дружественные Новгороду, а частично подвластные ему в
то время земли финских племен и попытки прямых вторжений в русские пределы
побудили новгородцев к активным наступательным действиям. В 1187 году
новгородцы и входившие в состав феодальной республики карелы нанесли
молниеносный удар по крупнейшему городу Швеции - ее политическому центру
Сигтуне, известной во всем средневековом мире.

Сигтуна была хорошо защищена. С севера ее окружали непроходимые болота, с
юга - от моря - извилистые шхеры и гавань, запиравшаяся к ночи цепями,
через которые не могли пройти корабли. С востока подступы к городу
прикрывали два мощных замка. Весь город был обнесен стеной.

Но тем не менее, как горестно сообщала одна из шведских хроник, "они сожгли
Сигтуну! И жгли ее настолько до основания, что город больше не поднялся.
Ион архиепископ был там убит, этому многие язычники радовались, что
христианам так плохо, это радовало земли карел и русов".

Удар, нанесенный силами подвластных Новгороду карел, потряс Швецию. Сигтуна
никогда не возродилась, а новая столица государства Стокгольм была
предусмотрительно построена подальше от моря.

Переход Новгорода к активным действиям, хотя и привел к прекращению
русско-шведской торговли на целых 13 лет, имел немаловажное значение: он
резко затормозил шведское наступление на Финляндию и Русь. Но обострившаяся
внутри-русская борьба, а также начало пресловутого немецкого "натиска на
Восток" отвлекли Новгород от северных дел и заставили его главное внимание
заправить на внутренние дела и борьбу с немецкой агрессией.

ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ

Успешные действия против половцев в 1184 году одним русским князьям
показали эффективность объединенных действий, а у других разожгли желание
добиться победы "в особь" - для собственной славы и добычи. В конце апреля
1185 года новгород-северский князь Игорь Святославич выступил в поход на
половцев. Он готовился к войне всю зиму, решив в тайне от киевского князя и
других русских правителей, что нынешний год станет временем его, Игоревой,
славы.

Поэтому он взял с собой только дружину сына - Владимира Путивльского,
войско правившего в Рыльске племянника Святослава да полк черниговских
ковуев.

Игорь понимал: силы его не очень велики, но крепко надеялся, во-первых, на
внезапность своего появления в степи, а во-вторых (это было главное), на
то, что разгромленные в минувшем году объединенным русским войском половцы
еще не только не залечили ран, но и в себя-то не успели прийти. Княжеская
дружина, обрастая по пути подходившими конными и пешими отрядами, двигалась
медленно: только-только закончилась весенняя распутица да и кони,
застоявшиеся за долгую зиму, шли неторопливо.

Минула первая неделя пути. 1 мая войско достигло Донца и стало готовиться к
переправе. Солнце уже склонилось к горизонту, когда русских вдруг накрыла
ночь среди дня: наступило солнечное затмение. Редкое явление природы, оно
считалось во всем средневековом мире знаком несчастья. Застигнутый им
должен был немедленно прекратить начатое дело.

"Ведаете ли, что есть знамение сие?"-спросил Игорь ближних бояр и
дружинников, указывая на помраченное, ставшее похожим на узкий серп месяца
солнце. "Княже! Не к добру оно!"-суеверно отвечали ехавшие с ним.

Игорь и сам, видимо, был смущен недобрым предзнаменованием. Но слишком
много сил было положено на сбор и вооружение войска. Жгло князя желание
единоличной победы, томила жажда громкой славы, манила легкая добыча,
которую можно было взять в разрозненных и слабых половецких кочевьях.
Неодолимое желание "испить шеломом Дону" пересилило предупреждение небес.

"Братья и дружина! - воскликнул князь. - Тайны божьей никто не ведает! И
что створит нам бог - на добро ли, на зло наше, -то и будет, то и увидим
мы!"

И, решившись, Игорь отбросил сомнения - приказал переправляться через
Донец, от которого войско зашагало в глубь степей - к Осколу. Здесь дружина
простояла 2 дня, поджидая подходившее другим путем войско Игорева брата -
знаменитого буй-тура Всеволода.

