их  на
берег, был построен маленький причал. Келсо мог различить  их  массивные
очертания среди  более  изящных  парусных  лодок  и  моторных  баркасов,
покачивающихся на ласковых волнах.
   В последние два дня он  говорил  с  одним-двумя  рыбаками,  тщательно
избегая упоминания про инцидент, месяц назад приведший в ужас  городских
обывателей,  и  обсуждая  только  природные  ресурсы  этого   района   и
питающихся падалью птиц, ждущих  своего  улова.  Рыбаки  соответствовали
своему образу и были грубоваты, но довольно дружелюбны, находя про  себя
что-то забавное в его вопросах. Они привыкли к  орнитологам,  посещающим
места паломничества редких птиц, и если Келсо казался не совсем  похожим
на виденных ими  раньше  птичников,  то  не  подавали  виду.  Было  явно
неуместно спрашивать их о движении речных судов или, тем более, задавать
вопрос о том, не замечали ли они  проплывавших  через  устье  незнакомых
лодок. Но, казалось, у  него  впереди  куча  времени,  и  он  непременно
направит свои беседы в это интересующее его русло.
   Келсо затянулся окурком сигареты, потом бросил его  и  растоптал.  Не
было смысла снова злиться, но и трудно  сдержать  обиду.  Его  не  могли
уволить - он был хорошим копом, - но послали  туда,  где,  полагали,  от
него будет меньше вреда. Очевидно, его репутация последовала за ним и  в
отдел наркотиков: теперь он временно работал  на  Суффолкское  отделение
полиции, прикреплен к отряду  по  борьбе  с  наркотиками  в  Лоувстофте.
Прекрасное решение для его босса  в  Лондоне  -  послать  его  в  помощь
деревенщине, поделиться с ними своим невезением. Кук  и  его  коллега  в
отделе наркотиков общались и, вероятно, не без дружелюбия. Кук хотел  на
время удалить Келсо  из  Скотланд-Ярда,  подальше  от  все  возраставшей
враждебности к нему, дать ей возможность утихнуть. Инспектор Уэйкрайт из
отдела наркотиков удовлетворил это его  желание.  Келсо  гадал,  сколько
бутылок стоило это Куку.
   И все же в деле, которым он занялся, был некоторый  смысл.  Береговая
линия с ее обширным галечным пляжем, болотами  и  естественными  бухтами
идеально подходила для определенного  вида  преступной  деятельности.  В
морском порту Гарвич таможня и налоговая служба были сверхбдительны,  но
вряд ли можно было так же внимательно  следить  за  всем  побережьем.  В
старые времена такие области как Девон и Корнуолл славились контрабандой
и  пиратством.  Теперь  главным  товаром   незаконной   торговли   стали
наркотики,  поскольку  с  тех  пор,   как   Испания   закрутила   гайки,
перевалочным  пунктом  для  них  стала  Британия.  Альгарв  располагался
недалеко от производителей конопли и  гашиша  в  Северной  Африке  и  на
Ближнем Востоке и был естественным  торговым  центром,  где  заключались
сделки на миллионы фунтов. Оттуда товар поступал  в  Британию,  а  потом
дальше, в такие страны как Голландия, Бельгия,  Скандинавия  и  Америка.
Власти   подозревали,   что   этот   участок   побережья    используется
контрабандистами,  но  пока  что   сколько-нибудь   значительный   улов,
подтверждающий их подозрения, даже не намечался.
   Сам причал был здесь невелик и больше напоминал мол, но здесь хватило
бы места двум дрифтерам разгрузиться прямо на грузовики. Сейчас рыбацкие
лодки,  молча  и  нахохлившись,  рвались   на   швартовах   в   ожидании
предрассветья, поры, когда их  существование  наполнится  жизнью.  Келсо
отвернулся. Холодный бриз вызвал жгучее желание  тепла,  темная  пустота
ночи усиливала потребность в человеческой компании, а бурчание в желудке
требовало принять чего-нибудь внутрь.