Соединившись, братья двинулись дальше - к реке Сальнице. Здесь, в сердце
половецких владений, войско шло осторожно, во все стороны высылали
военачальники конные дозоры. Не потому, что боялись внезапного нападения, -
сами хотели напасть внезапно! Важно было не выдать себя до срока. Но для
половцев горький урок прошлогоднего поражения не прошел даром. Русские
дружины были обнаружены дозорами степняков, и половцы, быстро собрав
войско, приготовились к отпору. Главный козырь князя - внезапность -- уже
был утрачен, а он даже не подозревал об этом.

В один из майских дней русские разъезды вместо беспечно кочующих племен
обнаружили в степи готовые к столкновению половецкие полки.

Снова сомнения и разные толки пошли в Игоревом стане. "Не наше есть время!"
- говорили осторожные, вспоминали небесное знамение и советовали вернуться,
пока не поздно. А горячие головы предлагали ринуться вперед со всей
возможной скоростью, ошарашить врага неожиданным нападением. Игорь думал об
ускользнувшей славе, которая теперь могла обернуться позором трусливого
бегства. Представил себе, какие толки пойдут по Руси после такого
возвращения... От одной мысли о них краска ударяла в лицо. "Если не
бившиеся возвратимся, срам нам будет пуще смерти! - сказал князь
сподвижникам. - Как бог даст!" - решил он во второй уже раз за время похода.

И приказал выступать. На ночлег в этот раз не останавливались, а, проскакав
ночь и утро, к середине дня встретили половецкое войско на берегу маленькой
степной речки Сюурлия.

Половцы "от мала до велика", сообщает летопись, выстроились в степи,
изготовились к бою, прикрыв боевыми порядками многочисленные вежи-жилища на
телегах. Видимо, они рассчитывали в случае неудачи применить испытанный
веками прием. Когда сражение не удавалось, кочевники устраивали из веж
подвижные укрепления: ставили телеги в круг, покрывали их бычьими шкурами и
отбивали приступы. Взять такую степную крепость было необычайно трудно,
стоило противнику больших потерь.

Игорь выстроил войско в шесть полков. В центре поставил свой, справа - полк
буй-тура Всеволода, слева стал племянник Святослав. Передовым полком, куда
вошли и черниговские ковуи, командовал сын - Владимир. Перед боевым строем
рассеялись, выйдя вперед, лучшие Игоревы лучники.

И степняки своих стрелков выдвинули вперед. Скоро обрушился на княжескую
дружину первый залп половецких стрел. Но русские стрелки ответили им таким
плотным и смертельным дождем, что половецкие передовые отряды, не выдержав,
побежали. Паника перекинулась на основные полки, и те, сломав боевой
порядок, тоже стали отходить.

Владимир Игоревич бросился на дрогнувшего врага и быстро обратил его в
безоглядное бегство. Половцы промчались через свои вежи и кинулись в степь,
видимо не сумев организовать задуманной обороны. Дружинники Игоря хватали
добычу, вязали пленных, а часть войска ринулась за отступавшим противником
и только к ночи вернулась.

Несмотря на небесные знаки, удача не оставила Игоря! Воины хвастались у
костров дневными подвигами, делили захваченное добро. В темной ночи кричали
и плакали пленные... Всей Руси доказал новгород-северский князь свою силу,
военную мудрость, самостоятельность и смелость! Многим князьям теперь
придется вдвойне считаться с ним при решении споров, организации походов,
разделе земель. Сила его умножилась без больших потерь, а слава
удесятерилась и уже летела по степи к русским пределам. Игорь ушел в поход
рядовым князем, а вернется - прославленным!

С такими мыслями, справив недолгий победный пир, усталый князь лег в
походном шатре. Медленно затихало разгоряченное битвой воинство. Наконец
устроилось на ночлег, заснуло.

А проснулась Игорева дружина в кольце половецких копий! Беспощадный их лес
за ночь обступил русский стан. Вся степь поднялась против Игоря, вся
половецкая земля! Спать ложились с победой, а на заре встали в смертельном
кругу.