   Его легендой были орнитологические  исследования,  работа  по  заказу
некоего лондонского общества охраны  природы.  Труд,  который  он  якобы
должен был написать  (и  который  мог  превратиться  в  иллюстрированную
книгу, как он рассказывал местным жителям, если у них  хватало  интереса
спросить), касался возрастающего загрязнения воды  в  восточной  Англии,
что угрожало многим видам диких птиц, обитавших на  болотах  и  в  лесах
заповедника.  Легенда  казалась  разумной,  она  давала  хороший   повод
свободно бродить по берегу и  разговаривать  с  людьми.  Но  хотя  Келсо
вопреки своей натуре старался  быть  общительным  с  местными  жителями,
особенно со сверстниками и молодежью, он так ни с кем и  не  подружился.
Пока никто даже не упомянул о том, что случилось в доме у Присов.
   Всего месяц назад соседи, встревоженные странными  криками  из  дома,
вызвали к Присам полицию. Когда местный полисмен прибыл  туда  -  ранним
вечером, - то с удивлением увидел младшего из Присов, одиннадцатилетнего
мальчика, который стоял на подоконнике верхнего  этажа,  раскинув  руки,
словно собирался нырнуть в сад внизу. Констебль окликнул мальчика, и тот
сказал, что собирается пролететь над городом, что и попытался сделать.
   К счастью, дом был невысок, и сад состоял по большей части из  мягких
клумб. Мальчик только вывихнул плечо и растянул лодыжку.
   Когда констебль Шерман опустился на колени у  скорчившегося  от  боли
мальчика, его отвлекли крики из дома.  К  тому  времени  в  сад  подошли
несколько соседей, и полицейский, велев вызвать скорую помощь,  с  двумя
из них вошел в дом. Мать мальчика  они  нашли  забившейся  под  кухонный
стол, она руками закрывала лицо,  словно  боялась  увидеть  что-то.  Они
осторожно попытались вытащить ее, но женщина так яростно сопротивлялась,
что трое мужчин испугались. Когда они пытались оторвать ее руки от лица,
она дико кричала. Полисмен оставил двоих с ней, а сам  пошел  искать  ее
мужа и обнаружил его в комнате. Сидя в кресле, Прис указывал на стену  и
улыбался. Шерман обернулся, но не увидел на стене ничего, кроме обоев  в
цветочек.  Хозяин  оживленно  кивал  головой,  хотя  движения  его  были
замедленными, как во сне. Констебль пробовал заговорить  с  ним,  но  не
добился в  ответ  ничего,  кроме  тихого  монотонного  мычания.  Заметив
расширенные зрачки и очевидную невменяемость Приса, Шерман начал  что-то
понимать. Мальчик, его отец и мать находились в  трансе.  Они  были  или
загипнотизированы,  или...   в   состоянии   наркотического   опьянения.
Накачаны. Неудачный опыт для мальчика и его матери и вроде  бы  неплохой
для отца.
   Крики с кухни заставили констебля броситься обратно в прихожую.  Один
из соседей с ошеломленной физиономией лежал на полу, другой  только  что
появился в дверях. Забившаяся под стол женщина убежала.
   Полицейский бросился к задней  двери  и  только  успел  увидеть,  как
миссис Прис  бежит  через  огороды.  Он  знал  о  мостике  через  ручей,
отделявший окраину города от открытых болот, и  догадался,  что  женщина
направляется туда. Но он ошибся. Она нырнула в ручей.
   К счастью, глубина там была лишь несколько футов, но  женщина  словно
решила оставаться под водой. Констеблю и двум  соседям  понадобилось  по
крайней мере пять минут, чтобы вытащить ее, визжащую, из ручья.
   Семью Присов немедленно отправили в больницу, где  догадка  констебля
подтвердилась.  Все  трое  галлюцинировали,  и  анализ  мочи  выявил   в
организме следы диэтиламида лизергиновой кислоты. Через несколько  часов
эффект постепенно пропал -  видимо,  доза  была  невелика  или  ЛСД  был
каким-то образом разбавлен. Но мать получила ментальный  удар,  и,  хотя
после двух недель в больнице оправилась, ее  участковый  врач  продолжал
усиленно наблюдать за ней.