Все, что оставалось Игорю - он старался действовать быстро и разумно, -
сбить свое воинство в крепкий кулак и, держа круговую оборону, пробиваться
через степь в сторону Донца, к русским границам. Князь приказал конникам
спешиться, чтобы не возникло у всадников желания разбежаться - рассеяться
по степи, бросив раненых и пеших. В этом случае и конных по одному
настигнут, и пеших перебьют.

Сбившись в плотный клубок, отражая непрерывные атаки, дружина пробивалась в
сторону Руси. Трое суток день и ночь продолжались большие и малые сшибки. В
одной из них ранили Игоря в правую руку. Днем войско изнемогало от
набиравшей силу степной жары, мучилось жаждой. С горечью и страхом теперь
вспоминали воины небесный знак - черное солнце, так смутившее многих в
начале похода. Ночами стоны раненых не давали уснуть уцелевшим. Усталость
одолевала всех - больных и здоровых, опытных и молодых.

На рассвете третьего дня, когда едва возобновились половецкие атаки и
только первая волна конницы накатилась на русский стан, не выдержали и
кинулись в безоглядное бегство черниговские ковуи. Сразу поняв, чем это
грозит, Игорь покинул боевой порядок своего полка и бросился им наперерез.
На скаку сорвал с себя боевой шелом, чтобы отступавшие узнали его, кричал и
останавливал бегущих...

Тщетно! Ужас, обуявший ковуев, рассеивал полк по степи, и он уже становился
добычей окружавших его степняков. Свистели арканы, сабли рассекали воздух,
и победно пели жуткую песнь половецкие стрелы...

Осознав бесплодность своей попытки, Игорь бросился назад, к дружине и почти
доскакал до нее - один полет стрелы отделял его от родного войска, - когда
был настигнут врагами, сбит наземь и пленен. Схваченный половцами, он
видел, как совсем рядом - в полуверсте, а то и меньше - бьется-изнемогает
войско Всеволода. Только одно желание осталось у русского князя в этот час.
И добыча, и полон, и слава - все отошло, уменьшилось до размеров песчинки и
теперь не интересовало его. Одно было желание: не видеть смерти брата,
вовлеченного им в губительный поход, а умереть раньше.

Связанный по рукам и ногам князь о многом успел вспомнить и задуматься за
то короткое время, пока видел битву. Словно покрывало спадало с глаз:
позднее прозрение вдруг заставило увидеть свои прошлые поступки в новом
беспощадном свете.

Не от княжеских ли распрей, сопровождавшихся непрерывными стычками, не от
неутолимого ли желания каждого из них быть первым, урвать побольше,
ограбить слабого соседа, унести что можно, а что нельзя - сжечь, не от этой
ли безумной братоубийственной злобы проистекало, как из отравленного
источника, все, что происходило теперь в далекой южной степи?!

Битва скоро кончилась полной победой половцев. Теперь, совсем как русские
несколько дней назад, ликующие недруги хватали добычу - лошадей, оружие,
одежду, походную утварь. Ханы делили меж собой плененных русских князей.
Игоря взял себе Кончак. Начинался долгий, иссушающий душу плен...

А дружина Игорева вся погибла. Кто в реке потонул, кто под саблей лег, кого
стрела настигла. В живых осталось полтора десятка русских, а пытавшихся
разбежаться и того меньше.

Половецкий плен был для русского князя почетным позором. Никто, конечно, не
заставлял его гнуть спину на господина, загонять зверя на охоте, ухаживать
за лошадьми и прислуживать на пирах. Напротив, Игорю выказывались все знаки
почета и внимания. К нему приставили 20 сторожей, одновременно бывших и его
слугами. Они не мешали князю ездить по степи куда заблагорассудится, но -
только по половецкой степи! Они выполняли все его приказания, но, понятно,
это не должны были быть приказы о приготовлениях к бегству.