   Так что же произошло? Как тихое семейство, жившее в этом городке  всю
жизнь, не  причиняя  никому  беспокойства,  не  замеченное  ни  в  каких
скандалах или спорах, вдруг оказалось замешано в истории с употреблением
наркотиков? Тем более, что ЛСД - самый опасный их вид.  Муж,  работавший
на местной верфи, был известен пристрастием  выпить  по  вечерам,  но  в
пределах своего заработка. Остальное  свободное  время  он  проводил  на
огороде со своими овощами. Мать была тихой женщиной, работала в  пекарне
неполный рабочий день, и ее представление о добром вечере ограничивалось
общением с телевизором, горячим чайником на камине да  коробкой  печенья
на коленях. Сын не вызывал проблем.  Неприметный  в  школе,  он  здорово
помогал отцу на огороде. После собеседования  со  всеми  ними  -  прошло
несколько дней, прежде чем  удалось  добиться  чего-то  осмысленного  от
женщины - Лейстонский отдел  полиции  пришел  к  выводу,  что  это  было
случайное отравление и семейство Присов не могло принимать наркотики.  У
них был обычный вечер после трудового вторника - мальчик пошел встречать
отца  с  верфи,  они  вернулись  домой,  поужинали  и  уселись  смотреть
телевизор. Через час мальчик начал бегать по комнате,  смеясь  и  крича,
что он ничего не весит, что он легкий, как перышко;  мать  спряталась  в
кухне, вопя, что  стены  сжимаются  вокруг  нее,  а  отец  уставился  на
ослепительный неоновый свет на обоях. Кроме анальгина полиция не нашла в
доме никаких пилюль или таблеток. Никаких порошков, никаких шприцев. Как
семейство получило в организм лизергиновую кислоту, оставалось загадкой.
Обратились в Лоувстофтский отдел наркотиков, но тамошние сотрудники тоже
были в недоумении. Они не знали наркотических сообществ в  этом  районе,
но надеялись, что инцидент может вывести на  таковое.  К  сожалению,  их
группа по борьбе с наркотиками была так перегружена, что  они  не  могли
позволить себе выделить людей на возможно бесплодное расследование.  Они
попросили  помощи,  и  из  самого  Скотланд-Ярда  прислали   сотрудника,
имевшего большой опыт в агентурной работе и умевшего входить в контакт с
самыми отвратительными слоями общества. Келсо,  пообщайся  с  подонками.
Потрать на это время, торопиться некуда. Может быть, ничего  и  нет,  но
поройся; может что-нибудь и подвернется. Если повезет. И ухмылка.
   Он закурил другую сигарету.
   Келсо не славился удачливостью.
   Он отвернулся от бухты и пошел  назад,  к  городу.  Сквозь  кроссовки
сочилась вода, носки промокли, большой палец на левой ноге  онемел.  Так
всегда случалось при ходьбе. Плохое кровообращение. Ощутив крепкий бриз,
Келсо огляделся.
   Забравшись на насыпь у дальнего конца  болота,  отделявшую  город  от
реки, он несколько  дней  наблюдал  за  домом  Присов.  Берег  пирамидой
поднимался из воды и почти так же круто  спускался  к  болоту  с  другой
стороны.  Он  был  насыпан  искусственно  и  предназначался   сдерживать
разливы, когда из устья в десяти  милях  ниже  к  реке  приливало  море.
Болото пересекало несколько каналов - Дренаж на случай, когда  река  все
же выходила из берегов. Один такой канал  шел  вдоль  огородов,  которые
примыкали к домам на окраине городка. Жена Приса, бедная корова, утонула
бы, если бы ее не вытащили. В мощный  бинокль  -  естественный  помощник
орнитолога - Келсо смотрел,  как  Прис  вскапывает  свой  участок.  Прис
работал один, его сын все еще лежал в больнице с  вывихнутым  плечом,  и
Келсо  не  заметил  ничего  подозрительного.  Обычно  Прис  работал   до
наступления  сумерек,  иногда  прерываясь  поболтать  с  соседями.  Свой
инструмент он прятал в маленькой будке на участке и  возвращался  домой.
Как-то ночью Келсо с фонариком осмотрел будку, но ничего не нашел, кроме
ржавого и затупившегося садово-огородного инвентаря. Вечером Прис  сидел
дома. Даже выпивка была забыта.
   Но, может быть, ночью он менялся. Может быть, он снова ощутил тягу  к
наркотику. У Келсо были веские причины - и  оправдание  -  посетить  это
место.
   Огни города манили его назад, и  он  покинул  берег,  соскользнув  по
бетонному спуску к автостоянке. В  сезон  ею  пользовались  туристы,  но
сейчас она была пуста. На главную улицу вел удобный  короткий  путь,  но
ночью  он  казался  обрывом  в  большую  темную  яму.  Настойчивый   шум
набегавших на берег волн приглушался дамбой и бетонным откосом, но  бриз
преодолевал барьер и достигал середины темной арены. Гравий  под  ногами
Келсо хрустел не так приятно, как на пляже, он  был  слишком  плотный  и
забит грязью. Келсо по диагонали через  автостоянку  срезал  угол;  руки
засунуты в карманы куртки, сигарета в углу рта, плечи ссутулены,  голова
наклонена,  словно  он  рассматривает  землю  под   ногами.   Его   шаги
замедлились, и он остановился. Вынув изо рта сигарету,  детектив  поднял
голову и огляделся.
   Ничего кроме черных теней. Огни впереди, звезды вверху, между ними  -
темнота. Потянув носом, он оглянулся назад.  Никого.  Но  он  чувствовал
запах, этот  слабый,  знакомый  аромат.  Знакомый,  потому  что  он  уже
приходил раньше, иногда во сне, иногда наяву.  Ускользающий,  но  иногда
сильный. Келсо был ребенком, когда впервые ощутил этот странный запах, и
тогда он показался просто неприятным; теперь же Келсо  научился  бояться
его. Это был запах блевотины. Блевотины и крови. И разложения.
   Келсо ощутил дрожь, его глаза впивались в темноту, стремясь  увидеть,
что кроется за ней. Одна тень темнее других?  Что-то  двинулось,  и  его
взгляд приковало к этому движению. Но нет - подойдя ближе, он не заметил
ничего, никакого живого существа. И запах тоже исчез.
   Келсо отвернулся, спину сжало холодом. Он пошел прочь, но не побежал.
Однако его шаги были скоры.
   Он ушел с автостоянки, радуясь скромному свечению  уличных  огней,  и
оглянулся через плечо. Стоянка была пуста.  Но  темнота  могла  скрывать
сотни демонов.

4

   Этот паб  напоминал  декорацию  для  вестерна.  Длинная  стойка  бара
занимала почти всю длину зала, на грубой  деревянной  стойке  выделялись
черные пивные краны -  настоящие  пивные  краны,  -  и  на  каждом  была
отмечена  крепость  данного   сорта   местного   пива.   Дощатые   стены
первоначально гармонировали  с  непокрытым  краской  дощатым  полом,  но
грубые башмаки  удалили  с  него  всяческий  блеск,  который,  возможно,
когда-то был. Посреди пола стояла угольная печь, ее труба поднималась  к
потолку, потом изгибалась, тянулась вдоль всего помещения и исчезала  во
внешней стене,  подчеркивая  уникальный  ковбойский  колорит  маленького
английского паба, хотя два  элемента  до  определенной  степени  портили
впечатление: дюжина горшков на потолке - необычная добавка к  декорации,
если не сказать больше, - да игровой автомат у входа с двойными дверьми.
Даже большинство посетителей, наряди их в соответствующие костюмы, своим
грубым видом вполне сошли бы  за  работников  какого-нибудь  ранчо.  Это
касалось и женщин.
   На секунду-две Келсо зажмурился  от  дыма,  но  скрыл  свою  реакцию,
отвернувшись, чтобы притворить за собой двери. Головы повернулись в  его
направлении, и несколько  кивнули  в  знак  приветствия.  Он  обследовал
четыре питейных заведения в городишке, но вскоре  понял,  что  только  в
этом можно получить  какую-то  полезную  информацию,  поскольку  здешние
посетители были так или иначе связаны с морем - здесь собирались местные
рыбаки и работники верфи.  Сюда  также  приходили  юнцы,  которые  могли
поддаться искушению покурить травку и прочее, а  кто  еще  мог  снабжать
город наркотой?
   Келсо прошел к стойке  и  примостился  меж  двух  внушительного  вида
личностей, следя, чтобы не толкнуть их под локоть и не расплескать пиво.
Бармен, увидев его еще у дверей, уже ждал заказа - приятное  отличие  от
лондонских пабов.
   - Как дела сегодня? - Голос бармена имел протяжный местный акцент, не
без корнуоллского налета, но мягче, не такой грубый.
   - Неплохо. Впрочем, весь день слышались  какие-то  удары  вдали.  Это
распугивает птиц.
   - Наверное, уничтожают бомбы. Вам как всегда?