Игорь проводил дни на ястребиных охотах, коротал время в утомительных
разъездах, чтоб крепче засыпать ночью и не видеть снов, в которых часто
являлась родная земля, княжеский город, близкие... Желая хоть как-то
приблизиться ко всему этому, он попросил, чтобы послали кого-нибудь на Русь
за священником. Просьба была исполнена. Присутствуя теперь на службах,
которые устраивал немолодой уже поп, князь стал еще ярче и острее
вспоминать Русь - богатые праздничные службы в многокупольных храмах,
колокольный звон, весело скачущий по утренним улицам или торжественно
плывущий в вечернем воздухе, поездки по монастырям, рассказы и книжные
чтения монахов... Много вспоминалось такого, от чего душа начинала изнывать.

В конце концов князь решил бежать из плена. Долго размышлял Игорь, стоит ли
идти князю "неславным", как тогда считалось, путем тайного бегства. Но,
прослышав, что возвращающиеся из неудачного похода половцы намерены в
отместку перебить всех русских пленных, Игорь решился.

В один из вечеров он послал своего конюшего к половцу Овлуру, который за
время плена привязался к князю, полюбил его за открытый и прямой характер и
уже не раз предлагал Игорю бежать на родину. Взяв трех коней, слуги
перебрались на другой берег маленькой степной реки и затаились, поджидая
князя. Сторожа, проводив Игоря на отдых в шатер-вежу, пили терпкий кумыс и
веселились у костра. Выждав некоторое время, князь взял крест и походную
икону-складень, поднял край половецкой вежи и выбрался в ночь. Быстро
достиг реки, переправился и вскочил на приготовленного коня.

Долог оказался путь из плена. Первые двое суток, нахлестывая коней, убегали
стремительно - в два дня доскакали до знаменитого Русского брода через
Северский Донец. Но, безудержно спеша к русской границе, не рассчитали сил
- загнали борзых коней. Горевать времени не было - до Донца, выдвинутой в
степь русской крепости, было еще далеко. Без малого две недели, стороной
обходя встречающиеся кочевья, убегая от погонь, хоронясь в балках от
половецких разъездов, добирались пленники до русских пределов. Лишь на
одиннадцатый день пути добрались до города Донца.

Едва отдохнув, Игорь вновь тронулся в путь - в родной Новгород-Северский. А
оттуда вскоре пустился в объезд по русским землям, посетил многие города,
многих русских князей. Везде, зная о несчастьях Игоревой рати, его
встречали приветливо и радостно. Князья устраивали пиры в честь Игоря.

Трудно заканчивался для Руси сложный XII век. Его открыли половецкие
вторжения, мощное киевское восстание и кровавые клятвопреступления князей.
На какое-то время дальновидная политика Владимира Мономаха приостановила
раздоры, что сразу помогло в борьбе со Степью. Но эти проблески исчезли в
феодальных шквалах-усобицах и волнах внешних вторжений. Столетие
заканчивалось новыми противоречиями, трагическим походом Игоря.

Но самое печальное было в том, что ослабление русских земель происходило на
фоне усиления внешних врагов. На северо-западе злобно зарились на русские
владения крестоносные ордена. На западе набравшие силу Литва, Польша и
Венгрия то и дело объединялись для совместных вторжений в пределы Руси. На
юге бесчинствовали половцы. А в далеких восточных степях вызревала
чудовищная сила, с которой Руси придется сражаться целые века...

ЧАСТЬ 4
ВЫСОКОЕ СТРЕМЛЕНИЕ

ДРЕВНЕЕ БЫЛИННОЕ ВРЕМЯ РУСИ...

Оно было не только эпохой суровой борьбы за существование, упорного
земледельческого и ремесленного труда, тяжелой борьбы, размирья и ежечасных
потерь. Именно в эти века с потрясающей быстротой развивается древнерусская
культура, стремительно, на одном дыхании достигшая византийских высот и
свободно воспарившая дальше - к невиданным миром вершинам гениальных
откровений.

В основе этого взлета лежало упорство и трудолюбие народа. Там и здесь,
продвигаясь по большим и малым рекам, отвоевывая пашни у леса, поднимая
нетронутую целину степей, русский народ создавал основы, без которых вообще
не могло быть величественной архитектуры и искусного ремесла, былин,
летописей и даже простой грамоты. В улицах больших и малых городов дымили
кузницы - несмолкаемый стук молотов разносился во все стороны. Монотонно
скрипели круги в гончарных мастерских, а в художественных подмастерья
старательно растирали краски. Напряженно работали золотых дел мастера,
ткачи, вышивальщицы... Целые улицы получали названия по ремесленным
специальностям: Гончарный конец. Плотницкий конец. Кузнецкие ворота...

Русское ремесло, начав со скромного ученичества, быстро обрело
самостоятельную силу, все чаще заставляло удивляться многое видавших
иноземных купцов и путешественников. Хорезмиец аль-Бируни оставил
восхищTнное свидетельство о мечах русской работы, украшенных "удивительными
и редкостными узорами". Итальянец Плано Карпини поразился трону русской
работы, который увидел во дворце ордынского правителя Гуюк-хана: "Трон был
из слоновой кости изумительно вырезанный..." Педантичный немецкий монах
Теофил, задавшийся целью определить, какие страны "в тщательности эмали и
разнообразии черни преуспели", поставил Русь на второе место - после
Византии, но впереди арабов, немцев, итальянцев, французов...

Особо ценили на Руси оружейников. Золоченые шлемы, удобные, тщательно
изукрашенные седла, тугие, не слабевшие с годами луки, кованые, блиставшие
на солнце доспехи, надежные копья, легкие и прочные кольчуги, крепкие
палицы - сложное, постоянно обновлявшееся воинское снаряжение изготовлялось
в русских мастерских. Слава о нем скоро пошла по всей Европе, проникла на
Восток. По сей день ищут и опознают специалисты эти исторические реликвии,
рассеянные от Франции до азиатских степей.

Быстрая кристаллизация на просторах Восточно-Европейской равнины обширного
и могучего Древнерусского государства не могла не вызвать столь же
масштабного духовного взлета. Словно по волшебству, где-то в середине Х
века возникла, явившись отразить непростую духовную жизнь, древнерусская
литература.

Ныне ей уже 1000 лет, она старше французской, английской, немецкой
литератур...

И если окинуть древнерусскую литературу единым мысленным взором, то,
пожалуй, придешь к заключению, что более всего она похожа на мощный хор, в
котором голоса творцов слиты в единое песнопение. Авторы многих творений
неизвестны нам, сохранились лишь имена некоторых писателей: Илларион,
Нестор, Кирилл Туровский, Владимир Мономах, Климент Смолятич, Серапион
Владимирский, Даниил Заточник...

Древнерусская литература возвышается в истории "как единое грандиозное
целое, - пишет академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, - как одно колоссальное
произведение, поражающее нас подчиненностью одной теме, единым борением
идей, контрастами, вступающими в неповторимые сочетания". А ведь далеко не
все сохранилось и дошло до наших времен! Бесчисленные вторжения внешних
врагов, яростные междоусобицы, буйные средневековые пожары, небрежное
хранение и, наконец, даже экономная скупость монастырских переписчиков,
смывавших с пергамента старые тексты, чтобы написать другие, - все это во
много раз уменьшило содержание древнерусской литературной сокровищницы.

Но и сохранившееся ясно говорит о высочайшей культуре, о множестве подчас
неповторимых, нигде в мире не известных жанров, о разных
школах-направлениях.

Чуть ли не при каждом княжеском дворе и крупном монастыре создавались
летописи, а это требовало большого числа грамотных составителей и
предполагало достаточно обширный круг читателей. Летописные своды были не
только хронологической сводкой событий, но часто включали в себя
литературные произведения и документы - исторические повести, рассказы о
жизни святых, договоры, послания, воспоминания. Они должны были не только
давать читателю информацию о былом, сообщать ему факты, но освещать
минувшее определенным идейным светом, формировать настроения и взгляды.

Главным средоточием культуры были города - центры торговли, ремесла,
архитектуры, живописи, письменности. Здесь, на невзрачных подворьях,
ковались булатные мечи, шились сафьяновые сапоги, создавались изумлявшие
заморских купцов ювелирные изделия, плелись тончайшие кружева,
выстраивалось невиданным узором золотое шитье, писались раскрашенные
киноварью книги.

В узких кривых улочках звучали хлесткие скоморошьи песни - от них с
дребезжащим звоном захлопывались разноцветные стекольчатые