   Келсо кивнул. "Как всегда" бил самым  крепким  из  местных  напитков.
Чувствовалось какое-то умиротворение в  атмосфере  паба  и  обществе  за
кружками эля.
   Бармен наполнил пинтовую кружку, поставил  перед  Келсо  и,  отсчитав
сдачу, сказал:
   - Их уже несколько лет уничтожают.
   - Ведь после стольких лет не могло много остаться?
   Келсо сделал большой жадный глоток.
   - Не стоит так думать.  Говорят,  после  войны  остались  сотни  мин.
Покрылись илом, заржавели. Хуже, когда их сносит  к  устью.  Там  всегда
что-нибудь находят. Впрочем, теперь опасность не такая большая, так  что
можете не беспокоиться.
   Ободряюще улыбнувшись, бармен пошел обслужить кого-то еще.
   Келсо  взял  вторую   кружку   пива   и   почувствовал,   как   нервы
успокаиваются. Было хорошо оказаться  в  светлом  и  теплом  пабе  после
странного случая на автостоянке.  Впрочем,  возможно,  не  такого  уж  и
странного - он не впервые испытал  это  чувство.  Темная  жидкость  была
неплоха, и Келсо ощущал ее успокаивающее влияние. Он рассеянно  повернул
голову, ища какое-нибудь знакомое лицо.
   В баре было несколько таких лиц; с некоторыми он раньше разговаривал.
Его внимание привлек человек у игрового автомата. Келсо снова взялся  за
свое пиво, отхлебнул и стал смотреть в  спину  этому  человеку,  ожидая,
когда  тот  обернется.  Ему  показалось,  что   с   этим   рыбаком   они
разговаривали несколько дней назад  на  склоне  дамбы.  Это  был  то  ли
двоюродный, то ли троюродный брат владельца дрифтера, пришвартованного в
естественной бухте. Рыболовство, в основном, было семейным  бизнесом,  и
на большинстве лодок работали члены одного клана.
   Келсо наблюдал, как он свирепо ударил ладонью по автомату и бросил  в
прорезь новую монету. Детектив быстро огляделся и заметил на  столике  у
дверей одинокий, наполовину выпитый бокал пива.  За  маленьким  столиком
никто не сидел. Келсо рассеянно перешел туда, вытянул примостившийся меж
ножек низкий табурет и закурил.
   Через несколько минут на сиденье напротив плюхнулась фигура, и  Келсо
понял, что угадал правильно.
   - Привет, - сказал он, молодой рыбак удивленно посмотрел на него.
   Это был парень  лет  двадцати  пяти,  крепкого  сложения,  с  черными
вьющимися волосами и такой же густой  черной  вьющейся  бородой.  Борода
была короче волос, но не намного.
   - На днях мы разговаривали, - сказал Келсо, заметив замешательство  в
его глазах. - Внизу, у дамбы. Помнишь?
   - Что? А,  да.  Наблюдатель  за  птицами,  что-то  вроде,  да?  -  Он
потянулся к своему пиву и тремя звучными глотками  осушил  свою  кружку,
потом  поставил  ее  на  стол  и  глазами  обежал  паб.  Парень  казался
растерянным. Или, возможно, нервничал.
   - Еще одну? - сказал Келсо.
   - А? А, да. С удовольствием.
   Келсо взял кружку и пошел назад  к  стойке,  чувствуя  спиной  взгляд
рыбака. Он вернулся с двумя полными до краев кружками.
   - Я тогда не разобрал, как тебя зовут, - сказал бородач,  потянувшись
к предложенному элю.
   - Джим Келли.
   - И ты пишешь книгу или что-то в  этом  роде.  -  Суффолкский  акцент
слышался еще сильнее, чем у бармена.
   - Верно. Насчет птичьего заповедника в этих краях.
   - А, да. Здесь много птиц.
   Беседа замолкла, так как оба  припали  к  своему  элю.  Келсо  тайком
рассматривал собеседника  через  край  кружки.  Он  вытер  губы  тыльной
стороной ладони.
   - Я тоже не разобрал твое имя.
   - Тревик. Энди.
   - Похоже, у тебя был тяжелый день.
   - Почему ты так решил? - резко спросил Тревик.
   Келсо пожал плечами:
   - У тебя усталый вид, вот и все.
   - И у тебя был б